Предначертание. Том III

–Я нашла для Эйнара сама лучшего адвоката из всех, кого я только знала! – самообладание мне вероломно изменило, и я больше не старалась обуздать эмоции. Обвинения Светланы в мой адрес были до такой степени беспочвенны и несправедливы, что с каждым мгновением я всё сильнее ощущала терпкую горечь обиды, -вы даже вообразить себе не можете, на что мне пришлось пойти. Ради того, чтобы у Эйнара появился шанс, я фактически разрушила две семьи, причем, одна из них – моя собственная. Вам кажется, что я веду себя чересчур безразлично, но откуда вам знать, что я действительно чувствую? Я бы многое отдала, чтобы понять, почему Эйнар противится любой помощи извне, но у меня нет абсолютно никаких идей на этот счёт. Да, меня тоже насторожил этот звонок якобы от Кирилла Аверина, и результаты геномной экспертизы производят двойственное впечатление, но я не могу слепо верить в теории заговора, не имея конкретных доказательств. Мне очень сложно сохранять здравый рассудок и не впадать в истерику, я пытаюсь трезво анализировать происходящее, а не выстраивать сомнительные теории, но это вовсе не означает, будто меня совершенно не волнует судьба Эйнара. Пусть наши пути разошлись еще в далеком прошлом, он для меня не чужой человек.

–Тогда сделай что-нибудь, Рина! – надрывно выкрикнула в трубку женщина, и я одновременно почувствовала едва уловимое дыхание незримо присутствующего где-то рядом призрака. Голоса Светланы Грищенко и таинственного порождения параллельной вселенной звучали в унисон, и внезапно слились воедино, заставив меня в ужасе стиснуть виски ладонями.

–Помоги Эйнару! – расплавленным воском вливалась в уши многократно повторяющаяся фраза, – помоги ему!

–Как? – не выдержала я, напрочь позабыв, что нахожусь в общественном транспорте, и на меня разом смотрят десятки любопытных глаз.

–Я не знаю, – обреченно прошептала Светлана, и я поняла, что призрак коснулся моего воспаленного разума лишь на короткий миг, а затем снова растворился в воздухе.

Я машинально взглянула в окно, подскочила с места и безуспешно попыталась протиснуться к выходу, дабы не проехать свою остановку. Пассажиры неодобрительно цокали языками и нехотя расступались, а я сжимала одеревеневшими пальцами мобильный телефон и никак не могла принять окончательного решения. Я прекрасно понимала, чего от меня хотели Светлана, Игорь и невидимый гость из другого измерения, но я всё еще стояла на развилке с занесенной для следующего шага ногой, и моя истерзанная сомнениями душа хаотично металась из стороны в сторону.

ГЛАВА IV

Сегодняшняя погода в родном городе идеально отвечала моему внутреннему состоянию: если еще недавно на улице было безоблачно и тихо, то сейчас буквально в мгновение ока налетел холодный, порывистый ветер, а над головой сгустились тяжелые тучи. Вокруг разом потемнело, и мне даже показалось, что небеса в любую минуту готовы разразиться мощным снегопадом. Весна явно не спешила наводить свои порядки в наших северных краях, и я могла только удивляться, с какой скоростью температура воздуха менялась в течение дня. Вчера за окнами неуемно бушевала настоящая метель, с утра ощутимо потеплело, а после обеда вновь появились все признаки надвигающейся стихии. Я уже толком и не понимала, от чего меня так трясло: то ли за годы жизни в столице я незаметно превратилась в тепличную неженку и теперь замерзала от малейшего дуновения, то ли причины моего внезапного озноба лежали в сугубо психологической плоскости. По моей инициативе телефонный разговор со Светланой Грищенко оборвался на полуслове, но перезванивать мне женщина не стала, и я до сих пор не пришла к определенному мнению, почему она так поступила. Напрочь отчаялась добиться от меня поддержки и решила больше не тратить время попусту? Пустила ситуацию на самотек в надежде, что я скоро одумаюсь и в пылу раскаяния обязательно позвоню первой, дабы тем самым доказать свою полнейшую лояльность? Предпочла сначала проконсультироваться со Стешей, а уж потом окончательно жечь мосты? К сожалению, мне оставалось лишь мучительно теряться в догадках, и я чувствовала себя разбитой и выжатой, что крайне негативно отражалось на моих умственных способностях. В силу общей подавленности я соображала на весьма посредственном уровне, и анализировать поведение Светланы мне хотелось в последнюю очередь, но обстоятельства требовали активных действий, невольно заставляя меня мобилизовать все свои скрытые резервы.

Игорь, Джулс, Олежка, родители… Я едва не взвыла в голос, стоило мне лишь на миг вообразить, с каким количеством животрепещущих вопросов мне еще только предстояло разобраться – создавалось впечатление, что в попытке распутать клубок стремительно разворачивающихся событий я неумолимо погружалась в черную пучину безумия, и регулярно звучавшие у меня в ушах голоса лишь подтверждали сей неутешительный вывод. Сколь бы ни жутко мне было это констатировать, но, похоже, я постепенно теряла разум, и вторым этапом после галлюцинаций слуховых по логике вещей должны были стать галлюцинации зрительные, и тот факт, что я до сих пор не начала видеть призраков, свидетельствовал вовсе не о высокой устойчивости моей нервной системы, а скорее о скачкообразном и, как следствие, непредсказуемом развитии моего заболевания. Иными словами, меня могло ощутимо «накрыть» в самый неподходящий момент, и заранее предвидеть, что именно спровоцирует резкое обострение опасной симптоматики, вряд ли представлялось возможным. Кто знает, быть может, я никогда и не выздоравливала, а всё это время лишь наивно полагала себя абсолютно нормальным человеком, на самом же деле будучи главным кандидатом в обитатели «Желтого дома».

Я так увлеклась своими мрачными умозаключениями, что почти уверовала в их объективность, и вернуться в реальность мне удалось лишь благодаря отрезвляющей мысли о чересчур здравом для истинного сумасшедшего ходе рассуждений. Я подставила лицо ледяному ветру и неожиданно ощутила, что мне становится легче. Кристальной ясностью сознания я похвастаться по-прежнему не могла, но в окутавшем многострадальный мозг тумане явно образовался просвет. У меня так и не сформировалось четкой позиции касательно происходящих со мной странностей, однако, я больше не дрожала осиновым листом, а перед глазами не мельтешили желто-красные точки. Голоса меня также не донимали, телефон молчал, и я медленно двинулась по направлению к отчему дому, где мне неизбежно предстоял достаточно сложный разговор с родителями.

К счастью, бабуля с дедом еще не подъехали, но мама уже успела накрыть стол в гостиной и в преддверии семейного ужина торжественно расставляла посуду. На белоснежной кружевной скатерти, которую мама собственноручно накрахмалила до скрипа, одним за другим возникали хрустальные фужеры на тонких ножках, фигурно сложенные салфетки и даже серебряные приборы, извлекавшиеся из серванта лишь по наиболее значимым поводам, к числу каковых, судя по всему, относилось и мое возращение на малую родину. Сказать честно, я не особо приветствовала мамино желание отпраздновать мой приезд с грандиозным размахом, но в тоже время я отлично понимала, что сейчас совсем не время вызывающе пренебрегать традициями. Бабушка с дедушкой чуть не забыли, как я вообще выгляжу, так неужели они не заслужили провести этот вечер в теплой и уютной обстановке, вдоволь наобщавшись с любимой внучкой? Да, голова у меня была наглухо забита проблемами личного свойства, но чем дольше я наблюдала за мамиными хлопотами, тем больше убеждалась в необходимости тщательно контролировать свои поступки и слова. Я не имела права испортить сегодняшнее мероприятие, как бы жестоко не глодала мне тревога, и пусть на душе у меня непрерывно скребли кошки, я старательно делала вид, что всё идёт по плану.

Мама не была бы собой, если бы не еще с порога не принялась подробно расспрашивать меня о результатах визита к Инессе, и я вынуждена была удовлетворить ее любопытство. Скрывать мне было, в сущности, нечего, и я в деталях поведала о том, как мне пришлось жестко осадить зарвавшегося подростка, а заодно и поставить на место его обнаглевшую мамашу. Далее я намеревалась созвониться с Шуваловыми и взять у них контактные данные пострадавшей стороны, но мама вдруг ошарашила меня новостью о том, что Юрий Денисович с Ираидой Семеновной также приглашены к нам на ужин.

–Я подумала, что сваты по тебе соскучились, и им будет приятно с тобой повидаться, – ничтоже сумняшеся заявила мама, – когда мы еще так соберемся? Жаль, Юлиан не смог к нам присоединиться, но я надеюсь, что с него скоро снимут все ограничения. Ну, и что это за выражение лица?

–Можно было меня и предупредить, – нахмурилась я, – просто я не рассчитывала, что помимо деда с бабулей у нас будут еще гости.

–Шуваловы – тоже наша семья! – напомнила мне мама, – а сейчас наступили такие времена, что нам всем нужно сплотиться. Чего греха таить, Рина, это ведь из-за тебя на бедного Юлиана разом обрушились серьезные неприятности, и мы должны показать сватам, что они не одиноки, и это наша общая проблема. Ты же знаешь, какие Шуваловы скромные, достоинство не позволит им попросить о помощи, но я не сомневаюсь, что они пребывают в ужасе от всей этой истории с избиением в школе, да и про падение сосульки им уже наверняка известно. Я считаю, это наш долг разделить со сватами проблемы, и мне не понятно, почему ты куксишься. Ты же и так планировала с ними поговорить…

–Ерунда, мама, конечно, пусть приходят, – устыдилась своей неуместной мнительности я, – я всего лишь не хотела расстраивать бабулю и деда. Согласись, получается так, что все застольные беседы будут тем или иным образом вращаться вокруг Джулса и Олежки, и хорошего настроения это никому не добавит.

–Ты права, – со вздохом кивнула мама, – но что я могу поделать, это жизнь, Рина, и она состоит не только из белых полос. Естественно, я предпочла бы не огорчать без надобности наших стариков, но, поверь мне, они гораздо сильней обидятся, если мы будем держать их в неведении. Бабушке и так кажется, что я от нее постоянно что-то утаиваю. Да, частично это у нее возрастное, но определенная доля истины в ее претензиях все равно есть. И зря ты заранее сбрасываешь деда с бабушкой со счетов, они оба прожили долгую жизнь и накопили громадный опыт. Я знавала массу людей, даже с годами не наживших ума, но в нашем случае старшее поколение семьи несет в себе житейскую мудрость, так почему бы нам этим не воспользоваться? Я вполне допускаю, что и мы, и Шуваловы получим дельный совет. Единственное, чего, на мой взгляд, не стоит афишировать, так это ваших разногласий с мужем. Вы с Юлианом непременно помиритесь, но до этого момента бабушка вся изведется, поэтому я предлагаю ни во что ее не посвящать. Кстати, а Шуваловы в курсе, что вы с Юлианом крупно поссорились?

–Без понятия, – красноречиво пожала плечами я, – зависит от того, что им сказал Джулс. Но, зная, насколько трепетно он относится к спокойствию родителей, я склоняюсь к мысли, что им пока ничего не известно.

–Вот и замечательно, – одобрительно хмыкнула мама, – милые бранятся, только тешатся, так что нечего зря панику нагонять. Я и отца подучила, чтобы за языком следил, а то еще подвыпьет и разоткровенничается, не дай бог.

–Короче, твоя стратегия ясна, – с многозначительным фырканьем заключила я, – улыбаемся и машем, да, мам?

–Ну, вроде того! – подтвердила мама, – а ты бы позвонила Юлиану, а то он решит, что с глаз долой, из сердца вон. Надо интересоваться делами мужа, Рина, а не ждать, пока он сделает первый шаг, притом, что изначально ты сама замутила воду. Спроси, в порядке ли он, расскажи, как прошел разговор с Инессой, одним словом, дай Юлиану понять, что он тебе небезразличен. Не тяни резину, звони прямо сейчас, а я в душ схожу, чтобы тебя не смущать.

ГЛАВА V

Даже после того, как мама деликатно удалилась в ванную, я долго не отваживалась набрать номер Джулса, а если уж говорить откровенно, и вовсе не горела большим желанием начинать этот разговор. Во-первых, у меня отсутствовала уверенность в том, что нам с Юлианом нужно выяснять отношения по телефону, а во-вторых, в данный момент я остро жаждала позвонить совсем другому человеку. Я боялась одной неосторожной фразой усугубить наш с Джулсом конфликт и невольно пустить под откос все прежние усилия, направленные на сохранение семьи, а, принимая во внимание владеющее мной нездоровое возбуждение, у меня имелись значительные шансы воплотить свои худшие опасения в явь. Я запросто могла сорваться и на ровном месте сделать непростительную глупость, за которую мне неминуемо придется дорого заплатить в будущем, поэтому я не спешила бросаться в омут и лишь задумчиво вертела мобильник в руках, мысленно репетируя предстоящую беседу. Я принципиально не хотела сводить общение с Юлианом исключительно к пересказу недавних событий, хотя в нынешних обстоятельствах именно они и являлись краеугольным камнем – прежде всего для меня было важно показать Джулсу, что я, как и обещала, занимаюсь проблемами Олежки, а не просто бегу от самой себя, куда глаза глядят. Но я догадывалась, что с утра пораньше Юлиан уже успел выслушать версию Инессы, и во всяком случае теперь ему было известно о моей поездке в Химпром, пусть даже эта информация и поступила к нему из весьма предвзятого источника. Так что, по большому счету, я могла еще сказать? Добавить подробностей? Озвучить дальнейшие планы? По-моему, я еще в столице в общих чертах обрисовала Джулсу предполагаемую схему действий, и с тех пор ничего кардинально не поменялось. Тем не менее, нечто неуловимо изменилось во мне, и я всё четче осознавала, что мне с каждым мгновением становится сложнее следовать по выбранному пути.

Сейчас я должна была позвонить не Джулсу, а Игорю Маркелову, отчаянно рвущемуся в столицу, чтобы любым способом спасти свой «лавандовый брак» с Тиной, и позволить ему покинуть Верный, так и не завершив начатого. Но сердце отказывалось внимать голосу холодного рассудка, и чаша весов необратимо склонялась в сторону, пожалуй, самого безумного поступка в моей жизни. Не знаю почему, но в глубине души я верила, что лишь у меня одной есть возможность убедить Эйнара принять помощь адвоката и не отказываться от участия в судебном заседании, а настойчиво стучащийся в мой разум призрак старательно укреплял эту безосновательную веру. Если ранее таинственный фантом являлся ко мне редко и нерегулярно, то в последние дни мы с ним практически сроднились, и меня почти перестали пугать мимолетные прикосновения невидимой руки. Я не чувствовала и тени враждебности, а скорее, наоборот, ощущала поистине отеческую теплоту в голосе – гость из параллельного мира явно не собирался причинять мне вреда, а единственной целью его посещений было в очередной раз напомнить мне, кто я есть на самом деле. Призрак просил, умолял, требовал, но лейтмотивом его паранормальной активности проходило необъяснимое стремление вызволить Эйнара из беды. Я словно была своего рода орудием в руках этом загадочного существа, снова и снова повергающего меня в пограничное состояние между бодрствованием и сном, когда мозг обладал наибольшей восприимчивостью к влиянию извне. Я пыталась сопротивляться, но неизбежно проигрывала схватку с невероятно сильным противником, которого в целом-то и противником назвать было нельзя. В борьбе за справедливость посланник иной реальности выступал моим главным союзником, а его клятвенное обещание однажды вмешаться в ход дела не давало мне окончательно потерять надежду. Казалось, для фантома Эйнар Мартис значил ничуть не меньше, чем для меня самой, но я по-прежнему не видела взаимосвязи между ними двумя, хотя она здесь безусловно присутствовала, вот только мне, похоже, элементарно недоставало воображения, чтобы ее установить. А еще я не сомневалась, что даже если я отрекусь от Эйнара и полностью сконцентрируюсь на своей семье, призрак все равно не оставит меня в покое, и в итоге окончательно сведет с ума. Я уже и так стояла на краю пропасти, и клубящаяся на распростертой бездной мгла неудержимо манила меня вниз. Но невзирая на риск, мне требовалось немедленно принять четкое решение и ни при каких обстоятельствах не сворачивать с дороги – лежащая впереди развилка предусматривала сразу несколько потенциальных вариантов, а права на ошибку я, увы, не имела.

Жуткая дилемма буквально раздирала меня на куски, а катастрофическая нехватка времени для размышлений держала в непреходящем нервном напряжении, и я совершенно не представляла, как мне удастся сохранять невозмутимость за ужином. Я бросала тревожные взгляды на часы и с нарастающим ужасом понимала, что мне давно пора определиться, но даже плавно перемещающиеся по кругу стрелки, наглядно символизирующие финальный отсчет, упорно не могли сдвинуть меня с мертвой точки. Странный и подозрительный пассаж со звонком «Кирилла Аверина», пронизанные искренним разочарованием слова Светланы Грищенко и внезапное появление фантома, непостижимым образом совпавшее с наивысшим пиком моих внутренних противоречий – от переизбытка впечатлений я вдруг оказалась беззащитна, будто выпавший из гнезда птенец, и мою твердую уверенность поглотили сомнения. Я никогда не ставила вопрос ребром и не допускала категоричной формулировки «Эйнар или Джулс?», я бы и дальше прятала голову в песок, довольствуясь жалкими компромиссам. Я примирилась со своими извечными метаниями и воспринимала их в качестве неотъемлемой части жизни, я свыклась с периодическими кризисами и ночными кошмарами и благополучно научилась с ними сосуществовать, но эта обманчивая и непрочная, как любая фальшивка, гармония, не могла длиться вечно, и настал день, когда шаткий каркас, на котором зиждилась хрупкая иллюзия, сначала угрожающе накренился, а потом и вовсе рухнул. Отныне моей первостепенной задачей было не допустить, чтобы падающие обломки погребли в руинах все мои предыдущие достижения, но я не видела выхода из этого лабиринта.

–Рина, ты позвонила Юлиану? – пока я в тяжелых раздумьях сидела на кухне и отсутствующим взглядом таращилась в пустоту, мама успела не только помыться, но и высушить волосы феном. До прихода гостей оставалось около часа, а я была катастрофически не готова даже просто посмотреть Шуваловым в глаза. В крошечном городке у южных рубежей страны с нетерпением ждал моего ответа Игорь Маркелов, успешно подписавший со Стешей договор на оказание адвокатских услуг, но не сумевший найти общий язык со своим подзащитным. В столице не находил себе места Джулс, преимущественно по моей вине попавший в сложнейшую жизненную ситуацию и вынужденный срочно искать способы выпутаться из этой липкой паутины. А в камере следственного изолятора покорно ждал своей участи Эйнар Мартис, по неясным причинам не посчитавший нужным сражаться за правду – профессиональный наёмник, известный в узких кругах под позывным «Эльф», слетевший с катушек на затерянной в горах заставе, или всего лишь разменная монета в политических играх власть имущих.

О, если бы я только знала это наверняка! Если бы меня не пожирал голодный червь сомнений, если бы я подпитывала свою уверенность не полуфантастическими гипотезами, а неоспоримыми фактами, если бы мне было известно хоть немного больше… Но в моем распоряжении не было ничего, и я могла сколько угодно вопрошать себя, действительно ли Эйнар скрывал правду о случившемся на погранпосте или я стала жертвой самообмана, и мои светлые воспоминания бесконечно далеки от жесткой картины происшествия, а шокировавшие общество страшные кадры как раз и отражают настоящее положение вещей. Я понимала, что есть только один работающий метод получить ответ, но так ли уж сильно мне были нужны эти знания, чтобы швырять на алтарь свои главные ценности?

–Рина, почему молчишь? – заволновалась мама, – пожалуйста, скажи мне, что происходит? Что тебе сказал Юлиан? Неужели той девочке стало хуже? Или Олежка опять что-то выкинул? Рина!

–Я не говорила с Джулсом, – отрешенно поведала я, – не думаю, что мне стоит ему сейчас звонить. Завтра встречусь с родителями избитого парнишки, а уже потом поделюсь с Джулсом результатами.

–Рина, причем тут всё это? – мама обошла меня по кругу, заглянула в мое застывшее лицо и опустилась рядом со мной на кухонный диванчик, по всем признакам, страстно мечтающий о перетяжке и реставрации, – такое чувство, будто ты специально избегаешь разговора с мужем, а ведь от тебя не требуется ничего экстраординарного – разве сложно просто спросить, как проходит выходной, невзначай поинтересоваться, что он сегодня ел на обед… В чем загвоздка?

– Мама, я не могу! – закусила губу я, – не могу позвонить Джулсу, пока не сделаю выбор.

–Выбор? – побледнела мама, – о чем вообще идет речь? Ты же не хочешь сказать, что…

–Продолжай! – встрепенулась я, когда мама вдруг резко оборвала начатую фразу, – а, впрочем, не нужно, я и так вижу, что ты всё правильно поняла. Наверное, мне был необходим знак свыше, чтобы я перестала колебаться, но я не уверена, что верно истолковала посланное мне знамение, и чем больше я пытаюсь его осмыслить, тем сильнее запутываюсь. Извини, мам, но я не в том состоянии, чтобы вести с Джулсом светские беседы, и предпочитаю дождаться, пока он позвонит мне сам.

–Или не позвонит, – мрачно заметила мама, – разве ты не этого и добиваешься?

ГЛАВА VI

В предыдущий раз мы виделись со свекрами чуть меньше года назад, когда те на пару недель приезжали погостить к нам в столицу – Ираида Семеновна по обыкновению отправилась в турне по музеям и театрам, а Юрию Денисовичу пришлись по душе пешие прогулки по историческим достопримечательностям. Нас с Джулсом Шуваловы всячески старались не стеснять, и я даже испытывала определенную неловкость от их патологической скромности. Свекры дружно отказывались от подарков, хотя сами никогда не навещали нас с пустыми руками, не позволяли платить за себя в общественных местах, а к любовно приготовленному мною ужину, намеренно состоящему из самых вкусных и праздничных блюд в моем кулинарном списке, притрагивались настолько мало, будто действительно опасались объесть молодую семью. По крайней мере Ираида Семеновна, по-моему, свято верила, что мы потратили на эти несчастные телячьи медальоны все свои сбережения, а набрасываться на запеченные ломтики сёмги и вовсе неприлично. Я неоднократно просила Юлиана объяснить родителям, что нынешний уровень нашего благосостояния вполне позволяет периодически баловать себя подобными деликатесами, но пролетали годы, а Шуваловы так и продолжали притворяться сытыми, и я вынуждена была учитывать данный нюанс, обдумывая меню к их следующему визиту. На кухню я свекровь, как правило, не пускала, хотя она и настойчиво рвалась подсобить по хозяйству. Мама с детства приучила меня, что двум женщина у одной плиты делать нечего, и я совершенно не горела желанием проверять справедливость сего утверждения экспериментальным путем. Ираида Семеновна вроде бы особо не обижалась, но Джулс как-то ненароком обмолвился в разговоре, что всякий раз по возращении к родным пенатам мама буквально закармливала его домашней пищей, по которой он никогда сильно и не скучал. Насколько я знала, повариха из свекрови была так себе, но при этом мне было далеко до царившей в ее маленькой кухоньке стерильности: в ходе готовки у меня неизменно образовывался страшный бардак, а вот Ираида Семеновна умудрялась не просыпать ни крошки. Не скажу, что Юлиан безумно тосковал по маминой еде, но при каждом удобном случае я неизменно подпускала свекрови леща, заставляя ее расцветать от счастья. Мне ничего не стоило сделать Ираиде Семеновне приятно, и в качестве ответного шага я получала удивительную лояльность, не часто встречающуюся в семьях с единственным сыном. Как бы там ни было, Шуваловы меня любили. Конечно, они не сразу увидели во мне подходящую партию для Джулса, а негативный опыт с Инессой наложил определенный отпечаток на отношение к будущей снохе. Поначалу их порядком настораживало мое странное поведение, но знакомство с моими родителями – наиадекватнейшими по всем параметрам людьми, постепенно развеяло ранее возникшие подозрения, и Шуваловы мне многое простили. Чересчур юный для серьезных отношений возраст, непонятные жизненные установки и хранящиеся в шкафу скелеты были способны отпугнуть любого здравомыслящего человека, но на мою удачу ни Юрий Денисович, ни Ираида Семеновна не отличались ханжеством. Они скорее не понимали, почему я столь отчаянно стремилась связать свою жизнь с Юлианом – разведенным, безквартирным и по сути бесперспективным парнем, не имеющим за душой ничего кроме невнятных планов на будущее, и в этом аспекте мнение Шуваловых, пожалуй, целиком совпадало с позицией моих собственных родителей. В итоге только ленивый не пророчил нашему с Джулсом союзу недолговечность, а тем временем мы собирались отпраздновать десятилетие со дня свадьбы. Впрочем, принимая во внимание, что мы уже сутки как даже не созванивались, я бы не стала сейчас строить оптимистичных прогнозов.

Дед с бабулей хотя и заметно сдали, для своих преклонных лет выглядели достаточно неплохо, и это просто не могло меня не радовать. Я боялась, что за годы разлуки они превратились в дряхлых развалин с неумолимо прогрессирующим старческим слабоумием, жестоко одолеваемых бесчисленными болячками и напрочь потерявшими интерес ко всему на свете. В своем нынешнем окружении я нередко наблюдала примеры такого рода, и всякий у меня одинаково болезненно ёкало сердце, когда я представляла на месте этих стариков своих родных. В отличие от отца, выросшего в большой семье, у мамы не было братьев и сестер, и забота о престарелых родителях полностью легла на ее плечи. Если бы мама не поддерживала с ними постоянный контакт, если бы тщательно не следила за их здоровьем, едва ли не силой отправляя на медицинский осмотр, если бы не создавала им максимально комфортные бытовые условия, бабушку с дедом не спасла бы никакая дача, и я перед моими глазами предстала бы гораздо более печальная картина. Да, деда мучал желудок и подводило зрение, а бабуля жаловалась на суставы и уже не могла так же резво скакать по грядкам и теплицам, однако, они оба впечатлили меня незамутненной ясностью сознания и ощутимой бодростью духа. А уж как радовались моему приезду соскучившиеся старики – обнимали, целовали, прижимали к груди, растроганно смахивали слёзы и словно никак не могли на меня наглядеться. Что тут говорить, я и сама чуть не расплакалась и на миг снова почувствовала себя шестнадцатилетней девчонкой, внезапно возненавидевшей весь мир, но при этом остро нуждающейся в поддержке и любви. Сбивчивым шепотом я просила прощения и за испорченный юбилей, и за вечную нехватку времени на звонок, а бабуля лишь гладила меня по волосам сухой морщинистой ладошкой и, прямо как в детстве, чмокала в макушку, а мама умиленно взирала на эту душещипательную сцену и предательски шмыгала носом.