Файерфокс – Огненный лис

Сначала мы подумали, что страшный и ужасный УХ и есть тот самый Лесовик. Но мама сказала, что это всего лишь один из преданных и жестоких посланников Лесовика. У него много слуг и нужно иметь широко раскрытые глаза, настороженные уши, чуткий нос, внимательность и развитый ум, чтобы учиться уходить с их пути.

Мама каждый день учила нас, как правильно прятаться и затихать, вжиматься в землю, прятаться в траве и пытаться слиться с окружающим ландшафтом, когда рядом опасность. Как драться за свою жизнь, если кто-то тебя пытается схватить, и ты еще в состоянии постоять за себя. Как добывать еду, если, вдруг, она не вернется с охоты: каких жуков можно есть, а каких нельзя. Кого стоит особенно бояться, а кто относительно безопасен. Мы были слишком легкомысленными и невнимательными к ее наставлениям и поэтому поплатились еще двумя жизнями.

Мою сестренку Ми закусали насмерть дикие осы. А все потому, что нам очень нравилось играть с разными летающими насекомыми. Полосатые Жужи нас особенно привлекали. Одни их них жили в земляных норах, были большими, толстыми и неповоротливыми. Они низко гудели и медленно летали. Их весело было сбивать лапой в полете или пытаться поймать зубами в прыжке. Сбитые, они падали на спину, смешно сучили лапками и долго потом не могли перевернуться на брюшко, чтобы опять взлететь. Нас они не трогали, и мы думали, что все полосатые жужжалки одинаковые. Часто мы видели и других крылатых, помельче, тоже жужжащих и полосатых. Они строили странные, серые, закрытые и очень хрупкие гнезда, которые просто свисали со стволов деревьев, как плоды. Сестренка Ми очень любила лазать по деревьям. Она свободно поднималась наверх и также свободно спускалась вниз головой. Вот там она как-то и наткнулась на большое гнездо этих полосатых Жуж. Ми из любопытства тронула его лапкой и оно начало крошиться. Тут же из его недр вылетел целый рой крупных, злобно жужжащих особей и набросился на Ми. Она с визгом скатилась по стволу наземь и побежала, что было сил, но полосатые не оставляли ее в покое. Каждый раз, как в тело сестры впивалось очередное жало, мы слышали ее жалобный крик боли. Ми успела отбежать от гнезда достаточное далеко, чтобы они оставили ее в покое и возвратились обратно восстанавливать свое разрушенное жилище.

Мордочка Ми страшно распухла, глазки совершенно заплыли. Она громко стонала и плакала. Ма отнесла ее за шиворот к холодному ручью, чтобы вода могла хоть немного ослабить боль. Но яда, впрыснутого этими летучими убийцами, оказалось слишком много. Ми вскоре впала в забытье и когда Огненный Кот отправился на покой, ее душа тоже пошла искать подножие Радуги. Никто бы не смог помочь ей. Ма и все мы плакали и звали Ми назад, но вернуть ее было не в наших силах. Я запомнил этот урок на всю жизнь и никогда больше не пытался играть с насекомыми, имеющими такую окраску.

Еще одна моя сестра, Фр, играя, лапкой сбила какой-то белый гриб на тонкой ножке. На него села муха и Фр за ней охотилась. Она не ела этот гриб, нет! Мы не едим такое, даже если очень голодны! Она просто раскрошила его шляпку лапкой, а потом решила облизать ее, потому, что ей был неприятен запах гриба, оставшийся на лапке. Мама заметила это слишком поздно и не успела ее остановить.

Фр умирала долго и мучительно. Мама все время находилась рядом с ней, даже перестала ходить на охоту по ночам. Мы перестали играть и сидели притихшие и удрученные. Нам казалось кощунственным радоваться жизни, когда рядом с нами так страдает родная сестра. Через три дня Фр покинула мир живых и ушла за горизонт.

Нас осталось всего трое: я, брат – Мау и сестренка Мяу. У мамы от голода впали бока, ребра выперли наружу, шесть свалялась и перестала блестеть. Силы покидали ее. Молоко уже не брызгало из ее бугорков, мы с трудом высасывали редкие капли. И хоть нас осталось совсем мало, еды нам катастрофически не хватало. Ма больше не могла плакать, потому, что слезы в ее глазах тоже высохли. Она боялась оставить нас даже на минуту, чтобы пойти поохотиться. Мать отдала Радуге больше половины своих детей. Она не могла себе позволить потерять оставшихся.

Когда молока стало так мало, что мы начали плакать от голода, Ма все-таки решила рискнуть и отправиться на охоту. Выбора ни у нее, ни у нас не было. Она спрятала нас в убежище, нежно вылизала мордочку каждого из троих оставшихся и тихо, на подламывающихся от слабости лапах потрусила искать хоть какую-то добычу. Мы для лучшего удержания тепла сгрУдились в уже совсем маленькую кучку и долго не могли заснуть, прислушиваясь к лесным ночным шорохам. Мы прошли большую школу потерь, получили страшные жизненные уроки, многое осознали и практически всего начали опасаться. Мы поняли, что безоблачное, безмятежное детство прошло, и нам придется учиться науке сурового выживания в любых условиях. Что мы должны держаться вместе, что бы не происходило и защищать друг друга изо всех сил. И этому всему нас научит наша Ма – маленькая, хрупкая на вид, но сильная духом самочка, стойко переносящая беды и лишения, наша защита и опора.

Расстались на заре,

И лунный лик холодным

Показался. С этих пор

Нет для меня печальнее -

Рассвета…

(Мибу-но Тадаминэ)

ГЛАВА 4. НЕЧАЯННЫЕ РАДОСТИ

…Мама вернулась под утро, усталая, но сытая. Было лето, еды вокруг бегало много, только успевай ловить. Ее живот выглядел приятно округлым. Мордочка была испачкана чьей-то кровью. Мама плюхнулась рядом с нами, подставив под наши сонные мордочки свои набухшие бугорки, из которых опять начало сочиться молоко, и начала тщательно умываться, смывая следы удачной охоты.

Мы, мгновенно продрав глаза, бросились к заветному лакомству. За прошедшие три дня, постоянно недоедая, мы заметно оголодали и отощали, поэтому не имея возможности терпеть, пока мама приведет себя в порядок, быстро присосались к ее бугоркам, не обращая внимания на то, что они были испачканы болотной тиной.

– Вы мои хорошие, – мурчала нежно Ма, – ешьте, ешьте, все будет хорошо… Намаялись, сердешные, наголодались… Страшно, наверное, ночью было… Ну ничего, теперь я с вами, я здесь, я так вас люблю, мои крошки, мои малыши…

Мы ели, ели, ели… И никак не могли насытиться. Теперь на каждого приходилось больше, чем по два бугорка. Это было настоящим счастьем. Тот, кто не голодал, никогда не поймет этой сытой радости…

Ма незаметно уснула под наше громкое чавканье. Ей был необходим отдых, а нам игра. Мы выспались и наши молодые тела, подкрепленные пищей, требовали движения. Мы не умели долго огорчаться или скучать. Мы жили одним днем и никогда не думали, что будет с нами завтра. Ведь у нас была наша Ма, это было ее заботой.

Мау и Мяу родились похожими на мать – серыми и полосатыми. У Мау кончик хвоста был черным и такими же черными были подушечки его лап. Сестренка Мяу отличалась от него. Ее кончик хвоста был белым и белоснежные носочки на лапах и нежно-розовые подушечки выдавали в ней девочку. Ее мордочка была остренькой и изящной с бледно-розовым носиком, вокруг которого белело небольшое пятнышко в виде опрокинутого сердечка. Пушистые усики и реснички, маленькие, розовые на просвет ушки, глаза цвета неба в жаркий полдень… Она казалась мне редкой красавицей.

У брата Мау челюсть была потяжелее, темные полоски на спине и боках поярче, белый "галстучек" окаймлял его шею и спускался на грудь. Крупные остроконечные ушки с густой пушистостью внутри всегда были настороже. Круглые, как у совенка, глаза цвета грозового неба смотрели пытливо и внимательно на все, что происходило вокруг. Он вообще никогда не расслаблялся настолько, чтобы его можно было застать врасплох.

Мяу напротив, была беспечна и любила подурачиться. Мечтательница и егоза, она любила пококетничать даже перед нами. Часто она садилась перед каким-нибудь ярким цветком, втыкала туда свой розовый носик и замирала так, ожидая, что к ней кто-то из нас подойдет и спросит, а что это она там вынюхивает?..

Мяу любила внимание. И никогда не отвечала на вопросы сразу. Минут пять она еще сидела с носом, уткнутым в цветок, и совершенно нас игнорировала. Лишь когда нам надоедало дожидаться ее ответа, и мы начинали в нетерпении ходить вокруг и спрашивать снова и снова, она соизволяла повернуться к нам, и царственно возведя очи горЕ, мурлыкнуть: "Ах, это опять вы? До чего надоели…"

Тогда мы просто взрывались от негодования. Да! Это опять мы! А кого ты здесь еще рассчитывала увидеть, глупая позёрша! Только собой и любуешься! Нет, чтобы с нами в "пятнашки" поиграть!

Мяу фыркала и с достоинством королевы в изгнании отворачивалась. Но мы знали, что все это только игра, чтобы нас поддразнить. Мы подкрадывались к ней с противоположных сторон и напрыгивали одновременно. Но Мяу была хитрюгой. Она с легкостью просчитывала наши маневры заранее, и в момент нашего прыжка всегда успевала немного отодвинуться от места нашего предполагаемого приземления. Итог был предсказуем. Мы неизбежно сталкивались в воздухе и, позорно растопырив лапы, шлепались на мягкую густую траву. Мяу покатывалась со смеху, за ней начинали смеяться и мы, и все заканчивалось общей веселой потасовкой-кувыркалкой. Нам хорошо было вместе. Мы думали, что так будет всегда.

Мама, отдыхая, любила наблюдать за нашими проказами. Она лежала на боку, нежась под лаской теплых усов Огненного Кота и любовалась нами. Мы были ее великой гордостью. Она сохранила наши жизни и, наверное, за каждый наш новый прожитый день благодарила Богов Радуги…

…Меня мама называла Миу-миу. Я был ее любимчиком. То, что я, единственный из всего помета, родился рыжим, было чудом. Ма говорила мне, что цвет моей густой шубки доказывает то, что я – прямой потомок Огненного Кота, гуляющего по небу. Мои глаза тоже были рыжего цвета. Когда на меня падали лучи солнца, моя шерсть начинала светиться, гореть, как маленькое солнышко. Мама улыбалась и говорила, что я "освещаю мрак ее жизни". Я не понимал, что это значит, но мне было радостно осознание того, что я приношу счастье своей любимой матери.

Моя окраска была не слишком удобна для дикого кота. В зеленой листве я был заметен, как маленький огненный шарик. И это мешало мне охотиться. Добыча видела меня до того, как я только подумывал о том, чтобы ее поймать.

Со временем мы перестали пить только молоко из маминых бугорков и перешли на смешанное питание. Мама приносила с охоты часть своей добычи, чтобы мы могли привыкнуть к запаху и вкусу новой еды и наши животики научились переваривать ее. Еда была разной. Серые луговые мышки, черные слепые кроты и землеройки, некоторые виды луговых лягушек, серебристые ящерки, часто жертвующие своими хвостами, чтобы выжить самим…

Иногда мы ели даже жуков, у которых были рога: у одних на голове, у других на носу. На них легко было охотиться. Главная опасность состояла в том, чтобы они не успели вцепиться тебе в нежный, чувствительный нос своими сильными, острыми жвалами. Это было даже забавно – пытаться поймать этих черных и неповоротливых жесткокрылых.

Мы ели и личинок разных жуков, выкапывая их из земли или выцарапывая из-под трухлявой коры. Они были достаточно вкусными, сладковатыми. Но строго-настрого нам было запрещено охотиться на мохнатых гусениц. Они были такими огромными и прикольными, так смешно двигались, волнами переставляя свое длинное тело, что зубы просто чесались от желания вонзиться в эти привлекательные и аппетитные на вид, но на самом деле часто смертельно опасные тела.

Конечно, вкуснее всего были белки. Очень редко, но мама умудрялась поймать огненно рыжую, длиннозубую, кусачую бестию. Для нас это было "праздником живота". А сколько удовольствия мы получали потом от игры с беличьим хвостом! Мы подкидывали его вверх, отнимали, рыча, друг у друга, прятали в него зябнущие по ночам носы, когда мама уходила на очередную охоту…

…Время было сытое и веселое. Постепенно лето подошло к концу, и Колесо Жизни повернулось на осень. Днем еще бывало очень тепло, даже жарко, но на небо все чаще стали выползать стаи серых облачных крыс и из них моросил мелкий, холодный дождь – "Слезы Предков". Мама говорила, что наши бабушки и дедушки грустят и часто плачут, заранее жалея нас в преддверии холодной зимы.

Все живущие в лесу активно готовились к скудным, тяжелым временам. Одни набивали свои подземные амбары, другие загружали съестное в дупла. Все старались нагулять максимум жира перед холодами. Мы ничего не запасали. Все, что отлавливалось и находилось, съедалось тут же, подчистую.

Я как-то спросил маму, почему мы не заготавливаем еду впрок на зиму, как, например, белки или мыши, ведь тогда у нас не возникало бы проблемы пережить голодные времена…

Мама долго смотрела на меня, и в ее глазах я читал тревогу о грядущем. Она не признавалась нам, но на самом деле очень сильно переживала, что войдет в зиму с тремя подрастающими малышами на лапах. И помочь ей будет некому. Мы еще слишком малы, чтобы жить самостоятельно и охотиться по-взрослому. И не успеем вырасти до холодов настолько, чтобы нас можно было отпустить в свободную вольную жизнь. А как сложится зима?.. Ей и одной, может так случится, не прокормиться. А здесь еще три, хоть и очень любимых, но прожорливых и ненасытных рта…

– Мы хищники, – наконец ответила Ма. Мы не едим злаки, как грызуны, не едим ягоды и грибы, как белки или даже медведи, не едим корешки и почки, цветы и плоды, как многие из живущих. Мы даже не падальщики, как колючие ежи или крючкоклювые стервятники. Мы хищники. Нам всегда нужна свежепойманная добыча и горячая кровь. Иначе мы станем болеть и уйдем за Грань Мира в жестоких муках. Такими нас создали, и мы бессильны это изменить. Поэтому мы не можем и не стремимся делать запасы. Они бесполезны для нас. Мы все равно не сможем этим питаться. Ты понял, мой маленький, но не по возрасту умный, солнечный мальчик? Только свежая добыча и горячая кровь! Иначе мы и нам подобные не выживут в лесу.

– А почему нас не создали всеядными, ма! – поинтересовался я. – Ведь насколько было бы проще жить, если бы все могли есть всё подряд!

Моя мысль так чесалась у меня в голове, что я даже наморщил лоб, чтобы она перестала там ползать.

– Сын, – тихо сказала Ма, – мы приходим в этот Мир такими, как приходим, и не нам выбирать наше обличие или судьбу. Радуга заботится об этом. В этот раз ты пришел золотым котенком, а в следующий раз можешь прийти черной пумой или белым снежным барсом… На все воля Радуги. И Трех Радужных Кошек. Именно они дают тебе возможность зачаться и родиться там и в таких условиях, которые тебе необходимы по твоей, плетущейся ими, судьбе. И ты не должен роптать! Нет! То, что ты пришел в этот Мир – уже большое благо для тебя! Тебе дана очередная возможность прожить свою длинную или короткую жизнь в своем теле. Ощущать тепло и холод, сытость и голод, любить и продолжать свой род, когда придет время…

…На этих словах глаза Ма сузились и она мечтательно запрокинула голову, вспоминая бурные ночи любви, проводимые ею под стрёкот кузнечиков и пение цикад весной. Какой глубокой тайной были полны тогда ночи… Как сладко млело ее сердце… Какая страсть рождалась в нем от пения ищущих ее любви самцов… Какое головокружение восторга она испытывала, глядя, как мужественные, дикие, свирепые в своей необузданной страсти самцы, сходятся в поединке и бьются до вырванный клочьев шерсти и кровавых царапин на мордах… За нее – обыкновенную, неприметную, маленькую, серую самочку…

…Я и мои брат с сестрой незаметно уснули под это мамино повествование…

И всю ночь мне снились Три Радужные Кошки, горстями бросающие с Радуги еще не рожденные души маленьких котиков. Эти, полупрозрачные, как крылья стрекозы, души, парящие в воздухе и разносимые ветром, мгновенно вырастали в огромных кошек – белых и черных, рыжих и серых, в крапинку и полосатых – и, как бескрылые птицы, растопырив лапы в стороны, медленно планировали вниз, рассаживаясь на деревьях и громко и победно мяукали, рычали, фыркали и шипели, оповещая всех вокруг: "Мы пришли! Мы живём! Встречайте нас!.."

Ну что ж! Хорошо!

О мире другом, не нашем,

Вспомню опять,

Взгляну на опавший цвет,

Не опасаясь ветра.

(Сайгё)

ГЛАВА 5. ГРЁЗЫ ОСЕНИ

…Незаметно наступило время "золотых деревьев"… Лес горел, утопая в цветах огня: желтом, багряном, оранжевом. Наконец настало мое время. Я был совершенно незаметен в кустах и жухлой траве. За последний месяц я научился неплохо охотиться на лесных и полевых мышей, и теперь, в сезон золотой осени, у меня появилась большая фОра в охоте, по сравнению с братом и сестрой. Погоды стояли сухие и солнечные, хотя и не жаркие. Середина осени жаркой не бывает. Ночи были весьма прохладными. После зябкого туманного утра и относительно теплого дня наступал холодный вечер.

Мы нашли себе новый дом – заброшенную лисью нору. Конечно, там до отвращения воняло псиной, но это можно было перетерпеть. А вот на рассвете примерзать брюхом к траве – терпеть было сложно. Когда по ночам на черное небо вылетали огромные стаи небесных светлячков, становилось очень холодно, и к утру на постепенно увядающей траве появлялся белый налет – выпадал иней. Трава становилась хрусткой и искрящейся на рассветном солнышке. Она достаточно быстро оттаивала, когда на нее падал взор Огненного Кота, становясь неприятно мокрой. Днем его, уже не такие горячие, как летом, усы достаточно быстро высушивали ее, и мы, ловя последнее осеннее тепло, снова и снова с удовольствием кувыркались в ней.

Больше всего мы любили играть в шуршащем ковре опавших листьев. Слой сброшенной деревьями одежды был достаточно толстым, чтобы мы могли нырять в него, с головой зарываясь в ворох золотых и багровых листьев кленов, берез, дубов и осин. Мы играли в "прятки", "салочки" и "большую охоту". В этом разноцветном ковре пряталось множество живых созданий. Мыши бесконечно шуршали, пробираясь под листьями, торопясь натаскать максимум припасов в свои норки. Практически неподвижные на холодном рассвете и очень юркие и быстрые, отогревшиеся днем, ящерки то и дело высовывали свои чешуйчатые мордочки, ловя теплые лучи. Смешно семенящие на своих лапках колючие серые шары – ёжики, иногда целиком облепленные наколотой на колючки листвой, ловили в ней последних жучков, червей, лягушек, не брезговали и уже пованивающей дохлой мышью или умершей птичкой.

Мама рассказывала нам, что ежи – санитары леса, как и многие другие животные, птицы и насекомые. И говорила, что мы должны их уважать и не трогать, потому, что для нас они – негодная и опасная добыча.

– Никогда не подходите к колючим шарам на ножках! – учила нас мама. – И не бейте по ним лапкой. Не пытайтесь их понюхать или укусить! Эти звери могут своей странной жесткой шерстью нанести вам долго не заживающие раны, потому, что они любят поваляться на падали. Их иглы часто заражены трупным ядом. От этих уколов, особенно в морду, вы можете сами отправиться искать своих предков на Радугу.

Мы внимательно слушали ее и пытались запомнить каждое мамино наставление. Время легкомысленного детства прошло. Впереди нас ждала зима, и только от нашего усердия в постижении науки выживания зависела возможность нам всем дожить до поворота Колеса Жизни на весну.

– Мы поняли, Ма, Колючек не трогать! – вопил Мау, яростно отбрасывая задними лапами ворох листьев в сторону пробегавшего мимо ежа, которому было все равно, что мы о нем думаем.

Каждый лесной житель шел своей дорогой, жил своей суетой и своими заботами. В преддверии зимы каждый занимался своими необходимыми приготовлениями к суровым испытаниям холодом и голодом.

– Вам нужно научиться охотиться стаей, – учила нас Ма. – В одиночку вы не проживете и недели, когда добычи станет так мало, что только делясь ею друг с другом, будет реально дожить до тепла. Каждый из вас должен заботиться об остальных двоих и никогда не бросать их в беде. Пока вы вместе, у вас в три раза больше шансов выжить, чем у каждого по одиночке.

– Ма, а почему ты все время говоришь только о нас троих? Ведь ты же будешь с нами всегда? И будешь защищать и заботиться о нас? – спрашивал я.

– Ты уже подрос, Миу-миу, – отвечала мама, – и должен помнить, о чем я часто тебе рассказывала летними теплыми ночами. Никто не знает своего срока и судьбы. Поэтому, как бы ни сложилась ситуация, вы всегда должны быть готовы к самостоятельному выживанию. Меня этому учила моя мать, я учу вас, а вы будете учить этой науке своих будущих детей. Так заведено от сотворения Мира.

…И мы запоминали эту науку… Как мы потом были благодарны маме за нее… Она была права во всем…

…Шли дни. Огненный Кот все быстрее и ниже обходил свои владения. Все меньше тепла давали его огненные усы, все чаще небо затягивали серые крысиные стаи и "Слезы Предков", бывало, текли холодными ручьями часами и даже днями напролёт…

По утрам, выползая из провонявшей лисами норы на свежий воздух, мы носами ощущали приближающиеся холода. Лиственный толстый ковер всё чаще покрывался инеем, на котором смешно отпечатывались наши следы. Мы прыгали по этим листьям, выгоняя из-под их шелестящего теплого покрывала прячущихся мышей. Мама ловко ловила их, и пока что мы все были неплохо обеспечены едой. Все перед зимой хорошо нагуляли жирок и любая добыча, мышь ли, белка ли, были толстыми и жирными. Все насекомые попрятались. Ни жуков, ни их личинок было больше не достать. Остались только теплокровные. Ящерицы и лягушки исчезли. Птицы пели редко и быстро замолкали, едва начинало смеркаться. Мама говорила это потому, что многие из них куда-то улетают из лесов на холодное время. И охотиться на птиц стало очень затруднительно, потому, что птенцы уже подросли, а поймать взрослую здоровую птицу практически невозможно. Часто по ночам мы слышали крик ужасного УХа, который уже не так пугал нас, глубокая нора хорошо защищала наши жизни от этой летающей серой смерти.

Мама перестала уходить на ночную охоту. Ночи были настолько холодными, что никакие мелкие животные старались без крайней нужды не выходить на поверхность. Мышковали и белковали мы исключительно днем. Наши тела подросли, и мы стали выглядеть почти как взрослые коты. Только небольшие размеры и дурашливое поведение выдавало в нас подростков. Что ни говори, мы еще оставались детьми. Нам бесконечно хотелось играть, баловаться и дурачиться.

Моя сестра Мяу из пушистого серого комочка постепенно превращалась в изящную, красивую кошечку с раскосыми голубыми, окаймленными темными подводками огромными глазами. Ее маленькие лапки в белых носочках ступали легко и не слышно, в отличие от громкого топота наших, слегка косолапящих в дурашливой беготне друг за другом, толстеньких лап. Мяу отличалась тонкой костью и шелковистой шубкой. Она очень походила на маму, только была еще красивее. Мы называли ее в шутку "Повелительница мух". Она умела их ловить практически на лету, особо даже не стараясь, делая вид, что даже не следит за ними своими дивными раскосыми глазами. Резкий взмах лапкой – и муха, отчаянно жужжа, билась прижатая к земле, а Мяу с хищным любопытством наблюдала за ней.

Мау рос плотненьким и широкогрудым. Бегал он быстро, но иногда его лапы почему-то начинали запутываться сами в себе, и он спотыкался и кубарем катился по земле или втыкался носом во что-нибудь, оказавшееся у него на пути. Его это ужасно смешило. Он говорил, что лапы начинают путаться, как только в голову приходит мысль о том, какой лапой в данный момент нужно шагать. Из этого он делал вывод, что много думать вредно, и тело само знает, как себя вести.

Я, в отличие от него, считал, что думать полезно и необходимо. Особенно, если ты живешь в лесу и кормишься тем, что найдешь. Охота и подготовка к ней требует серьёзных раздумий, продумывания плана загона добычи, просчитывания ее возможного бегства, траектории движения, обманных маневров. Хорошая охота не могла получиться без тщательно составленного плана. Особенно, если нам придется охотиться всем вместе. Нужно было оценить способности и физические возможности каждого, чтобы поручить им роли, соответствующие их умениям. Тогда положительный результат был практически обеспечен. Ничего нельзя пускать на самотёк, когда от тебя зависят другие, и ты, в свою очередь зависишь от них.

Я часто говорил об этом с мамой, пока брат и сестра гонялись друг за другом, резвясь и ни о чем не думая.

– Ты очень умен и рассудителен, – говорила мама, уважительно и ласково глядя на меня. – Ты, как твой мудрый отец, Огненный Кот, живущий вечно потому, что каждый его шаг уже просчитан Вечностью. Солнце наградило тебя не только яркой внешностью и роскошной огненной шубой, но и светлым умом. Ты много думаешь и многого сможешь добиться в жизни. Может быть когда-то ты станешь вожаком кошачьей стаи. Все будут уважать тебя и приходить к тебе за советом.

Дни становились все короче, а холодные ночи длиннее. Однажды, выбравшись поутру из норы, мы увидели, что листья и трава присыпаны белым, холодным, мелким песком, который таял под подушечками лап, когда мы касались его. Мама грустно вздохнула и сказала, что это выпал первый снег. Мы еще никогда не видели снега и спросили откуда он взялся.