Файерфокс – Огненный лис

Так вкусно, как среди Людей, я никогда раньше не ел! Что удивительно, еда у них никогда не заканчивалась, и мне не приходилось за ней бегать, чтобы поймать. Пару раз я "поохотился" за куском мяса, который мне дала Ма, но он совершенно не стремился убежать! Я погонял его по полу, даже загнал под Холодильник, в надежде, что мясо начнет оттуда выползать, а я его подкараулю, но оно оказалось слишком ленивым и продолжало трусливо прятаться. Ма погрозила мне пальцем, достала кусок из-под Холодильника и положила мне в мисочку.

– Ешь отсюда, – сказала она, – будешь свинячить, получишь тапком по своей рыжей заднице! – и снова погрозила пальцем.

Что такое "свинячить" я не знал. А тапком по заднице бить вождя это моветон. Но я послушался, ведь Ма тоже была вождем, это была ее территория и ее правила, и в дальнейшем ел только из своей миски.

Я узнал, что каждая вещь имеет имя: Стол, Диван, Холодильник, Пылесос…

Дааааааа… Вот с этим чудовищем у меня отношения совсем не сложились. Он казался живым, хоть пах не жизнью, а старостью, тлением и пылью. Пылесос был крупным и очень злобным зверем. Вы бы слышали, как он трубил, выходя на охоту! Любой Лось в брачную пору позавидовал бы его пению! Он сипел и хрипел, как простуженный вепрь, пытаясь своей единственной длинной лапой, изгибающейся в руках Ма, как танцующая змея, догнать меня и ухватить за хвост. Один раз ему это удалось. Надо отметить, что Пылесос питался, заглатывая добычу целиком, не пережевывая ее. Он быстро проглотил мой хвост и стал всасывать остальное. Я кусался, царапался, но Пылесос был неумолим и только победно ревел! Наконец на мой крик прибежала Ма и одним движением успокоила разбушевавшееся страшилище. Я ее даже сразу зауважал за умение быстро укрощать могучих хищников. Пылесос сразу затих и отпустил мой хвост, но ужас, который я испытал, частично попав внутрь него, я не забуду никогда! Ма погрозила Пылесосу пальцем и сказала, что не позволит ему сожрать меня. Потом долго гладила мою вставшую дыбом шерсть, а я тихо рычал, не в состоянии сдержать эмоции.

Позже Па накричал на Ма, за то, что она не уследила за этим чудищем и оставила меня с ним наедине. Он тоже долго гладил мне спину и чесал за ушами, словно извиняясь. Я не обижался на Ма. Она же не знала, что Пылесос коварно нападет, после того, как я вызову его на открытый и честный бой и прыгну ему на голову, случайно сдвинув какой-то рычажок на его длинной лапе.

– Ну что, Рыжий, досталось тебе? – приговаривал Па, поглаживая мою нервно подергивающуюся спину. – Вот так, брат! Такие звери здесь ходят, а мы их усмиряем. Не бойся, мы знаем где у него кнопка…

…Кнопка! Это слово я хорошо запомнил. Такая же "кнопка" была и у других зверей, живущих в этом доме. Самым большим и добрым из них был Холодильник. Он рычал тихо-тихо, иногда сопел, но был так ленив, что никогда не сходил со своего места

Холодильник был страшным обжорой. Когда Ма открывала его брюхо, то там находилось столько проглоченных им продуктов и странных вещей, что я только диву давался – как он до сих пор не лопнул! Ма никогда не ругала его за то, что он столько съел, а ел он постоянно. Иногда Ма и Па ходили охотиться и возвращались с целыми мешками добычи. Они показали себя отличными охотниками! Никогда бы не подумал, что без когтей и клыков можно поймать столько всего! Добыча была уже мертвой и не шевелилась – видимо они убивали ее на месте. Многое из добытого на охоте скармливали Холодильнику, хотя он и так был сыт и еще не успел переварить то, что ему скормили раньше.

Вторым по величине был такой же ленивый огромный зверь, который жил в белой комнате с белой ямой, в которую Люди часто залезали, чтобы полить себя водой и натереть вонючей пеной. Я хорошо помнил эту яму и эту пену. Меня тоже в нее сажали, когда принесли. Наверное это был какой-то обязательный обряд инициации.

Ма называла зверя, живущего в белой норе, Стиралка. Он рычал немного громче Холодильника и всегда был зол, когда не спал. Его кормили съемными шкурами, которыми Люди привыкли прикрывать свои голые тела и которые часто меняли. Также Ма насыпала ему в пасть странный белый песок, издающий резкий запах. Стиралка наверняка хотел настоящего мяса, но сам не мог его добыть, потому что был не в состоянии сойти с места. Я видел, как у него в брюхе вертятся шкуры, которые ему скормили. Стиралка злился, время от времени отплевываясь водой и отвратительной пеной. Ма сыпала ему в пасть новую порцию белого песка, клала в брюхо другие шкуры, но Стиралка все равно оставался недоволен и голоден. Честно сказать, я бы тоже был недоволен, если бы меня кормили тем, чем его…

Стиралка, как и Холодильник все время сидели на одних и тех же местах не двигаясь. Они просто не умели ходить. С Холодильником я старался не ссориться, в нем всегда лежала еда, а вот Стиралку несколько раз вызывал на бой. Ходил перед ним, выгнув спину горбом и завывая, но он не реагировал на меня. Только негромко рычал, а потом надолго засыпал до следующей кормежки.

Здесь жили и звери поменьше: Пылесос и Швейная машинка. Пылесос умел бегать и ловить добычу, а Швейная машинка, хоть и не была огромной и смирно стояла на том месте, куда ее ставила Ма, но злобность ее была очевидной. Достаточно было посмотреть, как она свирепо щелкает своим единственным голодным зубом. Хоть Ма время от времени и давала ей пожевать тонкие шкуры, которые осторожно подсовывала прямо под её острый зуб, Машинка нахально охотилась за ее пальцами, пытаясь прокусить их. Она злобно стрекотала, как сорока в перепалке с сородичами. Я не слишком боялся ее, но близко на всякий случай не подходил.

Маленькие звери Кофемолка, Фен и Телефон меня совсем не пугали. Они, хоть и шумели, но никогда меня не трогали. Люди твердо удерживали их в своих лапах, а с Телефоном даже часто разговаривали. Удивительно, что маленький, плоский зверь Телефон умел отвечать им человеческим голосом. Видимо он был чрезвычайно умным и способным, раз так легко запоминал их труднопроизносимые слова. Когда Телефон уставал разговаривать с Людьми, он пикал, трещал и жужжал сам по себе. Мне он напоминал птиц моего лесного дома…

Люди любили жить в тепле. На них не капал дождь, и ветер не выдувал тепло из их жилищ. Огромные, прозрачные как лед на реке, "глаза" стен, через которые можно было увидеть внешний мир, назывались Окнами. Я полюбил сидеть и смотреть сквозь них. Где-то далеко внизу я видел маленьких Людей, ползающих по дорогам. Тогда мне представлялось, что я сижу на облаках и смотрю на них, как наши предки смотрят на нас с Радуги. Я начинал казаться себе великим и могучим, как мой отец Огненный Кот, который смотрит с небес и видит каждую живую душу на Земле.

Больше всего я любил играть с Вероникой или Никой, как ее называли Ма и Па. Я никогда не думал, что смогу как малыш бегать за бумажкой от конфетки, привязанной к ниточке. Если бы я рассказал об этом в племени Фура, надо мной бы насмехался весь лес! Вожак стаи, а ведет себя, как двухмесячный котенок! Но я ничего не мог с собой поделать. Когда бумажка, ведомая рукой Ники, проползала перед моим носом, лапы сами дергались схватить ее, а зубы укусить. Это было какое-то затмение. Я не мог удержаться, прыгал и скакал, делал сальто, вертелся волчком, махал в воздухе всеми четырьмя лапами, упав на спину, а Ника звонко смеялась и повизгивала от удовольствия. Нам хорошо было вместе. Спал я у Ники в ногах на ее лежаке, называемом Кроватью, иногда она случайно пинала меня ночью во сне, но я не обижался. Что взять с ребенка? Я просто переходил на другое место и снова засыпал.

Это было удивительно – перестать ощущать опасность. Так странно и расслабляюще. Ты мог заснуть в этом жилище совершенно спокойно и не думать, что кто-то подкрадется к тебе, чтобы убить и сожрать. Я понял, что Люди не едят котов и не охотятся на них. Они ели странную, невкусную на мой взгляд пищу, но ведь и в лесу было много животных, поедающих не только мясо и не питающиеся мясом совсем: мыши, белки, ежи, лоси, медведи. Поэтому я не особенно удивился привычке Людей есть траву. Ну нравится им есть листья и корешки – да на здоровье! Мясо они тоже ели, но я ни разу не видел туши убитых животных, приносимые с охоты.

Часто на их столах (так назывались возвышения для трапезы) появлялась еда, которая была мне раньше незнакома. Например СМЕТАНА. Это было что-то прекрасное, напоминающее облако. Нежное и мягкое. Невероятно вкусное. Несравнимое ни с чем. Иногда мне давали немного сметаны, чтобы побаловать. Ма говорила, что много ее есть нельзя, а ведь я бы мог проглотить полную мисочку этого лакомства, если бы мне позволили!

Я не голодал, жил в тепле, мое ложе, которое находилось в любом месте, которое мне нравилось, было чистым и мягким, меня часто гладили по спине и голове, разговаривая со мной. Играли в "мышку" и чесали за ушами. Я был счастлив, чувствовал, что меня любят, думал, что это логово станет моим навсегда, как и мои Люди…

…Я часто вспоминал Ма, пытаясь представить, как она там справляется одна, без меня. Как растут мои братья и сестры, сыты ли они, не грозит ли им опасность. Не отправился ли кто из них искать подножие Радуги, найдя свою печальную судьбу в когтях Ууха или тяжелой болезни…

Из норы, в которой я сейчас жил, не было возможности выйти, когда захочешь. Выход закрывала Дверь. Ее невозможно было ни расцарапать, ни прогрызть. Я безуспешно пытался сделать это в первый день своего пребывания здесь. Очень хотелось пометить территорию, но я не понимал куда это можно сделать. Я обошел весь дом, обнюхал каждый уголок, нигде не пахло так, как для меня было привычно. Па ходил за мной, держа в лапах большую коробку с крупным песком и приговаривал: "Рыжий, только не наделай нигде! Только не подведи! Давай сюда! Вот твой лоток! Копай вот так!"

Па скреб в коробке своими лапами, показывая мне, что я должен делать то же самое. Когда терпеть больше не было сил я, наконец, понял! Они метят коробки с песком, вместо того, чтобы просто выйти наружу и задрать лапу! Наверное боятся хищников, которые бродят среди их огромных, многоуровневых нор с блестящими, прозрачными глазами.

– Мяу, – сказал я облегченно, – я все понял. Тут покопать, пометить и закопать. Понял, не дурак!

Я вырыл ямку, как привык, сделал свои дела и аккуратно прикопал.

– Ну слава Богу, – сказал Па и вытер пот со лба, – хорошо, что ты такой сообразительный. А то нам бы от Ма досталось на орехи!

Я вопросительно посмотрел на него. Что бы нам досталось? И зачем мне орехи? Ведь я не белка. Главное, что меня похвалили, значит я все сделал правильно.

Так проходили мои дни и ночи. Меня кормили утром и вечером, мы играли с Никой, бегая друг за другом, я много спал, чего никогда не смог бы себе позволить в лесу. У меня не было никаких обязанностей, кроме того, чтобы метить песок в коробке, а не пушистые шкуры на полу, называемые Коврами. Я заметно округлился. Шерсть стала гладкой и блестящей, как мокрая трава на солнце.

– Вот это жизнь! – думал я, в очередной раз подъедая пищу, которой меня кормили. – Просто кошачий рай! Ни забот, ни хлопот, еды завались, часто гладят, не бьют! Интересно, у всех котов, которые живут с Людьми, такая жизнь? Или это только мне так повезло?

Кормили меня странной, но вкусной едой. В ней не было крови и костей, она была сухой, маленькими комочками, похожими на круглые орешки, которые выпадают из созревших шишек. Еда пахла мясом и на вкус была весьма хороша. Я пытался пару раз предложить Нике поесть вместе со мной, но она только смеялась и отворачивалась. Люди этого не ели. У них были свои предпочтения. Например чудовищная привычка пить Чай или Кофе. Мало того, что вонь от этой жидкости бурого цвета, как в грязной луже, пропитывала каждый уголок нашей норы, они пили это не лакая, как надлежит каждому нормальному зверю, а прихлебывая из высоких узких мисочек, держа их за боковые ручки. Напиток дымился, как как пар над рекой холодными вечерами. Я как-то сунул нос, чтобы попробовать то, что они пьют и обжег его.

В этом жилище, к моему удивлению, совсем не водились мыши. Оно было очень просторным, заставленным множеством разных предметов, создающим массу укромных мест, где можно было спрятаться не только маленькой мыши, но и большому коту. Но в этих укромных уголках почему-то никто не прятался! Лишь пару раз я встретил небольших жуков, которые ужасно напугали Ма и Нику. Ника взобралась на диван и пронзительно завизжала: "Таракан!", а Ма схватила съемный налапник, который Люди называют Тапком, и начала шлепать им по стене, пытаясь попасть по жуку. Я не понял, почему такие большие, могучие охотники, как Люди, боятся маленьких жучков, которых никак не способны их загрызть, даже если очень постараются. У нас в лесу разных жуков была тьма тьмущая, да еще и гораздо больших размеров. Мы с братом их часто ловили, чтобы поиграть, а некоторых даже ели…

Иногда мне бывало немного тоскливо без настоящей охоты и общения с себе подобными, но то, что я больше не знал лишений и мне каждую секунду не грозили опасности дикого леса, с лихвой перекрывало мою тоску.

…Как-то утром Ма сказала мне: "Ну что, Рыжий, завтра на ДАЧУ поедем, готовься! Там мышей видимо-невидимо! Порезвишься!", и голос ее звучал радостью.

– Дача, – стал думать я, – что это такое? Наверное что-то прекрасное, раз Ма так радуется. Ну что ж, я всегда готов к путешествиям и новым приключениям! А упоминание того, что там много мышей, меня мгновенно окрылило, по жилам пробежало приятное ощущение приближающейся доброй охоты. Мы легли спать пораньше, и всю ночь я видел во сне свою Ма с кучей бегающих вокруг нее мышей, весело и пронзительно пищащих "мяу-мяу", которые, вдруг превращались в маленьких Солнечных Котиков и слепили своим сиянием мои глаза…

Чувства душу

Мне переполняют

В небо. В сторону твою, гляжу, —

И сквозь туман весенний

Мелкий дождь летит!

(Фудзивара-но Тосинари)

ГЛАВА 20. Я ЗАЧЕРПНУ ПРИГОРШНЮ ИСПЫТАНИЙ…

…Наступило "завтра"…

…В доме царила необычная суета. Ма, Па и Ника бегали мимо моего носа туда-сюда, перетаскивая какие-то вещи к выходу из логова. Я старался не попасться под ноги, берег хвост и лапы, поэтому сидел в сторонке и только наблюдал. Сначала я активно им помогал, вскакивал на пакеты и, хватая зубами хрустящие бока, пытался заставить их двигаться по направлению к двери. Пакеты сопротивлялись, рвались, и вещи рассыпались по полу. Ма не оценила мою помощь и прогнала, непочтительно шлепнув бывшего вождя мокрой тряпкой по заду.

– Рыжий, не балуй, – сказал Па, – мы без тебя справимся. Смотри – три пакета разорвал! Опять все перекладывать придётся!

– Па, не ругай котика! – попросила Ника, пробегая мимо с огромным неживым медведем. – Он же помочь хотел! Не виноват он, что ваши пакеты такие слабые! Мой вот тоже порвался, смотри! – и Ника в сердцах пнула свой пакетик с мелкими игрушками.

– Ника, не бери пример с кота, не рви пакеты, у нас их больше не осталось! – крикнула Ма из соседней комнаты. – Через полчаса такси приедет, а мы еще не готовы!

Я забился в уголок и стал смотреть, как люди бестолково играют с пакетами, перенося их с места на место.

– Какое глупое и скучное занятие, – подумал я. – Таскать тяжелые вещи туда-сюда… Какой в этом толк? Насколько интереснее было бы побегать за бумажкой на ниточке или подрать угол дивана, пока Ма не видит…

– Рыжий, ты где? Выходи, пора ехать! – голос Па звучал ласково, и я выйдя из своего уголка, подошел к нему и потерся о его ноги.

– Вот, залазь сюда, – сказал Па наклонившись и поставив передо мной какой-то небольшой ящик с дырками. – Тебе там удобно будет. Давай, Рыжий, не выкобенивайся.

Я заглянул внутрь. Там было пусто. Посмотрел на Па. Я должен туда забраться? Зачем это? Это будет моя персональная нора? Там тесно! Я не хотел бы жить в такой коробке! Я снова вопросительно посмотрел на Па.

– Ты хочешь, чтобы тебя здесь оставили, что ли? – Па с силой подтолкнул меня под зад, и я оказался в коробке. За мной быстро закрыли вход.

– Надо же быть таким глупцом! – взвыл я в полный голос, почувствовав себя в ловушке. – Я так доверял вам, а вы заперли меня в маленький ящик! Обманщики, подлые и хитрые обманщики! Выпустите вождя! Сто мышей вам под хвост! Ника! Ника! Спаси меня! На помощь!

– Дорогой, что это с ним? – подошла к коробке Ма. – Он сейчас все когти себе повыдергает, смотри как бьётся! И зубы обломает!

Я грыз клетку, стонал и плакал, рычал, плевался и шипел, ощущая себя преданным теми, кому доверился, кого полюбил…

– Рыжий, ты чего так кричишь? – подбежала к клетке Ника. – Мы же сейчас на дачу поедем! Я тебя на ручки возьму! Ну тихо, тихо, мой хороший! Успокойся, не кричи!

Ника присела на корточки рядом с клеткой и просунув свои пальчики сквозь дырки, погладила мой отфыркивающийся нос. Я замолчал и перестал кусать стенки, сообразив, что сама клетка мне ничего плохого не сделает, а раз Ника гладит меня, значит все хорошо.

– Успокоился? Ну и отлично! – сказала Ма. – Все, такси у подъезда. Присели на дорожку и вперед! Отправляемся!

Все вскочили и пошли. Мою клетку нес Па. Она раскачивалась в его руке, перед глазами все мелькало, голова кружилась. Наконец мы вышли наружу, и я увидел сквозь дырки в стенках коробки знакомого зверя на круглых лапах. Он тихо пыхтел и неприятно вонял. Мы залезли в его брюхо, и зверь побежал.

Ника открыла дверцу ловушки, как и обещала, я выбрался и улегся ей на колени.

– Он просто никогда раньше не видел переноски, – сказал Па Нике. – Поэтому и испугался. Постепенно он поймет, что его никто не пытается выкинуть или запереть и начнет реагировать спокойно. Привыкнет. Да, Рыжий? Привыкнешь? – Па протянул ко мне руку, чтобы почесать за ушами.

Я тихо зарычал. Нужно было спросить у меня разрешения! Объяснить подробнее, а не совать меня в эту клетку, как сонного тетерева!

– Ладно, ладно, не злись… – миролюбиво сказала Ма. – Скоро на даче будем, там тебе понравится, Рыжий! Птички, мыши, бабочки… Все, к чему ты привык в своем лесу!

– Да не злюсь я, – тихо ворчал я в ответ, обиженный фамильярностью Па.

Долго обижаться мне не приходилось в своей жизни, я не видел в этом смысла. Поэтому, свернувшись калачиком, я потихоньку замурчал на коленях у Ники, нежно почесывающей меня между ушей и напевающей какую-то человеческую песенку…

…Зверь на круглых лапах наконец замер, брюхо его снова раскрылось, и я увидел лес. Мои ноздри нервно зашевелились, втягивая такой знакомый привычный запах. Наступал вечер и из леса тянуло влажной прохладой…

– Ну что, Рыжий, – прозвучал голос Ма, – давай, выходи, осваивайся. Здесь будет твой дом на лето. Только далеко не уходи! Ты этих мест не знаешь, заблудишься ещё!

Я спрыгнул с колен Ники в траву. Какой знакомый, сладкий запах! Словно я попал в прошлое. Словно ничего не поменялось в моей жизни…

– Дача, дача, бабушка! – закричала Ника и помчалась к какому-то незнакомому мне человеку с седой шерстью на голове.

Этот человек, видимо, был не слишком здоровым. Он медленно передвигался, опираясь на длинную палку.

– Брось палку, вставай на четыре лапы! Сразу станет проще ходить! – закричал я ему, подбежав поближе и обнюхав его ноги.

От человека пахло старостью и котлетами. Я хорошо запомнил запах котлет, Ма часто их готовила.

– Брысь отсюда, блохастый! – шикнул старый больной человек и пихнул меня палкой в бок. – Тебя еще не хватало! Откуда ты взялся? Здесь и так котов навалом! Ищи другое место! Иди отсюда!

– Ба! Не трогай его! Это мой котик! Его зовут Рыжий. Он у нас живет! – Ника присела и погладила меня.

– У вас?

Голос Ба мне не понравился. Он был скрипучим, как старое дерево, росшее неподалёку от моей, уже бывшей, норы. В сильный ветер оно раскачивалось и громко скрипело. Я никогда не ждал от этого дерева ничего хорошего…

– Света, вы что, кота завели?

– Ну да, мам, завели. Мы Нике на день рождения обещали год назад, а этот рыжий из лесу вышел, чуть под колеса моим не попал. Кот молодой, здоровый на вид. Они и взяли. Пожалели, в общем. Глаз у него один не в порядке, правда, а так, в остальном вроде нормальный кот. Вот мышей у тебя половит. Наверняка крысолов хороший, дикий же…

– Да ты что, доча, – заскрипел голос Ба, – на чертА он мне сдался, поганец рыжий!? Мне за вашей Вероникой не уследить, а ты мне еще один голодный рот привезла? Что, я за ним убирать буду? Он гадить в доме станет, блох насобирает, клещей на себе притащит! Я диван новый купила недавно. Он же его раздерет вдрызг! Нету моего согласия на этого кота! И не уговаривай! Забирай его взад! Да и вообще у меня на котов аллергия! Чешуся я от них! Вон, у Петровны, соседки моей справа, кошка Муська надысь ко мне на коленки вспрыгнула, так я аж три раза чихнула! По телевизору говорят аллергия это! Задохнуться можно прям до смерти! Твой благоверный этого хочет? Знаю я, знаю, чего он мне желает!

Я отошел подальше от длинной палки, поближе к Нике.

– Ну что ты говоришь, мама! – звенел голос Ма-Светы. – Какая аллергия? Не было ее у тебя никогда! Не выдумывай! У нас билеты на самолет куплены на завтра! Путевку в Сочи взяли! А ты такое нам устраиваешь! Ну что, трудно тебе месяц кота покормить? Он лесной, непривередливый. В туалет на улицу ходить будет, можешь его и кормить на улице – выстави миску за дверь, он придет и поест, когда захочет. Только воды еще чистой налей. Корм мы привезли. Лоток тоже на всякий случай привезли. От блох и клещей обработали, привили, что ещё? Ника с ним может хоть в постель ложиться. Чистый он. Не больной!

– А грязи натащит! Я что ж постЕлю ей кажный день стирать буду? У меня руки больные! Машинку стиральную который год мне обещаете! А все одни разговоры! Нет на кота моего согласия! Куды угодно девайте его! Хоть псу соседскому скормите!

Я и Ника отошли подальше от этого крика, который резал уши. У Ники из глаз потекла вода, она начала всхлипывать и закрывать лицо руками.

– Она хочет поиграть со мной? В прятки? Сейчас и я спрячусь! Здесь есть где спрятаться! – подумал я и шмыгнул в первый попавшийся куст. – Все! Я спрятался! Ищи меня!

Ника вскочила и подвывая побежала к Па, который не лез в разборки между женой и ее матерью. Знал – себе дороже будет!

– Па, поехали отсюдаааааааа, – рыдала Вероника. – Ба не хочет моего котика пускаааааааать, и я тогда не хочу здесь оставааааааться! Поедем домой, Па!

Она прижалась лицом к папиному животу, ища защиты. Отец тихо гладил ее по голове. Он не любил скандалов и не знал, что предпринять.

– Ника, доченька, – заговорил отец, виновато заглядывая ей в глаза. – Мы не можем обратно домой, у нас билеты пропадут. Мы с мамой целый год на поездку копили, понимаешь?

– А тут я пропадуууууу! – рыдала Ника. – И Рыжий пропадет! Ты что, не видишь?

– Мы что-нибудь придумаем, доча, только не плач! Я тебе обещаю, что все устрою. Только ты должна остаться с бабушкой и слушаться ее. Поняла?

– Понялаааааа… – всхлипывала Ника. – Только котика пусть оставиииииит… Буду слууууушаться…

Я сидел в кустах и ждал, когда меня найдут, но Ника почему-то меня не искала. Я видел, как она подбежала к Па, потом отошла от него, размазывая воду по лицу и побежала к Ма.

Я сидел.

– Ну когда же? Когда она станет меня искать? – думал я, почесываясь от нетерпения…

…И тут я услышал за спиной низкое, утробное ворчание. Я резко обернулся и зашипел от неожиданности и ужаса. На расстоянии вытянутого хвоста прямо передо мной, широко расставив лапы, стоял огромный зверь с тяжелой массивной мордой, горящими ненавистью огромными глазами и оскаленной пастью, в которой росли клыки, размером с мое ухо каждый. Зверь был совершенно черным и отвратительно вонял псиной.

– Ррррррррр, – предупредил зверь, – рррррррргав, ррррррргав-гав!

Я не понимал его речи, но вполне уловил намерения. Зверь вызывал меня на бой. Смертный бой.

Я вжался в землю, пытаясь слиться с травой, врости в нее. Сказать, что мне не было страшно, означало бы соврать, а врать я не умею. Холод пробежал по моему позвоночнику, подняв шерсть дыбом. Я понимал, что это мой последний бой. Мне не выстоять против такого противника! Ни за что не выстоять! Его огромная зловонная пасть перекусит меня пополам!

– Рыжий, Рыжий! Ты где? – послышался крик Вероники, и я с ужасом увидел, что она бежит в мою сторону.

Зверь перевел взгляд с меня на бегущую Нику, и в его глазах зажёгся красный огонек желания убийства. В груди низко зарокотало, и зверь приник к земле для лучшего отталкивания. Мускулистое тело напряглось. Мышцы от возбуждения перекатывались под кожей, покрытой короткой шерстью. Зверь готовился к прыжку…

– Что же делать! – лихорадочно думал я. – Сейчас он прыгнет – и никто не спасет от смерти мою Нику! Большие люди заняты выяснением отношений между собой. Па вообще куда-то ушел. Что же делать?!