Файерфокс – Огненный лис

– Нууууу… – замычал я, лихорадочно пытаясь сообразить, что я должен был заметить, – ну, она похорошела и поправилась…

Наверное было еще что-то, что я должен был заметить, но в голову больше ничего не приходило…

– Мяу станет мамой! И скоро! – Ма, довольная произведенным эффектом внезапности, опрокинулась набок и замурчала успокаивающую песенку для моих нерожденных братьев и сестер.

– Вот это да… – только и смог ответить я и пошел наверх пройтись и привыкнуть к этой мысли.

Моя маленькая сестра оказалась совсем не маленькой, и ее положение в стае укрепилось и возросло. Она станет будущей возможной правительницей, так как первой из жен внуков Фура принесет потомство. Я был ошарашен такими быстрыми переменами в ее жизни, но очень рад за сестру. Теперь никто не сможет лишить ее дома и заслуженного почета, положенного первой из первых.

Мау тоже был доволен и счастлив со своей молодой женой Муррой. Пока что они не планировали обзаводиться потомством. Намечались Весенние Игры Котов, проходящие в последний месяц перед летом. Мау собирался завоевать там первый приз – несколько шкурок кротов и землероек, которые планировал подарить Мурре и только тогда просить ее о продолжении рода. Эти шкурки были прекрасной подстилкой для малышей. Далеко не в каждой норе кошка могла похвастаться таким ковром для деток!

По традиции такие шкурки приносили все, приглашенные на смотрины новорождённых. У нас в детстве не было такой мягкой, пушистой и теплой постели. Ма сделала себя изгоем, сбежав от жениха, и после нашего рождения никто не пришел осмотреть нас. Не было ни подарков, ни игрушек из мышиных хвостиков…

Я подумал, что может быть, если бы мы жили в стае с самого начала нашей жизни, то возможно нас бы выжило больше. Ведь в стае всегда найдется нянька, которая присмотрит за малышней, пока мать охотится и вовремя заметит опасность. Да и охотиться может быть и не пришлось, пока котята были грудничками. Стая делилась бы добычей с ней, чтобы молодая мать не голодала. Ведь от нее зависели жизни будущих охотников и матерей. И ещё я подумал: как все-таки повезло Мяу и Мау! Они нашли себе пару и надежный дом. А что стану делать я? Один… Без угла… Без близких рядом… Я вспомнил мамины легенды о Серой Тени, о его одиночестве и представил себя на его месте… Наверное я бы тоже в итоге стал злобным, жестоким существом, ненавидимым всеми, изгоем… Просто из-за одиночества и пустоты… Мне нужна семья. Мне обязательно нужна семья. Живые существа рядом, чтобы я мог отдавать свою любовь им, а они мне. Без этого жизнь превратится в пытку одиночеством и забвением… Но где же я найду их? Это был вопрос вопросов…

…Я остался один…

Скоро Ма родит новых котят, и мне придётся уйти. Куда я пойду? Где стану жить? Мне придется слоняться по лесу в надежде найти стаю, которая примет меня? Где я встречу свою любовь? Или моя жизнь внезапно оборвется как-нибудь ночью, прерванная клыками Серой Тени или клювом и острыми когтями Тихой Смерти? Где и с кем я стану коротать свои ночи и дни?

Я не хотел уходить в неизвестность, но Ма сказала, что это судьба и знать ее не стоит, иначе сложно будет принять и смириться. Может это так, а может и нет. Я пока не знал, я слишком мало прожил, я был в начале своего пути, изгибы которого могут быть такими внезапными, а препятствия такими непреодолимыми…

…Вернувшись в нору, я нашел Ма мурлыкающей и умиротворенной. Она теперь почти всегда была такой. Казалось, что она общается с будущими котятами каким-то особым, только ей известным способом. Ма их уже любила. Я видел это по ее мордочке. Она просто лучилась счастьем и довольством. Я тихо вздохнул и все-таки решился спросить ее.

– Послушай, Ма, – начал я, медленно подбирая правильные выражения, чтобы она не обиделась, – я очень рад счастью Мау и Мяу. Им очень повезло. Они нашли свою любовь по соседству. Да еще и в одной стае. Они не пропадут, помогая друг другу. А я? Что делать мне? Мое сердце промолчало на смотринах невест. Ни одна молоденькая внучка Фура не тронула его. Может моя судьба еще не родилась? Или еще не вошла в возраст невесты? Что мне делать, Ма? Я скоро уйду, ты знаешь, что мне придется это сделать… Куда мне идти? Что искать? Конечно, я не умру с голоду, умея охотиться, но меня пугает одиночество и бродяжничество. Я боюсь превратиться в Серую Тень, в изгоя, потерянную душу… Живой не может жить без живого рядом. Я тоже хочу счастья, семью, о которой смогу заботиться. Что мне делать, Ма, посоветуй!

Ма лежала, мурчала и била хвостом. Она смотрела на меня с грустью и обожанием. Конечно, мама тоже не хотела расставаться со мной. Дурацкие правила! Как мне хотелось нарушить их и остаться!

– Я вот что подумала, сын, – вдруг заговорила Ма, – моя прабабушка рассказывала мне, что на свете есть существа, очень любящие брать в свою нору таких, как мы. Прабабушка сама была из тех, кто жил в такой норе рядом с этими существами. Когда они умерли, ей пришлось отправиться в лес, где она повстречала моего прадеда, который влюбился в нее сразу, как увидел и понюхал. Она была очень красивая, длинношерстная, белая, похожая на летний пух, летящий с деревьев. Глаза, цвета молодой травы, белые завивающиеся усы… Прадед сходил с ума от любви к ней. Конечно, в лесу она быстро стала не такой белоснежной и чистой, но прадед всегда помнил ее такой, какой она предстала перед ним в первый раз. Любила ли она его? Не знаю. Она лишилась дома, ей некуда было идти. Охотилась она плохо. А прадед, хоть и был обычным, серым полосатиком, но слыл отличным охотником, да и в бою не уступал никому. У него была откусана половина уха и сломан кончик хвоста – падающее дерево повредило. А ухо откусил лис в поединке за куропатку. В том бою победителей не было. Во время схватки пришёл Серая Тень и забрал трофей. Дерущимся больше не за что было биться, и они разбежались, обещая друг другу скорую встречу и месть. Прабабка вышла за него из нужды, но всю жизнь не знала голода и холода. Она аккуратно приносила потомство каждый год, красивое потомство. Мой дед был из первого их помета. Я помню прабабку еще сильной и красивой…

…Ма замолчала, предаваясь приятным и давнишним воспоминаниям. Я сидел и ждал. Потом не вытерпел.

– Ма, ну ты же хотела мне что-то рассказать о семье, где жила твоя прабабушка, – обратился я к матери снова, – ведь это должно быть важно для меня. Или нет?

– Да, сынок, прости, я вся предалась счастливым воспоминаниям детства. Конечно я расскажу. Семья, где жила прабабушка, была необычной. Как и нора, принадлежащая им. Представляешь, Миу-миу, они ходили на двух лапах! Как медведь! И никогда не опускались на четыре. Они были огромными, уродливыми, бесшерстными. У них не было когтей на лапах и острых клыков, хотя они тоже часто ели мясо, но предпочитали его испортить, бросив в очень горячую воду и продержав там достаточно долго. Их странные лапы с длинными отростками умели ласково гладить спинку и чесать за ушами. Их уродливые плоские мордочки с торчащими клювами, которыми они дышали, произносили непонятные звуки, то низкие, то высокие. Представляешь, они совсем не умели мяукать и мурчать, как мы! Как же их можно было понять? Но прабабка говорила, что научилась понимать, потому что полюбила. И они понимали ее, потому, что тоже любили и заботились. У существ не было мохнатой шкуры, как у нормальных животных. Они были гладкими, хотя на голове имелось некоторое количество меха: у кого длинного, у кого короткого. Они носили странные съемные шкуры, которые любили часто менять. У них даже были шкуры некоторых наших врагов – Серой Тени и Лиса. По шкуре Серой Тени они ходили своими задними лапами, а Лиса носили на плечах. Выглядело это странно и смешно. Наверное так они хотели показать, что являются самыми сильными и ловкими охотниками на свете. И нет им равных!

– Ма, почему ты никогда не рассказывала мне об этом раньше? – спросил я.

– Да как-то не приходилось к слову, дорогой мой, – Ма глубоко вздохнула и продолжила. – Эти существа, хоть и носили шкуру убитого Лиса на плечах, были очень добрыми. Прабабушка жила у них с рождения и не могла припомнить ни одного случая, чтобы они чем-то обидели ее. С ней играли, ее ласкали, сытно и вкусно кормили. Она называла их Бесхвостыми. Да, я забыла сказать, что у них совершенно не было хвостов! Даже коротких! Они часто моргали своими странными глазами с круглыми зрачками, уши у них находились не наверху головы, как у нас, а по бокам и выглядели, как раковина улитки. В общем, они были огромными, добрыми уродцами, в нашем понимании красоты, если закончить описание их внешнего вида. Ели они, сидя на подставках, еду клали на подставку повыше и зачем-то тыкали в нее странными холодными блестящими предметами, вместо того, чтобы вонзить в добычу зубы и с рычанием разорвать на кусочки. Прабабушка о них вспоминала с грустью и нежностью. Наверное она была счастлива с ними. А живут они в странных норах. Они огромные и светлые. Наполненные разными непонятными предметами. Одни из которых прабабушка научилась использовать, а другие нет. Она спала на них, чесала о них когти, грызла, когда было скучно. От них была польза. Но были предметы, с которыми прабабка не знала что делать. Много странных предметов. Она о них рассказывала, но я уже забыла подробности. Я советую тебе пойти туда, откуда пришла прабабка. К Бесхвостым. Ты любопытен и любознателен. Возможно тебе будет полезен этот опыт общения, а может они станут твоей семьей на какой-то срок… Твое сердце не тронуто чувством. Может их любовь и забота заполнят его. Ты увидишь совсем другой мир, не похожий на привычный тебе. Подумай, хочешь ли ты пойти по этому пути?

Я представил себе огромную, светлую нору, засыпанную сухой травой и шкурами Серых Теней, по которой прыжками на двух задних лапах передвигались серые и бурые голые существа, со шкурами Лисов на плечах и что-то мычали, обращаясь ко мне. Впечатление было так себе, жутковатое. Но я верил Ма и верил, что кроме нашего леса и живущих в нем зверей, должен существовать другой мир, населенный другими существами, не похожими ни на одно виденное мной. Мое воображение разыгралось и так захотелось узнать что там, за бесконечным лесом… Аж между подушечками лап зачесалось…

– Да, Ма, – вдохновленно муркнул я, – разумеется я последую твоему совету, как только стану не нужен тебе.

– Это случится скоро, – тихо вздохнула Ма, – очень скоро, солнце мое…

…Ма уснула… По ее счастливой мордочке, которую я так любил, пробегали тени сновидений. Усы подергивались, словно она что-то до сих пор рассказывала мне. Я прилег рядом, обняв ее лапами, уткнувшись носом в шерсть, пытаясь запомнить и сохранить в памяти родной запах. Я определился с планами, во мне зажглась надежда на счастливое будущее. Главное хорошо помнить прошлое и никогда не предавать воспоминания о тех, кто был дорог тебе и любил, когда ты был мал, слаб, несамостоятелен и зависим от их заботы.

– Я всегда буду помнить тебя, Ма, – мурчал я на ушко своей самой любимой самочке на свете, – я никогда не забуду тебя и Мяу, и Мау. И где бы я ни был мое сердце и моя любовь навсегда останутся с вами. Я обещаю… Обещаю… Обещ…

…Я крепко спал, и мне снились огромные норы, размером с высокое дерево, в которых росла трава и летали полосатые желтые жужи, ища сладкий нектар, а на высоких пнях, оставшихся от сломаных во время бури или от старости деревьев, сидели, согнув задние лапы, наподобие ужасного Ууха и других птиц, бесшерстные существа с плоскими мордами и ушами в форме ракушек. Они мурчали и мяукали на разные голоса. И я мяукал вместе с ними. Мы разговаривали и отлично понимали друг друга. И я был счастлив…

Течет, покуда не иссякнет

С жизнью вместе,

Слез река,

И на волнах ее даже зимой

Не замерзает пена.

(Ки-но Цураюки)

ГЛАВА 17. НИ СЛЁЗ, НИ ГОРЯ, НИ СОМНЕНИЙ…

…Как мы не пытаемся оттянуть время перед неизбежным, все равно событие настигает нас и бьет еще больнее, чем если бы мы заранее продумали как дать ему отпор…

У Ма подошел срок. Еще утром она, как ни в чем не бывало вышла погулять наверх, и я вдруг заметил, что Ма слишком часто дышит.

– Что с тобой? – взволнованно спросил я. – Тебе нехорошо? Чем я могу помочь?

– Все в порядке, сынок, – тяжело дыша прошептала Ма, – просто начинаются роды. Скоро твои братья и сестры попросятся наружу, и я должна буду их выпустить.

– Что мне делать, Ма? – снова спросил я. – Как тебе помочь?

– Ничего не нужно, милый, – быстро дыша между схватками сказала Ма. – Нам нужно попрощаться и ты уйдешь, как дОлжно… Я понимаю, тебе тяжело это принять, но так устроен мир. Взрослым котам нельзя присутствовать при рождении новых душ. Не одним трагическим случаем были омрачены такие моменты. Случалось, коты вдруг набрасывались на новорождённых и душили их. Я не хочу, чтобы это случилось в нашей семье. Я знаю, ты очень добр и необычайно великодушен, но такое помрачение рассудка, к сожалению, бывает внезапным и у кого угодно. Давай прощаться, моя любовь, мой солнечный мальчик, мой смелый воин и мудрый вождь! Тебе пора в путь! Помни, что я тебе рассказывала. Найди Бесхвостого и подружись с ним. Может тебе повезет, как твоей прабабке, и ты обретешь дом, как и мечтаешь!

…Это было как удар камнем, как укус Серой Тени, как когти Ууха… Это было больно… Я почувствовал такую тоску и безысходность, что мне стало трудно дышать… Час настал. Мне придется покинуть свой дом и последнего родного члена семьи. Так велит обычай предков…

– Я услышал твою волю, Ма, – мяукнул я в отчаянии. – Я обещал – и я выполню ее, как бы мне ни хотелось ослушаться… Сейчас я отправлюсь на охоту для тебя, чтобы ты, по крайней мере пару дней не знала голода, а потом уйду.

Я быстро убежал, чтобы не видеть плачущие мамины глаза. Она страдала не меньше моего. Но закон есть закон, и его придется исполнить.

Я бежал и все время думал: "Кто же придумывает такие законы, от которых всем плохо? И тому, кто уходит, и тому, кто остается. Ведь это неправильно, неверно! Это мучительно и несправедливо! Ведь я так хочу быть рядом с Ма, чувствовать, что меня кто-то любит, быть счастливым осознанием своей нужности…"

Но предки были мудры, и такие строгие законы возникали не на пустом месте. Их введение вызывалось простой и бесстрастной целесообразностью происходящего. В природе все подчинено рациональной необходимости и нет места чувствам. Только так каждый вид имеет шанс выжить. Только безропотно подчиняясь строгим и порой жестоким законам природы. Я это понимал умом, но сердце мое протестовало. Я испытал любовь и привязанность, и для меня эта холодная практичность законов казалась пыткой, жестоким наказанием.

Я бежал и бежал, ничего не замечая вокруг, стараясь умчаться от своих мыслей, горя, чувства потери… Вдруг перед моим носом выросла чья-то тень. Огромная тень. Я поднял глаза и втянул носом воздух. Это была Свирепая Лапа. Я никогда не видел ее живьем, знал только по маминым рассказам, но увидев чудище, я сразу понял на кого наткнулся. Эти огромные звери зимовали в берлогах, там у них появлялись детеныши. Мать выкармливала их молоком много месяцев. Ранней весной Свирепая Лапа вышла на свежий воздух и начала охотиться. Дети опустошили ее, высасывая молоко. Она сильно отощала, была очень зла и голодна. Сейчас конец весны, Свирепая Лапа успела отъесться. Добычи в такое теплое время вдоволь. Ее маленькие дети бегали по поляне. Мать еще долго будет кормить их молоком, но уже сейчас она начала учить их питаться и другой пищей: жуками, стрекозами, муравьями, птичьими яйцами, грызунами. Каждый ребенок Свирепой Лапы был гораздо крупнее меня. По возрасту они были младше и глупее, но у них уже были когтистые лапы, способные распороть мне брюхо и острые зубы, которые с легкостью могут перекусить мои лапы. Они были хищниками, как и я. Страшными, могучими хищниками. Ма всегда учила нас бежать, как можно скорее, если только наш нос учует запах Свирепой Лапы. Животное только казалось толстым и неуклюжим. Оно стремительно передвигалось и было весьма ловким. Мало кто уходил от этого существа живым…

Я оторопел, столкнувшись почти нос к носу с одним из малышей Свирепой Лапы, мамаша которого отдыхала на поляне.

– Мааааааа! – закричал он от страха низким голосом.

Я понял, что испугал его. Ему было от силы месяца три. Совсем малыш. Он не ожидал увидеть меня. До этого он встречался только с кротами и землеройками. Я был слишком крупной добычей для него. Зашипев от неожиданности и выгнув спину горбом, я зарычал, предупреждая, что со мной не стоит связываться никому. Ребенок Свирепой Лапы захныкал, сел на короткий, смешной хвостик и стал тереть нос толстой лапой. Я перестал выгибаться и шипеть, поняв, что он мал, очень мал по сравнению со мной. От него остро пахло молоком. Так знакомо, так давно забыто…

– Я напугал тебя, малыш, прости, – нежно мяукнул я, подошел и потерся о его бок. – Не плачь, я не обижу тебя. Посмотри, у меня пушистая и мягкая шкура и еще я умею петь песенку. – Я громко замурчал, показывая мирный настрой и отсутствие агрессии, и задрал хвост вверх, помахивая им из стороны в сторону, пытаясь отвлечь внимание детеныша.

– Мааааа, мааааа, – проревел малыш и потянулся к хвосту лапой.

– Мрррр, – сказал я и поджал хвост. Потом крутанулся за ним на месте, поймав зубами, брякнулся на бок, задрав все четыре лапы и замахал ими в воздухе, делая вид, что дерусь с воображаемым противником.

– Мааааа, – неуверенно сказал детеныш и попытался повторить мой маневр.

Его хвост был очень коротким, и при всем желании он не смог бы поймать его. Малыш тоже опрокинулся на спину и замахал лапами.

– Ну вот мы и нашли общий язык, – я с трудом перевел дух. – Ты только маму не зови, пожалуйста…

– Мааааа, маааааа, – закричал детеныш, вскочил и помчался короткими, смешными, неуклюжими прыжками к матери, мирно отдыхающей на поляне. Еще двое таких же малышей, способных одним прыжком раздавить меня в лепешку, поскакали к матери с разных сторон.

– Маа, мааа, ма, – Свирепая Лапа совсем не выглядела свирепой, общаясь со своими малютками. Она была как небольшая гора рядом со своими малышами-холмиками. Я спрятался за кустом и наблюдал, затаив дыхание, с какой нежностью Свирепая Лапа общалась со своими детьми. Она нежно вылизывала каждого, валяла их в траве, ласково переворачивая на спину, сама заваливалась на бок и смешно каталась, нежно рыча. Малыши прыгали по ней, пока не утомились. Наконец Свирепая Лапа улеглась на бок и нежное "мааааа", совершенно удивительным образом не сочетающееся с внешним видом громадного, чрезвычайно опасного, хитрого и ловкого зверя, вырвалось из ее пасти. Она звала детенышей, чтобы покормить их молоком.

Маленькие, вечноголодные Свирепые Лапы присосались к бугоркам на ее брюхе и вкусно зачмокали, мыча. Я обалдело наблюдал за этой редкой картиной.

"Они такие же, как мы, – думал я, – ну просто совершенно такие же, только намного крупнее. Они также любят своих детей и наверняка страдают, если им больно. Так же и Ма будет любить своих новых котят, не забывая о прежних. Это тоже закон природы. И ничто не может отменить его."

Медленно попятившись назад, я отполз на безопасное расстояние и деранул прочь с такой скоростью, какой сам от себя не ожидал. У Свирепой Лапы был исключительный нюх, и мое счастье, что она не унюхала меня первой. Ветер дул в мою сторону, унося запах в чащу леса. Конечно я не представлял опасности для ее детенышей, но она бы разорвала меня в клочья, если бы заметила, что я приблизился к одному из них.

Это происшествие и моя явная удача, заключающаяся в том, что я смог унести ноги от семейки Свирепой Лапы, вдохновили меня, и я быстро выследил и поймал белку и пару кротов. Перетащив белку и кротов ко входу в нашу нору, из которой раздавались стоны матери, я остановился на пороге и мяукнул.

– Можно ли мне проститься с тобой, Ма? Я принес тебе еды на пару дней. Я не знаю, как ты будешь обходиться без моей помощи, но тебе виднее, и я подчинюсь правилам. Сейчас я втащу добычу внутрь норы, чтобы ей не полакомились другие хищники и скажу тебе прощальное слово. Можно войти?

– Входи, Миу-миу и побыстрее, – простонала Ма. – Видишь ли, со мной что-то не так. Похоже что котята лежат неправильно. Они должны приходить в мир головой вперед, но посмотри, из меня торчит хвостик! Я могу не справиться. Тебе придется помочь мне, раз так случилось на мою удачу, что ты не успел меня покинуть. Только будь очень осторожен и не повреди малышу. Он будет пахнуть кровью, но не теряй рассудка. Это не добыча. Это твой брат или сестра. Помни об этом и держи себя в лапах.

– Говори, что мне делать? – взволнованно сказал я. – Я не стану их есть. Я уже пообедал парочкой мышей, пока охотился!

Шутка была не слишком удачной, но Ма поняла, что у нее нет выбора и ей придется мне довериться.

– Видишь хвостик? Бери его зубами, очень аккуратно, и потихоньку тяни на себя. Давай! – скомандовала Ма. – Тяни!

Я ухватил маленький хвостик и потянул на себя. Ма напряглась, застонала и котенок стал появляться. Сначала вышли задние лапки и крестец, потом брюшко, плечи и передние лапки и наконец крошечная головка. Он был темным, совершенно мокрым, крохотным, почти не двигался и тоненько пищал. Ма тут же быстро перегрызла пуповину и стала его вылизывать, высушивая языком.

– Ты молодец, Миу-миу, – мурчала она, – сейчас наружу попросятся и остальные.

Замерев, я со счастливым видом наблюдал, как из мамы появлялись маленькие, пищащие, слепые, с тонкими лапками, похожими на лягушачьи, котята.

Остальные выходили как полагается – головой вперед. Мама, зная свое дело, быстро справлялась с пуповиной и сушкой котят, благо, что на них был только реденький пушок, а не густой мех. Родившиеся сразу находили по запаху вкусные бугорки на мамином брюшке и намертво присасывались к ним, чмокая и толкая маму передними лапками. Вдруг один котенок потерял сосок и запищал. Он был совершенно слеп и ориентировался только по запаху молока. Я дёрнулся, чтобы помочь ему и подтолкнуть к нужному месту.

– Стой, где стоишшшшшшь! – вдруг зашипела на меня Ма. – Не смей подходить! Фффффффф!

Ее глаза горели безумным огнем. Шерсть встала дыбом. Наверное она подумала, что я хочу схватить котенка и сожрать его.

– Ма, ты что! – тихо сказал. – Это же я, твой солнечный мальчик, сын Солнечного Кота, я только хотел помочь ему… Или ей… Еще не разобрал…

– Они справятся без тебя, не мешай им. В этом мире каждый сам за себя. Они должны научиться сражаться за свою жизнь и за свой глоток молока с самого первого вдоха. Таков закон. Слабый не выживает. Не мешай им, сын.

Мама напряглась в последний раз, и на свет появился огненно-рыжий комочек. Он открыл маленький ротик, вдохнул воздух и громко завопил от радости прихода в этот мир.

Это был очередной сын Огненного Кота, его неизменное земное воплощение. Ма, увидев его, громко и нежно замурчала и начала бережно вылизывать.

– Вот он, мой солнечный брат, – сказал я. – Теперь у тебя снова есть сын Огненного Кота, и мне, пожалуй, пора в дорогу. Прощай, Ма! Я всегда буду помнить о тебе, о Мяу, о Мау и об этих малышах. У них пока нет имен, но я просил бы тебя назвать последнего Миу-миу, как меня. Пусть он напоминает тебе обо мне и пусть любит тебя так же, как я. А я… ухожу… мне пора. Прощай, Ма…

Я подошел к матери, прижался к ней, насколько позволяла ее поза кормящей, лизнул в нос, в глаз, между ушами, быстро обнюхал новорождённых и… быстро вышел из норы. Глубоко вдохнув весенний воздух, напоенный ароматами луговых трав, я потрусил прочь, не оборачивась. Навстречу чужому миру и неизвестности. Я не чувствовал страха. Я еще ощущал сосущую тревогу за Ма и ее новых детенышей, но затем стряхнул грустные воспоминания, как старый коготь отслаивается и остается в рыхлой древесине, когда под ним вырастает новый, острый и, прибавив ходу, помчался по лесу, наслаждаясь абсолютной свободой.

Я не плакал, нет. Какой смысл было проливать слезы, раз я не в силах ничего изменить. Не я придумал эти правила и не в моей воле было нарушить их. Я видел появление новой жизни, такой же, какими были мы в свое время. Ма была права. Мне больше нечего делать рядом с ней. Ее работу матери я не могу сделать за нее. Она выжила одна в первый раз, выживет и сейчас.

Я бежал строго по Солнцу, бежал туда, куда указывал мой отец, доверяя его могуществу и истинному знанию.

Я бежал, радостно сознавая, что даже если со мной что-то случится, у Ма останется еще один рыжий Миу-миу, воплощение ее великой любви к самому загадочному созданию Мира – Солнечному Коту, дающему свет, тепло и жизнь.

Я бежал, глядя на меняющиеся пейзажи вокруг, бежал там, где никогда раньше не бывал, мимо полян, чащоб, ручейков и болот. Мимо пасущихся зверей с развесистыми ветвями на головах, напоминавших облетевшие осенние кусты; мимо колючих шаров на ножках, торопящихся поймать и съесть побольше сверчков, стрекоз и улиток, пока длится световой день, и пока все насекомые повыползали навстречу живительному теплу. Мимо охотящегося Лиса, не заметившего меня в пылу погони за кротом. Мимо дупла Ууха Ужасного, который сидел на толстой ветке и слепо щурился. Обладая великолепным ночным зрением, позволяющим разглядеть букашку на траве, Уух днем почти ничего не видел и, следовательно не представлял для меня никакой опасности. Стремительно пролетел я и мимо поляны, на которой наткнулся на семейку Свирепой Лапы, отметив на бегу того детёныша, с которым пытался подружиться. Промчался по поляне с тетеревами, подняв парочку глупых красноголовых птиц на крыло…