Второй шанс

– Спасибо за комплимент. На себя посмотри, – разозлилась Ивка.

Дмитрий к тридцати пяти годам обзавелся приличным животиком и выглядел обрюзгшим.

– Мужчине достаточно выглядеть чуть лучше обезьяны, и он будет востребован, а женщине, утратившей обаяние, ничего не светит, – изрёк муж избитую фразу с глубокомысленным видом.

«Как ни странно – он прав. У нас в больнице каждая третья сотрудница либо разведёнка, либо никогда не выходила замуж. Не считать же за брак нынешнюю моду на сожительство», – подумала Иванна и набрала на телефоне номер дочери.

– Сашуль, мы же в кино собирались, уже почти шесть вечера?

– Мамочка, буду через полчасика, пойдём в семь часов на «Хроники Нарнии».

Дмитрий отправился в зал смотреть любимый сериал. Она навела порядок на кухне и прилегла в ожидании дочери на кровать.

Муж задел за живое. Вспомнился давний разговор матери с соседкой тётей Катей.

Иванна училась тогда в десятом классе. Она делала уроки в своей комнате. Дверь на кухню осталась открытой – Ивка хорошо слышала собеседниц.

– Семка-то бросил Клавку и смылся с докторшей. Она проплакала три дня и порешила вернуть Семена во что бы то ни стало, – сообщила новость тётя Катя.

– Клава сама виновата. Распустила себя. Растолстела. Ни прически, ни макияжа, а эта фельдшерица Анна ладная, тоненькая, как девочка и ласковая, как котёнок. Мужик ведь большой ребенок: вкусное любит, да что б его по головке гладили, – рассуждала мать.

Ивка не верила своим ушам – это говорила её мама, которая одевалась, как серая мышка и была не раз бита пьяным мужем. Господи, какая ласка! О чём она? Видимо, мать рассуждала абстрактно, не примеряя это к себе. Отцу, постоянно находящемуся под хмельком, всё равно во что одета и как выглядит жена.

– Клава неделю голодала, – рассказывала дальше тётя Катя. – Десять кило скинула. В городе купила на все деньги нарядов. Причёску в парикмахерской забабахала. Красивая стала – не узнать! – с восхищением повествовала соседка. – Собралась она и поехала за полюбовниками в Анапу.

«Клаве, чтобы похудеть, полгода надо, а не семь дней», – ехидно подумала Иванна.

– Дай-ка, чайку подолью. – Послышался звук льющейся воды и тихий голос матери. – И что дальше? Клава тебе сама рассказывала?

– Не мне одной. Всем бабам. На работе. Как только вернулась с Анапы, так и рассказала. Так вот, Клавка узнала у тёти Глаши, в какой санаторий дали фельдшерице путевку, и отправилась в путь. Купила путевку туда же, где находилась разлучница и сбежавший муж. Надела новый купальник и вышла на пляж. Вокруг белые, не загорелые люди, а Клава, будто на морях уже побывала. Все интересуются: «Женщина, где вы так успели хорошо загореть? Подскажите, на каком море?»

И тут Иванна поняла: Клава вдохновенно сочинила своим подругам сказку. Никто в здравом уме не спутает грязно-коричневый деревенский загар с морским, ровным и шоколадным. А главное, женщины словно забыли, что загорелыми до черноты у Клавы были только руки до плеч, ноги до колен, декольте и лицо. Всё что обжигало палящее солнце во время прополки в поле. Так загорела и тетя Катя, и мама, и даже Ивка. Ей стало жаль Клаву, которая потратила последние деньги и испытала жуткое унижение, пытаясь вернуть непутёвого мужа. Возвратившись в деревню, она придумала байку и для любопытных подруг, и для своего успокоения.

– И вот сидит Клавка на пляже, а мужики заглядываются. У похудевшей Клавы фигура нечета плоским городским доскам, – хихикнула тётя Катя.

«Как же похудела! Для стокилограммовой Клавы потерять десять кило, как слону дробина», – усмехнулась Ивка. И представила на пляже полную, с большой грудью девушку с деревенским загаром, растерянно ищущую взглядом сбежавшего Семена.

– Вечером Клавка снова сходила в парикмахерскую, сделала прическу, накрасилась, надела шикарный костюм и пошла в ресторан санатория, – повествовала тётя Катя.

– Погоди-ка, проверю, спит ли Лёня? – Мать показалась из кухни.

Иванна притаилась за дверью, сгорая от стыда. Она подслушивала! Вскоре мать вернулась на кухню, и соседка продолжила рассказ.

– Входит Клава в ресторан, посетители повернули головы в её сторону. А Сёмка, увидев такую красивую жену, встал и кинулся к ней.

– Прости, Клава, не ценил тебя! Вижу теперь, нет никого краше тебя! Прости и прими обратно.

– А что же она отвечает? – поторопила замолчавшую соседку мать.

Тётя Катя, как хороший актёр, держала паузу.

– А Клава отвечает: нет, не прощу! Смотри теперь и жалей, кого потерял! И гордо вышла из зала ресторана. Заплакал Семка, но поздно. Посмотрел он на фельдшерицу и плюнул.

– Не простила! – ахнула мать. – Может, не стоило так гордиться? Мужик осознал, что натворил, пусть домой возвращается.

– Мы тоже так сказали Клаве. Но она твердит: лучше одной жить, чем с предателем, – закончила рассказ соседка.

Иванна ясно представила на пороге ресторана наряженную, как новогодняя ёлка, Клаву. Молодая женщина обожала ярко-синие тени и мазала их до бровей, а брови красила в жгуче чёрный цвет. Довершала боевую раскраску алая губная помада с блеском. Новое платье Клава, как пить дать, купила блестящее с люрексом. И скорее всего, не сдержавшись, плакала возле столика коварного Семки и просила его вернуться.

«Никогда не буду толстеть и становиться бесформенной коровой, – поклялась она тогда себе. – И не позволю мужчине унижать меня и выставлять на посмешище».

Ивка встала с кровати и посмотрела на свое отражение в зеркале: тусклые неухоженные волосы собраны в хвост, мешковатая одежда, попытка скрыть полноту, и взгляд уставшей, разочарованной женщины.

«Куда делась веселая, тоненькая девушка, мечтающая о жизни в городе. Мечта исполнилась, но видимо, этого мало».

Она накинула свободную лёгкую кофточку, июльский вечер обещал быть тёплым.

– Мам, я дома! Идём в кино. Дай только водички, пить хочу, – кричала дочь, стоя на пороге квартиры.

– Дима, мы пошли, – сообщила она мужу, заглянув в зал.

– Делать тебе нечего! Лучше бы легла спать пораньше. Жалуешься, что устала, а сама тащишься в кино, – буркнул муж, не отрывая взгляда от экрана телевизора. Дмитрий покосился на жену. Уже два года она перестала волновать его, как женщина. Изредка он спал с ней, снимая напряжение, но всё чаще Ивка вызывала у него глухое раздражение. Покорное, тупое выражение на лице жены иногда бесило его до зубовного скрежета. Правда, она была удобным сожителем по квартире: безропотно готовила, убирала, обслуживала его.

«Для чего ещё нужна жена, как не для удобства, – размышлял он. – Для удовольствия я всегда себе найду кого-нибудь».

И находил, правда, изредка. Он любил свою уютную квартиру, дочку, тихую и ласковую девочку, и даже Ивку ценил за незаметность, за то, что не мешала жить так, как ему нравится. Жаль: нервировала иногда. Дмитрий единственный ребёнок у родителей. Из ласковых рук матери плавно перебрался в руки жены, поначалу не такие умелые, как мамины, но со временем ставшие более опытными. Еда по возможности готовилась только та, что он любит, передачи по телевизору смотрелись только те, что он хотел. Мужчине не приходило в голову, как эгоистична его натура, замыкающаяся на себе любимом.

Он искренне считал: «Смотрите любимые передачи днём, пока он, глава семьи, на работе. Жена возмущалась: стал много пить! А попробовала бы эта клуша, поездить весь день по забитым транспортом улицам, выслушивая нытье клиентов. Я имею полное право расслабиться после рабочей недели. Могу в любое время бросить пить, когда захочу. Я не алкаш какой-то».

Дмитрий поморщился, некстати вспомнив, что проиграл деньги, играя на тотализаторе. Деньги небольшие, но обидно, что любимая команда волейболистов, так позорно продула. Ивка второй вечер нудит, что дочке нужно покупать к школе всё новое: выросла из прошлогодней формы.

«Гляди-ка, а малявка-то вытянулась. Ладно, вытащу из заначки, пусть купит Саньке обновки».

***

Иванна собиралась на рынок и по магазинам, Дима наконец-то выделил деньги.

«Лучше не ждать школьных базаров. Тогда цены подскочат чуть ли не в два раза», – размышляла она.

Ива расчесывала волосы, Санька крутилась рядом, поглядывая на неё странным обеспокоенным взглядом.

– Мам, сними эту юбку, ты в ней выглядишь старой бабкой. И туфли у тебя со стоптанными каблуками – некрасиво же. Пожалуйста, переоденься, – краснея, попросила дочь.

Иванна посмотрела в зеркало. Неудачный фасон юбки добавлял лишние килограммы и делал фигуру более приземистой и тяжёлой. Она хотела возмутиться и накричать на дочь, но вспомнила себя.

Пятнадцатилетняя Ивка поехала с матерью в город. Елизавета Павловна собиралась приобрести дочери зимнее пальто и сапожки. Мама в старенькой куртке и немодных ботиках весело шла по улице, разглядывая витрины магазинов. Ивка остро воспринимала любые взгляды, брошенные на них прохожими, читала в них насмешку и любопытство. Весь облик матери буквально кричал: она из деревни, от пахоты и нищеты. Хорошо одетые люди шли навстречу. Сама Ивка, наряженная в симпатичную курточку, джинсы, несильно отличалась от городской молодежи. А вот мама маленькая, аккуратная, но такая лапотно-деревенская её смущала. Она злилась на мать и дала себе слово: «Если у меня будет дочь, я буду хорошо и модно одеваться, чтобы ей не пришлось меня стыдиться».

Иванна вспомнила эту давнюю поездку в город, и у неё закололо сердце от острой жалости к матери. Та старалась, как могла, одевала её, почти ничего не покупая себе. С их доходами по другому не получалось. С болью Ивке припомнилось своё раздражение в магазине, когда она примеряла пальто. А ведь тогда мать отдала за обновку все деньги, накопленные за тяжелую работу летом. Себе мама купила только платок и радовалась ему, как ребёнок. Она была счастлива, что сумела одеть дочь не хуже других и терпела её раздражение и плохое настроение. Ивка отошла душой и повеселела только в селе, в нём не приходилось краснеть за мать. А мама украдкой вздыхала и косилась на неё, но ни разу не упрекнула.

Иванна сняла уродливую юбку, открыла шкаф и стала перебирать вещи. Слёзы капали на кофты и платья. Она плакала от жалости к матери и своей повторяющейся судьбе.

– Мама, не плачь! Да ну её эту юбку – одевай, только не плач, – услышала она дрожащий голос дочери.

– Нет, малышка, ты не должна меня стыдиться. Если я не люблю себя, то кто же ещё будет меня любить.

– Я, мама, я люблю тебя. – Саша прижалась к ней всем телом.

Ивка вытащила летний костюм, который одевала только по праздникам.

– Санечка, дай мне пять минут.

Она нарядилась в костюм и почувствовала себя лучше. Нанесла макияж, улыбнулась своему отражению.

«А всё не так уж и плохо! Нужно сесть на диету. Выкроить деньги на брюки и пару блузок. Начну с понедельника».

Дочь оглядела её и счастливо улыбнулась.

Они потратили полдня на покупки, но эти часы провели с обоюдным удовольствием.

***

Иванна очнулась на жёсткой кушетке. В виски словно вонзили раскалённые гвозди. Она недоумённо приподнялась на локте.

«Что случилось? Почему я здесь лежу?»

Оглядела комнату. Процедурная. Открылась дверь, вошла медсестра, работающая с ней в одну смену.

– Пришла в себя? Здорово же ты нас напугала!

Ивка потрогала голову. На затылке нащупала большую шишку.

– Я упала?

– В обморок. Прямо возле больного в палате, напугала мужика до смерти. Он прибежал в кабинет лечащего врача и, заикаясь, ляпнул, что ты откинула копыта.

– Прямо так и сказал? – не поверила Иванна.

– Ага. Ты ставила градусник дяде Коле.

– Точно. Хорошо, что мужчина говорил без мата.

– Я бы так не думала, эти слова стояли внутри цветистого оборота из отборного мата.

– Бедный Алексей Валерьевич, – усмехнулась Ивка.

Дежурным врачом в их смену работал застенчивый, только что окончивший институт молодой врач. Он краснел и терялся от любого грубого слова.

Алексей Валерьевич направил Иванну на обследование. Больших проблем со здоровьем коллеги у неё не выявили. Второй более глубокий обморок случился ночью. Она упала в коридоре, снова напугав больных. После этого Иванна решила перейти из ночных медсестер в дневной стационар. Ей предложили место медсестры, обслуживающей больных на дому. Иванна выполняла назначения участкового врача. Приходилось исписывать кучу бумаг и за день наматывать километры. В этом была и своя польза: женщина похудела и посвежела. Обмороки прекратились. Существовал здесь и дополнительный заработок: небольшие суммы платили за незапланированные уколы другим домочадцам больного, дарили коробки конфет и шоколадки. Однажды делая укол бабушке из элитного дома, она получила предложение: за шесть тысяч в месяц два раза в неделю убирать квартиру. Ивка хотела возмутиться, но потом осмотрела апартаменты пожилой женщины и согласилась.

– Анжела Петровна, я буду наводить порядок после работы, по вторникам и пятницам.

– Хорошо деточка, – смиренно согласилась старушка.

Иванна еле сдержала смех. Бабуля не из неробкого десятка и по вредности превосходила бабу ягу. Анжела Петровна привыкла к лёгкой, обеспеченной жизни, будучи замужем за крупным чиновником из областной администрации. Женщина никогда не работала и привыкла, чтобы её капризы выполнялись, а слабостям потакали. После смерти отца сын, женившись, купил матери двухкомнатную квартиру в хорошем районе города и отселил её. Невестка не желала жить в одном доме с требовательной свекровью. Заботливый сын нанял в помощницы маме приходящую кухарку и домработницу. Кухарка суровая неразговорчивая женщина средних лет появлялась утром, готовила на день и исчезала. Она продержалась у взбалмошной Анжелы Петровны два года, а вот домработницы менялись каждые два месяца. Последняя устроила разборки с хозяйкой на глазах медсестры. Иванна заметила, что бабуля получала огромное удовольствие от скандала. Глаза Анжелы Петровны молодо сверкали, хотя она делала вид, будто потрясена поведением девушки, которую сама же и довела до истерики. Ивка поняла психологию старушки.

«Ну что ж, сколько сумею, столько и продержусь. Тем более что деньги хозяйка квартиры обещала платить исправно».

Кроме уборки в её обязанности входили походы в магазин, расположенный на первом этаже дома. К зарплате медсестры дополнительные шесть тысяч – весомый довесок. Как-то закладывая в холодильник купленные по списку хозяйки продукты, она не смогла их вместить.

– Анжела Петровна, в холодильнике все полки заняты и морозилка переполнена. Что делать? Сказать кухарке?

– Нет, деточка, перебери и выкинь в мусорку те, у которых срок на исходе. Я кушаю только качественные продукты, слава Богу, не плебейка, могу себе позволить.

Иванну обдало жаром, но она стиснула зубы, понимая, что хозяйка нарочно её злит, разыгрывая спектакль.

– Конечно, Анжела Петровна, вы же особенная… – про себя добавила: – змея. – Она перебирала упаковки с мясом, рыбой, фаршем, морепродуктами и не знала, что делать. На всех стоял не истекший срок годности. Отобрала пакет с мясом месячной давности и сверток с морепродуктами.

– Вижу: тебе жалко выбрасывать. Дай. – Хозяйка забрала из рук Ивки крепкий целлофановый пакет и шустро заполнила всем, что попалось под руку.

Иванна потеряла дар речи: бабуля собиралась выбросить качественные дорогие продукты.

– Послушайте, Анжела Петровна, если вам это не нужно, – она показала на пакет, – можно я заберу домой.

– Нет, деточка, я не позволю вам травить себя заморозкой. Вынесите на мусорку. Сейчас же! Когда вернётесь, наведите порядок на балконе.

Ивка хотела возразить, но тут же заметила злорадный блеск глаз старой женщины. Она сообразила, эту изощрённую пытку бабуля применяла ко всем домработницам.

– Сейчас всё сделаю.

Иванна подняла тяжелый пакет и потащила к выходу. Она сейчас несла в руках продукты стоимостью две её зарплаты. Целлофан угрожающе затрещал, еле успела прислонить пакет к мусорному баку, как ручки оборвались.

Она навела порядок на балконе, убрала в комнатах, ванной и туалете. Прощаясь, хозяйка квартиры вручила ей семьсот пятьдесят рублей. Анжела Петровна предпочитала платить оговоренную сумму частями, за каждый день работы. Вручала так, будто медсестра не заработала эту сумму, а выпросила у неё доброй самаритянки. Иванна вышла из подъезда, на улице уже смеркалось. Она помнила о вынесенных на мусорку продуктах.

«Сегодня стояла прохладная погода, большой пакет полон заморозки – продукты не должны испортиться. По идее они не успели даже разморозиться».

Ивка зашла в магазин и купила два крепких пакета. Крадучись и оглядываясь по сторонам, как вор, подошла к мусорным бакам. От стыда, что её могут увидеть, горели уши и лицо. Продукты действительно только-только начали размораживаться, вокруг них образовалась грязная лужа. Морщась от запаха из баков, она быстро переложила подтаявшие продукты в купленные пакеты. Выпрямившись, окинула взглядом окна дома и замерла. На балконе стояла Анжела Петровна и смотрела прямо на неё. Мусорные баки освещал только один тусклый фонарь, но его света оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть Иванну. Обе женщины какое-то время таращились друг на друга. Ивка вышла из ступора, от злости даже пропал стыд. Она помахала рукой старушке, подхватила ношу и отправилась домой.

В следующий вторник решила не появляться у Анжелы Петровны. Делать уколы старушке собиралась просить другую медсестру. Иванна уже поняла: у бабульки заготовлено много способов глумления над людьми. Видимо, она так развлекалась. Ивка подсчитала, какую сумму она сэкономит, не тратя деньги на питание, и повеселела. Теперь можно подумать и о новом платье, и о сумочке, даже останется на покупку нескольких пачек бисера. В редкие свободные часы она с дочерью из тонкой проволоки и бисера мастерила фигурки зверей, птиц, букетики цветов. В эти минуты Иванна отдыхала душой. Они неторопливо беседовали, Саша рассказывала о школе танцев, о подругах – это было их время. Необыкновенно красивые поделки из бисера дарились друзьям и знакомым на дни рождения.

Вечером Дмитрий с удивлением посмотрел на поданный ему ужин.

– Мы внезапно разбогатели, а я не в курсе? – На столе красовались мидии с золотистым луком, грибы в сметане и три больших куска стейка с поджаренной корочкой.

– Ты же знаешь, я убираю квартиру, появился дополнительный заработок, – объяснила Иванна и покраснела, вспомнив мусорку.

Во вторник она передумала – решила посмотреть, как поведёт себя Анжела Петровна. Ивку подстегивала какая-то весёлая злость и желание поставить на место заносчивую бабку. Она уже догадалась, что повела себя так, как все её предшественницы.

***

Иванна сильно устала, ноги гудели, будто к ним подключили провода высокого напряжения. Ей пришлось взять дополнительных пациентов заболевшей медсестры, а потом выдержать, не сорвавшись, противостояние с Анжелой Петровной. Правда, тут она сама виновата, могла бы не приходить. При её появлении на пороге квартиры старушка на минуту потеряла дар речи, но быстро справилась с собой и проворчала:

– Вы, милочка, сегодня немного позже обычного.

– Пришлось подменять прихворнувшую коллегу, – ответила Ивка и, накинув халат, принялась за уборку.

Хозяйка не обмолвилась и словом об увиденном ею с балкона. Иванна тоже промолчала. Закончив уборку, собралась уходить.

– Дорогая, простите, я уронила марганец в ванной, наведите, пожалуйста, там порядок.

Чертыхнувшись про себя, Ивка отправилась в ванную комнату. Старушка усердно постаралась насыпать марганец везде: в раковине, на кафельном белом полу, в ванне и даже на стеклянных полочках. Так поступить можно только нарочно.

«Бросить все к чёртовой матери», – негодовала Иванна. – Но руки уже поливали из душевого шланга ванну. Упрямство не позволяло ей так быстро сдаться. Когда она закончила уборку, то еле стояла на ногах. Анжела Петровна вручая деньги, усердно вглядывалась в её измученное лицо. Ивка молча взяла купюры, не глядя сунула их в кармашек сумки.

Открыв дверь своей квартиры, уже из коридора услышала звуки и шум выстрелов. Муж сидел за компьютером, играя в войну. Она прошла на кухню. В мойке горой лежала немытая посуда, на столе крошки и пятна от кофе. Раздражение острой горечью стало подниматься к горлу. В спальне валялась небрежно брошенная одежда. Иванна, стараясь взять себя в руки и не сорваться на крик, зашла к мужу в зал.

– Для меня наступил бы праздник, если бы ты хоть раз приготовил ужин.

– Привет. Ты уже дома, а я увлекся и не услышал. – Он на секунду оторвался от экрана.

Возле ножки стола стояла пустая пивная бутылка, а на столе бокал с недопитым пивом.

– Сегодня даже не пятница. – Она гневно показала на бутылку.

– Не гунди и не начинай, это живое пиво. Должен же я как-то расслабиться, – взвился муж. – Знаешь, сколько проблем на работе!

Иванна поправила на диване покрывало, собрала с журнального столика остатки сухой рыбы. Забрав со стула полотенце, вернулась на кухню. Постояла у окна, прижимая ладони к горящим щекам.

«Если начну ругаться, будет очередной скандал, а он всё равно поступит по-своему».

– Кстати, где наша дочь? – крикнул Дмитрий. – Это она не помыла посуду.

– У Саньки сегодня танцевальный кружок, – ответила Иванна, включая горячую воду. Третья трудовая смена началась.

– А почему я ничего не знаю об этом?

– Потому, что ты утром не слушал меня, а я говорила.

– Болтаешь много лишнего, вот и не слышал, – повысил Дмитрий голос.

«Ну да, ваше величество критиковать непозволительно», – разозлилась она, с грохотом устанавливая вымытую посуду в сушилку.

Звякнул дверной замок, вернулась Саша. Два раза в неделю она занималась в студии бального танца.

– Мамуль, приветик, а мы новый танец разучили. В сентябре наша студия выступит на дне города. А что ты готовишь на ужин? А у меня не получается чечетка. А ты купила мне книгу? – засыпала новостями и вопросами дочь.

– Книгу купила. На ужин макароны по-флотски и салат с капустой, – улыбнулась Иванна и подумала: «Самое быстрое, что смогла приготовить».

Санька побежала переодеваться и звать к столу отца. Минуты вечернего ужина были самым счастливым временем для семьи Солей. Подвыпивший, но не пьяный, муж весело шутил, подтрунивал над дочерью, а она щебетала, рассказывая ему свои новости. Потом Саша побежала вырезать бумажные платья для куклы из детской книжки, а Дмитрий вернулся в зал, смотреть очередной сериал про доблестную полицию. Ивка навела порядок в кухне и пошла в душ. Тёплая вода освежала и даже, кажется, смыла дневное напряжение.

Дочь закончила вырезать и начала раскрашивать кукольные наряды. Протянула вошедшей в комнату матери несколько готовых раскрашек. Иванна одобрила такую красоту.

– В студии не обижают?

– Нет, – хмыкнула дочь. – Мам, забыла сказать: завтра у нас чаепитие и праздник для родителей. Придёшь?

– Постараюсь.

– Мам, – дочь замялась. – Не одевай своё синее платье, оно старое.

– Саш, но оно же хорошо выглядит, – растерялась Ивка.

Санька покраснела.

– Нет, ты в нём хуже всех.

«Собиралась ведь купить обновки, только не успела, – досадовала Иванна. – А дочка-то выросла, раньше не замечала, в чём я одета».

– Не волнуйся, не надену платье, – успокоила она Сашу. – Завтра не забудь поесть первое, в холодильнике стоит кастрюля с супом.

При слове суп дочь скривила смешную рожицу: аппетитом Санька похвастаться не могла. Раздеваясь в спальне, Ивка напомнила себе о желании сесть на диету, о которой уже благополучно забыла. Втянув живот, встала на цыпочки. Как-то нужно отрегулировать питание: кофе утром, сухомятка в течение дня и плотный ужин. Так продолжается уже девять лет. Сто раз давала себе обещание с понедельника начать новую жизнь. С тех пор прошел не один понедельник, прошел и сгинул, а килограммы всё добавлялись. Глубоко в душе она знала, что стала непривлекательной для мужа, и это её устраивало. После того как Дмитрий стал выпивать, она резко охладела к нему. Все интимные отношения с ним свелись к удовлетворению его и терпеливой покорности с её стороны. Чем меньше он проявлял к ней интерес, тем лучше. Их нормальные отношения длились всего два года. Как ни странно, Иванна не сопоставила резкое охлаждение к мужу с его пьянством. А если бы дала себе труд немного подумать, поняла бы: натерпевшись от пьяницы отца, не могла не остыть к мужу. Но она, как улитка, пряталась в своей скорлупе и не хотела думать. Проще поверить в свою фригидность и поставить на себе крест. Иванна покосилась на спящего Дмитрия, в комнате витал пивной запах. Брезгливо поморщилась, потянулась за своим одеялом, намереваясь уйти в зал. Рука мужа перехватила одеяло.

– Я тебя ждал, – игриво произнёс он.

Она могла поклясться, что минуту назад Дмитрий спал. Вечером, пока гладила ему на работу брюки и рубашку, дочери кружевную блузку в студию, супруг выкупался и ушёл спать.