Битва за Украину. От Переяславской рады до наших дней

Поэтому, когда в Киеве 1 августа 1914 г. на улицы вышли «украинствующие» с транспарантами «Да здравствует Австрия!», либералы сделали вид, что ничего не произошло, а большевики сами выдвинули пораженческие лозунги.

Глава 6. Украинец – национальность или партия?

С 80-х гг. XIX в. в Галиции усиливается травля украинских интеллигентов, считавших малороссов и великороссов представителями одного народа. Историк де Витте констатировал: «В целой Восточной Галичине устраивались публичные собрания украйнофилов с помощью поляков; в собраниях, рядом с одобрением “программы”, произносились ругательства по адресу русской партии, членов которой расходившиеся ораторы обзывали “московскими запроданцами”, “регентами” и даже “гадюками”. Ненависть к членам русской партии дошла до таких чудовищных размеров, что гимназисты и студенты на улицах Львова кричали вслед им: “Кацапы!” Русская партия с терпением переносила все эти безобразия и сожалела только о том, что “новоэрские” оргии смущали и соблазняли простонародье, не желавшее знать никаких “партий”. До какого умоисступления доходили украйнофилы, доказывает следующий факт: на одном собрании во Львове, созванном для одобрения и принятия программы, некто Иван Рудницкий, помощник нотариуса, публично заявил: “Отныне не нужно будет жандармов, так как мы сами будем за ними (то есть членами русской партии) следить и их истреблять!” И в целом многолюдном собрании не поднялся ни один человек, который бы воспротивился добровольной записи целой партии в “цивильные жандармы” польской политики.

Программу от 25 ноября 1890 г. галичане называли “новой эрой”, а приверженцев ее “новоэристами”. На ее сторону стали сначала преимущественно люди, находившиеся в правительственной службе, – чиновники и учителя. Их положение было невыносимо. Им говорили, что все тягости, переживаемые ими, происходят от того, что между русскими есть русофилы, признающие национальное единство с Россией и сочувствующие православию. С уничтожением этой партии прекратятся все притеснения “русинов”, и они добьются равных прав с поляками. Что можно было знать чиновникам и учителям, прикованным к месту?..

На учителей-украинофилов наложена обязанность “самостоятельно развивать и образовывать местный русский язык”; неудивительно, если они выступают с проектом нового языка, не похожего ни на один славянский язык, ни на одно русское или даже малорусское наречие (а последних ведь очень много: так, волынское наречие отличается от киевского и полтавского, и все малорусские говоры в России отличаются друг от друга; в самой Галичине есть несколько говоров, в Угорской Руси с 300 тысячами населения четыре говора, и ни на один из этих многочисленных говоров язык украинофилов не похож), и каждое слово его требует перевода. Против русского литературного языка начался крестовый поход. Воспитанникам Львовской семинарии воспрещено обучаться ему. Они должны пробавляться простонародным языком. У учеников стали отнимать книжки, писанные на литературном русском языке. Общество студентов “Буковина” в Черновцах и Академический кружок во Львове были закрыты за употребление русского литературного языка. Отовсюду изгоняли русский язык»[47].

В 1899 г. «украинофильская партия» выдвинула идею создания свободного и независимого государства Русь-Украина с границами от Карпат до Кавказа. Одним из лидеров этого движения стал историк Михаил Сергеевич Грушевский. Об этой исторической фигуре стоит рассказать поподробнее.

Родился Миша Грушевский в 1866 г. в городе Холм, где его отец – дворянин – служил учителем в «греко-униатской» гимназии. Юность Миша провел на Кавказе и окончил курс тифлисской гимназии.

Историк Олесь Бузина писал о Грушевском: «Малоросса видел в основном в учебнике по географии, но глубоко убежден, что рассказы Гоголя – “не теє щось”. Сам бы написал лучше. Да вот беда! Не знает “малороссийского языка”. Вывод: “Меж тем знать язык малороссийский я должен, при невозможности изучать его не практике довольствоваться теми немногими способами, которые находятся в моем распоряжении – чтением малороссийских книг, изложением на малороссийском языке и проч.”.

Фактологическая строгость тем не менее вынуждает нас признать – украинскому языку Михаил Сергеевич так и не научится. До конца жизни русским он будет владеть куда более свободно. Любая бумажка, написанная им на “великом и могучем”, вполне удобочитаемая. Конечно, не Пушкин. Но нигде – ни в полиции, ни в университете на непонимание Грушевского не жаловались.

Украинские же “перлы” академика звучат как наглая издевка над “солов’пною мовою”. Читая Грушевского, и не поверишь, что она вторая по благозвучности после итальянской. Просто терновые “заросли” какие-то: “Ось от того, про мене, ми до Москви у неволю попали, що вискочив з неволі лясської, до Москви почали присикуватись, а якби пан Зіновій (це вже тут він й не дуже винен) перше улагодивсь гарненько у себе дома, добре Украйну арештував (?), то й не було б цього нічого”…

Белиберда какая-то! “Добре Украйну арештував” – это что значит? Арестовал? Но как можно арестовать целую страну? И кого, извольте спросить, назначить ее охранять, чтобы не сбежала? Ногайских татар?»[48]

Грушевский в 1886 г. поступил на филологический факультет Киевского университета. Студентом, за работу «История киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV в.», получил золотую медаль и был оставлен при университете. Исследование Грушевского было напечатано в 1891 г. и послужило основанием для приглашения Грушевского профессором во Львов.

В 1894 г. в Галиции при Львовском университете была открыта кафедра истории Южной Руси с преподаванием на русско-украинском языке. «Во Львове профессор Грушевский, – пишет историк С. Н. Щеголев, – занялся созданием книжного украинско-русского языка, реформой южнорусской (украинско-русской) истории и созданием новой “украинско-русской” политической партии».

Выработкой украинско-русского языка занималось, собственно, существовавшее во Львове Научное общество имени Шевченко, а Грушевский руководил этой работой как председатель этого общества.

Наиболее важной из указанного была реформа южнорусской истории, и эту реформу Грушевский выполнил с определенной тенденцией. «При написании “Истории Украины-Руси” задача Грушевского, – пояснял С. Н. Щеголев, – сводилась не только к тому, чтобы доказать самобытность украинско-русского народа и отдельность его от других русских племен (белорусов и великороссов), но и к провозглашению его возможно большей абсолютной древности и относительного старшинства его гегемонии над этими племенами в прошлом».

В 1899 г. Грушевский принялся за организацию в Галичине новой политической партии, названной «национально-демократической». В программу этой партии входили: борьба с поляками в Галиции за равноправие, полный непримирительный разрыв с русофилами и, наконец, унаследование заповеди игравшего важную роль в украинофильском движении профессора истории и политика, публициста, социалиста-федералиста Драгоманова о содействии федеративным и автономическим стремлением в Южной России. «Нашим идеалом, – излагал так Грушевский организационную программу, – должна быть независимая Русь-Украина, в которой бы все части нашей нации соединились в одну современную культурную державу».

Следует заметить, что до 1918 г. Грушевский в зависимости от конъюнкктуры, периодически менял свою точку зрения: то он был сторонником незалежной Украины, то, наоборот, страстно желал вхождения Украины в состав федеративной России.

Автора книги «История Украины-Руси» киевские историки величают сейчас «украинским Карамзиным».

Да, действительно, это – подробная и в то же время хорошо читаемая книга (тут я говорю об авторской версии на русском языке). Но, к сожалению, труд Грушевского пестрит недомолвками, передергиванием фактов и откровенными фальсификациями. Весело и популярно суть монографии изложена Остапом Вишней:

«Был когда-то, как вы знаете, недоброй бородатой памяти профессор Грушевский. Он научными своими разведками окончательно и бесповоротно доказал, что та обезьяна, от которой, по Дарвину, произошел человек – так та обезьяна была из украинцев.

И что вы думаете, и могло быть, потому что при раскопках недалеко от речки Ворсклы были, как говорит профессор Грушевский, найдены две волосины – одна желтая, а другая блакитная. Так желтая – из правого уха той обезьяны, а блакитная – из левого.

Против фактов не попрешь.

– А что уже говорить про скифов, половцев, татар и т. д.? – остронаучно спрашивает профессор Грушевский.

– Они тоже были украинские!

У скифской каменной бабы, как только присмотришься, вы увидите в руках мешалку, а у половецкой – скалку.

А на ихних стойбищах находят кучу черепков: это скифско-украинские бабы на базарах горшками дрались.

Что касается татар, то здесь уже никакого сомнения нет.

Чингисхан – он только так писался, а взаправду это был Чингисович-Ханенко, от которого и произошли киевские магнаты Ханенко.

Хан Батый – это Кондрат Батыйчук, который проживал на Батыевой горе, а потом ушел к татарам, где и запахановал…

И так аж до Киевской Руси, когда уже даже воробьи и те чирикали по-украински.

Наука – она наука.

И когда скажете теперь последователям Грушевского, что Киевская Русь была праматерью и колыбелью трех братских народов и их культур: русского, украинского и белорусского, они вам сразу:

– А две волосины возле Ворсклы – желтая и блакитная?

– А мешалка и скалка у скифско-половецких баб?

– А черепки?

– А Чингисович-Ханенко и Батыйчук?

– А воробьи?

Вот такая ихняя история… Древняя. Старинная»[49].

Идеи Грушевского Остап изложил в целом верно, но сейчас самостийные профессора истории переплюнули и Грушевского, и Вишню, доказывая, что украинцы – плод внеземной цивилизации, пришельцы с Венеры и т. д.

В 1903 г. Грушевский посещает Париж, где вступает в масонскую ложу. Замечу, что Михаил Сергеевич проповедовал расчленение России, получал деньги от австро-венгерских властей и не думал расставаться с российским паспортом. Он регулярно наведывался в Киев, где на улице Банковской построил себе огромный дом (на какие средства?). Русские же власти до начала Первой мировой войны никаких мер к господину Грушевскому не применяли.

В 1909 г. Грушевский вступает в киевскую масонскую ложу «Правда». Историк В. А. Савченко писал: «После гонений 20-х гг. XIX века масонство в Украине начало возрождаться только в начале ХХ века. Создание первых украинских и российских лож связано с выдающимся ученым Максимом Ковалевским (1851–1916).

М. Ковалевский родился на Харьковщине, в двадцать семь лет стал профессором Московского университета, а через некоторое время – основателем отечественной социологии, творцом парижской Высшей школы общественных наук. Михаил Грушевский, в будущем – глава Центральной рады, стал масоном в 1903 г. в Париже под влиянием М. Ковалевского. В 1906–1907 гг. М. Ковалевский – член Государственной Думы и Государственного Совета, признанный и авторитетный лидер как российских либералов, так и русского и украинского масонства.

В 1900–1905 гг. в Украине открываются ложи: в Киеве – “Святой Владимир”, “Северное сияние”, в Харькове – “Шевченко”, в Полтаве – “Любовь и верность” и “Кирилл и Мефодий”, в Чернигове – “Братство”. Наиболее влиятельной была харьковская ложа “Возрождение”, в которую входили М. Ковалевский, В. Немирович-Данченко, будущий руководитель Временного правительства А. Керенский и др. В 1900 г. прошел первый Украинский масонский конгресс, на котором были представлены, кроме перечисленных, масонские ложи Житомира, Каменец-Подольского и Одессы.

Примерно в 1905–1908 гг. в Киеве утвердилась ложа “Киевская зоря – Правда” и ложа высших ступеней “Великая ложа Украины”. В них входили: миллионер барон Ф. Штейнгель, банкир И. Полторацкий, член Государственной Думы А. Вязлов, ведущие деятели украинского политического движения: С. Ефремов, П. Скоропадский, С. Петлюра, лидеры украинских партий и будущие министры Украинской Народной Республики и Гетьманщины (А. Никовский, В. Прокопович и др.).

Самым ярким масонским лидером в Российской империи тех лет был Александр Керенский, который осуществлял связь украинских масонов с их русскими “братьями”. Будущий гетман Украины генерал П. Скоропадский состоял и в мартинистской ложе “Нарцисс”»[50].

Как видим, в масонских ложах собрались все будущие лидеры борьбы за «незалежную Украину» 1917–1920 гг.

Летом 1912 г. в Москве состоялся учредительный съезд ложи «Великий Восток», до этого существовал только русский филиал парижской ложи «Великий Восток».

«Заседания съезда происходили на квартирах “братьев” С. А. Балавинского и Ф. А. Головина. От Петербурга присутствовали: А. Я. Гальперин, Н. В. Некрасов, А. М. Колюбакин, В. А. Виноградов, В. А. Степанов, А. И. Браудо, К. Г. Голубков, А. Ф. Керенский. Московские ложи представляли С. А. Балавинский, Ф. А. Головин, В. П. Обнинский, С. Д. Урусов. От Киева присутствовали: Н. П. Василенко, М. С. Грушевский, Ф. Р. Штейнгель. Нижегородские ложи представлял Г. Р. Кильвейн. Присутствовали также делегаты от Минска и Одессы.

Состоялось всего два заседания. Вел их секретарь Верховного совета Н. В. Некрасов. Обсуждалось два вопроса. Первый их них – конституирование русской масонской организации как формально независимой от Великого Востока Франции. Как заявил делегатам докладчик от Верховного совета Н. В. Некрасов, в России к этому времени насчитывалось не менее 14–15 лож, из них 5 в Петербурге, 3–4 в Киеве, 1–2 в Москве, и по одной в Нижнем Новгороде, Минске и Одессе. Этого, по его мнению, было вполне достаточно для выделения русских братьев в самостоятельный масонский орден наряду с Востоками других европейских стран. Каких-либо возражений у присутствующих это не вызвало. Правда, на открытке ордена требовалось предварительное согласие Великого Востока Франции. Но его, как уверил присутствующих Н. В. Некрасов, можно будет получить несколько позже. На том и согласились»[51].

Большие споры разгорелись по вопросу о том, какое название надлежит присвоить организации: в этой связи поднялся спор между русскими и украинскими ложами. Подавляющее большинство конвента стояло за название «Великого Востока России». Грушевский же требовал, чтобы в названии ни в коем случае не было слова «Россия». Он занимал в этом вопросе совершенно непримиримую позицию, отрицая вообще за Россией как государственной единицей право на целостное существование. Его с рядом оговорок поддерживал Василенко.

«Слово “Россия” в названии ордена удалось в конце концов отстоять, согласившись на компромисс – Великий Восток народов России.

Было бы неправильно, конечно, только на основании этого инцидента делать далеко идущие выводы. Одно несомненно: именно масонские ложи со своим показным демонстративным космополитизмом всегда притягивали и притягивают к себе до сих пор самые злобные антирусские силы»[52].

Но масонские ложи – организации тайные, а для простого народа масоны с помощью «профанов»[53] создают многочисленные «украинские» партии.

Так, осенью 1904 г. образовалась Украинская демократическая партия (Українська демократична партiя), лидерами которой стали Б. Тимченко, И. Л. Шраг, В. М. Чеховский и В. М. Шемет. Основным своим требованием она выдвигала ликвидацию самодержавия и установление в России конституционного парламентского строя. Основой государственного устройства платформа Украинская демократическая партия признавала «федеративные органы государственного строя, органично построенные по этнически-территориальному принципу с полным проведением во всех сферах управления децентрализации» и «особое и самостоятельное представительное» автономное правление Украины. К ведению общегосударственного парламента были отнесены вопросы войны и мира, общегосударственного бюджета, внешней политики и внешнеэкономических отношений, остальной широкий круг вопросов осуществлялся бы местной властью украинской автономии, законодательным органом которой должна была явиться «Украинская народная рада» (сейм). В национальном вопросе должно было быть равенство всех граждан, свобода совести и отделение церкви от государства, развитие местного самоуправления сельских и местных громад и округов (волостей, уездов, губерний и областей). Украинская демократическая партия участвовала в съезде национальных организаций автономистов-федералистов в ноябре 1905 г., а члены партии вошли в Союз автономистов-федералистов.

Еще весной 1905 г. из «Украинской демократической партии» выделилась Украинская радикальная партия (Українська радикальна партiя, лидеры Б. Д. Гринченко, С. А. Ефремов, М. Ф. Левицкий). Лидеры этой партии выступали от имени разъединенного украинского народа, эмоционально констатировали бедственное положение нации: «Нас поделили между тремя государствами, наше национальное имя как народа и края официально не существует; небольшую свободу наш язык имеет только в Галиции и Буковине, в Венгрии частичка нашего народа едва дышит; в России наш язык везде запрещен, нас пытаются насильственно денационализировать с бесстыдной жестокостью, и мы не имеем здесь ни одного национального установления». Украинская радикальная партия, находясь на позициях классовой борьбы, в то же время «была уверена, что все ее социалистические идеалы можно будет осуществить только при полной политической самостоятельности украинского народа».

Национальная программа партии предполагала: а) предоставление каждой нации России автономии на своей территории с отдельной краевой представительной законодательной и исполнительной властью; б) создание федеративного союза национальных автономий (единиц); в) организацию демократически пропорционально избираемого (с учетом интересов меньшинств) федеративного парламента (с полномочиями внешней политики, общих финансов и бюджета, внешней торговли и таможенной политики, вооруженных сил и вопросов войны и мира). Выборная «Украинская народная рада» (совет) должна была выполнить учредительскую конституционную функцию, причем эту краевую конституцию не мог отменить общегосударственный парламент федеративной России.

Накануне выборов в Думу в декабре 1905 г. Украинские демократическая и радикальная партии объединились в Украинскую демократическо-радикальную партию (Українська демократично-радикальна партiя, лидеры Б. Д. Гринченко, С. А. Ефремов, М. Ф. Левицкий, М. С. Грушевский), в программе которой была заметна преемственность с установками Украинской демократической и особенно – Украинской радикальной партий. Программа УДРП начиналась с формулировки ключевой задачи: «Российское государство преобразуется в государство парламентарное», поясняя при этом, что «какой бы демократической ни была конституция, она только тогда даст народу возможность свободно развиваться, когда не будет централистской».

Повторяя формулу радикалов о правах индивидуума-гражданина и коллективной единицы-нации и народности, УДРП предлагала создать в России «федерацию равноправных автономных национально-территориальных единиц».

Оттуда же была заимствована схема разделения власти между федеральным центром (общегосударственный парламент и его полномочия) и автономиями (на примере подробно расшифрованной в программе модели украинской автономии – Украинской Выборной Народной Власти (Сейма). Также проводилась идея о верховенстве краевого суверенитета, поскольку общесоюзный парламент не мог отвергнуть или отменить конституцию края, которая, впрочем, не должна была противоречить важнейшим общегосударственным интересам. Широкая краевая автономия рассматривалась идеологами УДРП и как основа общественных преобразований, идеалом которых признавался социализм. УДПР провела своих депутатов в две первые Думы, где образовалась украинская парламентская группа, которая сначала тяготела к кадетам, а затем – к трудовикам. В 1907–1908 гг. партия самоликвидировалась, став основой Товарищества украинских прогрессистов.

В декабре 1905 г. заявила о себе Украинская социал-демократическая рабочая партия (Українська соцiал-демократична робiтнича партiя), преобразованная из Революционной украинской партии – РУП (1900–1905). УСДРП возглавили Д. В. Антонович, В. К. Винниченко, С. В. Петлюра, А. Жук и И. Б. Гринченко. УСДРП доказывала историческое право Украины на самостоятельность, закрепленную Переяславской радой 1654 г., а ее программа сочетала социалистические, общедемократические и национальные требования: введение в России республиканского строя с Законодательным собранием, установление национального равноправия, признание свободы общественно-культурного национального развития, национальное самоуправление и создание украинской автономии с представительным сеймом.

УСДРП бойкотировала первые думские выборы, а на выборах во II Думу заключала блоки с украинскими радикал-демократами и провела депутата, входившего в социал-демократическую фракцию. Главное расхождение УСДРП с РСДРП – это вопрос об украинской автономии и намерение украинских социал-демократов иметь политическую самостоятельность и право быть единственным представителем украинского пролетариата в единой российской социал-демократии.

Либеральная и социальная риторика «украинских» партий привлекла к ним сотни, ну, с натяжкой тысячи малороссов-«образованцев». Речь идет о мелких чиновниках, студентах, сельских учителях, врачах и т. д. Но общая численность членов всех этих партий не составляла и 0,1 % населения Малороссии (без Крыма и Донбасса).

Распространение же украинского языка наводило ужас на самостийников. Об этом хорошо написано у украинского историка и филолога Александра Каревина: «С началом профинансированного австрийским правительством “крестового похода” (в 1906 году) в Киеве, Полтаве, других городах Малороссии стали основываться “украиноязычные” газеты и издательства. Туда хлынул поток соответствующей литературы. Сотни пропагандистов “украинской национальной идеи” наводнили города и села.

Оправдались и ожидания на помощь изнутри. Подсчитав, что ослабление позиции русской культуры на Украине повлечет за собой ослабление позиций здесь государственной власти (“царского режима”), российская оппозиция бурно приветствовала “крестоносцев” как “братьев по борьбе” и оказала им всяческое содействие. Трудности возникли с другой стороны.

Новый язык, с огромным количеством включенных в него польских, немецких и просто выдуманных слов, еще мог при поддержке властей кое-как существовать в Галиции, где малороссы долгое время жили бок о бок с поляками и немцами, под их управлением и понимали польскую и немецкую речь. В российской Украине дело обстояло иначе. На придуманную за границей “рiдну мову” смотрели как на какую-то абракадабру. Печатавшиеся на ней книги и газеты местные жители не могли читать.

“В начале 1906 года почти в каждом большом городе Украины начали выходить под разными названиям газеты на украинском языке, – вспоминал один из наиболее деятельных “крестоносцев” Ю. Сирый (Тищенко). – К сожалению, большинство тех попыток и предприятий кончались полным разочарованием издателей, были ли то отдельные лица или коллективы, и издание, увидев свет, уже через несколько номеров, а то и после первого, кануло в Лету”. Причина создавшегося положения заключалась в языке: “Помимо того маленького круга украинцев, которые умели читать и писать по-украински, для многомиллионного населения Российской Украины появление украинской прессы с новым правописанием, с массой уже забытых или новых литературных слов и понятий и т. д. было чем-то не только новым, а и тяжелым, требующим тренировки и изучения”.

Но “тренироваться” и изучать совершенно ненужный, чужой язык (пусть и называемый “рiдной мовой”) украинцы, естественно, не желали. В результате периодические издания “крестоносцев” практически не имели читателей. Например, по данным того же Ю. Сирого, судя по всему завышенным, даже “Рiдний край”, одна из самых распространенных украиноязычных газет, имела всего около двухсот подписчиков (в основном самих же “крестоносцев”). “И это в то время, когда такие враждебные украинскому движению и интересам украинского народа русские газеты, как “Киевская мысль”, “Киевлянин”, “Южный край” и т. д., выходившие в Украине, имели огромные десятки тысяч подписчиков и это подписчиков – украинцев, а такие русские журналы, дешевого качества, как «Родина», «Нива» и т. д., выходили миллионами экземпляров и имели в Украине сотни тысяч подписчиков”.

“Украинские периодические издания таяли, как воск на солнце”, – вспоминал другой “крестоносец” М. М. Еремеев (впоследствии секретарь Центральной рады) и рассказывал, как “один остроумный киевлянин напечатал на своей визитной карточке вместо специальности или титула – “подписчик “Рады” (“Рада” – украиноязычная газета), что было значительно более редким явлением, чем университетские или докторские дипломы”. Один из немногочисленных читателей украиноязычной прессы в письме в газету “Громадська думка” выражал благодарность газетчикам за то, что “хлопочутся о нас и трудятся, чтобы мы имели свой родной язык на Украине”, но тут же сокрушался: “Лишь жалко, что бедные люди моего села не хотят и знать о таких газетах, как ваша и “Наша жизнь” или другие прогрессивные газеты, они влюбились в “Свет” и “Киевлянин” и другие черносотенные”.