Дети

У дуба никого не было видно. Сквер был пуст, и не было слышно ни единого звука. Кроме нас поблизости был лишь дедушка, уснувший на скамейке под ласковыми лучами весеннего солнца в противоположном конце сквера.

– Ты, Ванька, дурака не валяй! Коли нечем тебе крыться, так забирай девятки себе, а шуточки свои брось, – я заподозрил Ваньку в попытке отвлечь наше внимание от игры.

– Да ну вас! Глухомань! Что один, что другой! – с этими словами Ванька бросил карты на стол, даже не потрудившись перевернуть их лицевой стороной вниз, и ринулся к могучему дубу.

Мы с Валеркой переглянулись и побежали за ним. Около дуба мы догнали его, а когда забежали за дерево, все трое остановились как вкопанные в одну линию, точно оказались на краю пропасти. За дубом сидела девочка наших лет или чуть младше, закрыв глаза руками; по её красным горячим щекам катились слёзы.

– Девочка, что с тобой? – спросил Валерка, присев и наклонившись к незнакомке.

Девочка робко открыла глаза и тотчас вздрогнула. Казалось, грозное лицо и могучий вид Валерки напугали её ещё сильнее, чем то, что могло стать причиной её слёз. Она снова закрыла глаза руками и сжалась, словно над ней навис огромный предмет, который вот-вот свалится ей на голову, или огромный автомобиль мчался на неё и вот-вот мог врезаться в её хрупкое тело.

– Не бойся! Никто из нас тебя не обидит! Можем ли помочь тебе? – я попытался сказать это настолько нежным голосом, насколько позволяло моё желание пожалеть эту бедную девочку и помочь ей.

Юная страдалица вместо ответа залилась ещё бо́льшим плачем. Мы все были в растерянности. Казалось, каждый из нас хотел обнять это маленькое создание и успокоить её, а после найти обидчика и разорвать его в клочья. Но ни один из нас не решился прикоснуться к отчаянной девочке – мы все боялись, что напугаем её ещё сильнее. Я сел на землю и стал смотреть вверх, на затерявшееся в многочисленных дубовых ветках тёплое солнце. Ванька последовал моему примеру и сел на покрывало, сотканное природой из сухих прошлогодних листьев. Он потупил глаза. Все мы сидели возле девочки посреди пустого сквера и слышали лишь горький плач обиженного ребёнка, так жестоко рвавшего тишину прекрасного весеннего дня.

Когда вся рубашка юной мученицы была изъедена пятнами солёных слёз, девочка сделала глубокий вдох и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Лицо её было таким красным, словно было обожжено самыми едкими слезами, которые могут хлынуть только у самого несчастного ребёнка. Она долго осматривала нас пристальным взглядом, часто вытирая болевшие глаза промокшей в слезах рубашкой. Я протянул ей платок, который прихватил в дорогу, чтобы вытирать им руки перед едой. Но горькие слёзы прекрасной девочки стали первым, что впитал в себя этот кусок ткани. Девочка окинула нас взглядом ещё раз и сжала платок в руках. Казалось, она разглядела в наших потяжелевших глазах искреннее сострадание и желание всеми возможными способами не остаться безучастными к её горю. Не знаю, как в тот момент чувствовали себя мои друзья, но мои глаза мгновенно сделались влажными и тяжёлыми, а удушливый ком встал посреди горла, словно я вдохнул ядовитого газа. Но воздух не был отравлен, он был настолько чист, насколько может быть чистым весенний воздух посередине сквера в маленьком городке. Нет, ядовитым горем были наполнены движения худенькой девочки, ядовитая скорбь сочилась сквозь её сжатые зубы, она отражалась в её потерянном взгляде, она захлестнула её так, словно в один миг для неё исчезло всё самое дорогое в жизни.

– Простите меня, ребята, – едва слышным голосом прошептала она и резко зажмурила глаза.

Казалось, горькие страдания вновь прилили к её голове; она была готова зарыдать снова, но в её юном организме уже не оставалось воды хотя бы для самой маленькой слезинки.

– Простите… простите, – она шептала тяжело, прерывисто, постоянно заикаясь.

Валерка достал из рюкзака бутылку воды и протянул её девочке. Она отпила немного и вернула её.

– Боже мой! Ребята, как мне стыдно! Простите. Я, наверно, так вас напугала своим рёвом, – проговорила она, вытирая рукой зудящие глазницы.

– Как тебя зовут? Что с тобой случилось? Тебя кто-то обидел? – с нежным участливым взглядом задавал вопросы Валерка, словно пытаясь всеми силами извиниться за свой грозный облик типичного забияки.

Девочка поняла это и невольно улыбнулась, будто сама хотела пожалеть Валерку, который казался в тот момент таким неуклюжим.

– Настя, – тихо прозвучал застенчивый ответ лишь на один из вопросов.

– Кто же заставил тебя плакать? – перефразировал я вопрос Валеры.

– Да! Мы любого в порошок сотрём! Никто не смеет обижать такую милую девчонку! – рьяно подхватил Ванька.

Настя вновь улыбнулась. Казалось, ей льстило и даже согревало её сочувствие трёх незнакомых мальчишек, которые были едва ли старше.

– Нет! Вы не сможете мне помочь! – жалобно закричала девочка.

– Нет, так не пойдёт. Ты уж скажи, что произошло, а мы сами разберёмся! – воскликнул Валерка с явным оттенком обиды.

Тут он понял, что слишком резко закричал на и без того испуганную девочку, и тотчас добавил максимально ласковым голосом:

– Мы очень хотим тебе помочь, Настенька! Мы тебе обязательно поможем! Только дай знать, что́ мы можем для тебя сделать. Пожалуйста!

Это прозвучало так умоляюще, что создавалось впечатление, будто Валерка сам просил о помощи. Настя невольно вздрогнула, поражённая столь противоречивым тембром Валеркиных возгласов, затем посмотрела вверх, на те самые ветви деревьев, тщетно пытавшиеся скрыть апрельское солнце. Казалось, она попыталась успокоиться, прежде чем начать нам что-то рассказывать.

Глубоко вздохнув, она остановила взгляд на той самой бутылке, которую продолжал держать в руках Валера, и начала свой рассказ:

– В общем, это настоящий подлец! Самый настоящий мерзавец и негодяй! Я его ненавижу и в то же время боюсь. Его зовут Игорь. Он постоянно издевается, и не только надо мной. Он и его дружки три дня назад побили Петьку, семиклассника, за то, что он случайно врезался в одного из них, когда подъезжал к школе на велосипеде. А вчера я шла по школьному коридору в столовую и рылась в кармане, пытаясь нащупать пятирублёвую монету на пирожное. Я так неаккуратно копалась там, что из этого самого кармана у меня выпал листок, как раз когда я проходила мимо этих самых негодяев. Я хотела поднять его, но Игорь первый успел схватить его с пола. Он спросил, что там написано. Там был набросок стихотворения, я люблю писать стихи. Я попросила его отдать мне листок, сказав, что там личное. Возможно, это была моя ошибка, потому что у него тут же загорелись глаза, как у самой злющей змеюки. Он раскрыл листок и стал читать мой стих своим дружкам. Стих был о маленькой красивой птице, потерявшейся в пустыне. Они все стали смеяться надо мной. Боже мой! Мне хотелось провалиться сквозь землю. Я заплакала и побежала рассказать об этом учительнице. Всем им поставили по двойке за поведение и всё. А я потом весь вечер рыдала – до того обидно было, что они так издевались над моими стихами. Но всё бы ничего! Сегодня я уже почти успокоилась и позабыла об этом. Но когда я пришла сюда, в сквер, покататься на качелях, я заметила, как тут гулял кот Тимка из третьего дома, Людмилы Степановны кот. Он грелся на солнце, когда я подошла к нему, чтобы погладить. Он тотчас признал меня и завилял хвостом. Я стала гладить Тимку, но тут вдруг сзади подошёл он!

– Игорь? – перебил Ванька.

Настя продолжала говорить, словно не услышав вопрос:

– Он сказал мне, что это из-за меня ему двойку влепили. Я ответила ему, что он сам виноват. Тут он взял камень и бросил в Тимку.

– А может, он виноват?

– Нет! При чём здесь кот? Ты с ума сошёл? – я остолбенела.

– Любишь его, значит! – он взял ещё один камень и попал им Тимке в лапу.

Кот испугался, замяукал, тут он взял целую горсть камней и стал бросать их один за другим в кота. Тимка стал убегать, но уже хромал на одну лапу, а это чудовище продолжало бросать в него камни. Он попал Тимке в ухо и в голову. Тут я не выдержала и бросилась колотить его по рукам, лишь бы он выронил все свои камни. Он рассмеялся и успел швырнуть ещё один камень в кота, но промахнулся. А затем он сказал мне: «Сдохнет твой Тимка» и убежал. Бедный Тимка еле удрал в какие-то кусты. Господи, а вдруг он умрёт? А если этот гад пробил ему голову?

Тут Настя не выдержала и снова зарыдала, закрыв руками лицо. В этот момент моё сердце тоже не выдержало, и я ринулся скорее обнять бедную девочку, так сильно переживавшую за любимого кота, который, по-видимому, был ей настоящим другом.

– Не плачь, Настя! Ты же сама говоришь, что Тимка сумел убежать. Будь он сильно ранен, тотчас бы повалился на землю. Он, наверно, сильно напугался и спрятался где-нибудь, – я отчаянно пытался её успокоить.

– А вдруг он мёртвый? – едва Настя успела так подумать, едва она начала произносить эту мысль, как страшным градом хлынули слёзы из её и без того проплаканных глаз.

– Нет же! Он жив! – воскликнул Ванька. – Хочешь, мы прямо сейчас найдём его?

– Хочу! – робким голоском пробилось желание сквозь слёзы девочки.

– Куда он убежал? – спросил Ванька.

– Туда, – не открывая заплаканных глаз, Настя указала пальцем в сторону беседки, – серый с чёрным пятном.

Не проронив ни слова, Валерка и Ванька отправились искать подстреленного Тимку. Я же, слегка смутившись, что остался с Настей наедине, разжал свои объятья и сел напротив неё. Я решил остаться с нею и дождаться ребят. Мне не хотелось оставлять её одну. Я боялся, что если бы мы убежали искать кота втроём и задержались, то она могла допустить мысль, что мы просто сбежали, и тогда бы точно утонула в собственных слезах.

Я попытался подбодрить её:

– Они найдут его, Настя! Обещаю! Слово настоящего велосипедиста!

На красном от слёз лице промелькнула улыбка. Вероятно, Настя впервые слышала столь чудно́е словосочетание: «слово настоящего велосипедиста». Я достал из рюкзака пирожок, единственный, который мне удалось прихватить из дома, и протянул его милой девочке.

– Ой, что ты!

– Бери, не стесняйся!

Настя вцепилась в пирожок с малиной. Нагрянувший аппетит и сладкая малина отвлекли её от душевных переживаний.

Тем временем Валера и Ваня изо всех сил старались найти кота. Они бегали по скверу и соседним дворам около получаса и наконец нашли серого кота с большим чёрным пятном, покрывавшим половину его морды. Кот лежал на солнце в одном из соседних дворов и старательно зализывал царапину на лапе. Очевидно, это был Тимка. Завидев ребят издалека, он насторожился; чтобы не спугнуть его, ребята аккуратно приблизились к нему и, открыв банку тушёнки, которая предназначалась нам на ужин, кинули коту кусок мяса. За следующим куском он уже сам подбежал к ним, дав себя погладить. Он лишь немного прихрамывал, а в целом был абсолютно здоров. Видимо, не так уж сильно ранили его камни, выпущенные малолетним разбойником. Погладив кота, ребята приманивали его с помощью куска тушёнки, чтобы довести до того самого дуба, под которым его ждала столь неравнодушная к нему девочка.

– Тимка! – сколько радости впитало это слово, когда Настя произнесла его, увидев кота.

Она обнимала его и крепко прижимала к себе, а Тимка, казалось, хоть и был рад встрече, не испытывал такого бурного потока эмоций. Он не спускал глаз с банки тушёнки, которая была у Ваньки в руке и которую добрый кот, по-видимому, планировал опустошить до конца.

– А что с этим хулиганом Игорем? – обратился Валерка к нам всем. – Надо его как-то проучить.

И, посмотрев на Настю, добавил:

– А ты родителям не рассказывала? Можно даже заявление в милицию написать.

– Бесполезно, – тяжело вздохнув, ответила Настя, – у этого Игоря отец генерал. Сам до генерала дослужился, а во что сын превратился, словно не видит или не хочет видеть! Игорь когда Петьку побил, так его родители написали заявление. Но отец этого поганца обштопал всё так, словно это не избиение было, а драка по причине бытовой ссоры, будто Петька вообще сам эту ссору спровоцировал и сам во всём виноват. Никакое дело так и не завели.

– Надо же как-то проучить негодяя! – настаивал Валерка.

– Боюсь, что вы ничего не сможете сделать. Спасибо вам, ребята, что Тимку нашли. Я буду надеяться, что этот разбойник больше не тронет кота, – отвечала Настя.

– Скажи, где нам его найти. А уж там, будь уверена, что он не тронет ни тебя, ни твоего Тимку, – продолжал Валера.

– Ребята, не ввязывайтесь в это. Их четыре человека, все они из девятого класса. Они значительно больше вас, хотя, может быть, не крупнее тебя (тут она окинула взглядом Валерку). Но вам всё равно не стоит влезать в драку, против четырёх хулиганов у вас нет шансов. А если вы ввяжетесь в ссору, они не только вас изрядно поколотят, но и виноватыми сделают. Игорь пойдёт к отцу и скажет, что вы на них сами напали, потом у вас самих же проблемы с милицией начнутся, а их всех признают невиновными и вообще пострадавшими в этой ситуации. Нет! Это бесполезно, – с нескрываемым унынием отговаривала нас Настя.

– Вот что. Мы здесь проездом. Мы найдём способ проучить этого Игоря. А если обо всём узнает милиция, мы успеем уехать ещё до того, как нас начнут искать, – ответил Валера.

– А откуда вы, ребята? – полюбопытствовала Настя.

– Да деревенские мы, километрах в пятнадцати отсюда живём, – пояснил Ваня.

– Где нам искать этого Игоря? – вновь заинтересовался Валера.

– Вообще, сейчас занятия в школе закончились. Он и его дружки могут пойти либо на футбольное поле, либо на железную дорогу. Я не раз слышала, что они с друзьями собираются там частенько и пьют пиво где-то возле станции. Порой они остаются там до поздней ночи. Думаю, сначала вам стоит проверить именно железную дорогу, – рассказала Настя.

Но потом она засомневалась и добавила:

– Только это очень опасно, ребята. Ну что вы сможете сделать? Их же четверо, они старше. Ох, лучше бы вам не соваться туда.

– Как выглядит этот Игорь? – Валера словно не слышал или не хотел слышать Настиных предостережений.

Настя посмотрела Валерке в глаза и вздохнула. Казалось, она понимала, что его уже не отговорить, что он уже твёрдо решил наказать обидчика. Тем не менее она могла бы попросту не рассказывать нам, где искать этих хулиганов. Она могла просто сказать, что понятия не имеет, где они могут находиться. Но она всё же в точности описала нам места, где они могут быть. Видимо, она действительно хотела, чтобы сорванцы получили по заслугам и отстали от неё, а в нас увидела не то спасителей, не то защитников. Она отговаривала нас словно из вежливости, словно не столько пыталась отговорить, сколько предупреждала обо всех возможных опасностях, а в душе надеялась, что мы не поддадимся её уговорам и не испугаемся встречи с хулиганами.

Она стала описывать того самого противного сердцу Игоря:

– Он довольно высокий. Чуть выше тебя (она продолжала смотреть на Валеру), но не такой плотный. Он довольно худой, с рыжими волосами. У него ещё есть шрам на левой щеке. Говорят, его задели ножом по лицу в какой-то уличной разборке. Не знаю, насколько это правда. Кроме того, как я уже говорила, с ним почти всегда бывают трое его дружков. Их я навряд ли смогу описать, я их плохо помню, но точно знаю, что один из них лысый, противный такой.

– Настя, я обещаю, что больше они тебя не обидят! – Валерка произнёс это с таким огнём в глазах, что ему трудно было не поверить в тот момент.

– Беги домой, Настя, – сказал Ванька, – дальше мы справимся сами.

– Можно? – Настя указала на банку тушёнки, которую Ванька до сих пор продолжал держать в своих руках.

Ваня отдал ей банку, и Настя побежала кормить Тимку, который не разделял нашего желания сидеть под дубом и расположился от нас в нескольких метрах на солнышке. Понаблюдав немного, как маленькая девочка заботливо кормила любимого кота, мы направились назад к беседке, где нас ждали брошенные нами велосипеды и раскиданные озорным ветром по всему столу и скамейкам игральные карты. Только что мы дали слово прекрасной девочке отомстить её обидчику, но до сих пор слабо представляли, как это можно было сделать. Нам явно было что обсудить.

Глава четвёртая

Встреча с хулиганами

Мы сидели в беседке и напряжённо смотрели на стол вот уже почти целый час. Мы вовсе не спешили идти на железную дорогу искать встречи с обидчиками юной Анастасии – действовать в лоб было бы безрассудно, учитывая численное и физическое превосходство наших противников. Нам нужен был какой-нибудь хитроумный план, который избавил бы нас от прямого столкновения с хулиганами и позволил бы нам проучить их, не влезая в драку, в которой мы, вероятнее всего, потерпели бы сокрушительное поражение. Но в голову не приходили никакие мысли.

– Скоро вечер, – этими словами Ванька прервал затянувшееся молчание.

– Через три часа начнёт темнеть, – предположил я.

– К чему это вы, ребята? – Валерка выразил недоумение.

– Что будем делать, Валера? – спросил я его вместо объяснений.

– Даже не знаю. У вас есть идеи?

– Боюсь, до Бородинского поля нам сегодня не успеть. Придётся заночевать в лесу, а утром выедем пораньше, – высказал Ванька.

Валера пришёл в смятение.

– О чём ты вообще? Я спрашиваю о том, как нам быть с Игорем и его шайкой.

– А что мы можем сделать с этим Игорем и его шайкой? Ну скажи, Валера? Вот их четверо девятиклассников, они старше нас на два года. Ну отыщем мы их возле станции. Что ты сделаешь? Что ты им скажешь? – посыпались вопросы от Ваньки.

Валерка презрительно посмотрел на него, после чего спросил:

– То есть ты вовсе не собираешься искать этих подлецов?

– Я думаю, мы бессильны. Настя же сама просила нас не вмешиваться, – Ванька настойчиво продолжал отказываться от нашей затеи.

Валера сжал зубы так, что они скрипнули. Физиономия его вся искривилась, он был охвачен чувством обиды и беспомощности. С одной стороны, он хотел как следует врезать Ваньке за то, что тот становился таким безучастным, но в то же время он понимал, что, точно так же как и Ваня, ничего не может поделать в сложившейся ситуации.

Сжавшись от давящего чувства безысходности, он словно проглотил всю охватившую его горечь, глубоко вздохнул и обратился ко мне:

– Ну а ты что думаешь обо всём этом?

– Знаешь, думаю, прав наш Ванька. Увы, мы не в силах чем-то помочь, – ответил я, невольно пряча глаза в сторону, – Насколько же неприятно мне было самому это осознавать.

– Но мы дали обещание, – назидательно напомнил Валера.

– Ты дал, – коротко подметил Ваня.

– Замолчи! – закричал Валера и ударил кулаком по столу; казалось, он пребывал в ярости.

– Я разве что-то не так сказал? – искренне удивился Ваня.

– Не так? Да как ты можешь так говорить?! Если ты обещания не давал, если ты изначально слиться удумал, почему промолчал, когда я с девчонкой разговаривал? Почему сразу не заявил, что ты против? Что кишка у тебя тонка, почему не сказал? – накинулся Валерка на Ваню, так рьяно засыпая его укоризненными вопросами, что едва успевал заглатывать воздух.

– А ты меня спрашивал, когда обещание давал? А его ты спрашивал? – воскликнул Ванька, указывая на меня. – Ты сам это обещание дал, а на наше мнение тебе в тот момент наплевать было. Разжалобила тебя девчонка, а сама небось уже забыла и о тебе, и об Игоре этом.

Мы все замолчали. Казалось, обстановка изрядно накалилась и одно неаккуратное высказывание могло нас окончательно перессорить.

Чуть погодя Ванька продолжил отстаивать свою позицию:

– Тебя, Валерка, подкупили девичьи слёзы, вот ты и наобещал с три короба, лишь бы девчонка успокоилась. Да она уже забыла про нас. Ну подерёшься ты с этими ребятами. Ну ударишь их пару раз. А сам в ответ куда больше получишь. А если у них нож есть? Они же отморозки полные. А главное, ради чего всё это? Кому ты что докажешь? Вот пырнут они тебя, и что? К девчонке лезть перестанут? За книжки умные возьмутся? Ты, Валерка, одно пойми: уедем мы отсюда с победой или на скорой нас увезут – всё одно будет. Девчонку круглые сутки охранять мы не сможем. Мы этим ублюдкам дорогу перейдём, а они потом на ней отыграются. Это ты девке обещал? Этого мы хотим?

Едва Ваня закончил пламенную речь, как настала мёртвая тишина. Найти в одночасье достойный ответ против таких доводов мы не могли.

Мне всё же было что́ сказать, и, слегка переупорядочив мысли в голове, я заговорил спокойным тоном, чтобы не подогревать и так накалившуюся атмосферу:

– Ты, Ваня, не прав, что Валерку винишь. Коли против ты был, надо было тогда под дубом возражать. Валерка правильно поступил, что девчонку успокоил и помощь предложил. Что мы, по-твоему, должны были сказать ей? Ты, девочка, тут посиди, поплачь да продолжай дальше обиды терпеть, а мы поедем, у нас своих забот хватает. Так, что ли? Нет уж, Ваня. Мы теперь вместе за всё отвечаем. А знаешь, когда ты на это подписался? Не час назад и не два, когда девчонку жалели, а ещё вчера, когда школу прогулять согласился и ехать с нами сюда.

После короткой паузы я продолжил:

– Но и правда на твоей стороне тоже есть. Не можем мы Настьке помочь сейчас. Лишнего на себя взяли – сами виноваты. Наобещали с три короба, а теперь только опомнились, думать начали. Дурни бестолковые. Будет нам уроком теперь. Видит Бог, мы здесь бессильны. Поехали отсюда. Раньше уедем – быстрее всё это забудем.

Сказав это, я попеременно окинул взглядом сначала Валерку, а затем Ваньку. Валера смотрел куда-то в сторону с задумчивым угрюмым лицом, а Ваня уставился на раскиданные по столу игральные карты и тоже о чём-то думал.

Я встал из-за стола, сгрёб все карты в кучу, сложил их в стопку, после чего убрал в рюкзак и сказал:

– Едем.

Я подошёл к велосипеду, поднял его и вскочил на седло; то же самое сделал и Ванька. Мы обернулись и посмотрели на Валеру – он по-прежнему безучастно смотрел куда-то вдаль.

– Валера, – обратился я к нему.

Он посмотрел на меня, потом на Ваню, затем оглянулся по сторонам; потом он глубоко вздохнул и едва слышно ответил:

– Поехали.

Мы направились в сторону центральной улицы. По ней мы проехали не более трёх кварталов и выехали из города. До Бородинского поля оставалось около пятнадцати километров.

По мере того как мы удалялись от Можайска, настроение моё не становилось лучше. Я не мог выбросить из головы бесчисленные навязчивые переживания обо всём, что произошло с нами сегодня. Мне было так горько оттого, что ещё недавно мы уверяли маленькую девочку, что вскоре расправимся с её обидчиками, а теперь мы мчали прочь, старательно утешая себя, что ничем не можем ей помочь. В этот самый момент мне казалось, что я ненавижу себя. Мне невероятно сильно хотелось наказать себя за то, что я оказался таким безвольным, за то, что я так легко отступил и сдался. Мне хотелось бить себя по лицу, хотелось рухнуть на асфальт и биться об него головой, пока не потеряю сознание, – лишь бы скорее забыть всё это. Но это нисколько бы мне не помогло, потому что первым, что вернулось бы ко мне вместе с сознанием, стали бы воспоминания о моём непростительно трусливом поступке.

Когда от Можайска нас отделяло уже около двух километров, я всё ещё продолжал находиться в таком же подавленном состоянии. У меня начинало исчезать желание куда-либо ехать, и я остановил велосипед. Так как я следовал замыкающим, ребята не заметили, что я отстал. Я хотел крикнуть им, чтобы они остановились, но не стал. Я был настолько подавлен, что, казалось, потерял дар речи. Тем не менее я был уверен, что друзья вот-вот заметят моё отсутствие и остановятся. Но они продолжали удаляться и, когда машинально оглянулись назад, увидели, что я уже был далеко позади. Я едва мог различать их фигуры, вероятно, как и они мою. Ребята подождали меня какое-то время, но, убедившись, что я нисколько не приближался, повернули назад. Когда они подъехали ко мне и увидели, что мой велосипед был цел и невредим, лица их изобразили недоумение, словно они не могли понять, что же заставило меня остановиться.

– Так нельзя, – сказал я им.

Тут их взгляд переменился, они мгновенно поняли, что я имел в виду.

– Думаешь вернуться? – спросил Валерка.

– Поехали к железной дороге. Попробуем найти их. Давайте хотя бы посмотрим, с кем придётся иметь дело в случае выполнения нашего обещания. Авось на месте что-нибудь да сообразим. А может, этот Игорь вообще один нам попадётся. Втроём-то мы его лихо прижмём. Ну не можем мы вот так взять и уехать. Мне моя совесть покоя долго не даст, уж я-то знаю, – слова мои были пропитаны не столько уверенностью, сколько надеждой на удачу.

– Давай попробуем! – воскликнул Валера с таким воодушевлением, словно только и ждал от меня этих слов.

Взгляд его наполнился чувством уверенности, он более не колебался и был полон решимости что-нибудь предпринять. Такая резкая перемена состояния моего друга не могла меня не подбодрить.