Погоня за мечтой

– Сделай кофе и бутерброд какой-нибудь. Лучше с сыром…

– Могу предложить булку с плесенью, пойдет? – любезно предложила я дорогому гостю, изучив содержимое холодильника, и уселась напротив него.

– Ты отличная хозяйка, – хохотнул он, а я с горестью вздохнула:

– Да, от отличных мужья и сбегают, вечно всяким стервам везет.

– А ты значит белая и пушистая?

– Нет, я влюбленная и покладистая, потому и сижу рядом с тобой, бутерброды готовлю, а муж непонятно где и с кем гуляет… Вот она, женская доля.

– И сильно влюбленная? – хмыкнул он. Я же выдала лучшую из своих улыбок и на одном дыхании пропела:

– До кончиков ушей.

– И что же в нем такого особенного, в твоем Лёве?

– О! У него бездна талантов, а самый прекрасный в том, что он никогда не задает дурацких вопросов.

– С этими вопросами всегда так, – вздохнул Павел. – То они неуместны, то неприличны. Например, о чем был ваш последний разговор?

– Уже рассказывала, – поняв, что шутки кончились, хмуро ответила я.

– Я запамятовал, повтори еще раз, – с улыбкой сказал он, только отчего-то стало зябко.

– Лев позвонил. Велел ехать домой. Когда я пришла, его уже не было. Телефон не отвечал. И вся история. Рассказывать больше не о чем.

– Уже не было? Значит, домой он все же заходил.

– Мне так показалось.

– Почему?

– Просто показалось.

– Что-то указывало на то, что он был в квартире?

– Нет, – подумав, ответила я.

– То есть, он вполне мог не возвращаться?

– Я ведь сказала, что не уверена.

– Консьерж его не видел, – то ли думал вслух, то ли ставил меня перед фактом Павел. – Однако в Питер он прилетел, как и планировалось, аэропорт я проверил.

– Значит, он в городе?

– Необходимо понять, – игнорируя мой вопрос, продолжал Павел. – Когда именно он пропал, где успел побывать и с кем встретиться перед тем как исчезнуть.

– С чего ты хочешь начать?

– С тебя.

– Прости? – искренне изумилась я. – Мне не слишком понятен твой юмор.

– А я не шучу, – отпив кофе, хмыкнул Заречный. – Вот скажи, с чего вдруг он первым делом позвонил тебе? Да еще и домой велел ехать.

– Вообще-то, я его жена.

– Ага, – кивнул он. – И он так соскучился, что поспешил в твою постель, позабыв о встрече?

–Ух ты, неужели я слышу ревность? Всеми уважаемого Павла Заречного продинамили ради бабы?

– В целом, я его понимаю, на тебя и я бы поторопился. И все же не похоже это на моего дорогого друга.

– Вынуждена разочаровать, если он куда и торопился, то не ко мне. Во всяком случае, доехать не удосужился.

– Знаешь, мне надоело гадать, – кивнул Павел и поднялся. – Идем.

– Куда? – запоздало спросила я. Павел уже открывал входную дверь.

– В офис Льва. Пообщаемся с коллегами.

– Не поеду, – замотала я головой.

– Почему это? – удивился Павел.

– Я не одета.

На мой взгляд, причина весьма веская. Муж терпеть не мог женщин в брюках, искренне веря, что они должны носить исключительно платья и юбки, а макияж и прическа (укладка на худой конец) шли по умолчанию. Появись я в своих шортах и футболке, не накрашенная, с убранными в хвост волосами, пред ясны очи коллег, нотаций не избежать.

– Детка, ты шикарно выглядишь, все изойдут слюнями. Поехали.

Распахнув перед моим носом дверь, Павел лучезарно улыбался, и искорки в его глазах плясали и смеялись надомной. Мысленно пожелав ему провалиться сквозь землю, я покинула квартиру, не забыв прихватить сумочку.

Офис, в котором располагалась фирма Льва, находился в центре города, в небольшом особняке, некогда принадлежавшем именитому купцу, а теперь ставшем штаб-квартирой адвокатской конторы, где трудился Лев.

Первые три этажа здания были поделены между сотрудниками в зависимости от области, на которой они специализировались. Так, например, юристы, работающие в сфере гражданского права, разместились на первом этаже, специалисты по уголовному на втором, а знатоки корпоративной практики на третьем. Помимо этих трех направлений, существовало еще несколько специализаций, на фронтах которых трудились коллеги Льва, но перечислить все я не берусь, поскольку никогда особо этим не интересовалась.

Партнеры, они же владельцы фирмы, занимали последний, четвертый этаж здания. На обширной площади располагались, по числу партнеров, три роскошных кабинета. К каждому кабинету примыкала просторная приемная, где восседали личные помощники. Помимо этого, на этаже находились два конференц-зала и несколько комнат, значение которых мне не ведомо.

Посетители на четвертом этаже были редкостью, и, как правило, об их визите было известно заранее. Возможно поэтому, стоило нам выйти из лифта, как откуда-то справа выпорхнула миловидная девушка в строгом костюме и с тревогой во взгляде, но безупречной улыбкой на губах, спросила:

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Лев Яковлевич у себя? – на полпути к кабинету Льва поинтересовался Павел.

– Вы договаривались о встрече? Как я могу вас представить?

– Не беспокойтесь, Анна, – услышали мы и обернулись. За нашими спинами стоял Илья Нечаев – однокурсник и нынешний партнер моего мужа. – Лучше сделайте нашим гостям кофе и принесите в мой кабинет.

На этой фразе с широкой улыбкой на губах он протянул Павлу руку. Тот в долгу не остался, и после дежурного приветствия и рукопожатия мы расположились в шикарном кабинете Нечаева, из окна которого открывался вид на Смольный собор.

Говорят, рабочее место может многое сказать о человеке. Что ж, в случае с Нечаевым, это действительно так. Хозяин кабинета франт, ценитель комфорта и роскоши. За широким столом ручной работы из редкой породы дерева, в окружении коллекционных книг и сделанной по индивидуальному заказу мебели Нечаев смотрелся как нельзя лучше. Высокий холеный брюнет, он любил деньги и власть и никогда не стеснялся показывать, что они у него есть.

Мне было неуютно во всем этом показном великолепии, предстоящий разговор угнетал. Но я старалась не показывать виду. С благодарностью приняв зеленый чай, расположилась в кресле и потупила глазки.

– Павел Константинович, Арина, чем обязан внезапному визиту? – едва мы остались втроем, спросил Илья.

– Лев пропал, – выдохнула я, надеясь, что на лице моем достаточно скорби.

– В каком смысле пропал? – нахмурился Нечаев.

– В прямом, – отрезал Павел. – Не явился на встречу. Нигде с пятницы не появлялся.

– Возможно, он был вынужден задержаться в Цюрихе. Я попрошу Анну…

– Не утруждайтесь, – усмехнулся Павел. – В Питер он прилетел.

– Павел, я знаю, в пятницу Лев должен был передать вам все материалы по делу Хворовского, – стоило Нечаеву упомянуть эту фамилию, как в глазах Павла вспыхнули и сразу погасли тысячи огоньков. Внешне он оставался спокоен, а Илья все больше и больше хмурился. – И мне не найти абсолютно никакого повода, чтобы он пропустил встречу, тем более не предупредил об этом.

– Илья, – набравшись мужества и посмотрев ему в глаза, заговорила я. – Могла ли у Льва случиться связь, о которой я не знаю? И он настолько увлекся, что не выходит на связь?

– Нет, – твердо сказал Нечаев, не отводя глаз, продолжил. – Этот вариант исключаем. У Льва никого нет, кроме тебя.

– Тогда случилось что-то страшное, – тихо сказала я.

В комнате повисла тягучая тишина. Она стала невыносимой, хотелось орать, но я не проронила и звука. Оглушенный страшным и внезапным предположением, Нечаев принялся за активную деятельность. Он куда-то звонил, вызывал помощницу Льва, долго ее допрашивал, доведя до слез. Ходил по комнате, как загнанный в клетку зверь.

Я мало обращала на него внимания. Павел внимательно следил и за ним, и за мной, прислушивался к разговорам, но, казалось, не верил в успех. Все пытались отрицать очевидное – пришла беда.

В памяти ярким воспоминанием проявилось маленькое алое пятнышко на ковре в гостиной. Казалось, еще тогда я поняла, что не увижу больше мужа, теперь же я была уверена в этом. И вместе с этим пришли непонятное спокойствие и усталость.

Потратив на бесплодные звонки больше часа, мужчины решили обратиться в полицию, дабы оповестить органы о произошедшем и подключить их к поиску. Перед этим мы долго и тщательно обсуждали что и как говорить следователю и как себя вести при встрече с ним. Вернее, обсуждали Илья и Павел, мне же отводилась роль послушной марионетки, в точности исполняющей отведенную роль. И я не слишком противилась этому, желая лишь одного – как можно скорее оказаться подальше от этого места и этих людей.

Наконец, вызвали полицию, и двое мужчин прибыли в рекордно коротки сроки. Они вошли в кабинет и сели в роскошные кресла, разложив документы на столе. Не нужно быть следователем, чтобы понять, им не по себе в этом логове адвокатов, в окружении лоска и роскоши. И тот факт, что, вызывая их, Нечаев пообщался с высшим руководством, уверенности им явно не прибавил.

Старшинство в этом дуэте принадлежало Молохову Николаю Сергеевичу, коренастому майору лет сорока. Непосредственная близость маленькой армии адвокатов благотворно на него влияла, в том плане, что безукоризненная вежливость и обходительность не покидали его на протяжении всей нашей встречи.

Аккуратно записав неровным почерком все сказанное нами, он оставил каждому свою визитку и удалился, пообещав во что бы то ни стало мужа мне вернуть. Живым или мертвым не уточнил.

Весь следующий день я провела в нескончаемой агонии. Не решаясь покинуть квартиру, ходила из угла в угол и сотни раз проверяла телефон. Все казалось, что я упустила тот самый важный звонок. Но телефон молчал. Лишь Ленка периодически звонила, следуя нашей договоренности.

И каждый раз я заверяла ее, что со мной все хорошо, беспокоиться не стоит. Но это было не так. Ожидание измучило меня. И доведя себя до точки, я решилась на поступок, о котором еще совсем недавно даже мысли не допускала. Отчаяние толкает на крайние меры.

Я долго колесила по городу, желая убедиться, что «хвоста» нет. Обнаружить его не удалось. Впрочем, я прекрасно понимала, что с современным техническим развитием для того, чтобы узнать о моих передвижениях, вовсе не обязательно приставлять ко мне накаченных мальчиков, достаточно прикрепить крохотный маячок, и я как на ладони. Но даже это не смогло меня остановить.

Удивительно, сколь значимым может быть один человек для другого, даже не зная этого … Боль, обида, ликование, радость, надежда, страх – все эти чувства могут порождается им в сердце кого-то без всякого желания и даже ведома…

Размышляя над превратностями судьбы, я кусала губы, нервно теребила ключи от машины и часто вздыхала, желая запереть покрепче терзающие мыслишки в подкорках сознания. Только место для философствования я выбрала не лучшее – подоконник лестничной клетки.

Если уж быть до конца честной, пребывание на этом подоконнике (с него хорошо видна дверь квартиры номер шестнадцать) стало неким достижением, едва ли не подвигом.

Дверь была совершенно не примечательная: обтянутая кожей цвета горького шоколада с небольшими золотыми цифрами, обозначающими номер квартиры. Дом, где находилась квартира, тоже не выделялся: серая сталинка с просторным внутренним двором и огромной аркой. Таких домов десятки в московском районе – построенных для элиты прошлого, постепенно ставших собственностью элиты настоящего.

Единственно важным, удерживающим меня здесь все это время была хозяйка квартиры. Именно мысли о ней прожигали душу и разум.

Но тревога и боль, появлявшиеся при одной мысли о ней, ставшие неотъемлемой частью ее образа, вполне привычны. Сегодня я, наконец, решилась встретиться с ней и, усмиряя собственные трусость и гордыню, терпеливо ждала ее появления.

Распорядок ее дня был мне хорошо известен, и, если верить часам, она сейчас вернется из фитнес-клуба, куда ходит три дня в неделю на занятия с личным тренером.

Внезапно послышался звонкий писк домофона, а вслед за ним хлопок закрывшейся двери. Сердце екнуло и забилось с такой невероятной скоростью, что в глазах неожиданно потемнело, стало трудно дышать. Но у меня было несколько спасительных минут, пока лифт поднимался на третий этаж, чтобы взять себя в руки.

И двери лифта распахнулись, хозяйка шестнадцатой квартиры изящной походкой, подошла к двери. Стройная, с великолепной осанкой, густыми светло-русыми волосами, заплетенными в тугой узел, в свои сорок с лишним она выглядела на поздние тридцать. В ней чувствовалась внутренняя сила, а немного вздернутый кончик носа, намекал на присущее упрямство.

Она уже достала наманикюренной ручкой связку ключей. Я же, будто окаменела, смотрела на нее, забывая дышать и моргать, не в силах пошевелиться, промолвить хотя бы слово.

Неожиданно она повернулась в мою сторону, сердце екнуло и замерло, тогда казалось, навсегда.

Не помню, как покинула подъезд, улицу, город… Развивая максимальную скорость, нарушая всевозможные правила, я мчалась прочь.

Я убегала от нее, от себя, от рвущих на куски мыслей, слов, отчаянья, что охватило меня, стало править мной.

Боль стучала барабанной дробью в висках, застилала белой пеленой глаза. Ничего больше не существовало в мире, лишь боль и отчаянье…

Внезапно стало трудно дышать, легкие словно пожирал огнь. Каждый вдох, будто острое лезвие, пронзал грудь, в ушах зазвенело.

      Ударив по тормозам, я чуть не вылетела в кювет. Вывернув руль, едва ли не в полуметре от ствола огромной ели, остановилась. Как выброшенная на берег рыба, я жадно хватала губами воздух, но дышать не получалось. Казалось, весь кислород кончился. Зато воды было в избытке, ведь слезы градом сыпались из глаз, огромными солеными каплями падали на щеки, колени, ладони, и не было им конца.

Тут я поймала свое отражение в зеркале, и мне вдруг стало так смешно, как не было никогда в жизни.

И я побежала. Оставив машину, ринулась в лес. Я мчалась, задевая руками ветки деревьев, спотыкаясь о кочки и пни. Падая, вновь поднималась и снова бежала. Видимо, это был единственный способ не сойти с ума.

Не знаю, как долго это продолжалось, но внезапно силы покинули меня. Сбившись с шага, я остановилась.

Вокруг не было ни души. Кроны деревьев склонились надо мной, окружив. Над ними солнце, оно было таким ослепительно-ярким и светлым… Я протянула вперед руку, так сильно захотелось, чтобы его лучик упал на ладонь.

Я села на землю, покрытую пушистым серым мхом и обхватив руками коленки, долго сидела так, не шевелясь, слушая лес. Меня не смущали капавшие на джинсы слезы, я не замечала их.

Что ж, так бывает, когда мечты сбываются. Так бывает, когда мечты ломаются.

Я вернулась домой ближе к рассвету. Ночной город мирно спал. Пустые дороги, безлюдные улицы, разве может быть что-то прекраснее?

Переступив порог квартиры, я прошла в гостиную не разуваясь, уселась в кресло. Свет белой ночи достаточно освещал комнату, но казался каким-то странным, будто в нем оживали тени. Откинув голову на спинку кресла, я наблюдала за ними, но что-то, будто назойливая муха, мешало мне.

Я оглядела комнату и обратила внимание на мигающую красным огоньком лампочку автоответчика. Мне было совершенно безразлично кто и какое сообщение мог оставить, но этот красный огонек действовал на нервы. Посему, протянув руку, я нажала на «play».

–Арина Аркадьевна, – позвал мужской голос из динамика. – Это Молохов Николай Сергеевич, мы общались по поводу вашего мужа. Он нашелся, то есть, возможно, это он… Нужно будет опознать… тело… Свяжитесь со мной сразу как прослушаете сообщение.

Утро началось довольно паршиво. Попеременно, сменяя друг друга, звенели домашний и мобильный телефоны, и, словно подпевая им, гремел дверной звонок.

Завернувшись в одеяло, я слушала эту какофонию и со злостью наблюдала за солнечными лучиками, прокравшимися в комнату сквозь занавеску. Они плясали на мебели, кружились в воздухе, ложились на щеки и совершенно не вписывались в мою сегодняшнюю картину мира: в ней было место только черным краскам.

Я не торопилась открывать дверь и не пыталась угадать кто за ней, мне было не интересно, да и лень, если честно. Под дуэт дверного звонка и рок-н-ролл мобильника я не спеша направилась в ванную, приняла душ. Затем оделась и, подойдя к зеркалу, стала тщательно, прядь за прядью расчесывать волосы. Мне не нравилось мое отражение, а мысли еще меньше.

Сварив крепкий кофе, я маленьким глотками выпила две чашки. Прошлась по квартире, заправила кровать, отправила вещи в стирку. Моя фантазия иссякла, придумать хотя бы еще одно занятие не удалось, и, вздохнув, я пошла встречать непрошенных гостей.

– Какого дьявола ты не открываешь и трубку не берешь, я тебе обзвонился, – прорычал стоявший за дверью Павел.

– Я заметила, – равнодушно пожала плечами. Он явно хотел высказать наболевшее, но от чего-то передумал, долго всматривался в мое лицо. Я поплелась на кухню, он за мной, оседлал стул и буркнул:

– Нормальные люди на телефонные звонки отвечают.

– Так-то нормальные, – пожала я плечами и поставила перед его носом чашку.

Он пил свой кофе, попеременно посматривая то на меня, то в чашку, и молчал. Очевидно, что он хотел о чем-то спросить или поведать, но сдерживался. Я же ничем помогать ему не спешила. Наконец, он заговорил.

– Ты уже знаешь?

– О чем? – спросила я довольно холодно и пожала плечами. – О том, что сегодня четверг, что на улице июнь, или о том, что мой муж в морге, и мне придется опознать его?

– Тебе Молохов сообщил?

– Не мне, автоответчику.

Павел чертыхнулся. Прошелся по кухне, замер у окна, повернувшись ко мне спиной. Его плечи напряжены, лучики солнца путались в волосах. Я разглядывала его профиль, он же, помолчав, сказал:

– Я еду с тобой.

– Без надобности. Если хочешь убедиться, что это Лев, вполне можешь навестить морг самостоятельно.

– Нужно решить, что будешь говорить следователю, – проигнорировав мои слова, продолжил он. – Излишнее внимание ментов нам без надобности.

– Не думаю, что они будут сильно стараться.

– Не будут, – кивнул он. – Но общение надо свести к минимуму.

– Кому надо? – хмыкнула я.

В одно мгновение он преодолел разделявшее нас расстояние и, ухватив меня за плечи, поднял со стула. В глазах его сталь, голос же спокоен до дрожи.

– Льва больше нет, и под ударом теперь ты, его жена. Он исчез при очень странных обстоятельствах, и у многих людей остались к нему вопросы. А задать их больше некому, и ты единственный человек, который, по мнению многих, может знать что-то полезное. Так что бояться нужно вовсе не ментов.

– Может тебя? – спокойно спросила я.

– Может.

– Считай, боюсь. Что дальше?

Ответить Павел не пожелал. Отпустил меня, сел на свое место и долго сверлил меня взглядом. Мне было некуда спешить, эмоции Павла трогали мало, посему я спокойно допивала кофе и старалась не провоцировать его излишними движениями. Наконец, молчать ему надоело, и он сказал:

– Во сколько ты должна встретиться с Молоховым?

– Ни во сколько.

– Ты ему звонила?

– Нет.

– И когда собираешься?

– Не собираюсь. Льву спешить некуда.

– Я договорюсь с Молоховым, – скрипнув зубами, сказал Павел. – И позвоню Нечаеву. Адвокат тебе понадобится.

– Без надобности. Я никого не убивала.

– Да? – спросил Павел и издевку спрятать не сумел. Я подняла на него глаза и спокойно ответила:

– Да.

Что бы я не сказала ему, он не поверит в любом случае. Но и доказывать ему или кому-либо еще свою невиновность я не стану. У полиции не найдется против меня улик, а подозрения они могут оставить себе.

Павел взялся за телефон и в считанные минуты условился о встрече. Через два часа нас ждали в морге Молохов и Нечаев. Этого времени как раз должно хватить, чтобы по нынешним пробкам добраться до места.

В путь мы отправились на «Эскалейде» Павла, за рулем которого сидел его водитель, Кирилл. Парень лет тридцати-пяти смотрел на меня с большой печалью, а стоило нашим взглядам встретиться, опускал глаза. Видимо, горе мое принял слишком близко к сердцу, но будучи от природы любопытным, устоять не мог и рассматривал меня, будто птицу дивную. Павел всю дорогу молчал и мне чертовски это нравилось.

Нечаев и Молохов уже были на месте. Тихо переговариваясь, они терпеливо ждали, пока мы припаркуемся и подойдем. А стоило мне приблизиться, разговор оборвался, и никто не решался заговорить вновь.

Молохов устал и небрит. В том, что происходило, он не видел ничего нового, подобные обязательные процедуры давно вошли в привычку. Если чего он и опасался, так это слишком юркого адвоката да еще сцены, которую может закатить новоиспеченная вдова. Все это явственно читалось на его лице, но не вызывало удивления.

Нечаев хорошо держался, лишь непривычная бледность намекала на нелегкое бремя, что легло на его плечи. Они со Львом старые друзья. Вместе учились в университете, вместе строили свой бизнес. И гибель Льва должна сильно ранить его.

– Ну что ж, приступим, – нарушил молчание Молохов. – Арина Аркадьевна, задача ваша в следующем: мы сейчас пройдем в кабинет, вам покажут вещи, найденные при покойном. Вы уж определите – вашему мужу они принадлежали или нет.

– Вещи? – не поняла я.

– Видите ли в чем дело, – замялся Молохов и, кашлянув, продолжил. – Супруга вашего нашли случайно и не его даже, а машину. Все это время она стояла на пустыре в новостройках. Погода сейчас жаркая, машина несколько дней на открытом солнце простояла. Тело, как бы это сказать… попортилось… Опознавать будем по вещам.

– Как это произошло? – сжав пальцы в кулаки, но стараясь удержать голос ровным, спросила я.

– Убили его в пятницу, в этом сомнений нет. Неизвестный подошел сзади, накинул удавку… Тело спрятали в багажник и вывезли на пустырь, где его и обнаружили.

Все трое внимательно следили за моей реакцией на сказанное. Не знаю, чего они ждали: сцены, истерики, внезапного раскаяния и признания в преступлении, но порадовать их я ничем не смогла. Кивнула и сухо спросила:

– Куда идти?

Гулкими длинными коридорами мы долго куда-то шли. Один коридор сменял другой, их меняли лестницы, этажи, и повсюду преследовал отвратительный удушающий запах. Он забил легкие и горло, и невозможно стало дышать, и в какой-то момент даже стены стали пошатываться. Но вдруг кто-то взял меня за руку и, склонившись к щеке, тихо сказал:

– Держись.

Я вздрогнула и непонимающе посмотрела на Илью. Я не смогла ответить ему, лишь слабо кивнула головой. Сжав мою ладонь, он больше не отпускал ее, пока мы не пришли.

Все происходило в неприютной комнате с казенной мебелью. Незнакомый человек, чье имя я не смогла запомнить, разложил передо мной вещи и велел сказать, видела ли я их раньше.

Портмоне из тонкой кожи цвета молочного шоколада мы выбирали вместе прошедшей зимой, а к нему купили перчатки из той же кожи, чтобы руки его не мерзли в мороз.

Связка ключей с брелком в виде улыбающегося льва. Я привезла его из Лиссабона, и он так нравился ему. Муж говорил, такая улыбка поднимет настроение в любую бурю.

Обручальное кольцо из белого золота. Я надевала его ему на палец, и руки Льва едва заметно дрожали…

Я прикрыла глаза. Видела ли я эти вещи? Да, видела. Все они принадлежали моему мужу. Человеку, которого убили, подкравшись со спины, бросили в багажник и оставили гнить на солнцепеке.

Не знаю, сколько времени я провела в той комнате, сколько бумаг подписала, сколько людей со мной говорили. Я хотела вырваться из этих стен, но сидела смирно, отвечая на вопросы, стараясь запомнить то, что говорили мне.

Вот все кончилось. Мне разрешили уйти, и я ушла, а Лев остался там. Ему теперь все равно.

Его больше нет.

Павел вызвался провожать меня до двери. У меня не было абсолютно никакого желания разговаривать с ним. Общения со следователем и наставлений адвоката более чем достаточно для одного дня, еще один разговор по душам явно лишний.

Но оказавшись в квартире, к допросу с пристрастием Заречный приступать не спешил, более того, выражал некую обеспокоенность моим душевным и телесным самочувствием. И забота эта, если и не злила, то вызывала трудно скрываемое подозрение.

– Тебе нельзя оставаться здесь одной, – выдал гениальную идею Павел.

– Почему это? – с подозрением посмотрев на него, спросила я.

– Тебе есть у кого пожить?

– Никуда я не пойду, это мой дом.

– Ты можешь побыть у меня некоторое время…

– Павел, -решила я поставить точки над i. –Скажи прямо, чего ты от меня хочешь?

– Знаешь, – усмехнулся он в ответ. – С тобой очень трудно общаться.

– Есть шикарный способ избежать трудностей.

– Догадываюсь какой. Но это не мой вариант.

– Жаль.

– Не соглашусь.

– Нравятся трудности?

– Не они.

– Сегодня был паршивый день, – сказала я, игнорируя последнюю фразу. – Я очень устала и…