Полная версия
Стихотворения
Монолог ужа
– «Согласен, грешу мелкотемьем,я б даже сказал, к микротемамвлеченье питаю, и тем ячуть дальше от штампа, от схемы.Куда мне до гласа эпохи —мне б с гласом своим совладать,ведь вряд ли столетия вздохименя вдруг научат дышать.Куда мне до взоров орлиныхна мир с голубой высоты, —ведь вряд ли научат вершиныбыть зрячим, как зрячи орлы.Куда мне? Куда мне?! Куда мне…Ползу к вам, ужи, без обиды…Я уж, конечно, бездарный,но вместе теплее. Спасибо».Санкт-Петербург
Боги, люди, овцы
1. Про овец и людей
Прилип к дивану, смотришь телевизор,потом с котомкой, потный, в магазинвольёшься, где изломаны карнизыи люд пытает полости витрин.Вернёшься злой, помятый, изнурённый,набьёшь желудок и собой кроватьзаполнишь ты, чтоб завтра заведённойигрушкой срок на службе отбывать.Задумайся! Стрелялись на дуэли,и проплывали на волне глубинпролива геллеспонтского, и пелипред казнью то, что написал Расин22.А ты? Так мало духа в сильном теле.Из-за себя ты сам заметен еле.2. Про богов и людей
Металась прекрасная Иопо пышным лугам. Царь богов —и он же был (временно) и.о.мужчины её – был готовукрыть эту деву от гневасупруги, её превративв …корову. Напряг своей веныЮпитер всесильный извив, —и вот, полюбуйтесь, поверьте:копыта, мычанье, рога.Зачем же всем женщинам смертнымтакая судьба суждена?Знай, смертный, в игре с небесамине крыльями кончишь, – рогами.3. Про богов и овец
– «Интернациональный долг!В ружьё! В поход!» – военкоматаорал набор. «Скорее в полк —и на врага ругайся матом!Он зол, силён, жесток, опасен!Он всю планету превратитьстремится в склад своих запасов!Твой дом, отчизну, погубить!Вот автомат. Беги с другими.Стреляй. Коли. Руби. Вонзай, —что хочешь. Комсомольца имяи родину не запятнай!!»На Мавзолее тесно. Вереница…Всё добрые ответственные лица.Санкт-Петербург
Качели
Чтоб вновь родиться, надо умереть,а умереть не получается, – живу.Живу на треть, на две живу,и устаю дышать, смотреть,но всё живуна треть, на двев пустой привычке просто жить,цепляться в вечной суетеза случай жить, дышать, смотреть,и твёрдо верить, что ещёсмогу я просто, мудро жить:дышать, смотреть,дарить себя,себе дарить….Нет, не хочу родиться вновь!Санкт-Петербург
Мир
Я стёр случайные черты,случайные черты я стёр,и вместо дивной красотына математику набрёл;на формул древнюю чету,закономерностей союз,и, увидав систему ту,воскликнул только: «Ой, боюсь!»Санкт-Петербург
Последний поцелуй
Коробка конфет с ироничным «The last kiss»23;круг зеркала в сизом дымуглядит на постель, как угрюмый Веласкесна юную-юную даму;в потолка сизо-жёлтых разводахобозначился вдруг Бенилюкс,ближе к лету диктатор-природа,вероятно, Судетов аншлюсзамыслит; смешалось всё в доме,и по плечи, по нос – тишина.В названье картины не драма,а пародия лезет одна.Санкт-Петербург
Стихи без названий
1
Сегодня впервые сказал о тебев прошедшем времени. Странно.Лишь два месяца я зачеркнул на столбемоей памяти, а не чувствую раныуже. Неужели – всё? Отболело,отскорбело, – и отошло?Ведь казалось, что духом и телом,что телом и духом – одно?Впрочем, нет. Как молекула, атом,на две трети я состою из тебя.И с души моей, точно с платаВероники, не смыть твоё «я».2
Живу и гасну понемножкуне как полночная свеча,а как в покинутой сторожкеот пыли лампа Ильича.Но, говорят, пред смертью вспышкавсем лампам яркая дана,чтобы заметил мир смертишкуи чтоб растрогала она.Так вот живу и жду часами,часами жду, и жду, и жду,когда же яркими лучамия мир уснувший озарю.Но всё растёт в свеченье красноммыслишка подлая: ведь ятак просто, гадко так погасну,без вспышки острой, без огня…3
Шаг не ступить в моей тихойдуше, чтоб с тобой не столкнуться.Но теперь самолюбия Лихуне тесно там вовсе, а грустно,ведь осколки тех прежних улыбок —не сами улыбки, но ведьне фразы – лишь звуки. Ошибокпо ним раскуражилась плеть.Сегодня в душе, как во градесгоревшем недавно – лишь то,что прежним не станет. Не надоотстраивать. Время ушло.Начало и конец
1. По поводу одной музейной шпалеры
Герой руно срезал, ягнёнка в видевисевшее на древе, а толпарукоплескала стоя, лёжа, сидявокруг того старинного столпа.Вверху амуры-бабочки летали.Медея в восхищеньи замерла —уж в голове её блестели дали,а в сердце – счастье. Счастье без конца.Один из всех был к сцене равнодушен:моряк свой парус белый убирал.И, извините, задом жирной тушивеличие героя оттенял.2. Медея
Ясон оказался последним из тех,кто может носить имя мужа —на ложе, в пылу своих жарких утех,с царевной коринфскою кружит.Медея одна в этой странной стране(родитель здесь жертвует дочерьбогам, и тут дети мать на мечевздымают за жаркие ночис любовником). Мужем явился Ясонпоследним из греков. Дети!Удел ваш – насмешек терзающий звон:мол, вы – параситы на светеиль вечные странники. Чей же ударгуманней? Ясона? Медеи?Едва ли польстит еврипидовский дартому, кто за правду радеет…Санкт-Петербург
«Этот город смотрит в спину мне раз пятый…»
Этот город смотрит в спину мне раз пятыйсветом окон, площадей ампиром гордым.Прохожу вдоль перекрестков, где распятымоих мыслей перевёрнутых когорты.Все висят, как исправитель человека,как души его мятущейся приказчик.Лишь коснись их тушек маленьких овечьих,и заблеют они опиума слаще.А не тронешь эти розовые тушки,избежишь слезами сдобренных объятий —хорошо: ведь смотрит в спину мне раз пятыйэтот город своим судьбам непослушный.Санкт-Петербург
«Плохо псу без хозяина дома…»
«И пошёл Господь, перестав говорить с Авраамом…»
(Бытие 18:33)
Плохо псу без хозяина дома,в горле больно от красной тоски.Тишина в переулках Содомаи на солнце играют пески.А обрывки по знойному ветру, —то ль газет, то ли брошенных тел, —говорят, что ревнивого мэтрараздражать горожанин посмел(было шумно; торговая площадь —рассыпной прошлогодний горох —разливалась толпою попрощенад камнями разбитых дорог;потемнело; и крылья, и вопли,пламя, хруст перебитых костей;материнскою кровью затопленсонный ужас застывших детей).И собака, несчастная псина,тёплой жилы последний комок,свою скорбь по домам разносила.Где-то жертвы подсчитывал бог.Санкт-Петербург
К чему приводят духовные поиски
Чуть-чуть – и сорвётся лавина,погибнет под ней альпинист,со всей своей смелостью львинойрастает в стремлении вниз.Напрасны и сила, и опыт,и знанье. Опасности скалс врождённым усильем циклопьимразрежут последний оскалк вершине ползущего, к небу.Теорий пустых болтовняи терминов скучная мебель…И ночь среди белого дня.Санкт-Петербург
«Неулыбчива ты, моя Муза…»
Неулыбчива ты, моя Муза,и разумности всей вопрекиты с бессонницей ходишь в союзе,собирая по каплям стихи.Вот забрезжит неясное что-то,чёрной цаплею вдруг пролетит…Но так вяло и скучно, как гротыбез смеющихся там Артемид.Отлагается вновь… Вплоть до лучшихпереносится всё сентябрей,октябрей и июней. Как скучно,грустно жить без улыбки твоей,Муза!Санкт-Петербург
После всенощной
Иконы тускнеют, ведь ад ниспровержен.Адам опускает затёкшие руки,рипида24 склоняет над полом навершье,стекают по капле последние звуки.Илия торопится к утру поднятьодежду упавшую, спорят пророкина тёплых столбах и уже благодатьготовят старательно ангелы – доки.Санкт-Петербург
«Великое в тиши творится…»
Великое в тиши творится:осознанно, тщательно, скромно,не ломится в двери, не злится —растёт в покое многотомном.Штыками не ощеривается,с трибун не кричит броненосных.Как Полифем25 в пещере своей,но зрячий, справедливый, грозный.Великое требует жертвы,и часто – человеческой.Иначе парус словно мёртвый.Ах, как это по-гречески.Итак, великое творится.А не приходит ниоткуда.Икар долетит. Станет птицазавидовать этому чуду.Санкт-Петербург
«А есть ли ты, прекрасное Далёко?..»
А есть ли ты, прекрасное Далёко?А есть ли ты, воздушная мечта?Бежать с Земли так выгодно до срокас печатию пророка у виска.Создать шедевр из дрожащих строчеки запустить в безудержный полётпо хрестоматиям… Что напророчилпоэт, авось потомок разберёт.Как метеор вдоль звёзд литературныхпрошелестеть! И напугать! И вотуже поклоннику от страсти дурно!И вот тропинку мучает народ!Какая вечность в этой тёмной тайне!Как в этих душах хлещет ураган!А, может быть, тут многое – случайно?А, может быть, тут многое – обман?Санкт-Петербург
Идиот
Безумство светится в глазахпривычным огоньком,тяжёлых мыслей тлен и прахвзвивается кругом.Улыбка стынет на лице,как Антарктиды лёд.Какого ангела в концесудьба ему пришлёт?Санкт-Петербург
Конец года
Бледно-розовый дым то ли ватой,то ли тканью пушистой дворцыпокрывает. И вновь бесноватыйветер гнёт над Невою мосты.Заморожены речки изгибы,где гранит растянулся в поклон.И орлы еле теплятся, ибодаже бронзе декабрь – не тепло.Такова декорация. Слышишь?В этом скрипе привычном телег26исчезает на кончике дышлато, что канет в безумии лет.Санкт-Петербург
Инструкция
Приди домой, ляг на диван, и в потолокнаправь без слов скучающий свой взор;внимательно следи, чтоб чрез порогникто не смел пробраться до тех пор,пока лежишь ты. Всё перебери:события, людей, иллюзии, – старьяостатки, и надейся, что средь требухинайдёшь ты вдруг искомое – себя.Санкт-Петербург
«Что ты смотришь, глаз щуря, пенат?..»
Что ты смотришь, глаз щуря, пенат?Или встрече со мной ты не рад?Изменился я очень? А тывсё такой же: брада и усы.Да, чуть старше я стал возле львов,то есть фон из мостов и дворцовочень значим для роста души,а точнее (постой, не пиши) —для того, что слагается в «Я».Это просто, ведь куча старьяобличает пророком (главуположившим за нас) новизну,её суетность ныне, жесто—кость такую, что лет нас на стомиллиардов бросает назад.Что ты смотришь, глаз щуря, пенат?Екатеринбург
Математика
Жизнь бредёт по касательнойк той жизни, что могла бы быть:событья, что были желательны,образуют с реальными нить.В каждом явленьи свой максимумна минимум делится. Ноостаётся всё же от частногоделенья, что остаться должно;что до конца не разделится;как атом в физике что.И этой сутью сокрытой нам,пожалуй, стоит жить.Санкт-Петербург
Интровертические выверты
1
Прислушался к душе. Как тихо…Ни эха, ничего. И даже не скребуткоты. Но страшно мне. Такая дихо —томия27 не слагается в понятие «уют».Последних журавлей измученные клинья(откуда появились в строчке журавли?)…Трава вокруг и взоры к Литве(ведь я же не поляк!), к страданиям землиродной влекутся… стоп! Чужая песня.Другой поэт, другие времена…Пиши о том, что интересно,о том, чем душенька твоя (твоя!) больна.2
Прислушался к душе. Как шумно:бесплодных мыслей, фраз, поступков толчеягремит над ней, благоразумной,и гонит вниз, к подвалам бытия.Себя не слышу. Голос мой негромок.Кричать не смею высшего внутри.Но как уйти из душных мне потёмок?Как слух потерянный мне снова обрести?Остановись, мгновенье! В каплях мутныхтак трудно уловить чудовищный поток.Но в нём мелькает поминутно(вглядись, вглядись внимательнее!) Бог.Санкт-Петербург
«Забыть про всё – писать. Стараться…»
Забыть про всё – писать. Старатьсяи в этот раз влезть на вершину,с которой дважды я срывалсялавиной.Да, да, – достать чернил. Но плакатьв начале песен февраля, —что в небесах лягушке квакать.Не стану я.Прислушаться душой к аккордамдалёким, звукам вечных струн вновь, —мне будет чем ответить ордам,отрядам новых гуннов.Санкт-Петербург
«…А день рожденья у меня в феврале…»
…А день рожденья у меня в феврале,когда скрючены морозом мосты,и когда больше всего на землесамоубийств из-за отдалённости весны.И вот теперь – подобный февраль.За окном – ожидаемый векс общим лицом, и – как ни жаль —сегодня я – тридцатилетний человек.Хлеб изгнанья я вовсе не ел,не глядел на изнанку вершин.Так и дожил, великовозрастный пострел,до макушки с пучком седин.Похвастаться нечем. Зато будет сытпушки бонапартовой ствол,зато тропа, что к монументу бежит,заросла б, если б я не прошёл.Санкт-Петербург
«В стране этой тёмной торопятся сны…»
В стране этой тёмной торопятся сныв цветные легенды облечьсяи броситься в мир из немой глубиныв стремленьи своём быстротечном;взрываются в вывесках, в окнах кричат,сияют в глазах и улыбках,всю жизнь превращая в неоновый ряд,в иллюзию, шутку, ошибку.Хельсинки
Про собаку
Чуть римский зал где-то вблизи Просвета28,где спят пейзажи в летнем стиле Фета…29Между полей, озер, садов и гроззастыл печальный пес.Когда б я был лихим искусствоведом,и ремесла того секрет мне был бы ведом,собаки грусть бы я связалс теорией художества начал,и с биографией художника (то Поттер30) —порой печальной, а порой и беззаботной —включил бы в текст эпохи суть —всё объяснил бы как-нибудь.Увы, я не знаток искусства кисти,во мне лишь кто-то добрый виснет.И потому меж фруктов, драк и розглядит мне в сердце грустный пёс.Вдали таинственный таится город,который взял реку за вороти заключил между мостовв густые сети сан. узлов.Свобода где-то за рекой…Собаке машет как рукойстаруха-мельница. Рейсдаль31вручил бы приз «за даль»художнику печальных псов(плюс стад хозяйских и быков).Однако – нет. Здесь приз – «за грусть»,пусть за собачью, пусть…Но эта грусть в глуби предвечнойтакая человечья.Санкт-Петербург
Полночь
В безмолвия гуще купается слух,
как тело курортника в волнах,
и тянется к звёздам изменчивый дух,
очнувшись от тяжести дольней.
Молчит, недвижим, мой ночной океан,
качается сонная лодка…
Но всё же… Вглядись в этот чёрный экран:
Вселенная движется ходко.
Санкт-Петербург
Как хорошо, что ты не появился,
мой бедный стих. И я теперь свободен
от написания сатиры или оды —
всего того, чем разум соблазнился.
Рассвет над тихим озером не станет
ни темой, ни сюжетом и ни строчкой,
этапом моей службы беспорочной
безусому потомству в назиданье.
А жизнь глупца рассеется, как пепел,
над рядом человечьих поколений.
Иль пропадёт в туманности забвенья
подобно путнику, проглоченному степью.
Санкт-Петербург
«Кудрявый костёр шевелился в ночи…»
Кудрявый костёр шевелился в ночи,приветствовал звёзды, как родственник,глубоким поклоном. А складки парчинебесной покрыли что простыньюлеса заозёрные. Славен пейзаж,когда его речь многоструннаятебя превращает в обычный стаффаж32,во что-то совсем неразумное.Заречный
«Я резал ягод пуповину…»
Я резал ягод пуповинупод песни недоступных птичек,и вдруг решил, что половинусвоей бы жизни закавычил.Служил чужим черновиком,потомка белой заготовкой,хотя, признаться, был притомя очень слабым и неловким.Так кто же я? Внутри меняряды, ряды, ряды, ряды….Хоть бы крупицу бытияизвлечь моей из темноты.Санкт-Петербург
«Люблю я ширь бумажного листа…»
Люблю я ширь бумажного листа,страницы белой шумное раздолье,где катится волшебная река —стихов моих ночное половодье.Подтачивают воды берега,несут разбитых кораблей скелеты,и кажется, что вечная волнапоэтов знает лучше, чем поэты.Санкт-Петербург
«Вот и я с рюкзаком, окружающим рад…»
Вот и я с рюкзаком, окружающим рад,восседаю на нижней и угольный смрадпропускаю по лёгким. Сегодня в квадратя возвёл себя утром и скобки долой —еду в город, что спит за туманной рекой.Город полон церквей, площадей и мостов,и их возраст чуть больше, чем трижды на сто.Впрочем, публика та же: людей и скотовтам статистика шепчет (как было везде):«добродетель лениво плетётся в хвосте».Тихий город, старинный: по улицам звонрасползается в дни православных икон,вознесений и входов, убийств, похорон.Чудный город, старинный. Проулков забормне при мысли о людях внушает: «аборт».Но я завтра в рассвет, полный радостных сил,про себя прошепчу, что я вновь посетилдорогие места. Ведь по-прежнему милмне сей город античный: умер Ахиллв его толстых стенах. Он дорогой рубцовнезаметных спускался в обитель отцов.Вологда
«Я знаю этот город наизусть …»
Я знаю этот город наизусть —людей его, историю, дома,Но кажется, что глубже его грустьвпитала моя мягкая душа.В осенних листьях – временная смерть.Всего лишь смерть, что каждому дана.И всё же так красиво умеретьумеет только местная листва.Я помню этот город наизустьтой памятью, что каждому дана.Наступит час, её я поднесуХудожнику как краску для холста.Вологда
«За окном точит ночь свои синие когти…»
За окном точит ночь свои синие когти,узкий месяц по крышам помёт разбросал….И когда сей пейзаж не рассматривать мог бы,верно б, бросил я этот ночной кинозал.Неизбежный Никто обитает в соседнем окошке.Гасит вечером свет, зажигает в семь тридцать утра.Переходит в гостиную, курит в ладошку,и ложится в постель, коль ложиться пора.У него в сентябре мокнут ноги и насморкпревращает его, как Цирцея33, в платок.А от горя он может «нарезаться» насмерть.Не смотрел бы на это, когда бы я мог.По утрам он бредёт мне навстречу. Я знаю,с настроеньем каким он навстречу бредёт.Но, увы, никогда, никогда не узнаю,кто он, который в соседнем окошке живёт.Санкт-Петербург
Начало осени
Безумства окончились летние,стремится под зонтик душа,а раньше ведь с прытью балетноювзлетала в лихом антраша34.Санкт-Петербург
Мышь
Пустует блокнот, на душе – ни строки,онемел я, увы, онемел.Валяются трупами черновики,крематорий-камин не у дел.Журнал ли возьму, погляжу ли в окно —бесполезная, глупая тишь.Как будто бессмертным богам всё равно,как живёт канцелярская мышь.Глядит ли в окно, кропает ль стишок,иль в камине разводит огонь.А может, её, а не рукопись сжёгтех бессмертных священный огонь?Санкт-Петербург
К себе
Преодолей косноязычье,оставь ненужные слова,и в твоей строчке непривычноймелькнёт родного языкаслепящий призрак: роскошь, блеск и —на зависть морю – глубина.И ты увидишь его если,то значит жизнь тебе данабыла Всевышним не напрасно.Всё удалось. И всё прекрасно.Аугсбург
Открытие
Есть напротив тюрьмы дом в четыре подъезда.Много в этих подъездах народу живёт:старики и старухи, два пламенных ксендза,три студента, монтажник, – различный народ.Что я делаю в этом в четыре отверстьяобиталище тёплых, похожем на грот?Очень прост мой ответ. Не Амон35 и не Зевс я,не любитель амброзий. Я тоже – народ.Санкт-Петербург
«Как важно мне участвовать (хоть редко…»
Как важно мне участвовать (хоть редко,но участвовать!)в своей судьбе,чтоб иногда вторженьем частныммне открывать прекрасное в себе;наткнуться вновь на залежи и копиудачи, благородства,и наконец-то увидать,что внутреннему скотствувсё ж недоступна человечья благодать.Екатеринбург
Неволя
1. Мир
«Живи смелей, товарищ мой…»
(Е. А. Баратынский)
Весь мир – мой дивный слепок,моя проекция на мир,и от того-то так нелеп он,что я нелеп, я – мой кумир.Кричу другому: «Не стесняйся!Живи смелее!», я кричу.Но то себе кричу (покаюсь),себя исправить я хочу.Ах, как понять меня другому(«вас подождать иль обогнать?»),как не нажить себе саркому36,пытаясь ближнего понять?2. Тюрьма
В тюрьме снова лают собаки.Кто-то из камер стремится бежать.Тюрьма под окном: лишь бараки, бараки,лишь красной стены невесёлая гладь.А я на диване решаю кроссворды,из плохонькой кружки лакаю вино,гляжу в зеркала на небритую морду,с которой знаком я лет тридцать (давно).У меня хорошо. Зажужжит телевизор,заученным тембром расскажет экрано том, что со скрипом японскую визунам выдаёт иноземный болван.А в тюрьме засыпают собаки.Одинаковым, в общем, и преданным сном.Пулемётчики в вышке танцуют сиртаки37:не скучно им было, наверное, днём.Санкт-Петербург
«Здесь солнце засыпано снегом…»
«Здесь солнце засыпано снегоми ветер лохматый вопитво время лихого набегана дом», написал бы пиит.А я не таков. Были годы,когда я свой снег превращалв великое чудо природы,в ковёр, в набегающий вал,но всё это в прошлом сегодня.Сегодня мой снег – просто снег,ведь писарь теперь я негодный —нормальный уже человек.Санкт-Петербург
Уральские картинки
1. Дом
Старый дом посредине деревни.Заколочены окна. Крыльцоопустило до лужи лицои застыло в тоске ежедневной.Во дворе – два замшелых сарая,в три погибели скрюченный столи подгнившего пугала кол.Возле пугала вороны грают.Чуть в сторонке от общего вида —покосившийся маленький крестнад могилкой. Окончен рассказ.Остальное зависит от вас.2. Свалка
Огромная свалка на выжженном поле.Кучи грязных коробок, отбросов и проч.Надвигается с севера душная ночьи воздух трещит, как баржа на приколе.У отбросов – шалаш. То жильё человека,которого, в общем, не знает никто.Он часто в ночи поедает не то,что по нраву как пища всем жителям В-ка.Он виден порой с самодельной тележкой.Со старой лопатой он виден порой,разгребающим яму. Окончен рассказ.Остальное зависит от вас.Суксун
«Гляжу ли вокруг – всё мое отраженье…»
Гляжу ли вокруг – всё мое отраженье.Гляжу ли в себя – лишь толпа двойников.Испорчено сразу – с минуты рожденья,моё обоняние, вкус мой и зренье, —испорчено всё. Так скажите, каковдействительный я? Какой же я есть?Знакомы ли совесть, сочувствие, честь,стремление к правде, к нездешним высотам?Не знаю я вовсе. Родился я здесь,а значит останусь земным сумасбродом,не знающим в точности линий родства.Пустая игрушка в руках божества.Санкт-Петербург
«Есть чудесные мысли, которых…»
Есть чудесные мысли, которыхя не знал до сих пор —словно мыши, шуршащие в нораху подножия гор.Промелькнут, прощебечут в глубинах,но оставят свой след,и он будет во мне, и не сгинетровно тысячу лет:станет часто потомков тревожить,как тревожит меня.Что потом? А потом он, быть может,расплывётся в глуши бытия.Екатеринбург
Педагогический пейзаж
Я знаю, что краски Творец не жалел,когда сей пейзаж создавал:пастозная роскошь зелёных полейпоспорит с красотами скалтаврических. Вечная церковь вдали —урок господам корбюзье —сомнения вновь в притяженьи Землипробудит на нашей земле.Пейзаж бы сей – в рамку да в Русский музей,полезна подобная прыть:на этой картине российских людейвозможно России учить.Боголюбово
«Копи старательно мгновенья…»
Копи старательно мгновенья,копи старательно Слова,чтоб на закате своих дней тыне мог сказать, что не былався жизнь твоя разнообразной,богатой, мудрой не была.Ведь её смысл, коль признаться, —«слова, слова, слова…».Екатеринбург
Расстрига
Косноязычен я, о боги!Мой мир хромает на словах.Топчусь я чаще на порогах,чем благоденствую в домах.Ношу тяжёлые вериги,и всё взываю к небесам,но с чувством бедного расстриги,но с недоверием к крестам.Санкт-Петербург
«В своей душе уборку я давно…»
В своей душе уборку я давноне делал, и сжевала плесеньте уголки, где жизни моей догорели звуки моих песен.Слоями пыль и паутина, тишинав сём позабытом мёртвом склепе —спят боги, и кумиры, и она,как возле храма нищие калеки.Такая глушь, уныние вокруг!Так много вместо духа – тела,что призадумаешься вдруг:– «Душа! С небес ли ты слетела?»Заречный
«Пустота. Ни мыслишки залётной…»
Пустота. Ни мыслишки залётнойв голове я теперь не найду,лишь инстинкт, как снаряд беспилотный,ищет цели себе на беду.Пролетают в проулках сознаньяотголоски прошедших обид,кто-то воет в глуши мирозданьямоего, на кусочки разбит.Что ж? Тупик? Да, тупик, вероятно.Самый тёмный и страшный тупик.И на солнце встречаются пятна?Может, просто я к ним не привык?Заречный
Метаморфозы
1
Я весь состою из вселенныхи каждая лучше другой:прекрасны красою нетленнойи глубже, чем весь Мировойокеан. Они равноправны,но в данный момент лишь одназаведует мной. Как ни странно,других подавляет она.Потом ей на смену другаяприходит (иные молчат):становятся образы раячужими, хоть кажется адзнакомым. Миры, что «закрыты»,в спокойствьи немом не живут —там тоже меняется быстрообжитых вселенных уют.Когда ж неизбежно местамиони поменяются вновь,найду я не то, что оставил,а что повстречать не готов.2
Так остро чувствуешь мгновенье,когда свершился переходот твоего мировоззреньяк тому, что вслед ему идёт.Затихнут мысли, звуки, краски —всё потускнеет вдруг, и вотуже гремит оркестром яркость,в которой мир наоборот.Однако мир тебе не чуждый:твоё усилье, результат.Так отчего ж ты, милый, тужишь?Иль ты ему совсем не рад?Заречный