Рождение нации

– Это ты сам так думаешь, или в твоем универе так учат?– высказала догадку Вика.

– Официально там учат, как и сто и двести лет назад, но многие ученые думают именно так, как я тебе сказал, и в основном я разделяю их мнение,– вновь убежденно заявил Михаил.

– Но Миш, если они как бы неофициальные эти взгляды… они ведь наверное что-то вроде крамолы. Разве так думать это не опасно?– вдруг Вика выразила и опасение.

– Сейчас уже нет… А вот при советской власти, такие взгляды действительно не приветствовались, да и при царе тоже. Нашей власти, хоть царской, хоть советской пришлась ко двору именно официальная, процентов на восемьдесят придуманная отдельными близкими к властьимущим летописцами, история о Древней Руси, о чисто славянском происхождении русских, укринцев и белорусов, об их сверхблизком родстве,– Михаил, словно устав, говорил уже как будто через силу, вновь уставившись в завагонный пейзаж.

– А что разве это не так, родства нет?– Вика напротив, все увлеченнее откликалась на «лекцию» Михаила.

– Есть, конечно, но совсем не такое уж близкое и однозначное, как веками в головы забивали сначала гимназистам, потом советским школьникам и во все времена студентам,– по-прежнему вяло, будто бегун в конце длинной дистанции, объяснял Михаил.

– Погоди Миша… ты говоришь, что русские произошли от семи племен. А как же татары, ведь даже поговорка существует?– нашла новый поворот в казалось бы затухавшем разговоре Вика.

– Да знаю я эту поговорку. Все это ерунда. В тех же украинцах татарских ген, вернее тюркских намного больше чем в русских. Это доказали научные исследования генофонда каждого народа. В нас тюркских ген мизерный процент, несопоставимый, ни со славянскими, ни с финно-угорскими. Всего пять процентов против почти половины славянских и при почти одной трети финно-угорских и балтских,– обосновывал несостоятельность народной поговорки Михаил.

– Подожди Миш, а балты это кто такие, они то тут с какого боку?– не переставала вникать в суть дела Вика.

– Балты это народы родственные современным латышам и литовцам. Они тоже в древности населяли довольно обширные территории. Одно племя, о котором я тебе говорил, голядь, довольно далеко забралось на восток и где-то в восьмом, первой половине девятого века было почти полностью ассимилировано вятичами. И по данным генетических исследований даже эта голядь оставила больший след в русском генофонде, чем татары. А почему, потому что голядь вольно или невольно приняла участие в закладке первооснов, ядра русского народа, а не татары, которые набежали, когда этот народ фактически уже сформировался. Тут скорее можно про татар сказать, кого из них не потри – финн получится. Современные татары, казанские во всяком случае, по своему генофонду уже тоже давно не столько тюрки, сколько те же финно-угры и славяне. И вот здесь родство с татарами у нас куда более весомое, чем по чисто тюркским генам…

Рассказ Михаила настолько захватил Вику, что молодые люди почти не заметили как доехали до Егорьевска. От райцентра пришлось добираться сначала на автобусе, и еще километра полтора идти по протоптанной в лесу тропинке… Небольшая деревенька, казалась, совершенно вымерла, если бы не несколько дымков из труб и характерный запах сжигаемого угля. С одной стороны к деревне вплотную подступал хвойно-лиственный лес. Именно в этом конце деревни, вблизи леса и находилась изба, в которой жили деды Вики и сейчас он по наследсву перешел к ее матери. В самой деревне дорога была кое-как расчищена бульдозером, а возле большинства зимой необитаемых изб высились сугробы. Правда, среди покосившихся старых строений попадались и относительно новые домишки дачного типа. Но «родовое гнездо» Вики представляла классическая русская изба, бревенчатая, небольшая.

– У вас здесь, что соседи такие же как вы, постоянно не живут?– осведомился Михаил, прокладывая путь к калитке и покосившемуся забору в снегу, доходящем до колен.

– Да… в этом конце постоянных жителей почти нет. В основном дачники, на лето из Москвы или Егорьевска приезжают,– отвечала идущая следом Вика.

Пришлось с полчаса отгребать снег сначала от калитки, потом от входной двери. Долго не поддавался и застывший на морозе замок, пока с риском сломать ключ Михаил все же его одолел.

– Слава те Господи, незваных гостей, кажется, не было,– совсем не как молодая современная девушка, а уже пожившая женщина отреагировала Вика, убедившись, что и замок и окна целы и внутри дома все на своих местах.

– Грабят часто?– поинтересовался Михаил, оглядывая дом, состоящий из двух небольших комнатушек и нечто вроде кухни отгороженной большой печкой – внутри избы, на окнах, в углах и расщелинах крышки погреба, белел слой изморози.

– Да почти каждый год… замучили гады. У нас и брать-то нечего. Мы же тут хороших вещей не оставляем, все равно украдут. Здесь все старое, что от бабушки осталось, посуда, мебель, телогрейки вон ношенные-переношенные висят. И все равно находят, что брать. Последний раз все лопаты, грабли, вилы и прочий сельхозинвентарь позабирали, сволочи,– возмущаясь Вика, попутно снимая сапоги, чтобы переобуться в старенькие видимо еще бабушкины валенки.

– Мой батя говорит, что с этим невозможно бороться. Воровство будет всегда, ибо всегда будут появляться на свет люди падкие на чужое. Я ведь с родителями тоже до того как получить благоустроенную квартиру жил в доме без удобств, с сортиром на улице, огородом и погребом. Тот дом нам тоже от деда по материнской линии достался. А отца родная деревня в знаменитом торфяном пожаре 1972 года целиком сгорела. Вот этот материнский дом мы тоже сейчас как дачу используем. Дом вроде вашего, маленький и чуть живой, его сносить и новый строить надо, да где денег взять. Так вот, до дома того вроде совсем рядом, только через железную дорогу перейти. Мы там часто бываем, огород сажаем, и дом как можем поддерживаем. В общем, на недели даже зимой не реже двух раз там бываем, и все одно залезают и грабят. И тоже вроде особо брать нечего. А у вас-то тут и не живет никто. Представляю, какое здесь в зиму для бомжей раздолье, вон сколько пустых домов и в любой заходи…

– На, одень, теплее будет… это еще дедовы валенки,– Вика откуда то из за печки достала и протягивала Михаилу большие, поеденные мышами серые валенки.

– Спасибо, не откажусь, колодрыга однако, такое впечатление, что в доме холоднее чем на улице. Давай скорее печку затапливать. Где, говоришь, у вас тут дрова, уголь?– Михаил в деле «разжигания очага» по-мужски взял инициативу на себя.

– Сейчас Миш, пойдем покажу. Дрова вот, на веранде, а уголь в сарае, на вот ключ, там же и ведро для угля. А я пока в подпол слазаю посмотрю, как там наша картошка да соленья-варенья сохранились. Вообще-то у нас погреб зимой не промерзает…– не переставая тараторила Вика, входя в роль хозяйки.

Сняв куртку и обрядившись в телогрейку, с мыслью, что надо как можно скорее затопить печь и поднять температуру в доме, чтобы ничто не могло помешать их первой совместной ночи, Михаил вышел из избы. Обозревая внутренний двор, он увидел, что помимо сарая здесь же имелась небольшая, чуть покосившаяся банька, занесенная снегом едва не по самые оконца. У Михаила вдруг возникла шальная идея: а что если протопить и ее? Набрав ведро угля и попутно снега в валенки, Михаил вернулся в дом. Пока Вика в погребе обследовала состояние картошки, банок с вареньем и засоленных с лета огурцов, он с третьей попытки затопил-таки печь, впрочем, напустив немало дыма, так что пришлось даже приоткрыть дверь, чтобы от него избавиться. Про баню Михаил решил пока не говорить, отложив это на попозже, когда в доме потеплеет, и Вика несколько разомлеет, расслабится.

Уголь горел хорошо, и вслед за первым ведром пришлось идти за вторым, но уже через пару часов внутри дома можно было находиться без верхней одежды. Вика осталась в свитере и тесно облегавших ее брюках. Приготовив обед из привезенных с собой суповых пакетов, отварной картошки, колбасы и открыв банку соленых огурцов, она пригласила к столу Михаила. Не Бог весть какой получился обед, но Михаилу он показался невероятно вкусным. Он нахваливал все, и «пакетный» суп, и соленые огурцы, и черничное варенье. Вика смеялась и делала вид, что верит в его искренность, но сама невольно млела от комплиментов, взглядов и близости Михаила… Второе ведро угля уже настолько раскалило печь, что стало даже жарковато. Поев Михаил начал слегка шалить, она в ответ тоже. Все это переросло в некое подобие возни с обязательным задеванием друг дружки, с его стороны хватаний, с ее вроде бы увертываний, заканчивающимися разнообразными объятиями с поцелуями, при этом его руки всякий раз, вроде бы невзначай, касались ее «красноречиво» обтянутых свитером и брюками округлостей. Вика притворно сердилась, при этом, не сдерживая довольных улыбок. В конце концов, сопротивление девушки настолько ослабело, что Михаил притянул ее к себе так, что одновременно ощутил мякоть едва ли не всего, что у нее скрывалось под одеждой, и зашептал на ушко:

– Викуль, у вас баня функционирует?

– Да…– так же шепотом, будто кто-то их мог подслушать, отвечала Вика.

– Может, протопим?– со значением, но еще тише прошептал Михаил.

– Зачем… ты что грязный?– вновь сделала вид, что не поняла намека Вика, но не сдержалась и выдала себя лукавой улыбкой.

– Да нет… но вообще-то я по субботам обычно моюсь, когда к родителям приезжаю. А ты когда?– продолжал шептать Михаил, не больно прихватывая губами мочку ее ушка.

– Ну, ты и бесстыжий,– оттолкнулась руками от его груди девушка, и уже в открытую весело рассмеялась.– Нет это… в общем я к такому не готова, чтобы в баню,– не очень уверенно возразила Вика.

– А то, что будет после бани… или без бани… ты к этому готова?– «прессинговал» Михаил, вновь притягивая девушку к себе.

– Ну, не знаю… но на баню я как-то не настраивалась,– продолжала противиться Вика, хотя уже стала явно проявлять интерес к «поступившим предложениям».– Ну, Миш… подожди… Я с собой чистое постельное белье привезла, простыни, наволочки. Тут на кровати хорошая старая перина пуховая… Зачем в баню-то?

– Да с чего ты решила, что я хочу… в бане? Я просто хочу с тобой в баню. Я умею баню топить, меня отец приучил. Помоемся, а потом на перину твою старинную,– описывал свое «видение ситуации» Михаил.

– А ты это там… в бане-то сдержишься?– заливаясь краской и продолжая улыбаться, спросила Вика.

– Да что я, чурка что ли, хач, как в вашей семье говорят, у которого от одного вида даже одетой «бедлой» женщины «крыша» ходуном ходит. Но уж извини, там я тебя Викуля пощупаю от души, а с ума не сойду, во мне же не кавказская, а скорее всего кривичско-мещерская кровь. Ты смотри сама, того, не сойди,– в свою очередь подначил девушку Михаил.

– Ой-ой, да мужики все с полоборота заводятся, я знаю,– Вика показывала, что мужские психология и темперамент не такая уж для нее тайна.

– Ну, так что, топим, или нет?– Михаил проявлял настойчивость.

– Ой, не знаю… туда ведь сначала воды надо натаскать, а уже вечер,– совсем чуть-чуть продолжала сопротивляться Вика.

До наступления сумерек оставалось где-то с час. За это время Михаил натаскал воды из колодца и затопил баню. Вика же все это время убиралась в доме. Она промела полы, переменила постельное белье на кровати, предварительно перебив старую свалявшуюся перину, после чего стала готовить ужин. На ее мобильник позвонила Людмила Петровна. Она хоть и погнала дочь одну проведывать их деревенский дом, но не могла за нее не беспокоиться. Потому после обычных вопросов все ли в доме на месте, и не дымит ли печка, она выдала много раз озвученный ранее инструктаж, предписывающий на ночь закрыться на все запоры и на всякий случай иметь под рукой топор. Вика заверила мать, что все вокруг спокойно, но про то, что у нее имеется и защитник, и что печь топится не только в доме, но и в бане, она, конечно, ей не сообщила.

На деревеньку уже опустилась темень, слившаяся с темной массой леса, когда Вика, слегка обеспокоенная тем, что Михаил, топя баню, долго не заходит в дом, вышла его проведать. Тут она с удивлением обнаружила, что Михаил орудует деревянной лопатой, сооружая возле бани, что-то вроде снежного вала, сгребая снег со всех сторон.

– Миш, а что это ты делаешь,– не поняла этих манипуляций Вика.

– А это Викуль, я приготавливаюсь к принятию снежных ванн. Я когда вот также моюсь с отцом в нашей старой бане, всегда после парной в снег ныряю,– буднично пояснил Михаил.

– А зачем много-то так, ты же вон целую снежную стену соорудил.

– А это чтобы со стороны, если кто нечаянно пойдет, нас тут с тобой не увидели,– Михаил вновь бедово заулыбался.

– Как, ты и меня в снег тащить собрался!?– боязливо не то удивилась, не то возмутилась Вика.

– Ты просто не знаешь, какое это удовольствие, после жара в снег,– восторженно произнес Михаил, втыкая лопату в снег.

– Нет, нет! Я никогда не пробовала… я боюсь… я простужусь!– замахала руками Вика.

Михаил смотрел на девушку, едва освещенную тусклым светом из маленького банного оконца, и будто видел впервые. Она стояла в телогрейке и валенках и каком-то допотопном клетчатом платке, видимо тоже изъятом из бабушкиного сундука.

– Ты в этом виде…– он звонко рассмеялся,– настоящая деревенская баба.

– Кто деревенская… я!? Сейчас я тебе покажу бабу!– Вика налетела на Михаила и попыталась свалить прямо в сооруженный им снежный вал. Но он ухватился за нее и в сугробе они оказались вместе.

– Баня скоро будет готова?– лежа в сугробе, в перерыве между снежными поцелуями осведомилась Вика.

– Полчаса-час,– Михаил отвечал, не отвлекаясь от своего любимого занятия, обнимать, щупать, находить губами ее губы, щеки, в сладостном предчувствии, что вскоре он будет ощущать и лицезреть, наконец, любимую без одежды, а потом и обладать ею.

В баню решили идти, предварительно поужинав, чтобы потом сразу лечь в постель. Первой пошла Вика, разделась в предбаннике, зашла в моечное отделение и обдала горячей водой полок и скамейки. Михаил, как и было обговорено, пошел минут через десять после нее. Он, предварительно постучался и, получив разрешение, тоже зашел в предбанник и начал раздеваться, невольно косясь на вещи Вики, затем пригляделся к маломощной лампочке.

– Викуль, а кто тут у вас электропроводку делал?– спросил он через дверь.

– Не знаю, наверное дед, когда еще жив был, но я не помню, он умер когда я совсем маленькая была. А что?

– Да гляжу с умом сделано, через понижающий трансформатор, хоть и тускло светит зато безопасно, током не ударит…

Михаил посторонним разговором пытался унять нарастающее внутреннее возбуждение, ведь он сейчас откроет дверь и впервые увидит свою девушку обнаженной и таковым же предстанет перед ней. И это важнейшее для влюбленных событие произойдет не как-то спонтанно-случайно, или как-то по-киношному нереально, а чисто по-русски – в бане.

Баню построили еще в советские времена, когда невозможно было купить стройматериалы, а только каким-то хитрым образом достать или украсть. А достать или украсть в больших количествах могли только большие начальники. Дед Вики таковым не являлся, потому и баню построил маленькую, где моечное отделение и парилка были совмещены. Вика схитрила, она залезла на полок и там легла так, что только выставленная ко входу голова оказалась на свету, а почти все ее тело осталось «на заднем плане» в относительной тени, ибо маломощная двенадцативольтовая лампочка не могла одинаково ярко осветить даже столь небольшое помещение. А вот Михаил оказался, так сказать, в явно проигрышном положении, ибо оказался весь на виду. В дверь он, правда, заходил боком, но ожидая увидеть полностью обнаженную Вику, увидел лишь ее плечи и лукаво улыбающееся лицо, смеющиеся глаза в обрамлении распущенных светлорусых волос. Михаил, видя, что его перехитрили, еще более повернулся к девушке боком и даже, как бы невзначай прикрылся ладонями.

– Эээ… так нечестно. Ты чего это туда залезла? Давай, слазь, все должно быть по чесноку!– весело возмутился Михаил, видя, как покрасневшая и от жара и от смущения Вика глаза, тем не менее, не отводит и откровенно его рассматривает.

– Не слезу, мне и здесь удобно. А чего это ты там прикрываешь…а?– Вика, чье лицо уже начало покрываться капельками пота, ехидно захихикала.

– Ну, раз ты так, то я вот так,– с этими словами Михаил сделал шаг к полку, придержав голову девушки нашел ее губы своими губами, затем руками взял ее за плечи, потом руки скользнули ей под мышки и стали стаскивать ее с полка.

– Не надо, не надо, я сама!– запросила пощады Вика, и когда он отпустил ее она, оправив волосы, с медленной грацией сошла вниз…

Потом они залезли на полок уже вдвоем и, соприкасаясь, потели вместе. Их тела, его этакое «постное» лишенное даже намека на жировые излишки, широкое вверху и узкое в поясе, и ее, наоборот, узкое даже хрупкое в плечах и широкое в бедрах, с полными ляжками, круглыми средней величины грудями, небольшим, но хорошо «проявленном» животиком, покрытое сверху слоем молодого «бабьего» жирка… Они как разные полюса тянулись друг к другу, хоть разум и призывал к сдержанности – здесь слишком жарко и даже обданная горячей водой старая баня не могла быть абсолютно чистой. Пропотев, вышли в предбанник, чуть приоткрыв входную дверь запустили порцию свежего морозного воздуха. Подышали и вновь вернулись в жаркую среду парилки. Михаил в ковшик зачерпнул холодной воды, плеснул на каменку – поддал пару. Вика же залезла на полок, легла и он начал легонько охаживать ее березовым веником, по спине, заду, ногам. Уже через минуту Вика запросила пощады, соскочила с полка и выбежала в предбанник. Михаил при этом буквально пожирал ее глазами. Она «ощущала» его взгляд, но не показывала этого, а сама уже смотрела на него лишь украдкой, словно подглядывая, с удовлетворением убеждаясь, как сильно он ее хочет. В то же время она инстинктивно все время пыталась «выгодно» к нему поворачиваться, принимать красивые позы, вроде бы невзначай колыхнуть грудью, покачивать бедрами… Вика «дышала» в предбаннике, а Михаил еще поддал пару, залез на полог и отхлестал веником себя сам. Затем он, с ног до головы красно-багровый с прилипшими листьями от веника, тоже выскочил в предбанник и скомандовал:

– А теперь в снег!

Он хотел увлечь за собой Вику, но та не далась:

– Нет-нет, я не пойду… боюсь!

– Смотри, это совсем не страшно!– Михаил распахнул дверь на улицу и, как был, выбежал в зимнюю студеную темень.

Вика с опаской выглянула следом. Михаил хватал пригоршнями снег и с кряхтением натирал себе плечи и грудь. Потом он с разбега нырнул в сугроб и тут же из него выскочил, побежал назад в баню, пролетел предбанник и сразу же поддал еще пару…

– Ух… супер, кайф просто обалденный,– приговаривал он уже сидя на полке и вновь хлеща себя веником, а снег на его теле на глазах таял и стекал ручейками.

Отогревшись и отпарившись, Михаил соскочил вниз, затащил на полок Вику по пути изрядно полапав ее. Оставив ее там, он соскочил, поддал пару и тут же вновь заскочил на полок сел рядом и пресек ее попытку сойти вниз. Она взмолилась, что действительно уже не может терпеть. Тогда они сошли вместе, и когда вышли в предбанник он увлек ее за собой дальше – на улицу. На этот раз разомлевшая от жара Вика в первый момент совсем не почувствовала мороза и холодящего ноги снега, а только чистейший свежий воздух с легким запахом смолы и хвои от недалекого леса. После душной парилки дышалось удивительно легко. Темень опустилась – хоть глаз коли, ночь выдалась безлунной. Они стояли во весь рост, от обнаженных тел шел пар. Когда стал ощущаться холод, Вика прижалась к Михаилу всем телом.

– Ну что, падаем?– спросил Михаил, кивая головой на сугроб, где уже обозначился «слепок» его тела от предыдущего нырка.

– Подожди, давай еще так постоим… действительно, настоящий кайф,– восторженно прошептала Вика, ощущая жар его тела, компенсирующий холод со спины и нечто твердое упирающееся ей в живот на уровне пупка.

Мороз был невелик, днем не более двух-трех градусов мороза, а сейчас вечером может быть самое большее семь-восемь. Но не имеющий жировой прослойки Михаил, несмотря на всю свою браваду и опытность в деле купания в снегу, холод ощущал сильнее Вики, таковую прослойку имевшую. Потому он спешил уже завершить «снежные процедуры».

– Давай Викуль, падаем,– повторил свое предложение Михаил.

Девушка ничего не ответила и он увлек ее вместе с собой прямо в снег… Здесь Вика, наконец, ощутила даже через свою «прослойку» настоящий какой-то щиплющий холод, взвизгнула и выскользнув из объятий Михаила и уже не заботясь о «красоте позы» скрючившись и дрожа как мокрая курица побежала в баню… Зато как легко и приятно стало париться, после «снежной ванны», не ощущались ни жар, ни духота. Когда они еще раз выбежали на улицу, она уже не решилась нырять в сугроб, но зачерпнув снега осторожно натерла себе плечи… Потом они, наконец, стали мыться… он мыл ее, она его. Постепенно Вика так осмелела, что не стеснялась в ответ на его «лапание» соответственно отвечать, и уже смело смотрела туда, куда еще десять минут назад смотрела со стеснением.

Не чувствуя времени, молодые люди провели в бане часа полтора и задержались бы еще… если бы не «заиграл» мобильник Вики, который она на всякий случай взяла с собой. Людмила Петровна вновь тревожилась за дочь, напомнила, чтобы она ни в коем случае не закрывала на ночь заслонку печной трубы, чтобы не угореть. Михаил едва сдерживаясь от смеха смотрел как Вика подробно и в деталях заверяет мать, что в точности исполняет все ее инструкции… а сама при этом даже не находится в доме, а стоит в бане без одежды, а рядом с ней тоже без оной не безызвестный Людмиле Петровне школьный рабочий по зданию… Этот звонок заставил вспомнить о времени и прервать такую приятную для обоих банную прелюдию, подготовку к главному действу, кульминации, вершине любви… Баня сыграла свою роль, в постели они уже совершенно не стеснялись друг друга, и все что положено произошло естественно и легко, сначала в первый раз, потом во второй …

Единственно, что на время прервало их затянувшуюся чуть не до середины ночи добровольную бессонницу, это простынь, которую Вике пришлось заменить после первого раза – ведь та оказалась в крови. Но и после второго раза они были так возбуждены, что не могли уснуть, лежали на старинной перине и разговаривали. Тон разговору задал Михаил:

– Знаешь Викуль, о чем я подумал? Ведь вот также и сто и двести и тысячу лет назад парни и девушки встречались, вот так же, может где-нибудь среди леса, на сеновалах, а может и в тех же банях или на речке уединялись и купались вместе.

– А может вообще голые ходили… Я слышала, что в старину климат теплее был,– выдала и свою версию Вика.

– Нее… такое было очень давно, на самой заре человечества. Я имею в виду относительно более близкие времена, тысячу, тысячу сто лет назад, тогда вот здесь на этой самой земле наш народ зарождался. Тогда еще и христианства здесь не было, все язычники были, даже феодализм еще не наступил, и жили при племенно-родовом строе.

– А язычники, это которые многим богам поклонялись?– уточнила Вика, положив голову на руку Михаила.

– Да, но те верования не допускали таких моральных запретов как христианство или тем более ислам. И по всему люди здесь тогда чувствовали себя раскованнее, чем те же христиане в Византии, например, и даже чем сейчас. Вот взять хотя бы тебя. Днем, как только я тебе предложил баню топить и вместе мыться, ты же посчитала это чем-то аморальным. В твоем самосознании сам собой сработал некий запретительный инстинкт. И у большинства людей он такой же, по наследству на генном уровне передается. Я не говорю про всех, про тех аморальных уродов, про которых поговорку сложили: им хоть ссы в глаза – все божья роса. Мне кажется в телепередаче ТНТ «дом-2» именно такие особи собраны. Я говорю про таких как мы с тобой, родителей наших, про обычных людей. У нас у всех в головах схожий запретительный инстинкт, что можно, а что нельзя. А вот сейчас мы с тобой в баню пошли, в снегу искупались, в общем, получили удовольствие от самых безобидных вещей и они нам уже аморальными не кажутся. Верно?

Вика никак не ответила, лишь только слегка изменила положение руки Михаила, лежащей на ее груди. Не дождавшись ответа, Михаил продолжил:

– Вот ты, когда приглашала меня сюда, уже готова была лечь со мной в постель. Так ведь? А в баню идти оказалась почему-то не готова. Тебе сейчас это самой не кажется смешным?– Михаил в очередной раз начал ворочаться, укладываясь поудобней – лежать на взбитой пуховой перине ему было непривычно.

– Не знаю… может быть, но я действительно никак не ожидала, что будет так здорово,– откровенно призналась Вика.

– Что здорово, баня… или после,– подначил Михаил.

– Все,– Вика перевернулась на бок лицом к Михаилу и прижалась к нему.

– Я что хотел сказать-то,– Михаил стал просовывать свою руку под Вику, а девушка с готовностью ее «пропустила»,– что те условности в виде расхожих штампов моральных норм, за которые частенько выдают обыкновенное ханжество, а мы их чтим как непререкаемые постулаты… Так вот, тысячу лет назад их не существовало. Люди были ближе к природе. Наверняка в те времена парень с девушкой, встречаясь наедине где-нибудь на берегу реки или озера, не считали аморальным ходить друг перед другом голыми. Ведь не на пустом же месте все эти языческие ритуалы и праздники возникли. Та же ночь на Ивана Купалу, когда девушки обязательно купались голыми. При этом они наверняка знали, что за ними подсматривают парни, и они их не стеснялись.