Портрет неизвестной. Часть1

– Но самое смешное, – давясь от приступа непроизвольного смеха, сумела сказать Лиза – что эта аптека доктора П-П-Пеля! Слезы брызнули из глаз, но ей было не остановиться, она задыхалась, – в нем, в том доме, тоже была! Вы понимаете?! Все другое! А Аптека – та…та…та же!!! А-а-а!!!

В приступе истерического смеха она сползла по стене, ноги ее не держали. Скорчившись, Лиза обхватила себя руками, тело продолжало сотрясаться не то от смеха, не то от рыданий. Живот уже болел от спазмов, но ей было никак не остановиться. Наконец она почувствовала, как кто-то осторожно трогает ее за плечо. Она зачерпнула горсть снега и прижала его к пылающему лицу. Холод помог немножко прийти в себя. Потихоньку истерический приступ начал отступать. Затем она вытерла лицо тыльной стороной рукава, и посмотрела снизу в верх на того, кто держал ее за плечо.

Это был Иван.

– Ну что, вам полегче? – участливо спросил он, – Вы успокоились?

– Нет, Иван, я не успокоилась, какое, к черту, спокойствие, и мне очень нехорошо! – тихо начала Лиза, все еще подрагивая, но по мере того, как она говорила, дыхание выровнялось. Наконец, несколько раз глубоко вдохнув, она продолжила более уверенно, – Мне нужно немедленно вернуться к той калитке, вдруг она меня вернет назад!

– Вы настаиваете? Может вас все-таки проводить до дому?

– Помогите мне подняться! Я как раз туда и собираюсь! – и Лиза решительно протянула руку.

Она поднялась, отряхнула брюки от снега, поправила шапку и шарф.

– Ну раз все собрались, и вы все еще намерены меня провожать – тогда идемте! Чем скорее этот кошмар закончится, тем лучше для всех!

– Разрешите предложить вам руку! – подставив локоть, обратился к ней Мирон.

Лиза молча уцепилась за предложенную руку, помня весь свой опыт пребывания в этом времени. Благо идти было не далеко. Но по брусчатке ходить было очень неудобно.

Пока шли до здания Академии Лиза мысленно молилась всем богам, святым, великому духу, всемирному разуму и основам мирозданья чтобы калика в XXI век все еще была открыта! И тогда, можно будет спокойно найти свою машинку, и поехать домой! Она постоянно оглядывалась вокруг, ругая себя за то, что так долго не замечала изменения в окружающем пейзаже.

– Ну конечно, в наше время все здания на Большом проспекте повыше – почему они тут строят дома только в два-три этажа? И деревья у нас большие такие, а тут хлипкие, тоненькие прутики. Фонари, как я могла сразу не заметить, что фонари совсем другие, газовые – тусклые и расставлены по-другому. И совсем нет столь родных красных и зеленых огоньков светофоров, так дружелюбно подмигивающих с каждого перекрестка. Где были мои глаза? Неужели я настолько была погружена в свои переживания, что ничего этого не заметила! А, Иван, как я могла не увидеть, что одет он совершенно не по-нашему! Темно было, да, и я была на взводе, только шляпу и заметила, дура! К тому же я включила «автопилот» сразу, как только вышла на улицу. Быть не может, что, только, благодаря моему эмоциональному состоянию, я оказалась до такой степени слепа. А что бы было, если бы я не уткнулась носом в экран, а сразу огляделась, поняла, что дело не чисто и тут же юркнула обратно? Может я и не попала бы в эту передрягу, и не шла бы сейчас под ручку с тремя «двухсотлетними» кавалерами. Они, наверное, меня считают совершенно помешанной, конечно, наговорила кучу всякой всячины. Дай бог, чтобы все получилось, и я забуду об этом происшествии. Только бы калитка была все еще открыта! У меня ведь дома дел полно! Правда, правда! Нужно люстру срочно ремонтировать, да и новый год встречать! И потом, меня после завтра вообще ждут в Турции в отеле 5* все включено, первая линия, а я тут! Нет я никак не могу тут быть, ну просто никак!

Наконец они достигли той самой калитки, откуда начались все Лизины приключения.

Калитка была закрыта.

Вот так разбиваются пустые надежды. Раз и вдребезги. Как люстра сегодня. Или не сегодня, а в далеком будущем. То есть люстра еще не упала, а только упадет спустя… а сколько, собственно, лет спустя? Да какая теперь разница.

– Я столько раз мечтала, перед экзаменами, когда оставалось совсем немного времени, а невыученного наоборот куча, чтобы меня похитили какие-нибудь инопланетяне. – обреченно бормотала себе Лиза под нос дергая за ручку двери. – Так, ненадолго, случайно похитили, на день-два, а потом сразу вернули на место. Чтобы меня строго в деканате спросили: «Перышкина, почему вы не пришил на экзамен?» А я им в ответ: «Так меня же похитили инопланетные сущности, два дня меня где-то таскали, опыты на мне ставили, между прочим, а потом махнули рукой или что там у них – щупальцем, и отпустили с миром. Так что моей вины в том совершенно нет!» «Ну так уж и быть ладно, – отвечали бы мне в деканате – идите сдавайте свой экзамен, и больше инопланетянам не попадайтесь!» И вот сбылась мечта идиота.

Молодые люди стояли рядом, наблюдали за ее безуспешными попытками проникнуть в здание, сопровождавшиеся еле слышной руганью. Но после того, как Лиза перешла к решительным действиям и начала молотить в дверь задником ботинка, Иван достал из кармана ключ и отпер эту заветную дверь.

– Постойте, мадемуазель Лиза, так вы перебудите все профессорство, вместе с их семьями. Вы что не знаете, что окна их квартир выходят на эту сторону в первом этаже? Мы и так уже, наверное, привлекли внимание, давайте не будем усугублять.

– Как, Иван! У вас все время был ключ, и вы молчали! – девушка просто задохнулась от возмущения! Она не мешкая юркнула в дверь, оказалась под аркой, ведущей во внутренние дворы Академии, все выглядело точно так же, как два часа назад. Те же стены, те же ступени и две двери друг на против друга. Та, что справа – ведет к гардеробу и круглой каменной лестнице, а та, что слева на факультет графики. Молодые люди вошли за ней.

– Видите, ли Лиза, я живу здесь, и у меня, естественно, есть ключ. – ответил Иван.

– А Мирон с Николаем снимают квартиру недалеко от сюда, и часто гостят у меня в мастерской.

У Лизы просто голова взрывалась от обилия событий и информации. До этого момента, надежда на то, что она все-таки вернется домой, была. Но с каждой минутой надежда таяла и все больше казалось, что это ей не удалось. Или все-таки удалось? И теперь они все вчетвером в будущем, в ее времени? Она тихонько подошла к калитке и осторожно выглянула – никаких атрибутов XXI века не наблюдалось: ни светофоров, ни электрических фонарей, ни автомобилей… Захотелось выть или побиться головой о стену. Непрошенные слезы снова сорвались с ресниц тяжелыми каплями.

– Елизавета Михайловна, успокойтесь, – сказал, заметив это, Иван, – сейчас ночь, и вы уже ничего на сможете изменить. Давайте, вы еще раз подробно все расскажите. И мы подумаем, как вам помочь. Для этого предлагаю, тихо подняться ко мне в мастерскую, где можно спокойно все обсудить.

– Ну, что ж, пойдемте, только я хочу посмотреть на набережную со стороны главного входа, вдруг, там все еще открыт выход для меня? – тихо не то попросила, не то простонала Лизавета.

– Если вам так угодно, извольте. – устало согласился Иван.

Но не сделали они и двух шагов, как дверь, ведущая к профессорским квартирам, распахнулась и на пороге появилась фигура в длинном толстом халате с керосиновой лампой, в руке. Света лампы хватило чтобы понять, что перед ними немолодой господин в пенсне и с холеной, подстриженной бородкой. Его осанка и посадка головы, говорили о том, что перед ними очень значительная персона.

– Так, так…. Отшень интересно! Кто это у нас тут? Ну же господа, умейте отвечать за свой проступки! Я так и зналь, это опять вы месье Ордынски, а также, господа Ксенакис и Соловьеф. Отшень интересно. И что же вы тут делаете в столь поздний час, позвольте вас спросить? И что это есть за четвертая, незнакомый мне персон с вами.

– Добрый вечер, профессор, просим нас извинить, мы совершенно не хотели вас разбудить, мы уже уходим. – ответил за всех Иван, становясь так чтобы заслонить Лизу.

– А это мой кузен, младший сын сестры моей матушки, ну вы знаете графини Бельской, он в будущем году оканчивает курс гимназии и тоже мечтает поступить в Академию. Я обещал ему показать – как тут и что.

– Так, так… А разрешение есть у вас на этот ваш кузен?

– Нет, профессор, но я завтра обязательно возьму разрешение в деканате. – при этом Иван схватил Лизу за руку и больно ее стиснул, призывая ее таким образом молчать.

– Ну что же, как говориться – добро пожалюйста! Завтра ко мне с объяснениями, жду все трое! – сказал профессор, подобрал полы своего длинного халата и величественно удалился.

– Ну что мадемуазель Лиза, вам нужны еще какие-то доказательства? – спросил Иван.

– Да нет, в принципе, мне уже все понятно, что ничего не понятно. – хмуро ответила Лиза. – Из-за меня теперь у вас могут быть неприятности?

– Хуже было бы если бы обнаружилось, что мы в компании с барышней. А так все не так уж и плохо. Завтра утром придется выслушать очередные нравоучения от профессора и все.

– Давайте уже уйдем от сюда в более спокойное место, – предложил Мирон – а то сейчас еще и профессор Шлезингер подойдет.

И молодые люди спешно двинулись вперед и вышли во внутренний круглый двор, Лиза помнила, что не так давно в центре двора поставили памятник графу Шувалову и разбили цветники, а сейчас весь двор был заставлен штабелями дров. Между ними были протоптаны дорожки, по одной из них Иван уверенно вел притихшую и озирающуюся кругом Лизу.

Все было узнаваемо, фасады круглого двора, окна, двери, но все равно Лизе чего-то не хватало. Может быть, ни одно окошко не светилось ярким электрическим светом? А чего-то было наоборот в избытке. В Лизино время не топили печи дровами, и не требовалось хранить их в таком количестве. А раз есть дрова, значит печи должны топиться. Лиза подняла глаза и увидела, что из труб на крыше поднимаются в воздух столбы дыма, подтверждая, что печи топятся. Никакого центрального водяного отопления.

– Эх, – прошептала про себя Лиза, – это точно не мое время.

Наконец они миновали круглый двор и вошли в следующую подворотню, там Иван открыл неприметную дверь, ведущую на лестницу, по которой они поднялись на третий этаж. Дальше по такому знакомому коридору, до двери, за которой как помнил Лиза были маленькие мастерские на одного человека. В Лизино время в этих мастерских обитали студенты-дипломники. Эти «норки» так и называли – дипломные мастерские. И вот к одной из таких «норок» они и подошли.

Глава 4.

Лиза вспомнила, что один из ее приятелей, будучи дипломником, как раз занимал подобную мастерскую, и она частенько у него бывала. Даже помогала ему. Он поручил ей вычерчивать генеральный план на большом планшете. Она и еще пара «помоганцев» засиживались с ним до ночи, перекидываясь между собой шутками, да слушая старенький радиоприемник, настроенный на одну волну, передающую исключительно тяжелый рок. Дипломник утверждал, что именно тяжелый рок настраивает «ментальную атмосферу» в мастерской. Из памяти выплыла четкая картинка. Все пространство небольшой комнаты занимали громоздкие рабочие столы, на которых стояли планшеты с дипломным проектом, несколько облезлых табуреток, ворох эскизов и калек, развешанных по стенам. На гвоздиках же болтались: стирательная резинка на веревочке, чтобы одевать на шею, огромные угольники под 60° и под 45° и кусок мыла, тоже на веревке, чтобы оно хорошо сохло, а не раскисало. В уголке притулился, на отдельной табуретке, электрический чайник, пара чашек из которых свешивались замызганные нитки засохших чайных пакетиков. Поскольку этот приятель в мастерской жил целый год, у стенки за столами пряталась собранная раскладушка. Он частенько ночевал тут же, около своего проекта. А под конец и вовсе перебирался в мастерскую жить, и творческий интерьер мастерской дополнился веревочкой, на которой сушились выстиранные носки. Что и говорить – веселое было время. Лиза внутренне горько улыбнулась. И ничего не увидела!

Электрического освещения же в середине 19 века нет! Нет этих уродливых, но таких привычных, гудящих и моргающих ламп дневного света. Прежде чем Лиза смогла все это осознать, Иван зажег керосиновую лампу, и поставил ее на маленький столик в центре комнаты. Света ее хватало на то, чтобы осветить только сам столик, ну и сидящих вокруг – чуть-чуть. Чтобы добавить освещенности Иван зажег свечи, заправленные в бронзовые подсвечники в виде идущих женских фигур, стоящие на специальных консолях.

Теперь Лиза могла все рассмотреть. Что и говорить, мастерская Ивана выглядела совершенно иначе, чем у того дипломника. Она быстро окинула взглядом комнату. Здесь был сделан второй этаж. Помещение было достаточно высоким, чтобы получилось две полноценные комнаты, и теперь деревянное перекрытие с массивными деревянными же баками делило его на два уровня. На верх вела узенькая деревянная лестница, с изящными резными перильцами. Внизу у стенки стоял небольшой диван, у окна располагался письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Живописный беспорядок на столе дополнял небольшой мраморный бюст и кувшин с широким горлышком, из которого торчали всевозможные кисти и карандаши. В дальнем углу угадывался мольберт с холстом, прикрытым рогожкой. На полу лежал толстый пушистый ковер. Лиза усмехнулась, вспоминая пол в своей мастерской – черный, никогда не мывшийся самый дешевый деревянный паркет елочкой, вусмерть уделанный многими поколениями художников. Какие ковры!

Комната, к тому же, была уютна – она выглядела именно жилой, а не рабочей. Несмотря на некоторый бардак на столе, прочих следов творческого «безумия», которые сопровождают каждого молодого гения, не наблюдалось. Наоборот, милый круглый столик с белой кружевной скатертью, намекал на то, что хозяин комнаты не чужд простых человеческих радостей. Как, например, посидеть с друзьями за приятной беседой со стаканом чая, или не только чая…

В комнате к тому же было достаточно прохладно, поэтому после того, как зажег свечи, Иван направился к большой печи облицованной белой плиткой, занимавшей большую часть противоположной дивану стены. Он открыл внизу железную дверцу, пошурудил в печке кочережкой, стоявшей тут же. Затем стянул со стола какой-то лист, бегло глянул на него, скомкал и поджег о пламя свечи. Сунув горящую бумагу в печку, некоторое время, присев на корточки, наблюдал за разгоравшимся огнем, а затем закрыл дверцу и выпрямился.

Лиза нерешительно остановилась на пороге, оглядываясь и раздумывая, снимать ботинки или так проходить, и вспоминая какие носки у нее сейчас на ногах с дыркой или без? Но увидев, что все, как были в обуви – так и прошли в комнату, решила последовать их примеру. «Ладно, мне этот ковер не чистить» – подумала она.

– Проходите, мадемуазель Лиза, в мое скромное жилище, – пригласил ее Иван, заметив ее замешательство. – Присаживайтесь!

В комнате становилось теплее, и поэтому Лиза сняла свою куртку, размотала шарф и поискала глазами куда в этой крошечной комнатке можно пристроить одежду.

– Давайте я повешу ваше платье, – сказал Иван, изображая гостеприимного хозяина и принимая у Лизы ее одежду.

– Надо же какой легкий у вас сюртучок, не удивительно что вы в нем замерзли, – заметил он.

– Да что вы, Иван, когда я выходила из дома мороза не было, а была слякоть и +3°С. В этой куртке было очень комфортно. Кто же знал, что погода, для меня, так резко изменится? – Ответила она, присаживаясь на краешек дивана и разглаживая свои джинсы на коленях.

Этот жест не остался не замеченным, но истолкован совершенно неправильно.

– А скажите, Елизавета Михайловна, вам комфортно в этих ваших брюках, может вам дать халат, – спросил Мирон.

– Спасибо за заботу, Мирон, и не беспокойтесь. – Потом немого подумав, что, наверное, ее джинсы skinny это верх неприличия для этих молодых людей, она добавила. – Если, конечно, я своим видом вас не шокирую.

– Да не скрою, это выглядит несколько э… смело, но раз вас это не смущает…

– Совершенно не смущает! – прервала его Лиза, улыбаясь. – У нас многие девушки носят брюки, причем мои брюки – еще достаточно скромный вариант.

– Вы это называете скромным вариантом? Когда, извините, все изгибы вашей фигуры представлены перед взорами всех встречных мужчин практически в натуральном виде!?

– Никогда об этом особо не задумывалась, – призналась Лиза, оглядывая себя. – Что, правда так ужасно?

– Знаете, что, господин моралист, давайте я сяду куда-нибудь, чтобы своими «изгибами» и прочим видом вас не смущать!

– Мирон, отстань от Елизаветы Михайловны, вступился за Лизу Николай! Видишь мадемуазель устала.

Лиза посмотрела на него с благодарностью. Ей уже начинала надоедать эта тема с одеждой. Ведь правда, уж что может быть прозаичнее, чем джинсы, ан нет они вдруг необъяснимом образом возбудили такую дискуссию. Хорошо хоть пока к свитеру нет никаких претензий.

– Итак, – сказал Иван, протягивая девушке плед, в который она тут же завернулась, – мы все в полном внимании. Расскажите нам все с самого начала.

Лиза закатила глаза, вспоминая сколько раз она уже рассказывала про люстру. И после небольшой паузы, во время которой она никак не могла сообразить – о чем можно рассказывать, а о чем нельзя, начала свой рассказ.

– Все началось сегодня утром, то есть вчера утром, то есть утром 29 декабря. Я поехала на стройку. Я, как уже говорила, проектирую интерьеры для квартир, небольшие малоэтажные дома, ну и так далее. Так вот, я утром отправилась как раз в одну такую квартиру, для которой я проектировала интерьер. В уже почти готовую квартиру! Там оставалось только повесить люстру – очень дорогую итальянскую – из Муранского стекла. И вот я стою, хозяйка квартиры Амалия, Василий прораб, а Ашот на стремянке эту самую люстру на крюк сажает. И тут крюк вдруг вместе с люстрой летит вниз! Люстра вдребезги…

– Муранское стекло? – уточнил Николай. – Венецианское?

– Действительно дорогая вещь, – заметил Мирон.

– Что вы, не то слово! Вы бы слышали какой визг подняла наша Амалия! Она дала нам сроку две недели и ушла, хлопнув дверью!

– Да ситуация не из приятных, – заметил Николай.

– Еще бы! – продолжала Лиза. – Люстра еще умудрилась кусок потолка выдрать, и там образовалась такая приличная дыра. Когда мы эту дыру исследовали нашли потайной чердак, о существовании которого вообще никто не знал. А на том чердаке была найдена коробка с вот этим:

И Лиза, включив свой смартфон, продемонстрировала фотографии клада.

– К этому кладу была приложена записка:

«Милостивая m-lle, Елизавета Михайловна!

По поручению г-на О* я оставляю эту шкатулку на этомъ месте, надеюсь вы сможете применить содержимое ея по необходимости.

Искренне вашъ РР

P.S. Остерегайтесь ….»

И адрес на конверте

«m-lle Елизавете Михайловне Перышкиной , проживающей по проспекту Этузиастовъ домъ 13* корпусъ * квартира 2*»

– Вы понимаете? Это мой адрес! И мое имя! Вот и я так же ничего не понимала, вернее не понимаю до сих пор!

– Мадемуазель Лиза, а где это проспект Энту… Энту… Энтуазистов? – поинтересовался Иван.

– Энтузиастов! – поправила Лиза. – Как бы вам объяснить? – задумалась она на минуту, – если мы считаем, что мы в середине 19ого века, то, наверное, вы должны знать Уткину дачу или речку Оккервиль?

– Уткина дача, хм…? Это так вы называете имение княгини Зинаиды Шаховской, что вышла замуж за мирового судью Уткина? Оригинальное название, нужно запомнить! Но помилуйте, Елизавета Михайловна, там же вокруг совершеннейшее болото! Это несколько верст от Охтинской заставы. Там ничего нет, кроме пары жалких деревенек?

– Мы там в прошлом году, осенью, охотились на болотную птицу. На утку, кстати сказать, помните господа, – обратился Иван к своим товарищам с улыбкой.

– Там, где мы… то есть та «болотная птица», которая сбежала, прихватив корзинку с провиантом? Помню, помню! – отозвался Мирон. Но там действительно сплошные заросли!

– А я там живу – упрямо настаивала Лиза, – у меня там квартира и не в зарослях, а во вполне обжитом районе. Даже и не на окраине, между прочим. А почерк? Вам случайно не знаком этот почерк?

– Вы знаете Лиза, я вообще не слышал, чтобы улицу так называли – проспект Энтузиастов! Как-то странно звучит. – Задумчиво заметил Николай. – И почерк этот, мне лично, не знаком.

– Как интересно, вы тоже находите это странным! А то, что этот самый проспект Энтузиастов пересекается с проспектами Передовиков и Ударников? Как вам?

– Извините, Елизавета Михайловна, но это как-то не по-русски. Язык сломаешь.

– Ваши бы слова, да Богу в уши. – усмехнулась Лиза. – Вы себе представить не можете сколько уж говорено-переговорено про эти названия. У нас даже ходит такая шутка, что живу в районе «Трех идиотов: Передовиков, Ударников и Энтузиастов». Кто-то пошутил, когда придумывал названия для новых магистралей.

– Господа, господа, мы отвлеклись от темы. Так, что произошло дальше? Рассказывайте, мадемуазель Лиза! – Иван отвлек всех от топонимических размышлений.

– А что дальше? Дальше просто. Мы всей бригадой решили, что сама судьба велит нам использовать найденный клад, для компенсации ущерба, нанесенного упавшей люстрой. Не продавать же на самом деле свои почки! А для этого нужно было как-то предварительно оценить стоимость найденного, и я отправилась к своей подруге Светлане – специалисту по антиквариату. Мы с ней встретились в здании Академии, вот тут – на третьем этаже в аудитории №10*. Долго сидели и разговаривали с ней и еще с одной дамой, тоже искусствоведом. Не заметили, как пролетело время. Где-то без десяти минут двенадцать я вспомнила, что оставила свою куртку в гардеробе у круглой каменной лестницы. И мы расстались с девочками, я побежала за курткой, а они пошли на ту лестницу, по которой мы с вами сейчас поднимались, так как вечером из здания Академии у нас можно выйти только через охрану, которая находится под Научной библиотекой.

– Но не успела я спуститься на один пролет, как во всем здании вырубили свет! Обычно его выключают в 12.00, а тут на пять минут раньше. И я оказалась в кромешной темноте. С горем пополам спустилась по этой винтовой лестнице до первого этажа. Удивительно как не переломала руки-ноги! Надела свою куртку и пошла в сторону выхода. Проходя по подворотне, заметила, что открыта калитка. Самое странное, что сколько я себя помню – она всегда была закрыта. А тут так приветливо приоткрыта. Я подумала, что это удача, и не нужно больше петлять по темным коридорам, а можно спокойно пройти до машины по освещенной улице. Я вышла в эту калитку!

В этот момент Лиза почувствовала, что горло опять перехватывает, а глаза предательски щиплет, и что она вот-вот, опять разревется, как девчонка! Поэтому она несколько мгновений молчала, подняв увлажнившиеся глаза к потолку и уговаривая себя успокоиться. И продолжила рассказ севшим голосом.

– Ну а дальше, я вышла, на ходу набрала сообщение для Светки, обогнула здание и вышла на 3-тью линию. Не нашла на месте свою машину и пошла искать помощи в сторону 7-ой линии. Там я встретила Ивана, и вот я с вами здесь, сижу и рассказываю сказки.

– М-да. История. Ничего более необычного – я в жизни не слышал! – заметил Николай. – И что же делать теперь? Как вас вернуть?

– Если бы я знала! А вы никогда таких странных людей, вроде меня не встречали? Ведь в эту калитку мог кто угодно выйти!

– Елизавета Михайловна, вы, конечно, очень оригинальная барышня, и я не хочу сомневаться в вашем рассказе, – начал Мирон, – но, вы действительно во все это верите?! Про этот провал во времени? Разве такое возможно?

– Вы понимаете, Мирон, я вот сейчас с вами разговариваю и совершенно не верю, что это происходит со мной на самом деле. Я даже не верю, что вы это реальные люди, а не плод моей фантазии. Что может прийти в голову современному мне человеку в подобной ситуации? Да скорее всего то, что я попала в аварию и сейчас лежу в больнице в глубокой коме. К моему телу подключены разные приборы, датчики, провода и трубочки, а душа моя в этот момент где-то витает-летает и вы вовсе не вы, а мой родной, собственный бред! И пропадете сразу, как только состояние мое стабилизируется, и я приду в себя. И сразу пропадет и вся эта комната, и вы, и Николай, и Иван – все вы.

– Ну, знаете, Лиза, а я себя призраком не чувствую, да и вы на бесплотный дух не походите. Вполне реальная барышня, только не лишенная некоторых странностей. Ваша история – удивительна и невероятна! Даже если все это и неправда, я не могу не признать, что фантазия ваша весьма оригинальна. Но не смотря, ни на что я готов вам поверить! – сказал Иван, – а вы, господа, что вы думаете?

– Я поверил вам, еще там – в трактире, когда вы нам показывали эти картинки! – воскликнул Николай. – Ведь это просто чудо какое-то. Я видел, как делают дагеротипы, и даже работал одно время в качестве ретушера. Но эти снимки, что вы показывали они цветные!