![Когда солнце уходит за горизонт…](/covers_330/66584008.jpg)
Полная версия
Когда солнце уходит за горизонт…
– Поможет? – Мики ткнула пальцем документы.
– Завтра лечу в Вашингтон, поговорю со специалистами. Наверное, буду оформлять ещё одно приглашение. Вам большое спасибо за помощь. Но вернёмся к вашей проблеме.
– Давайте в другой раз. У вас и без меня забот хватает. А мои подождут.
По дороге домой Мики, уютно устроившись в кресле полупустого самолёта, искала ответ не простой задачи – в чём смысл поездки в Сельму? Потрачено время, скромный и без того счёт в банке сократился на пару тысяч, а с чем приехала, с тем и уехала. «Наивная девчонка при полном отсутствии здравого смысла, – молча ругала она себя. – Подросток, не хотевший обидеть любимого папу. Он тоже хорош! Бери тему и вперёд! Наверняка читал журналистов поумнее и поопытнее. Ещё хитро настаивал. Права человека – интересно, но я тут с какого бока?» Мики грустно вздохнула и… задремала.
СЕРГЕЙ БЕЛОВ
Два месяца изучения находки мало приблизило Мельникова к ответу на вопрос: зачем прибор оказался на борту корейского самолёта? Сфотографировал, разобрал и собрал. Хорошо, лишних деталей не осталось. Высокое начальство торопило с отчётом – вам доверили, на вас рассчитывали, создали все условия… А вы… Отрядили в помощь Михайлова. Через две надели обоих вызвал «на ковёр» полковник Петровский.
– Опозорили отдел, горе-исследователи? Что докладывать начальнику института и в Главк?
– Товарищ полковник, посмотрите схему взаимодействия блоков в приборе, – Мельников разложил большой лист ватмана перед начальником. – Мы…
– Сергей Николаевич, – перебил его полковник, – ты такую схему месяц назад приносил. Одно отличие – число блоков прибавилось, да связи между ними тоже.
– Товарищ полковник, мы с Владимиром Андреевичем вопросы поставили, но готовы доложить о назначении прибора в целом.
– Тогда зачем они?
– Прибор сильно повреждён при взрыве. Залезть во все блоки не представляется возможным, но не помешало сделать общий вывод – похоже на передатчик помех одноразового использования. Такие применяли американцы во Вьетнаме против наших самолётов. Улучшенный вариант.
– Не совсем логично. Там воевали. Помехи ставили для маскировки боевых самолётов и обмана наших наземных радиолокационных станций. Но зачем на гражданском самолёте? Он на всех радарах по маршруту от взлёта до посадки.
– Станислав Геннадьевич, – подал голос Михайлов, – мы с Сергеем Николаевичем думали. Тут у нас два варианта. Прибор включался при пролёте над нашими секретными зонами. Проверка эффективности прибора – заметят наши или нет. Заметили – они нам: извините, ошиблись, навигационное оборудование подвело. Не заметили – плохи наши дела. Но главное назначение – радиоэлектронная разведка. Наверняка на борту находился ещё один прибор – собирать данные работающих РЛС, станций связи, пунктов управления и наведения самолётов. Спектр интересов широк.
– Но его не нашли, – заметил полковник. – Одни догадки и предположения.
Мельников и Михайлов переглянулись. Спорить с начальником не хотелось, соглашаться тоже.
– Товарищ полковник, – с едва заметной обидой начал Мельников, – найденный прибор раскурочен взрывом почти до полного уничтожения. Но слишком много проводов идёт от него. Для питания и включения/выключения столько не нужно. Многожильный красный провод явно шёл к другому прибору. Поэтому наши «догадки и предположения» имеют полное основание считаться рабочей версией.
– Не кипятись, Сергей Николаевич. Считай, убедил. Теперь надо убедить начальство. На всякий случай покажи прибор одному специалисту в «Фазотроне». Мы с ним пару лет назад трудились над одной темой. Грамотный мужик. Прохоров Альберт Григорьевич.
– Товарищ полковник, но прибор секретный, – напомнил Мельников.
– Решу. Свободны.
Выйдя из кабинета, Мельников спросил Михайлова:
– Кто он такой?
– Странный, – поморщился Михайлов. – Не понимаю его. Считает себя самым умным и самым знающим в институте. Жалуется постоянно. Начальство не ценит, задвигает. Он даёт результаты, а другие награды получают. Вообще-то, специалист отличный. Петровский прав. Спору нет, но мужик… Скользкий тип. Хочет перед начальством выслужиться – всегда на себя «одеяло тянет». Не люблю я его.
– Не работать с ним?
– Выбора нет. Петровский не посоветовал, а, похоже, приказал. Но меня увольте. Я с ним работать не буду.
Прохоров любезно встретил Мельникова на проходной и повёл в свой, он подчеркнул, кабинет. «Ну и кабинет», – подумал Мельников, входя в большую комнату, где в условиях секретности трудились два десятка специалистов по радиолокации истребителей.
– В такой тесноте работать трудно, – заметил Мельников. – Не до секретности.
Улыбчивый взгляд Прохорова на мгновение стал жёстким, не добрым.
– Ничего, трудимся. И с секретностью проблем нет, – сухо проговорил тот. Пристально посмотрев на Мельникова, добавил: – Извините, времени в обрез. Станислав Геннадьевич попросил проконсультировать вас. Подробности не сообщил. Рассказываете.
– Альберт Григорьевич, нужно ваше компетентное соображение об одном приборе. Он сейчас в вашей секретной части находится.
– Прямо уж компетентное, – лицо Прохорова расплылось в довольной улыбке. – В кое-чём разбираюсь.
Получив под роспись прибор, они заперлись в небольшой, квадратов десять, комнате без окон – стол, два стула и старая настольная лампа на «гусиной» ножке с чёрным металлическим колпаком. Мельников вынул из опечатанной коробки «корейский» прибор.
– В странном состоянии, – задумчиво проговорил Прохоров. – Танк переехал?
– Ракетой задели.
– Не лётчик, а снайпер, – усмехнулся Прохоров. – Дайте пять минут.
Пока Прохоров вертел в руках – даже понюхал – прибор, Мельников успел его рассмотреть: лет пятьдесят, крепко сложенный, лицо волевое, высокий лоб, вокруг тяжеловатого подбородка две глубокие морщины, приплюснутый нос, небольшой рот с тонкими узкими губами, копна чёрных волос.
Не отрываясь от прибора, Прохоров тихо проговорил:
– Нос после хоккея. Мучаюсь с дыханием.
Мельников поразился – тот не смотрел в его сторону.
– С дыханием верю, а зрение у вас отличное, – рассмеялся он.
Прохоров оторвался от прибора и внимательно посмотрел на Мельникова:
– Откуда у вас эта штуковина?
– С корейского самолёта.
– Но там же ничего не нашли и отпустили.
– ТАСС не нашло, а я нашёл, – с гордостью произнёс Мельников.
– Да, ТАСС доверять не стоит. Но сочинили красиво. Империалисты не знают какие герои служат в институте имени дедушки Берга, – Прохоров засмеялся, но глаза оставались серьёзными. – Орден дали? Нет? Но поверьте, кому положено дали.
Мельников, вспоминая слова Михайлова о Прохорове, слушал молча – дескать, до него юмор не дошёл.
– Забрать мне, Альберт Григорьевич?
– Нет. Оставляйте у нас, посижу-покумекаю. О своих соображениях лично вам и доложу. Договорились?
Мельников нашёл Михайлова в институтской столовой. Подсев к нему, Мельников выпалил:
– Да, Владимир Андреевич, странный тип. Глазастый, со своеобразным чувством юмора.
– С юмором ладно. Больше ничего не заметили?
– Смеётся он, улыбка до ушей, а глаза…
– Не смеются, – прервал его Михайлов. – Грустные и настороженные.
Мельников вздохнул и пошёл за подносом.
ххх
Прохоров позвонил через две недели и сообщил: общее назначение – более не менее, но непонятностей с прибором много. Попросил дать ещё пару недель. Разговор закончил неожиданно – пригласил к себе на дачу, где грибникам раздолье. Мельников с удовольствием согласился.
В ближайшее свободное воскресенье Мельников отправился в гости. Не зная алкогольные пристрастия хозяина, захватил водку и коньяк. На небольшой и уютной даче встретили радушно. Пока Мельников с Прохоровым часа два собирали грибы – набрали две корзинки, – Татьяна Ивановна, жена Прохорова, соорудила в беседке праздничный стол, где в центре на большом блюде исходил паром пирог с капустой.
К алкоголю Прохоров не прикоснулся – гастрит. Но марку и стоимость коньяка оценил. О работе разговора не заводили, но когда хозяйка ушла на кухню Прохоров вернулся к «корейцу».
– Сергей Николаевич, по телефону говорить не хотел, но сейчас нам никто не помешает. Прибор тот не корейский, а штатовский. Идея простая – помехи ставить самолётным радарам. Вы тоже этим занимаетесь. Но вряд ли вам поможет. Разбит глупой ракетой. Ей бы на полметра в сторону и мы бы имели отличный работающий экземпляр вражеского интеллекта и технологий. Можно и дальше пытаться с ним разбираться, но, я думаю, пустое занятие.
– Жаль, хотелось перспективы. Забыть и выкинуть?
– Бывает. Спишем. А с вами, молодой человек, у нас получится хорошее и долгое сотрудничество. Сдаётся, вы вдумчивый и грамотный специалист. Среди молодых – редкое качество. Не о деле болеют, а больше жаждут диссертацию накропать, в профессора выйти. А военные – звёздочки на погонах.
– За добрые слова спасибо. Но за молодёжь заступлюсь. Толковые студенты на практику приходят и за оборону страны я не волнуюсь. Не подведут!
В середине ноября Прохоров позвонил Мельникову домой:
– Сергей Николаевич, извините, нужен совет в неформальной обстановке. Дело не срочное, но и не ждёт.
– Альберт Григорьевич! Рад звонку. Приходите завтра часам к восьми. Заодно и маминых фирменных котлет отведаете. Диетических! Уговорил?
– Легко! От диетического не откажусь.
Ровно в восемь часов – минута в минуту – в дверь позвонили. «Пунктуальный», – подумал Мельников, открывая дверь.
Поздоровавшись и протянув бутылку грузинского белого «Алазанская долина», Прохоров спросил:
– Обувь снимать?
– Не надо.
Гость тщательно вытер ботинки. Подумал, снова вытер. Убедившись в чистоте, поинтересовался: «Где можно руки помыть?»
Перед тем как сесть за стол подошёл к окну.
– Красивый вид у вас, – помолчал и продолжил: – У меня тоже. Я в «высотке» живу, на Кудринской площади. Шестой этаж.
– Знаю ваш дом. Семья друга там проживает. Но поближе к крыше.
– Элита! Мы – народ попроще. Соседей своих не знаю. Видел моего кумира хоккеиста Николая Сологубова, да артистов Быстрицкую и Весника.
– Да, я тоже видел. И американское посольство недалеко. Мальчишками, насмотревшись в кино про американских шпионов, мы с другом планировали стрельнуть из рогатки по империалистам.
– Стрельнули?
– Нет. Далеко, но жутко хотелось. Даже попытались рассчитать размер рогатки и силу резинки. Одним словом, пацаны.
– Где же мамины котлеты? – сменил тему Прохоров. – Я сухие вина не пью, а полусладкую «Долину» с большим удовольствием. Не знаю подходит ли к котлетам, но рискнём.
Ужин, как говорят дипломаты, прошёл в дружеской обстановке и в духе взаимопонимания. Мельников пел песни под гитару, Прохоров с увлечением рассказывал о коллекции спичечных этикеток. Мельников признался в своём хобби и беседа обрела «профессиональное» содержание. Разница в возрасте – 23 года – не мешала. Перед самым уходом Прохоров, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
– Сергей Николаевич, совсем забыл!
Он достал из старенького кожаного портфеля две страницы текста с математическими расчётами.
– Кто-то в министерстве захотел к должности и регалиям добавить докторскую степень. Я не знаю кто именно, но поручили подготовить восторженный отзыв на тезисы его доклада к защите. Отзыв попросили написать нашему местному великому учёному, но тот спихнул на меня.
– Боится ошибиться в хвалебных эпитетах? – усмехнулся Мельников.
– Лучше не скажешь! Напишет, а начальника турнут из министерства за провал в работе или аморалку. Конфуз!
– Картина знакомая. Чем я могу помочь?
– Тезисы посмотрел. Технические моменты – без проблем. А с математическими выкладками так себе. Признаюсь, не силён в этих формулах. Не хочется идиотом выглядеть. Можете посмотреть и оценить?
– Оставьте, посмотрю и позвоню.
– Не могу оставить. Материал секретный. Я сам переписал от руки.
Мельникову показалась странной логика Прохорова – приволок копию документа «очень» служебного пользования, просит оценить и не понимает сомнительность просьбы. Но промолчал. Постеснялся возразить. Внимательно просмотрел страницы.
– Не зная о чём идёт речь и принятые допущения, проверить правильность расчётов нельзя, – медленно, подбирая слова, проговорил Мельников. – Внешне выглядит нормально. Логика прослеживается. Но не более.
– Ладно, и на том спасибо. Придумаю.
– Успехов вам в лихом деле.
1979 год
В древнегреческой мифологии существовали два морских чудища – Сцилла и Харибда. Характер у них жуткий, отношения между собой неважнецкие. Могло остаться их личным делом, но жили они по обе стороны пролива на расстоянии полёта стрелы. Далеко ли стреляли луки в те стародавние мифические времена проверить трудно, но доподлинно известно – стрела олимпийца Анаксагора в III веке до н.э. пролетела более полутора километров. Так то герой Олимпиады запустил стрелу. А простые греки? Короче говоря, чудища жили близкими соседями. Но пролив-то мореходный, для всех желающих. Будешь тут плыть, когда Сцилла сжирала с проходящего судна одним махом шесть человек, а Харибда людей не ела – просто судно с экипажем утаскивала в пучину морскую. Выбор у мореплавателей небольшой. Умный и хитрый Одиссей, например, пожертвовал товарищами, но продолжил нелёгкий путь домой.
Скептик скажет: ерунда, выдумки. Одним словом ‒сказка! Кто им верит? Спорить не будем, но «сказка – ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». «Молодцы» намёк поняли и появилось в народе выражение «между молотом и наковальней». Точнее не скажешь! Актуально и в наше неспокойное время. Осталось определить: что есть «молот» и что есть «наковальня».
«Холодная война» не знает «тёплых» лет. На то и «холодная». Но наступает момент и у лидеров двух противоборствующих сторон приходит понимание: не остановиться и не задуматься, то одна ошибка в оценке ситуации поставит мир на грань исчезновения. И не луки наставили они друг на друга, а межконтинентальные баллистические ракеты. От советского северо-запада до американского северо-востока не полтора, пять с половиной тысячи километров. Стрела не долетит, а ракета запросто за 25—30 минут. С подводной лодки и 12 минут хватит.
Наращивали страны свой смертоносный арсенал с одной мыслью – не дать противнику превосходства в ядерной мощи, не дай бог отстать, не успеть, погибнуть… И за ценой не стояли – всё для обороны-нападения! Американцы с их капиталистической экономикой способны на колоссальные траты. Бюджет трещал, но выдерживал. В Советском Союзе экономика самая экономная, но бюджет не просто трещал, а трескался по тонким и непрочным швам. Но в середине 70-х годов обнаружилось – у двух сверхдержав ядерный паритет. Сопоставимое количество смертоносного оружия. Пора договариваться, пока «молот» не ударил по «наковальне». И не важно кто из них кто. Кому в голову пришло считать «молотом» Советский Союз – дескать, серпасто-молоткастый герб, – то ошибётся. На самом деле: «молот» – ядерное оружие, «наковальня» – города и страны с людьми. Живыми, здоровыми и счастливыми.
Эксперты стран подумали, поспорили. 18 июня 1979 года в Вене во дворце Хофбург Л. Брежнев и Д. Картер торжественно заключили «Договор об ограничении стратегических вооружений».
Хорошо поработали эксперты, толковый договор подготовили. Но до ратификации дело не дошло. В сентябре Соединённые Штаты обнаружили на Кубе советскую мотострелковую бригаду. Она там, правда, никуда не девалась с Кубинского кризиса в 1962 году, но американцы или проморгали, или их мало в те годы волновало. Советский Союз не спорил, сам признал на весь мир: на Кубе держим учебный центр с советскими военными специалистами. В декабре Советский Союз вторгся в Афганистан. Результат – конгресс США заблокировал ратификацию Договора, но стороны выполняли его условия аж семь лет.
Но Договор договором, а доверие – не на бумаге, а в головах руководителей стран должно быть. В головы им не залезть, лучше посмотреть на действия. Через месяц вновь созданному НИИ разведывательных проблем Первого главного управления КГБ СССР поручается разработка новых концепций разведки. Задача: обеспечить предварительное предупреждение о подготовке Запада к первому удару. Вот такое доверие…
Впрямь si vis pacem, para bellum: хочешь мира – готовься к войне.
Наметившееся лёгкое «потепление» между странами не состоялось. Отношения вернулись к своей привычной холодной температуре.
СЕРГЕЙ БЕЛОВ
У Мельникова самым близким другом был Алёша, сын родительских друзей Натальи и Михаила Павловых.
Родители шутили, что дядя Миша достался им в приданное с тётей Наташей, маминой подруги со студенческих лет. Павлов-старший окончил институт, отслужил армию, позже закончил специальный военный институт Главного разведывательного управления Генштаба, побывал в многочисленных зарубежных командировках. Отучившись в академии, получил назначение в центральный аппарат ГРУ, где занимался радиотехнической разведкой. Тётя Наташа, отработав врачом положенное по распределению, поступила в аспирантуру. Защитив кандидатскую и докторскую диссертации, десять лет заведовала кафедрой пропедевтики детских болезней в московском медицинском институте. Валентина Кирилловна в науку «не пошла», а всю жизнь проработала в детских больницах.
Алёша появился на свет на три месяца позже Серёжи. Когда мальчики в детстве болели, мама с подругой устраивали домашний консилиум по теме – лечение врачебных детей, у которых всегда всё не как у других нормальных детей. Медицинская школа одна, а спорили нешуточно. Шумела и возмущалась тётя Наташа, мама возражала тихо, но твёрдо. Всегда заканчивалось перемирием сторон и компромиссным способом лечения. Тётя Наташа – оптимист и весёлый человек. Алёша – точная копия мамы – шутник, балагур. В школе и дома никто не сомневался – растёт второй Аркадий Райкин, но Алёша преподнёс всем сюрприз: никому не говоря, пошёл в лётчики.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.