Незабудка

– Милая незнакомка, разрешите вас пригласить.

Таня подала руку и позволила отвести её в центр зала.

– Меня зовут Олег. Я окончил институт и вернулся работать в поселок. А как вас величают? – он говорил нарочито старомодно, это выглядело очень забавно.

– Таня, – сообщила она с улыбкой.

– Где же проживает такое неземное создание?

– В обычном доме на Рябиновой улице, – хмыкнула она.

– Рябины действительно растут на улице?

– Не совсем. Возле моего дома орех и около дома подруги орех, но есть и другие деревья. А рябина на всю улицу одна.

– Понятно. Улица чьей-то мечты.

Оказалось, он учился в этой же школе, а живёт в соседнем переулке. Будет работать агрономом в совхозе. Олег развеселил её. Настроение поднялось. Вечер снова стал интересным. Олег не отошел от Тани, когда закончился танец. Стал приглашать на все последующие. Он явно заинтересовался ею. Таня украдкой поглядывала на Лукьянова и поражалась мрачному выражению его лица. Сашка не спускал с неё глаз.

Смутная догадка промелькнула в голове: «Ревнует? Или просто думает, что нарушила договор и теперь злится».

Неожиданно, к началу следующего танца появился Лукьянов и пригласил её танцевать. Олег удивлённо посмотрел на него:

– Эта девушка уже приглашена.

– Может быть, и приглашена, но это моя девушка! – возмутился Сашка и повел Таню к сцене подальше от соперника.

– Ты ничего не перепутал?

– Нет, а ты?

Лукьянов так сильно прижал её к себе, что она уткнулась носом в ворот его расстегнутой рубашки.

– Мне дышать нечем, – пожаловалась Таня.

Сашка немного отстранился.

– Извини, я нечаянно.

Впервые Таня танцевала с ним и была так близко. Голова чуточку закружилась. Она не смотрела ему в лицо, видела только шею и кусочек груди. Запах его кожи показался ей родным и волнующим, будоражил кровь и будил неведомые чувства. Таня ощутила тепло его рук на спине. Она словно превратилась в туго-натянутую звенящую струну, и этот неслышный другим звон уловила его душа. Неровное дыхание Сашки попало точно в такт её дыхания. Сердца забились в унисон, как будто они превратились в единое существо.

«Что с ним? Почему так волнуется? Руки дрожат, как у нервной дамочки. Где его знаменитое хладнокровие, которым так гордился?»

Сашка осознал: он ревновал, дико ревновал. Никто не должен касаться Тани! Плевать ему на Ларису и на всех, кто рядом с Ледовской. Оказывается, ему нужна только эта девушка, колючая и нежная одновременно. Раньше он не ревновал – думал выше этого. И вдруг обнаружил, что готов прибить незнакомого парня только за то, что тот танцевал с ней. Что-то похожее на панику нарастало в его душе: «Что же Василёк со мной сделала?»

Они медленно шли по вечерней улице. Пары обгоняли их. Сашка накинул Тане на плечи свой пиджак. Она куталась, касаясь щекой поднятого воротника, и украдкой вдыхала его запах.

– Я начинаю завидовать этому пиджаку, – улыбнулся он.

Таня смутилась. На высоком орехе возле дома в тумане висели качели.

– На твоей улице растут одни ореховые деревья, а она называется Рябиновой. Почему? – чуть растягивая слова, поинтересовался Сашка, любуясь нежным овалом лица девушки.

– Мне сегодня уже задавали этот вопрос. Видимо собирались посадить рябины, но нашли только ореховые саженцы, – озадачилась она.

Они приблизились к её дому. На толстом суку тополя висели качели. Когда-то отец повесил их для маленькой Тани, но крепкий канат легко выдерживал и взрослого. Они с Женькой до сих пор время от времени садились на отполированную попами дощечку. Она показала на качели.

– Покатаешь?

– За поцелуй, – ответил Сашка и поразился бешеному стуку своего сердца.

Придержал дощечку, пока Таня усаживалась. Он катал, а она вспоминала, сколько вечеров провела на этих качелях, мечтая о нём. Как волновалась душа, ожидая неизведанного и прекрасного. Теперь понимала – это было предчувствие любви. Качели плыли в тумане. Таня находилась в столбе рассеянного света, льющегося из окон дома.

– Ты как на сказочных качелях, – тихо произнёс Сашка, останавливая их. – Красиво, правда? – в этот миг он понимал её полностью.

Она благодарно улыбнулась и впервые за весь вечер посмотрела ему в лицо. От светящихся глаз Лукьянова сердце дало сбой. Сашка наклонился и прикоснулся к её губам. Таня подняла руки, обняла его за шею и дотронулась до волос на затылке.

– Мягкие, как я и думала, – прошептала она, перебирая пальцами завитки.

– Сладкие, как я мечтал.

Его руки на плечах Тани вздрогнули.

– Черт! Голова закружилась, как у барышни, – хрипло засмеялся Сашка.

Она отстранилась от него и заглянула в глаза.

– Это плохо.

Его зрачки расширились, от чего глаза превратились в бездонные

колодца.

– Мне лично, очень хорошо, – он пристально смотрел на неё, – никогда такого не чувствовал.

– А я не знала, что так бывает…

«Зачем призналась? Теперь он понял, что ни с кем ещё не целовалась», – вспыхнула Таня.

Ей показалось: между их душами протянулась прочная невидимая нить. Когда простившись, Сашка уходил домой, её сердце рванулось за ним. Она не знала, что он тоже испытал острую боль от расставания.

На следующий день Таня проснулась рано. Долго лежала с закрытыми глазами. Не заметила вошедшей в комнату матери.

– Что с тобой творится, ты сама не своя?

– Просто хорошо жить. – Она потянулась и обняла мать. – Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно, как будто каждое утро меня выворачивают наизнанку. Когда я носила тебя, было легче. И почему ему не сидится спокойно? Как я выдержу ещё пять месяцев, не знаю.

Таня не делилась с матерью секретами, но та будто чувствовала, когда надо помочь. Приходила к ней в комнату, говорила о чём-то. Когда уходила, оказывалось: без расспросов, незаметно давала так необходимый на тот момент совет.

Отец обладал спокойным, уравновешенным характером. Не любил шумных компаний, долгих застолий. В их доме редко бывали гости, но Таня знала: у отца добрая душа. Антон Сергеевич никогда ни на кого не повышал голос. Всегда прощал жене резкие слова, понимая её взрывной характер. Именно он пристрастил дочь к книгам.

Как-то отец сказал: «Проза передает жизнь внешнюю. Стихи – внутреннюю, душевную, самую глубину человеческих чувств. Хорошие стихи – целый мир».

Таня знала много стихотворений, её душа говорила поэтическими строчками. Едва научившись читать, девочка проглатывала книгу за книгой. Анна Ивановна называла её книжным наркоманом. Заставая ночью, за чтением очередного романа, ругалась: «Спать когда будешь?»

Во время чтения Таня так увлекалась, что не слышала и не видела ничего вокруг. Дозваться её было невозможно. Она была там, в волшебном мире. Вместе с героями покоряла далекие планеты, искала золото на Аляске, умирала на войне, любила в «Терновнике». Тысячи жизней книжных героев становились её жизнью.

ГЛАВА 4

Осень начала прореживать листву. Деревья стали прозрачнее. Зажигались лёгким огнем их макушки. Как огненные факелы, стояли каштаны. Раскрасилась в немыслимые цвета вишня: верхушка была ало-жёлтая, внутри дерево оставалось зелёным, а по бокам, листья приобрели багряно-оранжевую расцветку. Лишь айва и орех не сдавались, оставаясь абсолютно зелёными. Дни стояли тихие, теплые, настороженные. Осень словно призадумалась, какими ещё красками расписать свои владения. Таня очень любила это время года. Набрала целый ворох разноцветной листвы, собираясь поставить букет в вазу.

«Как приятно пахнут», – Таня поднесла листья к лицу и вдохнула их сухой, пряный, угасающий аромат. Вдалеке увидела Сашку. Он шёл по аллее и нёс такой же букет из листьев.

– Это тебе, вдруг не хватает, – засмеялся он, увидев её растерянное лицо.

– Спасибо.

Таня обеими руками взяла этот ворох и подбросила вверх. Листья осыпали их цветным дождем.

Вечерело. Было удивительно тихо и тепло. Вдруг послышался еле слышный треск, потом ещё и ещё. Они затаили дыхание. Теперь треск доносился со всех сторон – листья отрывались от веток. Щелчок, и новый лист полетел вниз. Слышно было так явственно, что Таня удивилась. Даже звук их шагов не заглушал щелчков. Листья встречались в полете, терлись друг о друга, производя тихий шелест.

– Ты слышишь? – прошептала она.

– Да. Опадает листва. Никогда раньше этого не слышал. Подозреваю: рядом с тобой в следующий раз услышу, как растет трава. Осенний лист – падучая звезда. Уже в плену земного притяженья… – тихо произнёс Сашка.

Таня была приятно удивлена.

– Кто это написал? Ты любишь стихи?

– Очень хочется соврать, что люблю, но вряд ли… Я не знаю, кто написал эти стихи. Строчка просто всплыла в памяти. Однажды я слышал по радио заунывное декларирование Беллы Ахмадулиной1. Жуть, как не понравилось. У тебя получается лучше. Кстати, когда на уроке литературы ты читаешь стихи, с удовольствием слушает весь класс, – гордо сообщил он. Потом протянул руку и убрал с её волос пару мелких оранжевых листиков.

– Правда? – удивилась польщённая Таня. – Почему же ни разу никто не сказал?

Сашка скосил глаза на её губы, с трудом подавил желание, схватить девушку в охапку и целовать, целовать.

– Парни не признаются, что любят слушать стихи в твоём исполнении, а девушки сами мнят себя неплохими чтицами, – хмыкнул он и убрал руки за спину. «Ещё решит, что маньяк, так хочется обнять и прижать её к себе изо всех сил».

Таня подняла голову.

– Посмотри на луну, какой у неё странный цвет.

– Ничего себе! Разноцветные круги вокруг. А знаешь, сегодня колдовская ночь.

Он наклонился и заглянул ей в лицо.

Таня вздрогнула, увидев близко его глаза: с отблесками луны в зрачках.

– Тьфу, на тебя. Ты и, правда, как колдун сейчас.

Она поняла, что сейчас он её поцелует. Сердце колотилось где-то в горле.

Выдержка изменила Лукьянову. Он вздохнул и обнял Таню. Его губы коснулись её губ, им показалось, что земля закружилась быстрее.

***

В классе уже привыкли и не обращали на них никакого внимания. Только Лариса не унималась. Она задалась целью испортить им жизнь. Останавливала Лукьянова в коридоре, что-то объясняла. Таня злилась и ревновала. Как-то не выдержала:

– Зовет Лариса? Ты так об этом мечтал. Может, хватит притворяться? Я свободна? – сказала, и вмиг почувствовала: летит в пропасть.

– Нет. Не свободна. Давно надо было сказать. Мне не нужна Лариса. Мне необходима ты! А вот я нужен тебе?

– Ещё как! Что-то привязалась я к тебе, – смогла пошутить она. И уже серьёзно добавила: – Ты мне тоже необходим.

На лице Сашки проступило облегчение, будто отменили казнь.

«Господи, – подумала Таня. – Сашка такой же трус, как и я. Он также боится обмануться в моих чувствах, как и я в его. До чего же всё сложно. Жаль, что люди не обладают телепатией, столько недоразумений можно было бы избежать. Мне, например, кажется: Лукьянов ощущает, то же самое, что и я. Тогда почему, я не доверяю этим ощущениям? Неужели они могут обманывать?»

Учебу Таня запустила и боялась съехать на тройки. Смешно, но если Сашка стоит у доски, она не слышит, о чём он говорит. Просто смотрит на него, а у глаз – пелена. Ей приходилось прилагать усилие, чтобы понять учителей.

Класс в десятом «А» светлый, большой, с огромными окнами. На подоконниках множество цветов – гордость «биологички». Тане не верилось, что скоро они покинут школу, а в их класс придут другие ученики. Одноклассники разъедутся и, быть может, уже никогда не встретятся вместе.

И она уедет, и Сашка… Что ждёт их впереди? Так страшно расставаться.

После уроков Женя вышла к доске.

– Минуточку внимания. Прошу всех задержаться. У меня предложение. Пока стоит хорошая погода, давайте съездим на выходные в лес с ночёвкой. Как вам моя идея?

Класс зашумел, заспорил. Самый рассудительный Леша Саченко сказал:

– Да ведь автобус не дадут, и палаток в школе не допросишься.

– А у нас сюрприз. Папа Ларисы дает автобус, а школа – палатки. Ларисочка у директора выпросила.

«Понятно, откуда ветер дует, – усмехнулся Лукьянов. – Не иначе Ледовская что-то задумала».

– Так нас одних и отпустят? – не унимался Леша.

– Почему одних? Физрук согласился с нами поехать. Мы его рыбалкой соблазнили, – засмеялась Женька.

«Что-то моя подружка в последнее время много общается с Ларисой, – подумала Таня. – Я совсем её забросила, а она приголубила».

– Ура! Едем! – зашумел класс.

ГЛАВА 5

«У меня будет последний шанс вернуть Лукьянова», – размышляла Лариса.

Закончив красить ногти, осторожно подула на кончики пальцев. Всю эту поездку на природу она придумала ради одной цели. Как-нибудь остаться с Сашкой наедине. И попытаться поссорить сладкую парочку.

«Только я имею право бросать не нужных мне поклонников. Они не должны уходить сами, тем более предпочитать мне, первой красавице, – Лариса оглядела своё отображение в зеркале и осталась им довольна, – кого попало. Что он нашёл в этой Васильевой? Никто не имеет право покинуть меня, пока я сама этого не захочу!»

Прошлым летом Лариса с матерью ездила по путевке в Польшу – это был подарок отца. Там познакомилась с Ярославом. Галантный, красивый поляк прекрасно знал русский язык. Он стал её гидом. Водил её по музеям, магазинчикам, которых в Варшаве оказалось великое множество. Вечерами они ходили в кафе. Танцевали в маленьком ресторанчике на центральной площади. В туристическую группу попали только жены и дочери чиновников, поэтому они свободно бродили, где вздумается. Большинство туристок вместо музеев посещали магазины и бутики, тратя деньги мужей. С Ярославом Лариса стала женщиной. Он соблазнил её легко, играючи; впрочем, довольны остались оба.

В то утро Лариса проснулась от криков матери в соседнем номере:

– Сволочь! Как ты мог! Ей всего шестнадцать лет. Я нанимала тебя показать музеи. Поводить по магазинам. Составить девочке компанию, чтобы не скучала. А ты! В тюрьму посажу! – орала мать на Ярослава. – И не отпирайся. Я видела, как ты выходил из её номера утром!

– Ничего ты мне не сделаешь! Иначе твой муж узнает, чем ты здесь занималась, – голос Ярослава звучал абсолютно спокойно. – Твоя дочь такая красавица, что ты могла мне вообще не платить. Я бы занялся ею совершенно бесплатно. Ты лучше хорошенько подумай, как провезёшь через таможню свои таблетки.

Лариса услышала, как хлопнула дверь номера. Ярослав ушёл.

«Значит, все эти чудесные дни были оплачены матерью. Какое счастье, что она не влюбилась в этого Казанову. Чувствовала в нём что-то фальшивое. Но мамаша, какова, гадина!»

Лариса вскочила с кровати и помчалась в номер матери:

– Ну, и во сколько тебе обошелся поляк? – спросила она, не сдерживая раздражение.

– Дорого. Прости меня! Я хотела, как лучше, чтобы ты повеселилась. Надеюсь, он не сделал ничего плохого?

– Нет. Всё в порядке. Лучше стать женщиной с ним, чем с сопливым мальчишкой. Спасибо мама за заботу.

Лариса издевательски поклонилась. Её захлестывало обида и злость.

– Решила папе рога наставить, а я мешала! Всю жизнь мешаю… Маленькую нянькам подкидывала, – Лариса всхлипнула: – Я никому не нужна. Няньки и те сбегали. Даже Аллочка бросила меня!

– Что ты мелешь? Ты нужна нам. Прости меня! Отцу я не изменяла, ты не так поняла Ярослава. А насчет Аллочки могу теперь сказать: тебя она не бросала. Я сама её выгнала, потому что слишком много говорить стала. Возомнила о себе, бог знает что!

– Алла меня не бросала? Ты…знала, как я люблю её и все равно выгнала?!

– Благодари своего папочку. Из-за него я не могла больше трёх месяцев держать нянек в нашем доме. Кобель! Они тоже хороши! Все на него вешались. А ты не больно-то горевала: через неделю забыла свою Аллочку.

– Не забыла, – голос Ларисы стал тусклым. – После неё больше ни к кому не хотела привязываться. – Она вышла и тихо закрыла дверь за собой.

До трёх лет у неё не сохранилось детских воспоминаний. Девочка не успевала привыкнуть к одной няньке, как её сменяла другая. Больше всех она привязалась к Алле, в их доме она единственная задержалась на полгода. Молодая девушка искренне полюбила малышку, обнимала, целовала её. На бесконечные вопросы любопытной девочки отвечала без раздражения. По вечерам рассказывала ей сказки и держала за руку, пока кроха не засыпала. Лариса никогда больше не чувствовала себя такой любимой и защищённой, как в то время. Алла вдруг исчезла, и мир маленькой девочки рухнул. Она не понимала, что же такого сделала? Почему няня оставила ее? Почему все уходят, бросают? Она плохая? Её не за что любить? Тогда и она, не будет никого любить. Больше никто не сделает ей больно! Повзрослев, Лариса превратилась в красавицу, но в глубине души считала, что не заслуживает любви. С того далекого дня её сердце закрылось для любой привязанности.

Лариса стала циничной и сентиментальной, нежной и грубой одновременно. Характер девушки представлял собой гремучую смесь.

«Господи, значит, Алла не бросала меня? Она, правда, любила!» – На душе у Ларисы пели птицы. В эту минуту она простила всех: и мать, и Ярослава, и своих обидчиков.

Отец в сорок три года оставался стройным, подтянутым и очень красивым мужчиной. Лариса рано поняла, что он не любит мать. На некрасивой Ирине Валерий женился по расчету. Девушка была единственной дочерью большого чиновника в Краснодаре. Ей стукнуло тридцать четыре года. Она засиделась в девках. Ухаживание красивого парня, работавшего секретарем у отца, приняла с радостью. Спустя два месяца после знакомства они поженились. Ни возражений, ни просьб отца Ирина не слушала. Она влюбилась!

Тесть не доверял зятю. Считал его выскочкой, неровней дочери, но ничего не мог сделать. Он отправил Валерия подальше от Краснодара в глубинку, тем не менее, найдя для него хорошую должность. Валерий Петрович стал председателем сельского совета в поселке городского типа Луговом. Последующие шестнадцать лет он работал бессменным руководителем этого поселения. Обладая неплохими задатками лидера, хорошо организовал работу сельсовета. Поселок при нём расцвел: дома строились, дороги ремонтировались, улицы убирались. Воровал он понемногу и только через лазейку в законах. Как считал сам, восстанавливал справедливость в оплате труда. Коттедж построил небольшой, но уютный. Жадным никогда не был, а работу свою любил. Ему очень нравилось чувствовать себя хозяином посёления. Женившись на Ирине, он получил, что хотел. Поначалу даже терпел ласки нелюбимой жены, но после рождения дочери их отношения окончательно разладились. Разводиться он не собирался: его всё устраивало. Любовницы, зная, что он женат, многого от него не требовали. Скучающая жена изредка ездила в ближнее зарубежье и тихо спивалась. Она быстро поняла, какая роль ей отведена мужем.

Лариса уже в семь лет сообразила, что отец изменяет матери. С раннего детства слышала крики и упрёки в его адрес. Она искренне не понимала, как её красивый папа мог жениться, на такой особе, как мама. Сама Лариса представляла собой женский вариант отца. Натуральная блондинка с нежной, чистой кожей, голубыми глазами, правильными чертами лица и идеальной фигурой. Отец любил дочь, баловал, а мать почти не замечала её, отдав на воспитание нянькам. Валерий Петрович был вечно занят – девочке приходилось довольствоваться общением с чужими людьми.

Когда Лариса подросла, стал брать её на нужные встречи. По выходным ездили в Краснодар. Ходили в театр, на выставки, в кафе, рестораны, но никогда не приглашали с собой мать. После родов Ирина Ивановна сильно располнела, а потом ещё обиды, ревность и недовольство жизнью стала усердно заедать сладостями. К пятидесяти годам стала весить больше ста килограмм. И муж, и дочь стеснялись и откровенно пренебрегали ею. Она попала в замкнутый круг: чем больше жалела себя, тем больше ела. Ирина Ивановна до сих пор любила мужа, но иногда ей казалось – ненавидит. Дочь точная копия отца сильно раздражала Ирину. Она имела всё: деньги, достаток, свободное время, не доставало главного – любви. С появлением в семье свободных денег увлеклась путешествиями. В Чехии впервые, кроме спиртного, к которому привыкла, попробовала запрещённые антидепрессанты. С тех пор цветные таблетки стали её утешением и способом забыть суровую действительность. Однажды в поездку взяла с собой дочь, о чём сильно пожалела.

После Польши Лариса ощущала себя старше и опытней своих одноклассниц. Мальчишки и вовсе казались ей детьми.

«Но это не значит, что у меня можно безнаказанно уводить поклонников. Что моё, то моё. Я сама решаю, когда нужно убирать мусор», – думала она, вышагивая по комнате. Лариса не забыла свою обиду и недоумение, когда впервые увидела эту парочку.

Лукьянов держал Васильеву за руку и смотрел на неё такими глазами, что Ларисе показалось, будто её обманули.

Она до сих пор помнила: в пятом классе Таня посмела отказаться от приглашения на день рождения. Вместо того чтобы обрадоваться оказанной чести. Эта девчонка спросила:

– А Женя приглашена?

Узнав, что нет. Сказала:

– Без подруги я не могу пойти к тебе, извини.

Ошарашенная и не привычная к отказам Лариса буквально онемела: «Васильева посмела указывать ей, кого приглашать!» С того момента она стала настороженно относиться к Тане, хотя в глубине души уважала строптивую однокласснику. Та всегда имела собственное мнение и не боялась его высказывать.

В седьмом классе Лариса впервые пришла, накрасив веки тенями и воспользовавшись маминой губной помадой. Все девочки восхищались её внешностью и умением пользоваться косметикой. Только Таня, взглянув, сказала: «Ты похожа на клоуна».

Большего оскорбления нельзя было придумать. Горя мщением, Лариса изобретала Васильевой отвратительные клички, но они не приживались. Что было обиднее всего, она просто не замечала её попыток досадить.

В девятом классе Олег Иващенко стал ухаживать за Таней. Заметив это Лариса «отбила» его. Одноклассники замерли в ожидании. Что будет дальше? Васильева же просто не заметила! Пришлось расстаться с парнем ставшим не нужным.

«Теперь с Лукьяновым я не должна проиграть», – твёрдо решила для себя Лариса.

ГЛАВА 6

За окном моросил дождь. Косые нити воды сбегали по стеклу, оставляя острые, как иглы, прозрачные капли. Всё окно залепило этими водяными иголками. Сверху капли были толще, а внизу необычайно тонкие. Сонная Таня рассматривала окно, пока не поняла: уже утро. А из-за дождя казалось: всё ещё длится ночь.

«Мы же в лес собирались, неужели придется отложить поездку?»

Она вскочила с кровати. Быстро умылась и, посмотрев на себя в зеркало, застонала. Длинные волосы спутались – придется повозиться, расчесывая их.

«Надо уговорить маму, чтобы она разрешила сделать стрижку. Мне коса совсем не идет, да и возни с ней много».

К её смуглому овальному лицу пепельно-чёрная коса и впрямь не подходила. Короткая стрижка подчеркнула бы её миндалевидные глаза и прямые чёрные брови.

– Глядя на вас, понимаешь, что монголы на Руси оставили свои гены, – шутил отец.

Сам он был высоким голубоглазым блондином, а его девочки – небольшого роста, миниатюрные.

– Ты похожа на маму, а характер мой, – добавлял он.

Но сильно в этом ошибался. Под внешним спокойствием и рассудительностью Тани бурлил целый вулкан чувств.

Она справилась с непослушной косой, надела старенькие джинсы, футболку и свитер. С рюкзаком и курткой в руках прокралась к выходу из дому.

– Куда собралась в такую погоду?

– Мамочка, пожалуйста! Вы же вчера отпустили меня!

– Что в такой дождь делать в лесу? – пробурчала Анна Ивановна.

– Может, там нет дождя.

– Саша тоже едет? – задала мать неожиданный вопрос.

– А причем тут Саша? Едет весь класс, – смутилась дочь.

– Но он тоже едет, – улыбнулась Анна Ивановна. – Этот мальчик что-то значит для тебя?

– Мам, я сама не уверена, что же говорить…

Анна Ивановна засмеялась:

– А подружка твоя просветила, что у вас всё серьёзно.

Таня смутилась и пообещала себе задать Болотиной перца.

– Ох, и получит Женька.

– Она, как партизан, держалась. Я допросила, – усмехнулась мать.

Таня притопнула на месте от нетерпения.

– Мам, я опоздаю. Пожалуйста!

– Ладно, дочь, иди, но будь умницей.

Таня быстро выскочила за дверь. Щеки горели. Она даже не подозревала о волнениях матери.

Возле школы на удивление собрался весь класс. Продрогли и, чтобы согреться, стали танцевать. Прохожие улыбались, глядя, как молодежь мокрая, посиневшая, танцует под дождем. Из магнитофона звучал хриплый голос Челентано2.

– Дискотека! Подходите, не пожалеете! – кричали возбуждённые, весёлые школьники.

Их танец скорее напоминал языческую пляску. Подъехал автобус. С криком «Ура» школьники бросились штурмовать дверь.

Удивительно, но в лесу светило солнце. На совершенно сухую траву полетели рюкзаки и рулоны палаток.