Золотой дурман. Книга первая

Мирон сел в сторонке и без особого интереса стал наблюдать за игрой друзей. Перед его глазами нет-нет да и вставало вчерашнее прощание с Лизой и её последние слова «я буду ждать вас к обеду».

– Знаешь, Викентий, извиняюсь, что прерываю вашу игру, но я кое-что должен тебе сказать, – в момент, когда игроками овладел азарт, произнёс Мирон.

Викентий замер, бросил карты и настороженно взглянул на Мирона.

– Я бы хотел поговорить с тобой по поводу Лизы, – уточнил тот.

– Да, что там говорить? – не дожидаясь объяснений, прервал его Викентий. – Я всё вижу, Мирон, из всех кавалеров Лиза только на тебя обратила внимание. Правильно Герасим заметил, что не по мне эта «пташка». Я буду рад за тебя, друг, если Лиза выберет тебя, а не кого-то другого. Если не ты, то неизвестно, кто поведёт её под венец, но уж точно: ни мне, ни Андрею, ни Герасиму надеяться здесь не на что, – пряча глаза, произнёс он с нотками горечи.

– Благодарю вас, друзья, что не имеете обиды ко мне, – приподнявшись, слегка поклонился Мирон.

– Какие могут быть обиды?! – как можно учтивее ответил Герасим. – Лиза свободный человек и вправе выбрать того, кто ей по душе. Скажу по совести: любой был бы рад оказаться на твоём месте… Но, если бы жребий пал на кого-то из нас, неужели бы ты на него затаил обиду?

– Ты прав, Герасим… Да и кто его знает, может, это мимолётный интерес к человеку, приехавшему из столицы – только и всего, – опечаленно вздохнул Мирон…

На следующий день, с лёгким трепетом в груди, Мирон подъехал к усадьбе Воронцовых. Выскочивший навстречу к нему слуга с поклоном принял поводья его лошади.

– Госпожу Елизавету вы можете найти во-он там, – учтиво произнёс он, указывая на окружённую берёзами беседку…

– Добрый день, сударыня! – кашлянув, чтобы обратить на себя внимание, вежливо произнёс Мирон.

– Ой, Мирон Васильевич, вы меня напугали! – вздрогнула Лиза, отрывая взгляд от книги, которую держала в руках. – Вы так неслышно подошли, – слегка улыбнулась она.

– Извините, сударыня, как я ни старался обнаружить своё присутствие, вы всё равно вздрогнули от моего голоса, – с сожалением ответил Мирон.

– Книжка очень интересная. Так увлеклась, что не заметила, как вы подошли, – закрывая книгу, поднялась навстречу Мирону Лиза.

– А можно полюбопытствовать, что вас так завлекло? – поинтересовался Мирон.

– Стихи Сумарокова Алексея Петровича – очень интересно, – робко протянула она книгу.

Настала жизнь другая;

Но ждал ли я такой?

Пропала жизнь драгая,

Надежда и покой…, –

процитировал Мирон отрывок из стихов популярного писателя.

– Как, вы знаете наизусть Сумарокова?! – вскинула глаза Лиза.

– Ну, положим, не все его стихи, а наиболее яркие отрывки. В столице весьма увлечены его стихами и романами. Вот и я на досуге, когда выпадала свободная минутка, кое-что почитывал из его творчества, – объяснил Мирон.

– Извините, сударыня, что помешал вашей беседе, но батюшка велели позвать вас к обеду, – низко склонившись, прервал их разговор дворецкий.

– Ну, что пойдёмте в дом?! – учтиво предложила Елизавета.

– Проходите, проходите, сударь, – захлопотала Алевтина Николаевна. – Вот сюда садитесь, рядом с Григорием Павловичем, – указала она Мирону на стул около хозяина. – А Лиза по эту сторону от вас сядет… Вы уж извините, Лизонька только вчера вечером сказала, что пригласила вас к обеду – вот, постарались, как смогли, – протянула она руку к накрытому различными яствами столу.

– Что пожелаете из супов? – тут же подскочил к Мирону лакей. – Уха стерляжья с кулебякою аль суп с дичиной, а, может, раковый суп уважаете? – почтительно склонившись, ждал ответа слуга.

– А давай-ка, дружок, на твой вкус, – не думая ответил Мирон.

Лакей ловко схватил пустую тарелку и наполнил стерляжьей ухой.

– Вот и кулебячка… – положил он рядом ещё тёплую, ароматную кулебяку.

Все встали. Батюшка, отец Даниил, приглашённый к обеду, прочитал молитву, и присутствующие молча принялись за первое блюдо.

– Ну, как жизнь в столице, господин Кирьянов? – покончив с супом и давая понять, что между сменами блюд неплохо бы пообщаться, спросил Григорий Павлович.

– Строится столица, всё больше каменные здания да дворцы, – отодвинул пустую тарелку Мирон.

– Бывал я там ещё в царствование Елизаветы Петровны, – задумчиво произнёс Воронцов. – В городе в основном деревянные постройки стояли… Вашего возраста в аккурат был. Так поразился: какое величие затевалось на месте, где когда-то стояло несколько десятков деревянных изб!

– Ну, видать Богу было угодно, чтобы, как ты говоришь, на месте заброшенной деревеньки вырос великий город, – подал голос отец Даниил, высматривая, чтобы ещё подцепить в добавок к супу.

– Ну что, подавайте холодное, – видя нетерпение батюшки, скомандовал Григорий лакеям.

Тут же появились: щука под яйцами, говяжий студень со сметаной и хреном, ветчина… И вновь в полной тишине гости принялись за холодные закуски.

– Сударь, попробуйте баранину с чесноком, – предложила Мирону Алевтина Николаевна, когда очередь дошла до горячего. – У нас повар-француз очень искусен в приготовлении этого блюда, – кивнула она на поодаль стоящего кулинара.

– Мсьё, разрешите для изысканности вкуса предложить вам соус, – подскочил к Мирону кулинар, поливая кусок ароматно дымящейся баранины красным кисловатым соусом.

– Правда, очень вкусно, – похвалил Мирон, откусывая кусочек мяса. – И мясо нежное, и вкус необыкновенный.

– Вот русская еда! – громко произнёс отец Даниил, кивая на гуся с капустой. – А все эти заморские соусы… – кисло сморщился он. – Положи-ка, дружок, мне ножку, – подозвал он лакея. – Да капусты много не клади.

– А нынче, батюшка, мода на всё французское, – отозвался Фадей Афанасьев, отставной коллежский асессор. – Всё это из столицы идёт… А я вот к крестьянской пище привык, – неопределённо кивнул он на заставленный горячими блюдами стол. – Вот, к примеру, телятина: простая мужицкая еда, а сдобри её вишнёвым соусом – так благородное блюдо получается, – продолжил он, приправляя из соусника сочный кусок телятины, нашпигованный вишней и порезанный тонкими пластиками.

– Ну, дык это ясно: коли по-русски – вишнёвым, – вытирая салфеткой замасленные пальцы, согласился батюшка.

– Чего же ты, Лизонька, совсем ничего не кушаешь? – тихо произнесла Алевтина Николаевна, заметив отставленное в сторону первое блюдо.

– Да чего-то не хочется… Жарко, – едва слышно ответила Лиза. – Я попозже десерт поем…

– А что-то, молодой человек, вина совсем не пьют? – налив себе большой бокал мадеры и переводя взгляд с Мирона на аппетитно поджаренного поросёнка, поинтересовался отец Даниил.

– Не привык, батюшка, – учтиво ответил тот. – Разве что немного, – пригубил он наполовину наполненный бокал.

– Ну и то верно, – кивнул головой отец Даниил и осушил до дна свой фужер. – Скольких уже погубила оная страсть, – крякнув после выпитого вина, произнёс он, глядя на пустой бокал… – Вон, к примеру, наш звонарь Антипка взял уже в привычку пить вина без времени более обыкновенного. Вот и надысь нажралси – с утра лыка не вяжет. Придётся самому на колокольню лезть – к обедне народ созывать, – посетовал он, обильно сдабривая соусом из хрена большой, зарумяненный кусок поросёнка.

– Ну, а вам как, батюшка, не повредит? – кивнул Мирон на опустошённый бокал.

– Хмм… А с чего же повредит-то? – хмыкнув, вопросительно взглянул на него отец Даниил. – Ежели скоромное… – кивнул он на зажаренный кусок мяса. – То Петров пост закончился, а про вино и в писании сказано: «Не возбраняется выпить для здравия, ради частых недугов твоих». А у кого в моих годах их нету? – пожал он плечами… – Ну мне пора, – поднялся батюшка, оставив на тарелке груду костей. – И надо же было Антипке с утра напиться, теперь вот карабкайся сам на колокольню… – бормоча себе под нос и вытираясь от пота после чрезмерного обеда, досадовал он.

После обеда гости и хозяева отправились отдохнуть в залу.

– Пойдёмте погуляем в парке. Хочется свежим воздухом подышать, – предложила Лиза Мирону.

– С удовольствием, – ответил он, легко прикоснувшись к её руке.

Лишь только в парке Лиза вдруг обнаружила, что держит Мирона за руку. Весело засмеявшись, она вырвалась вперёд и побежала к поляне, где, шелестя листвой от дуновения лёгкого ветерка, возвышался одинокий дуб.

– Он такой старый! – крикнула она, стараясь обнять руками неохватное дерево. – Говорят, под ним ещё мой прадед любил посидеть…

Они неторопливо шагали по липовой аллее. Огромные по обеим сторонам деревья почти соединялись вверху своими кронами, защищая землю от палящих лучей солнца…

Мирон, выполняя своё обещание, увлечённо рассказывал девушке о своей жизни в столице, иногда замолкая, чтобы дать слово Лизе.

– Как интересно: история, география, геральдика, – задумчиво произнесла Лиза. – А меня гувернантка моя – француженка, кроме своего родного языка да игре на фортепиано, ничему обучить не могла. Она оказалась никудышной учительницей, но зато хорошей музыкантшей. Только благодаря церковному дьячку Епифану я и грамоте, и чтению научилась.

– Лиза, если вы пожелаете, я попрошу свою бывшую гувернантку Анну Петровну заняться вашим обучением – она грамотная женщина и хороший учитель, – предложил Мирон.

– Благодарю вас, Мирон. Я очень бы хотела продолжить своё обучение. Обязательно поговорю с батюшкой…

Со стороны церкви послышался сзывающий к обедне колокольный звон.

– Всё-таки залез отец Даниил на колокольню, – улыбнулся Мирон.

– Да-а, тяжко ему, однако, пришлось, – весело засмеялась Лиза. – Мирон! – вдруг внезапно оборвала она смех. – А что вы скажите о Гликерии Лачиновой?

– А почему это вас заинтересовало? – удивился он.

– Вчера на вечеринке подружка моя Софья Полянская рассказала, что кто-то по округе слух пустил, будто бы вы волочитесь за Гликерией, – наклонив голову, выжидательно взглянула Лиза на Мирона.

– Неужто вы поверили этим слухам? – криво усмехнулся Мирон.

– Если бы это было так, то мы бы не гуляли сейчас по парку, – слегка покраснев, улыбнулась Лиза.

– Я думаю, что госпожа Гликерия слишком самонадеянная девица, – попытался ответить на вопрос спутницы Мирон. – На той вечеринке я постарался объяснить ей, что не прилично хватать под руку молодого человека, не дававшего к этому повода, и тащить его, ровно своего ухажёра, к гостям.

– Да это похоже на некоторых местных барышень, в особенности Лачиновых, засидевшихся в девках, – кивнула головой Лиза.

– Честно говоря, мне и идти туда не хотелось – друзья уговорили. А после выходки Гликерии я почти сразу покинул это общество. Да и вообще, мне неприятен разговор об этих барышнях, – сморщив лоб, закончил тему Мирон.

– Извините меня, Мирон, за эти малоприятные для вас вопросы… А чтобы вы не подумали, что я обращаю на эти сплетни внимание, хочу предложить вам составить мне компанию в прогулке на лошадях.

– Когда вам будет угодно, я большой любитель верховой езды, – с готовностью ответил Мирон.

– Договорились… Я пошлю вам записку со слугой, где укажу время и место встречи…

Как быстро пролетало время, отведённое ему для отпуска, и как медленно тянулось ожидание новой встречи с девушкой, вошедшей в его беззаботную жизнь. Ему хотелось остановить время, которое неумолимо приближало день отъезда. Вот уже минула почти неделя, а обещанной весточки от Лизы так и не пришло. «Может, какие злые языки сделали своё дело, чтобы разлучить их в угоду Гликерии или какой другой барышни на выданье?» – мелькало в голове Мирона. Тягость ожидания угнетала его, он всё так же по утрам мчался на лихом жеребце по полям и рощам, купался в пруду, чаще стал встречаться с друзьями, но уже не было в этом ранешнего удовольствия, а только желание как-то скоротать время…

В одну из таких встреч, когда Мирон пригласил друзей к себе в поместье отобедать, Андрей, стараясь подобрать слова, осторожно, начав издалека, произнёс:

– Да, господа, всё-таки как хорошо, что нас связывает крепкая мужская дружба. Женщины меж собой не способны на такое, а с мужчинами так и вообще – ветрены… Сегодня один – завтра другой…

– Ты давай говори, как есть, – прервал его Мирон, видя, что Андрей хочет сказать что-то важное.

– Ну, в общем, так вот получается… – решительным тоном начал тот. – В аккурат вчерась взял я своих борзых по полям дичь погонять… Выскочил, значит, заяц и на побег – я за ним, а он бежит в сторону усадьбы Воронцовых, да и сиганул туда. Осадил я своих собак – куда в чужую вотчину лезть? Да только смотрю – на лужайке подле дома всё семейство Воронцовых собралось и гости с ними. Пригляделся я – кавалер какой-то около Лизы всё время крутится: то за ручку её возьмёт, то бокал с напитками протянет, а сам всё вокруг её увивается. С виду – чисто увалень. Интерес тут меня взял: что же это такое? Решил на хитрость пойти: пустил я собак вперёд, а сам за ними вдогонку и кричу: «Премного извиняюсь, господа, за зайцем погнался, а он к вам – и собаки за ним. Ну что с безмозглой животины возьмёшь? Извините уж, что вашему отдыху помехой получился». А дворецкому намекаю: помоги, мол, собак из усадьбы выгнать, чтобы господскому отдыху не мешать. Ну, а когда наедине-то с ним очутился, тут и расспросил обо всём… Так вот что я у него выпытал: гости эти аж с самой Москвы прибыли. Дворянин, знакомец Григория Воронцова по службе, со своим семейством приехали сына за Лизу сватать. А уж как Воронцовы их приветили!.. Здесь, без сомнения, шибко эти московские им по душе пришлись…

– Особливо Алевтине Николаевне; всем известно, что она для Лизы богатого жениха ищет, – вставил свои домыслы Герасим.

Мирон, помрачневший от сказанного, какое-то время сидел молча.

– Ну, что ж!.. – тяжело вздохнул он. – Видать, не судьба… Теперь мне понятно, почему Лиза так долго молчала. Извините, друзья, я бы сейчас хотел побыть один, давайте соберёмся денька через два-три.

– Ты, Мирон, шибко не переживай, всякое в жизни случается, – постарался успокоить друга Викентий.

– Время всё на свои места расставит, – добавил Андрей.

И друзья, не желая более досаждать Мирону, отправились по домам…

Серым утром для Мирона явилось начало следующего дня. Хотя на дворе ярко светило солнце – всё вдруг поблекло, словно тяжёлые, хмурые тучи растворились в ярких красках лета. Какая-то непонятная тоска грызла его душу, каким унылым и печальным представилось ему оставшееся время отпуска.

Мирон лежал в постели. Не желая вставать, он с тоской размышлял о своём будущем. «Нет! Уезжать надо, – сказал он самому себе. – Завтра же в Санкт-Петербург. Получу назначение и – к месту службы».

– Сударь, не соизволите встать, завтрак уже на столе, – осторожно постучал в дверь комнаты управляющий. – Софья Михайловна в беспокойстве: уж не захворали вы часом? На прогулку сегодня не выехали и в постели остаётесь более обычного, – немного приоткрыв дверь, учтиво осведомился он.

– Никифор, скажи матушке, что я здоров. Пусть не беспокоится – я сейчас буду к столу.

Выпив стакан чая и не притронувшись к закускам, Мирон вежливо откланялся, изъявив желание прогуляться по окрестностям.

– Сударь, не больны ли вы? Вы даже не соизволили чего-нибудь покушать, – с тревогой в голосе спросила Софья Михайловна.

– Я совершенно здоров, матушка. Просто мне наскучила жизнь в деревне, и я хотел бы как можно скорей отправиться к месту службы.

– Как к месту службы?! – удивился отец. – Неужели тебе не хочется провести ещё месяц в родном имении?

– Дело не в этом, поверьте мне. Я благодарен Богу, что мне выпала возможность посетить родные места. Но есть причина, почему я должен уехать…

Родители больше ни о чём не стали расспрашивать сына, поняв, что здесь что-то личное.

«Нужно попрощаться с друзьями», – запрыгивая в седло, про себя подумал Мирон и направился к дому Андрея.

«Нет… Сначала к Лизе, – возникла другая мысль. – Ведь не хорошо будет, уехать не попрощавшись».

Мирон осадил коня и поехал в сторону усадьбы Воронцовых…

– Госпожа на прогулке с господином Савелием Лукьяновичем Корсаковым, – доложил вышедший навстречу Мирону дворецкий, кивнув в сторону уходящей вдаль липовой аллее, по которой совсем недавно он гулял с Лизой, рассказывая о жизни в столице.

– Что-нибудь передать госпоже? – слегка наклонил голову Евстафий.

– Передай, что я завтра уезжаю и искренне желаю ей счастья.

Мирон развернул коня и, оставив в недоумении дворецкого, галопом направился к дому Андрея. Коротко попрощавшись с ошеломлённым его внезапным отъездом приятелем, Мирон велел кланяться Викентию и Герасиму. А также великодушно простить его за то, что не смог попрощаться лично с каждым…

– Харитон! – кликнул Мирон лакея, вбежав на крыльцо своего дома. – Помоги собрать вещи! – остановился он в раздумье, соображая, что необходимо взять с собой.

Софья Михайловна и Анна Петровна в растерянности наблюдали за сборами Мирона, так до конца и не осмыслив его решения спешно покинуть родительский дом. Ржание лошади и топот поспешающего человека на минуту оторвали его от сборов.

– Никифор! – обратился кто-то к управляющему. – Господин Мирон Васильевич дома?

– Да… Но они заняты сборами, – ответил Никифор. – Вещи с Харитоном собирают.

– Я на минутку, – постучал Евстафий в комнату Мирона. – Сударь, извините меня великодушно, что помешал вашим сборам. Но сегодня вы так неожиданно уехали, что я толком ничего не смог объяснить госпоже. Она, написав эту записку, попросила меня дождаться ответа, – протянул он Мирону вчетверо сложенный листок бумаги.

«Сударь, мне Евстафий передал ваши слова, из которых я поняла только то, что вы завтра уезжаете… – прочитал он первые строчки, написанные торопливой рукой Елизаветы. – Неужели мы расстанемся, даже не попрощавшись? Если вам так необходимо уехать, то, прошу вас, переложите на день свой отъезд. А завтра, если вы не изменили своему обещанию, прогуляемся на лошадях. Я буду ждать вас в полдень, недалеко от старой мельницы, у ручья. PS: передайте ваш ответ с Евстафием».

Мирон отослал своего лакея, взял перо и, немного подумав, написал, что обещание своё выполнит и будет в полдень в указанном Лизой месте…

На следующий день, сказав домашним, что хочет прогуляться, Мирон, запрыгнув в седло, выехал из усадьбы. Унылым, безразличным взглядом смотрел он на залитые солнцем берёзовые рощи, убегающую вдаль голубую речку, луга, пестреющие разнообразием полевых цветов – всё, что совсем недавно так радовало душу.

В пасмурном предчувствии последней встречи доехал он до старой мельницы, натужно скрипящей обветшалым водяным колесом. Невольно оторвавшись от грустных мыслей, он засмотрелся на потоки воды, вырывающиеся из плотины: «Сколько же её утекло через это старое колесо, скольких людей, перемалывая зерно, накормила хлебом эта деревенская мельница? И теперь, подобно изработавшемуся человеку, она заканчивает свой век, испуская тяжкие вздохи под напором воды…»

Проехав в сторону ручья, впадающего в реку, он ещё издали увидел сидящую на гнедом жеребце всадницу. В длинном, спускающемся по бокам лошади платье и широкополой шляпе она ничуть не уступала богато одетой, сверкающей бриллиантами королеве бала в поместье Воронцовых. С учащённо забившимся сердцем подъехал он к Лизе.

– Добрый день, сударыня, – стараясь скрыть волнение, как можно спокойней произнёс Мирон.

– Доброго здоровия, сударь, – виновато взглянув на Мирона, ответила Лиза. – Извините меня. Я… Я… не смогла пригласить вас раньше для прогулки, а вчера Евстафий передал мне, что вы завтра уезжаете, – не стараясь скрывать смущения, печальными глазами посмотрела она на Мирона. – Почему так вдруг?.. Не попрощавшись?

– Но… Сударыня, я подумал, что в обществе богатого кавалера из Москвы вы забыли обо мне, – подбирая слова, замешкался Мирон.

– Ах, вон вы про что… – опустив голову, ухмыльнулась краешком губ Лиза. – Да, вы правы. Приезжал к нам знакомец батюшки по военной службе с семьёй. Хотели посватать за меня своего сына… Да только отказала я ему.

– Как?! – изумлённо взглянул на неё Мирон. – А Андрей?.. Сватовство?.. Богатый дворянин?.. И дворецкий ваш: «Госпожа на прогулке с господином», – как его, не помню… – рассуждая и жестикулируя руками, пытался он найти ответ, отчего уверовал в то, что Лиза отдала предпочтение этому московскому дворянину.

– Богатый дворянин!.. – иронически усмехнулась Лиза. – Приехали выгодно пристроить своего сынка. Поначалу важные такие, как же – знатного дворянского рода… Да только лакей их спьяну пожалился Евстафию, что, похоже, барин промотал своё состояние – какой месяц прислуга жалования не видит. Матушка Савелия была очень удивлена и расстроена, когда я отказала их сыну, она была уверенна, что, наслушавшись их небылиц, я кинусь на шею этому несостоявшемуся пентюху. Когда же моя маменька спросила: «А какие капиталы за женихом?» – они, не ожидая такого вопроса, ещё больше запутались в своей лжи: «Да вот… Да, понимаете ли…», – замялись они и, поддакивая друг другу, стали рассказывать о своих важных предках, стараясь сменить тему разговора. Прожили они у нас почти неделю, а сегодня утром отправили их восвояси.

Мирон с застывшим лицом, часто хлопая ресницами, не мог сказать ни слова в ответ. До него ещё не дошла суть сказанного.

– Вон оно оказывается, как… – поднял он на неё глаза, в которых засверкали искорки радости. – Какой же я профан! – наконец-то разобравшись во всём, воскликнул Мирон.

«Если бы не сегодняшняя встреча, то они расстались бы навсегда», – молнией пронеслось в его прояснившейся голове.

– Ну вот, теперь вы всё знаете, – с облегчением сказала Лиза, посмотрев на Мирона подёрнутыми радостью глазами. – Вот и всё, что я хотела вам объяснить. А теперь не буду вас задерживать. Вам ведь ещё успеть собраться нужно? – лукаво улыбнулась она.

– Куда?! – вздёрнул плечами Мирон. – У меня ещё целый месяц впереди! И моё обещание составить вам компанию в прогулке на лошадях!.. Смотри, как наши лошади от нетерпения о землю копытами бьют.

– Ну что, тогда вперёд!.. – подстегнула Лиза своего жеребца, и тот, сорвавшись с места, галопом понёсся по залитому солнцем лугу, выбрасывая комья земли из-под копыт.

Конь Мирона поднялся на дыбы и, поняв намерение хозяина, пустился следом…

– Фу-у!.. Жарко!.. – выдохнула Лиза, проскакав под палящим солнцем добрых три версты. – Давай пройдёмся пешком, – повернулась она к Мирону, когда дорога пошла берегом реки.

Кивнув в знак согласия, Мирон спрыгнул на землю и, придержав лошадь Лизы, помог ей слезть с коня.

– Извините меня, что, не подумав, чуть не совершил того, что разлучило бы нас, может быть, навсегда, – виновато посмотрел он на неё.

– Не вини себя, Мирон, – вдруг перешла она на «ты». – Я тоже виновата, что не объяснила тебе всего раньше.

Они не спеша брели по утоптанной траве. Серая пелена от горестных мыслей незаметно сошла с глаз Мирона. И вновь заиграли красками берёзки, стоящие на берегу, убегающая вдаль гладь реки с отражённым в ней голубым небом и белыми облаками, луга с копнами запашистого сена. И вновь он почувствовал, как лёгкий ветерок доносит до него все окружающие запахи лета. Вскоре дорога повернула влево и запетляла между берёзовыми рощицами и зелёными лужайками. Проголодавшиеся лошади тянули головы к обочине, жадно хватая сочную зелень травы подступающих к дороге лугов.

– Ты знаешь, не понимаю я таких людей, как Корсаковы, – устремив взгляд вперёд, произнесла Лиза. – Они думают, что дворянский титул открывает для них все двери. А что сейчас дворянство без состояния? Любой богатый мещанин посмеётся над их напыщенностью.

– Конечно, осудительно, что они попытались скрыть правду о своём промотанном состоянии, – высказал своё мнение Мирон. – Но, как говорят, «бедность не грех».

– Но до греха доводит, – тут же добавила Лиза.

– Ты права, истину всё равно не скроешь, – улыбнулся Мирон. – Грешно утаивать правду для того, чтобы выгодно женить сына. Даже ради такой красивой и богатой невесты.

– Вот именно – выгодно женить, – вскинула Лиза враз порозовевшее от последних слов Мирона личико. – А хочет ли девушка этого? Узнав, что проситель её руки – лживый бессребреник.

Мирон на минуту задумался, после чего, глядя куда-то вдаль, произнёс:

– Многие, стремясь к богатству, забывают о душе и о том, что эти земные сокровища – источник греха. Да и с собой в могилу их не заберёшь.

– Что-то похожее мне часто говорил дьяк Епифан. На небе, говорит, богатства нужно собирать, а не на земле, – едва ухмыльнувшись, бросила Лиза. – Можно бесконечно рассуждать про это, когда живёшь в достатке, – глядя в глаза Мирону, серьёзным тоном продолжила она. – Но вот, к примеру: если не состояние твоего батюшки – смог бы ты получить такое хорошее образование? Уверена, что ты сейчас бы батрачил на кого-то или, скорей всего, попал в рекруты и пожизненно тянул солдатскую лямку.