Пятьдесят оттенков хаки

– Незачем им встречаться: Миша считает, что отец уехал.

– То-то я смотрю, твой на балконе прячется.

– Он давно уже не мой! – запротестовала Маша. – А по поводу очередного звания для Сереги – пустые хлопоты. Дмитрий не поможет – к его мнению давно никто не прислушивается.

Сын был откровенно огорчен и отказывался понять, почему его лишили торта. Маша распотрошила заначку и откупилась конфетами.

– Почему не сделал работу над ошибками, милый друг?

– Забыл, – вздохнув, схитрил Михаил.

– Тогда вперед! – мать щелкнула его по носу и заглянула в дневник. – Когда напишешь, покажешь тетрадь, потом перескажешь параграф по географии. Кстати, почему ты разговаривал на русском языке? Учительница целый трактат по этому поводу написала.

– А на каком языке мне говорить? Не на китайском же.

– Не умничай, – не сумела спрятать улыбку женщина. – На уроках нужно делом заниматься.

– Пусть научится правильно писать замечания, – не растерялся Миша. – А то придет с одним накрашенным глазом, даст задание, а потом красится дальше. Это правильно?

– Не твоего ума дело! Иди и изучай материки. Жду.

Не прошло и десяти минут, как сын вернулся.

– Спрашивай, – он прислонился к косяку, но искал повод сменить тему разговора. – Ма, а чего это у тебя «во лбу звезда горит»?

– Получила нагоняй за плохую работу. Мой дорогой, не увиливай и не филонь. Итак, сколько и какие у нас материки?

– Ма, ты только меня не сбивай, – попросил он, переводя взгляд в потолок. – Большую часть планеты занимает не суша, а вода…

Его монотонная речь отвлекла Машу. Она воссоздала в памяти разговор с Тополевским в музее и пришла к выводу, что полковник ничего не знает о художествах супруги. Сын замолчал.

– И всего-то? Маловато будет.

– А материков только шесть. Там о них всего пол-листа написано. Я не Пушкин, чтобы сочинить больше.

– Ты – говорун и негодник, – обиделась мать. – Возьми географическую энциклопедию и изучи раздел «Материки».

– Это еще зачем? – возмутился Миша. – Меня в прошлый раз вызывали. Пока теперь очередь дойдет, – попытался возразить он, но, видя непреклонность матери, вздохнул. – Вот так всегда: все учебник, а я энциклопедию. И зачем только бабушка мне их надарила!

Во входную дверь позвонили. Маша напряглась и посмотрела на сына. Тот обрадовано потер руки:

– К сожалению, ничего не получится. К нам гости.

– Миш, наверное, меня на работу вызывают. Скажи через дверь, что я еще не вернулась, – испугалась мать.

Ма, – через мгновение сообщил сын, – к тебе Юлия Викторовна с тортом, – спрятав под мышку учебник, он шмыгнул в спальню.

– Не помешала? – гостья пропустила вперед незнакомку. – Я не одна. Мы звонили, но не сумели…

– Телефон не работает, – солгала Маша и поймала недоуменный взгляд Юлии на выдернутом разъеме. – Проходите, будем пить чай.

– Моя питерская гостья, психолог, Мэри, – представила Юлия. – Она шведка, но замужем за русским. Можно мы у вас погостим?

– Запросто, – Маша широким жестом пригласила их в комнату. – Добро пожаловать. Располагайтесь, а я поставлю чайник, – она заглянула к сыну. – Михаил, займи пока дам.

Тот вразвалочку вышел к женщинам. Мэри подозвала его.

– Давайте знакомиться, – с милым акцентом она протянула руку и встала. – Меня зовут Мэри.

– Михаил, – сразу стал серьезным и подтянулся тот.

Юлия тем временем заглянула к хозяйке.

– Марья Андреевна, у вас все в порядке?

– Конечно, – весело улыбнулась та, пряча глаза.

– В нашем городе секреты быстро становятся достоянием гласности. Одна знакомая на хвосте принесла дурные вести, – женщина подошла и обняла Машу. – Вам хотят сделать плохо и больно. Даже к местной колдунье возили ваш портрет, чтобы порчу навести, – она наклонилась и шепнула. – Информация из первых уст: ко мне на курсы массажистов ходит ваша соседка, Петухова.

– Она сплетница, – вздохнула Маша.

– А с недавних пор и лучшая подруга Алины Тополевской.

– Этого мне только не хватало!

– Да, вас не оставят в покое. Может, Мэри удастся вам помочь? Она практически моя коллега. Не врач, но профессиональный психолог, дочь известного профессора. Пообщайтесь с ней, а я пока поболтаю с Мишкой. Идет?

Алина не теряла времени даром. В мыслях о том, как избавиться от соперницы, она потеряла сон и покой. Своими сомнениями женщина поделилась с Адой и нашла в ее лице пламенную сторонницу. Вдова развила бурную деятельность по восстановлению социальной справедливости. «Не хватало, чтобы в наш круг просочились разночинцы! Мы десятилетиями вели мужей к вершинам, а какая-то выскочка хочет получить все сразу? Не выйдет! – негодовала Митрофанова. – Каждый должен знать свое место! Подумаешь, звезда! Надо сделать все, чтобы эта вещунья и думать не смела, что стала нам ровней! Сделаем так, чтобы под ней земля горела. Каждый сверчок должен знать свой шесток!»

Пригласив Алину на беседу, Ада посвятила ее в план мести. Гостья чувствовала себя неуверенно и робко жалась на краешке дивана с бокалом вина в руках, не замечая фруктов, пирожных и конфет. Нервно сделав глоток, она вздрогнула:

– А если не придет?

– Куда он денется! – хозяйка вальяжно откинулась в кресле и забросила нога за ногу. – Теперь мы ему нужнее. Так что прибежит как миленький, – криво усмехнулась она.

– А вдруг откажется помогать?

– Откажется – не видать ему очередного звания, как своих ушей, – она замолчала, наслаждаясь послевкусием коньяка, положила в рот дольку лимона и поучительно подняла вверх палец. – Кто он теперь? Бывший муж. А это значит, перспектива карьерного роста – ноль. Если Дмитрий станет нашим сторонником и примется активно гадить твоей сопернице, – при этих словах Алину передернуло, – твоей сопернице, – видя реакцию гостьи, с удовольствием повторила Митрофанова, – мы пообещаем этому дурачку третью звезду на погоны. Хотя, если честно, ему и его двух многовато.

– Локтев не даст ему полковника, – заверила Алина.

– И правильно, – Ада снисходительно хмыкнула. – Только какой с нас спрос? – хитро прищурилась она, рассматривая на свет содержимое бокала. – Дело Дмитрия – превратить жизнь нашей дивы в ад. Дебоши, пьянки, драки, гости – это его обычный стиль жизни. Вот и пусть буянит в собственной квартире. По полной! Тогда твоя соперница, – вдова явно смаковала это слово, – без нашего вмешательства соберет манатки и рванет из города, куда глаза глядят. Помянешь мое слово – о переводе молить будет, как о благе, – Ада просто наслаждалась своей властью над приятельницей. Щелкнув пальцами, она встала и выглянула в окно. – Митя в любом случае останется в выигрыше: звание ему, конечно, не обломится, но квартира-то останется, – она открыла форточку. – Кстати, вопрос по ее сыну тоже решен – Мишку подсадят «на клей». Решено.

– Что? – не поняла Алина.

– Научат нюхать клей, – цинично пояснила хозяйка. – Вот тогда мамочка взвоет так, что вся округа содрогнется. А если и это ее не урезонит, призовем на помощь местную знахарку. У меня все схвачено. Осталось только фото этой зазнобы раздобыть. Но и это уже не вопрос: Петухова тут как тут. Так что изведем в два счета. Нет человека – нет проблемы. И сына отправим следом.

– А это не опасно? – насторожилась гостья.

– Опасно, – зло бросила Митрофанова и пересела ближе. – На войне как на войне! Или мы отказываемся от мести?

Алина опустила глаза и быстро встала.

– Ты это куда? – нахмурила брови Ада. – Либо мы вместе, либо…

– Зябко, я только шаль возьму.

– Главное – не занимайся самодеятельностью и делай, что тебе говорят! – приказала ей вслед вдова, закрывая форточку. – Ну, что я говорила?! Бежит, – Ада заметила на противоположной стороне улицы спешащего к ним Дмитрия. – А ты сомневалась!

Проводив Юлию и Мэри, Маша заперла дверь и заглянула в комнату к сыну – тот безмятежно спал. Она присела рядом, поправила одеяло, взяла его ладонь в свою руку и шепотом попросила: «Пожалуйста, расти скорее». Мальчик что-то шепнул в ответ и перевернулся на другой бок. Мать, пряча слезы, уткнулась лицом в его подушку.

Юлия и Мэри домой не торопились. Первая пользовалась редкой возможностью просто прогуляться, отрешаясь от работы и домашней толчеи. Другая и вовсе была вдалеке от семьи. Гуляя по ночному городу, они вспоминали недавний разговор.

– Я очень хочу помочь Маше, – призналась Юля. – И не только как врач пациенту, прежде всего, как женщина женщине.

– Вся эта карусель – не ее проблема, – немного коверкая слова, вздохнула гостья. – Разве ее вина, что она кому-то нравится? Мне она тоже понравилась. Открытая, приятная, добрая. В том мужчине она видит хорошего друга и не строит этих… как его… планоф. А жена Андрэ ведет себя ошень непрафильно. Она отталкивает мужа, озляет.

– Озлобляет, – поправила подруга. – И таким агрессивным поведением только приближает разрыв. Я ей каждый день говорю об этом, но все зря. Ее кто-то все время сбивает, не помогает, а наоборот, намеренно настраивает против мужа.

– Они своего добьются, – вздохнула Мэри. – Если Алину и дальше будут на-стра-и-фать, – по слогам произнесла она, – муж точно уйдет. Ей нужно менять модель поведения.

– Кто бы спорил. Но она и слушать ничего не желает. Парадокс, – удивилась Юля. – Они сами толкают эту пару в объятия друг друга.

– Кто эти «они»? – уточнила шведка.

– Все, кому не лень. Жены руководства, в первую очередь.

– Зачем? Копаться в чушом белье нехорошо.

– У нас так принято. Любят судачить о других.

– Глупо. Своих дел по горлу…

– По горло. Особенности национальных отношений.

– Никак не могу привыкнуть. Странные все ше у вас шенщины.

– И мужчины тоже. Они не остаются в стороне от сплетен. Любят давать ценные указания. Особенно руководство, пользуясь служебным положением и неограниченной властью.

– Но это ше вмешательство в частную шизнь, – напомнила гостья. – Нарушение праф человека! Прозрачной воды статья!

– Чистой воды, – рассмеялась подруга. – Такие статьи в законодательстве нашей страны просто не работают. У государства слишком много глобальных проблем, чтобы защищать личную жизнь граждан. Она для власть предержащих не является ценностью.

Следующий день стал для Маши не самым радостным. С раннего утра она не находила себе места. Сначала разболелась голова, позже появилось какое-то странное предчувствие. Вдобавок все валилось из рук. Любовь Евгеньевна пыталась отвлечь ее от горьких мыслей, но тщетно. Журналистка прочно отгородилась невидимой стеной, отмалчивалась и не шла на контакт. Ей не хотелось никого пускать на закрытую от посторонних глаз территорию личной жизни. К чему посвящать людей в свои страхи и предубеждения?

Поднявшись на свой этаж, Маша привычным движением вставила ключ в дверной замок и легонько толкнула дверь. На удивление, та почему-то не поддалась. Она прислушалась – внутри квартиры звучали громкая музыка и пьяные голоса. Позвонив, женщина узнала торопливое шлепанье босых ног сына и улыбнулась. По ту сторону двери раздался звук глухого удара. Миша вскрикнул, Дмитрий, едва ворочая языком, потребовал:

– Марш в свою комнату, щенок!

Едва сдерживая слезы, мальчик взмолился:

– Пусти маму!

Пьяный папаша схватил его за шиворот и поволок в спальню. Швырнув ребенка на пол, Митя бесцеремонно закрыл дверь. Сын вскочил и рванул ручку на себя. Мужчина оглянулся, размахнулся, снова ударил его, уже по лицу. Из разбитого детского носа хлынула кровь. Растирая ее, подросток в приступе гнева выкрикнул:

– Я тебя ненавижу!

– Чхал я на твою ненависть и твою мамашу, – довольно ухмыльнулся отец и выставил кулак прямо в лицо сыну.

Тот не растерялся и укусил его. Дмитрий взвыл от боли, из кухни показались пьяные рожи собутыльников. Видя картину семейной ссоры, они развязно захохотали. Маша принялась отчаянно звонить и стучать в дверь. Из приоткрытой щели соседней квартиры появилась голова Петуховой: «Веселенькая семейка! Устроили тут концерт по заявкам. И не стыдно?!» Маша не посчитала нужным комментировать, продолжая звонить и стучать. Наконец, щелкнула кнопка предохранителя, и в проеме возникла нечесаная голова мужа.

– Чего надо? – нагло перекрыл вход он. – Свободна.

Дмитрий хотел захлопнуть дверь, но Маша успела вставить ногу. Оттолкнув его, она ворвалась в квартиру.

– Опа! – растерялся один из собутыльников, узнав ее.

– А говорил – в отпуске! – исчез в кухне другой.

В коридор выбежал сын с окровавленным лицом:

– Мамочка! Не бойся, я с тобой!

– Без соплей, – оттолкнул его Митя. – Брысь отсюда!

– Не смей! – прошипела Маша и двинулась на бывшего мужа. – Только прикоснись! – сквозь зубы прошептала она, хватая стул.

Не ожидая от нее подобной прыти, Дмитрий отшатнулся и попятился. За спиной разъяренной хозяйки проскочила нетрезвая парочка и, на ходу хватая одежду, скрылась в подъезде. Оставшись один, Митя ретировался в ванную. Маша потащила сына в кухню и стала смывать с его лица кровь. Вдруг глаза парня расширились от ужаса. Маша оглянулась – у входа, помахивая ремнем, стоял разъяренный папаша.

– Жалуешься? – цинично уточнил он.

– Вон! – в отчаянии взорвалась Маша. – Сейчас же убирайся!

– Мой дом, что хочу, то и ворочу! Это муж я бывший, а жилец – постоянный, – он оттолкнул Машу.

Она потеряла равновесие и оступилась. Сын заплакал. Падая, Маша заметила нож, торчащий из банки с тушенкой. Не растерявшись, она схватила его и двинулась на обидчика.

– Ты это чего удумала? – мигом протрезвел дебошир и, криво улыбаясь, стал отступать. – Положи нож на место, дура! Слышишь, что тебе говорят? – по его лицу неприятно стекали капли пота. – Я был неправ, – пошел на попятную он. – Ты только не нервничай и просто положи нож, а я сейчас оденусь и уйду. А вернусь, когда вы уже уснете.

– Появишься – сильно пожалеешь, – ультимативно заявила Маша, крепче сжимая нож. – Мне больше терять нечего, – в глазах женщины сверкнула откровенная ненависть.

– Понял, не дурак, – уловив угрозу, обмяк Дмитрий. – Как скажешь. Могу и не возвращаться. Только где мне жить? – спешно одевался он, не скрывая тряской дрожи.

– Там, где жил до этого! Это лучше, чем могильная плита.

– Брось нож, истеричка! – трусливо завопил скандалист, хватая в охапку вещи и пятясь к двери.

– Ключи! – потребовала в ответ Маша.

Трясущимися руками Митя беспрекословно бросил к ее ногам связку и жалобно заскулил.

– Верни хоть ключи от сейфа и кабинета. И печать! И все мои вещи! – осмелев, вошел во вкус он. – У меня нет даже подушки.

– Ты уже вынес все, даже шторы пропил, – напомнила Маша, снимая ключи от квартиры. – А свою старую шинель и рваные сапоги получишь в обмен на костюм украденной тобой химзащиты. Ясно? – швырнув в него остаток связки, она выставила за дверь дипломат и обувь, предупредив напоследок. – И учти, больше я терпеть не собираюсь!

Притворив дверь, обессилевшая женщина прислонилась к стене, прислушалась и лишь после того, как убедилась, что Дмитрий спускается, села прямо на пол. Слез не было, только в груди щемила безграничная пустота. Подошел Миша, забрал нож, унес его в кухню, вернулся, сел рядом и прислонился к материнскому плечу.

– Мамочка, иди, полежи, ты устала, – тихо попросил он, растирая слезы. – Я сам приберусь и приготовлю ужин.

Маша обняла сына и взяла в ладони его лицо:

– Прости меня, дружок, что получилось так некрасиво. Ты больше никого и ничего не бойся. Он уже никогда не вернется. Знай: я никому не дам тебя в обиду.

Сын слушал и кивал, а слезы текли все сильнее и сильнее…

Утром Маша оделась первой и уже собралась выходить, как в дверь позвонили. На лестничной площадке стояла испуганная соседка. Светлана безмолвно опустила глаза вниз – на входном коврике лежал внушительных размеров череп крупного животного.

– Видимо, тебе «подарочек», – мрачно сообщила она шепотом. – Даже догадываюсь, от кого: в одном детском саду работаем.

Маша нагнулась, чтобы все убрать, но соседка остановила ее:

– Любаша рекомендует голыми руками не прикасаться. Возьми через бумагу да придержи Мишку, чтобы не испугался.

Маша спешно завернула в газеты череп и хотела вернуться.

– Только не вноси в дом! Выбрось сразу в мусорный бак!

Поздним вечером того же дня неприятная история нашла продолжение: шел десятый час вечера, а сын так и не вернулся из школы. Маша не могла найти себе места, переходя от окна к окну, и стала поочередно звонить его одноклассникам. Но те уже спали.

В подъезде послышался шум. Маша выглянула на площадку. Откуда-то снизу донесся веселый смех – прощались гости, хозяева приглашали их снова. Руки Маши дрожали от беспомощности. Она надела пальто и выбежала на улицу. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам. Испуганная мать оглянулась, не зная, в какую сторону идти, и свернула за угол. Через какое-то время с другой стороны дома появился высокий парень. За шиворот он держал Мишу, ноги которого заплетались. Открыв дверь подъезда, молодой человек бросил туда беспомощного подростка и убежал.

Маша кружила по окрестным дворам, в надежде оглядываясь на окна своей квартиры. Убедившись, что света в них нет, она продолжала поиски. Было уже за полночь, когда по дороге с воем пронеслась машина скорой помощи. Журналистка на мгновение замерла в догадке и бросилась к ближайшей телефонной будке. Оборванный провод сиротливо качался на ветру. Маша растерла слезы и поспешила домой. Возле квартиры полулежал сын. Мать окликнула – он не шелохнулся. Маша потрясла его за плечи – тело сползло еще ниже. Она взяла в руки голову Михаила и заглянула в глаза – бессмысленный взгляд, зрачки расширены, губы бледны. В лицо неприятно пахнуло клеем. Увидев, что из кармана торчит тюбик «Момента», женщина втащила обмякшее тело в дом, раздела и уложила на диван. Мальчишка ни на что не реагировал, дышал шумно и прерывисто. Мать трясущимися от страха руками открыла аптечку и достала нашатырь. Сделав вдох, Миша отшатнулся и неуклюже улыбнулся. Зазвонил телефон.

Маша опрометью бросилась к аппарату и схватила трубку. «Ну и как тебе наш подарочек? – раздался зловещий шепот. – И это только начало. А теперь держись и пеняй только на себя». Короткие гудки отдавались в висках тревожным набатом. Журналистка прислонилась к стене, сползла вниз, склонила голову к коленям и горько заплакала. В бессилии она сжала кулаки, кусая в кровь губы, чтобы не завыть в полный голос. Встав на колени, она через стекло посмотрела на звездное небо и отяжелевшим языком тихо прошептала: «Господи, пожалуйста, помоги мне, грешной, и сыну моему невинному!»

На следующее утро очередную экскурсию в музее Маша провела «на автопилоте». Проводив гостей в командирскую приемную, она не стала там задерживаться и вернулась. В одном из залов раздавались чьи-то шаги. Маша насторожилась и заглянула. Это был Тополевский.

– Вам не стоило здесь появляться, – упрекнула женщина.

Андрей подошел вплотную и поздоровался. Маша кивнула.

– Локтев уверяет, что вы отказываетесь работать в составе пресс-группы и просите перевод на другой космодром. Это правда?

Маша в бессилии опустилась на стул. Если командир решился на откровенную ложь, дела ее совсем плохи.

– Раз говорит, так оно и есть.

– Вас пытаются выжить? С вами кто-то сводит счеты? – полковник присел рядом.

– Сюда могут войти, – она отодвинулась.

– У вас удивительная способность уходить от ответа, – посетовал Андрей. – Мария Андреевна, я ведь с вами сейчас разговариваю.

Маша выразительно посмотрела на собеседника и горько вздохнула.

– Андрей Васильевич, вы так ни о чем и не догадываетесь?

– Пользуясь догадками, я вряд ли сумею вам помочь.

– А мне никто уже не может помочь! Тем более вы.

– Не стоит говорить загадками, – Тополевский вернулся к двери и закрыл ее на ключ. – Надеюсь, теперь вы не будете все время оглядываться. Объясните, наконец, что происходит?

– А разве что-нибудь происходит?! Вы работаете, я работаю, при этом мы часто пересекаемся. А космодром гудит о нашем романе.

– Так уж и гудит? – усомнился полковник.

– Да, – Маша с силой оттолкнула его руку. – Вы за своей работой ничего не замечаете! А мне все до чертиков надоело! То, что Локтев запрещает подходить к вам ближе, чем на сто метров, то, что меня преследуют ваша жена и вдова генерала, то, что происходит с моим сыном… – скрывая слезы, она отвернулась.

Андрей взял лицо женщины в свои ладони, она опустила глаза.

– Это случилось еще до нашей встречи в Москве?

– Многое – да.

– Тогда почему вы молчали? Не понимаю! Я действительно не в курсе досужих разговоров.

– А я действительно хочу уехать на край света!

Взгляды их встретились. Тополевский улыбнулся:

– Решили капитулировать? Дать недругам повод для торжества? Это не по-бойцовски.

– А я – не боец, я женщина.

– И какая женщина! Сильная, умная, красивая, добрая, – Андрей нежно смахнул ее слезы и решительно прижал к себе, – и главное: смелая. Вы никуда не уедете, ведь так?

– Уеду, – расплакалась она.

– Устали бороться?

– А с какой стати я должна бороться в мирное время? – Маша пришла в себя, сняла с плеч руки Тополевского, сделала шаг назад. – Почему добро должно быть с кулаками? Уеду, и эти никчемные тайны мадридского двора уйдут в небытие.

– Ой, ли? – изумился полковник. – От кого вы сейчас пытаетесь убежать? От себя спрятаться еще никому не удавалось.

– Тем не менее, вдали от вас у меня будет меньше проблем, – женщина вдруг отгородилась от него невидимой стеной.

– Вы сами-то в это верите? Только не стоит играть в молчанку, мы с вами вышли из этого возраста, – в его голосе скользнули нотки раздражения. – Вы действительно хотите, чтобы мы больше никогда не встретились? Не прячьте взгляд – тяжело говорить с пустотой.

– А что вы хотите услышать? – то ли с вызовом, то ли с надеждой уточнила собеседница.

– Правду. Только правду.

Маша вздохнула и едва слышно выдавила: «Да».

– Да «да» или да «нет»?

– Я хочу уехать, – упрямо повторила она, хотя ей хотелось выкрикнуть, что она этого совершенно не хочет.

– Вы искренне этого хотите? Или все же лукавите? – удивленно уточнил Андрей, читая в глазах собеседницы совершенно другой ответ. – Я ничего не понимаю, – в сердцах он сделал шаг назад и направился к двери. – Жаль, а мне показалось…

– Вам показалось, – резко бросила ему вслед Маша.

– Будь по-вашему, – с горечью согласился Тополевский. – Только я уверен, что вы чего-то не договариваете. Я теряюсь в догадках, какие слова могли бы вас убедить.

Когда дверь за ним закрылась, Маша печально посмотрела на свое отражение в витражах и, скривив губы, повторила: «Какие слова? Какие слова?» – она присела на стул и сжала виски. «Самые простые. Скажи только, как ты ко мне относишься?! – она снова расплакалась. – Вот только жалость мне не нужна! – всхлипнула женщина, не в состоянии сдержать слезы. Тушь попала в глаза. Она заплакала с новой силой. – И любовь мне тоже не нужна! Я устала. Я хочу жить спокойно», – стала уговаривать она себя. Плечи Маши печально вздрагивали. Ей было ужасно жаль себя.

Дома Маша села напротив сына и пристально посмотрела ему в глаза. Такой прием на него действовал лучше любой морали. Миша виновато вздохнул и взял ее за руку: «Ма, ты не волнуйся, больше меня не заставят. Мне это ужасно не понравилось. Просто они были сильнее. Но и я теперь ученый – справлюсь».

Андрей поставил пакет с продуктами на входной коврик и вставил ключ в замок. Дверь только приоткрылась – изнутри она была заперта на цепочку. Он прислушался и позвонил. В щелке появился недовольный глаз Алины. Она ехидно заверила:

– А тебя здесь никто не ждет! Чего приперся?

– Аля, не устраивай глупых сцен. Соседи услышат.

– Пусть слышат.

– Они уже отдыхают.

– Вот именно. Один ты работаешь! Все больше на невидимом фронте. Все люди как люди – спешат домой, только ты вкалываешь допоздна. Тебя ведь домой не тянет!

– За столько лет ты так ничего и не поняла, – с горечью заметил он, устало прислонившись к стене.

– А мне по барабану! Ты обязан о нас заботиться.

– А ты?

– А я тебе ничем не обязана. Скажи спасибо, что не выставила твои вещи. Мне надоели твои художества. Уходишь рано, приходишь поздно. Зачем тебе дом? Ночуй на работе или у этой своей…

Андрей не стал отвечать. Жена попыталась выглянуть в щель, но у нее не хватало обзора. Она прислушалась и тихо позвала.

– Эй! Ты где?

Тополевский не отозвался и присел на ступеньку.

– Ах, так, – Алина распахнула дверь и визгливо крикнула вниз: – Ушел? Ну и катись! – она выглянула, чтобы добавить еще что-то обидное и встретилась взглядом с мужем. – То-то! Все вы такие! – торжествующе заявила она. – Что, страшно остаться без семьи?

Муж молча отстранил ее и вошел в квартиру.