Пятьдесят оттенков хаки

Их с женой отдаление случилось не вдруг и, словно капля камень, небезуспешно точило семейную жизнь добрый десяток лет. Была ли виной тому его работа, сказать сложно. Тополевский действительно был из тех, кого называют трудоголиком. Но о родственниках он пекся также неистово, как о деле. И, положи эти две составляющие на чашу весов, неизвестно, какая бы взяла верх. Семья и особенно сыновья лидировали в длинном перечне его жизненных ценностей. Отцовство и вовсе было призванием. Сложно представить родителей более высокой пробы. Конечно, Андрей не мыслил себя без любимой работы, но она всегда лишь дополняла полноту его желаний и активную жизненную позицию. С высоты прожитых лет он впервые задумался над тем, что если и испытывал недостаток, то, пожалуй, в ответном чувстве.

Озарение первой любви посетило его только в стенах военного училища, закрытая система которого долго ограничивала общение курсантов с внешним миром. Знакомиться с девушками им было негде. Тополевский не испытывал по этому поводу никакого дискомфорта. К успехам в учебе и спорте добавились первые научные победы, и Андрей засел за учебники. Миновал первый курс, и во вторую весну он позволил затащить себя на танцы, где вместе с подругой случайно оказалась Алина.

Накануне лодка любовных отношений девушки разбилась о скалу незыблемых национальных устоев. Поскольку ее парень был типичным представителем одной из южных республик, его родители в силу многовековых традиций в качестве жены сына видели только уроженку тех мест. Во избежание непослушания молодому человеку срочно подыскали новый техникум и, не считаясь с его желаниями, перевезли поближе к дому. Работница местного почтового отделения за щедрое вознаграждение очень старалась, чтобы ни одно из отправленных и адресованных ему писем не дошло по назначению. В разлуке пылкие чувства юноши быстро сошли на «нет». Вскоре от однокурсников стало известно о женитьбе коварного искусителя. Разбитое сердце Алины теперь заботило только ее мать и верную подругу, жених которой носил курсантские погоны. Чтобы поскорее забыть изменщика, барышня отправилась в клуб военного училища, где и встретила Андрея.

Доброта и надежность Тополевского не могли не привлечь внимания. Прозорливая подруга, жених которой дал самую лестную характеристику своему приятелю, первой рассмотрела в Андрее замечательного мужа и посоветовала Алине пошире открыть глаза и обратить на перспективного парня особое внимание. Вскоре девушка позабыла былого возлюбленного и увлеклась Тополевским, который проявил себя умным собеседником, поражающим глубиной суждений и прекрасным чувством юмора. По сути, выбора не было ни у того, ни у другой. Познавшая предательство Алина оказалась единственной знакомой нецелованного курсанта. К своей радости, из случайной партнерши по танцам она сначала превратилась в первое увлечение, потом стала любимой девушкой, а чуть позже и женой Андрея.

Тополевскому легко удавалось совмещать семью, учебу и спорт. А Алина зациклилась на готовке, уборке и распашонках. Водоворот семейной жизни, раннее материнство и новый круг обязанностей быстро погасили в ней искры былого оптимизма. Растеряв в пылу забот подруг и друзей, она испытывала явный дефицит общения, поскольку с детства привыкла лидировать в больших и шумных компаниях. Уверенности в себе не добавила и строгая иерархия гарнизонных жен. Алине пришлась не по нраву подобная дискриминация, но супруге лейтенанта оказалось не под силу внести изменения в годами отшлифованный статус. Навыки и таланты значения не имели. Рассчитывать на приличное место могли только жены, дети, любовницы или хорошие знакомые обладателей больших звезд на погонах. Вместо работы по специальности Алине пришлось не один год мыть горшки за чужими детьми: только труд нянечки позволял пристроить в ясли собственного ребенка. Такое положение дел породило полную неудовлетворенность собой и окружающим миром.

Андрей, личность незаурядная и творческая, не в пример жене был быстро замечен командованием и успешно продвигался по служебной лестнице. При этом у него хватало сил, времени и желания заниматься семьей. Он охотно помогал жене, щедро осыпая ее подарками, окружил детей любовью и заботой, развивая умственно и физически. Мальчишки платили ему той же монетой, ходили за отцом, как привязанные, с нетерпением ожидая его возвращения со службы как праздника.

Любая женщина радовалась бы подобной расстановке сил, но Алину постепенно стало раздражать в муже абсолютно все. Ее угнетали семейная жизнь, быт и отсутствие собственной значимости. При этом она не утруждала себя анализом, чем все это обусловлено и можно ли изменить подобный ход развития событий. Более прочего ей досаждала неспособность управлять мужем. Андрей не вписывался в общие каноны, так и не став ее собственностью. Роль его руководящей и направляющей силы Алине явно не задалась. Она стала стремительно отдаляться от супруга. Ко всему прочему, чем прочнее становилось положение Тополевского, тем охотнее вокруг его жены появлялись сомнительные советчицы и вездесущие дельцы. Нет, о разводе она не помышляла, просто поставила собственные амбиции выше тех ценностей, носителем которых был муж, пустив, таким образом, совместную жизнь под откос…

В номере по соседству сработал будильник. Андрей посмотрел на часы: до завтрака иностранцев оставалось чуть больше часа. Он размял затекшую шею и выглянул в окно. Светало. Вместе со стуком в комнату заглянул Матвеев:

– Андрей Васильевич, можно войти?

– Уже вошел, – констатировал сам факт Тополевский.

– Доброе утро.

– Давно не виделись, – вместо ответа улыбнулся Андрей и протянул руку для приветствия. – Что так рано? Дома все в порядке?

– Да, как сказать, – увильнул от ответа Виктор.

– Скажи, как есть. Жене не нравятся твои ночные бдения?

– Если бы только это, – Матвеев нахмурился и сел напротив. И тут его прорвало. – Ее раздражает абсолютно все. Отсутствие меня и мое присутствие, недостаток денег, мой ненормированный рабочий день. Я мало занимаюсь с детьми, не помогаю по дому, не стою в очередях.

– Стандартный набор претензий. Ей бы в генеральши, когда подчиненные мужа решают любые проблемы. Но в обозримом будущем этого не предвидится, – усмехнулся Тополевский. – Как насчет чая?

– Не откажусь, – согласился Виктор и растерянно вздохнул. – Вот только никак не пойму, откуда это в ней вдруг проявилось?

– Старина, поверь моему горькому опыту – не вдруг.

Матвеев с удивлением посмотрел на шефа:

– Да у вас-то, вроде, все в полном порядке.

– Глубокое заблуждение, хотя, видит бог, я стараюсь делать все возможное, чтобы у домашних было как можно меньше проблем, – он включил чайник. – Но, чем больше стараюсь, тем выше становятся запросы жены. Для себя я это назвал «синдромом золотой рыбки».

– «Не хочу быть простою крестьянкой, а хочу быть столбовою дворянкой», – обреченно процитировал Матвеев.

– Вот именно: хочу, хочу, хочу…

– Точно! – не удержался Виктор. – Главные слова – «я» и «хочу»!

– Это конец! – заключил шеф.

И было неясно, кого из них двоих он имел ввиду. Андрей поискал заварку. Какое-то время сидели молча. Каждый думал о своих проблемах. Пока пили чай, Матвеев попытался возобновить разговор.

– И давно это у вас, Василич?

– Первая серьезная трещина в наших отношениях, думаю, появилась в беременность Вадькой. Сначала она не хотела рожать, потом уставала от бессонных ночей и пеленок-распашонок. Затем наслоились переезд в нашу скромную двушку моей сестры с ее маленьким сыном, школьная жизнь Деньки и вечные болячки пацанов. Жена нервничала. Она не могла уделять достаточного внимания своей внешности, а нравиться мужикам ей хотелось всегда.

– А у кого иначе? Через это все проходят.

– Но не все выдерживают – ломаются, – подытожил Тополевский. – А когда со временем в доме появился определенный достаток, Алина посчитала его исключительно своей заслугой. И чем больше мне приходилось трудиться, чтобы обеспечивать достойное существование семьи, тем дальше жена от меня отдалялась.

– Выходит, женщинам не под силу испытание достатком? – Матвеев и сам не поверил своему предположению.

Андрей задумался и какое-то время подбирал слова:

– Почувствовав себя «столбовой дворянкой», она попыталась руководить мной, моими подчиненными и даже всем космодромом. Она уверилась в своей исключительности и за моей спиной смело обещала нужным ей людям новые должности и особые привилегии. А я сам был нужен ей в качестве золотой рыбки, исполняющей все желания, а лучше того – и вовсе «прислужника», желательно с тугим кошельком.

– И как долго это может продолжаться? Или еще есть ша…

– Думаю, шансов уже нет. Больше терпеть не имеет смысла!

Виктор внимательно посмотрел на шефа.

– Не понял, – смущенно выдавил он.

– Это конец, – Андрей встал. – Конец семейных отношений.

– Речь идет о моей семье? – осторожно уточнил Матвеев.

– Э, нет. Тут я тебе не советчик. В своей семье решай все сам, – Тополевский посмотрел на часы. – Что-то наши коллеги не торопятся на завтрак. Проспали что ли? Пойдем, проверим готовность кухни.

В столовой комнате не было ни души.

– Э-эй, – позвал Андрей, вслушиваясь. – Есть кто-нибудь?

Из служебного помещения, кутаясь в телогрейку, появилась заспанная заведующая столовой и протяжно зевнула.

– Люба, в чем дело? Что это за вид? Где завтрак и гости?

– Василич, ты что, не с той ноги встал? Столько вопросов вместо элементарного приветствия. Завтрак отменяется, – жестом остановила она очередное уточнение Тополевского и шутливо заметила: – По просьбе трудящихся немцев. Они изъявили желание отоспаться.

– Могли бы и меня предупредить! Я бы, может, тоже немного отдохнул, – скрывая усталость, буркнул полковник.

– Не смеши: ты и отдых – вещи взаимоисключающие, – не поверила женщина. – Разве ты бываешь дома? Весь в работе и делах! Сыновья тебя еще узнают? Или все больше по телеку?

Андрей не хотел развивать эту тему и отказался даже от первоначального намерения перекусить. По городку тут же пойдет молва: «Тополевский не ночует дома и питается, где попало» …

Из гостиной сочился свет. Было слышно, как Маша стучит по клавишам. Очнувшись от неприятных воспоминаний, Тополевский посмотрел на часы. Шел второй час ночи. Словно откликнувшись на молчаливый призыв, журналистка прекратила работу, выключила компьютер и осторожно, чтобы не потревожить Андрея, забралась в постель. Он обнял ее и поцеловал в пушистые локоны. Маша потерлась щекой о плечо мужа. Ей было досадно, что горечь воспоминаний время от времени омрачает настроение любимого, но чем-либо помочь ему было сложно: прошлое у всех свое, и из его хитросплетений каждый выбирается в одиночку. С годами острота любой боли притупляется, но вычеркнуть ее из памяти не под силу даже бесчувственному человеку. Андрей таковым не был. Напротив, в силу природной доброты и высочайшей порядочности он находил оправдание любым поступкам. Тополевский перехватил взгляд жены:

– Разве драма твоей семейной жизни отличалась чем-то особым?

– Конечно. У меня эта жизнь не сложилась изначально. Наш союз существовал формально и, к сожалению, далеко не мирно.

– А в чем смысл такой жизни?

– Смысла в ней, безусловно, мало. Но ведь так хотелось, чтобы не приставали мужики и не доставали бабские пересуды, да чтоб у мальчишки хотя бы числился отец. Жила сыном, работой, подругами, – она задумалась. – Некуда мне было деваться: домой к маме не вернешься – квартирка тесная, да и разговоров не оберешься. Мечтала получить свое жилье – я ведь, по сути, очень домашняя.

– Знаю, – муж притянул ее к себе и поцеловал. – Спасибо тебе за это. Я только с тобой понял, какое это счастье, когда тянет домой. Уж теперь-то я это точно знаю! Едва подходишь к подъезду, сердце наполняется такой любовью, что готово выпрыгнуть из груди.

Маша еще крепче прижалась к мужу. Они долго признавались друг другу в любви и по привычке спорили, чьи чувства сильнее. Вскоре голос Андрея стал затихать. Чтобы не потревожить его, Маша перевернулась на другой бок и закрыла глаза. Нахлынувшие воспоминания не позволяли заснуть, упорно возвращая ее в прошлое.

Глава восемнадцатая

…Накормив детей, подруги уложили их в дальней комнате и уютно разместились в тесной кухоньке. На плите потешно пыхтел чайник, Маша радостно хлопотала возле стола.

– Как хорошо, когда все под рукой, – расслабилась наконец Яна.

– Хорошо, когда мы вместе, – акцентировала Карина.

Они пили чай при свете крошечного ночника и, не таясь, делились сокровенным. Тоненькая, невысокого роста, темноволосая, с восточными чертами лица Карина с грустью слушала рассказы подруг. Далеко не красавица, она была бесконечно милой и обаятельной женщиной, замкнутой, немногословной, тактичной и в высшей степени интеллигентной. Одевалась неброско, но со вкусом и вела себя с особым достоинством. Ее большие карие глаза всегда источали какую-то вселенскую грусть. Замуж она выскочила рано, потому что после смерти бабушки жить стало негде (едва похоронив жену, отец привел в дом мачеху с двумя детьми, которых не устраивало присутствие в семье конкурентки). Потому даже крошечная комната в общежитии на краю света показалась Карине заоблачным раем. С мужем она жила, как подавляющее большинство – так себе, но не жаловалась, как никто другой зная цену благополучия. На седьмом году совместной жизни, отмечая присвоение капитанского звания, подвыпивший супруг погиб, оставив ее один на один со скудной зарплатой музыкального работника детского сада и маленьким сыном на руках. Годы безденежья и одиночества не испортили кроткий нрав смуглянки. Она лучилась светом и не разучилась ценить добро. Сопереживание было частью прекрасной души Карины. На помощь она всегда приходила в числе первых. Вот и сейчас, едва на лестничной клетке стало шумно, по привычке вскочила, но Маша удержала ее и вышла одна.

– Мать Тереза. Пойдет ведь разнимать, – посетовала Яна.

– А вдруг там что-то серьезное.

– Катастрофа: соседи в очередной раз отрыли топор войны.

– Пока лишь перебраниваются, – вернувшись, сообщила Маша, – но нашу ребятню не разбудят: я плотно закрыла дверь в спальню.

– Десант из соседских бедолаг, как обычно, уложим на пол?

– Янка моя, – обняла подругу хозяйка. – Позвони эти дети в твою дверь, разве б ты их не пустила? Это же невинные души.

– Не стоит их приваживать. Мало тебе своих проблем?

– Дети не виноваты, что их родители идиоты.

– Вот ты их и взяла на свое скромное довольствие…

– А паек отдаешь мне, – с горечью заметила Карина.

– Вам с Серегой нужнее!

Видя смущение подруги, Маша под столом незаметно наступила Яне на ногу. Та поняла намек и сменила тему:

– Как Митя? По-моему, ты зря хлопотала о его повышении.

– Да я палец о палец не ударила: его начальство само проявило инициативу, зная, как со мной беседует командующий.

– Кстати, все теряются в догадках, о чем вы все время шепчетесь? – бесцеремонно вмешалась Яна. – И что за отношения между вами? Знаешь, подруга, как тебя называют?

– Как? – напряглась журналистка.

– Женщина командующего!

– Бабьи домыслы! – стала на защиту Карина.

– Я в отличие от тебя служу в армии и знаю, что говорю!

– У нас с Петровым ничего нет и быть не может, – рассудила их спор Маша. – Просто он из вежливости тактично интересуется, как мои дела. Дежурный вопрос. Командующий, кстати, даже имени моего не знает. Увидел впервые в белом костюме и с тех пор в шутку величает Снегурочкой. Перед экскурсией гости обычно собираются у входа в музей – Владимир Николаевич обожает показывать им наши экспонаты. Несколько минут паузы, как водится, заполнить нечем. Вот генерал тихонько и спрашивает: «Как служится? Не обижает ли кто? Если, мол, огорчат, звоните прямо мне». Ни к чему не обязывающая фраза. Говорит он ее скороговоркой, и ответа не ждет. Можно подумать, я решусь! – уточнила она, разрезая пирог. – Да и кто меня с ним соединит? Но кому-то упорно хочется вывернуть ситуацию наизнанку.

Маша отошла к плите и оказалась в полутени, отчего стала выглядеть еще краше. Подруги не сводили с нее восхищенных глаз. В поисках варенья хозяйка смущенно отвернулась.

– Счастливая ты, Маняшка, – мечтательно вздохнула Карина.

– Это почему же?

– Красивая, общаешься с начальством. А там такие мужчины!

– Положим, они далеко не такие, – со знание дела ввернула Яна. – Столько лет служу, и хоть бы кто клюнул!

Маша и Карина переглянулись и расхохотались.

– Маш, признайся честно, разве среди командования нет интересных людей? – с надеждой посмотрела на нее подруга.

– Толковые и разведенные в дефиците, – вставила Яна.

– Однако вполне приличные люди все же имеются.

– Машка, ты – идеалистка. Романтическая дура! – запротестовала Яна. – Кто в этом вертепе благородный рыцарь?

– По крайней мере, умные люди есть точно.

– Слава богу, – иронично перекрестилась подруга, – а то я грешным делом думала, одни бездари.

Разливая чай, Маша задумалась и едва не ошпарила Карину. Та подтолкнула в бок Яну, придержала Машину руку и заглянула ей в глаза.

– Тебе кто-то нравится, да?

– Кто может понравиться нашей Машке с ее-то запросами? Ей же подай умного, порядочного, надежного, работящего и не урода!

– Янка, погоди! По-моему, у Маши появились симпатии…

– Что-то в этом роде…

– Ну, неужели? Прогресс! По крайней мере, она категорично не завопила «нет»! Кстати, мы с девчонками в мотовозе как раз составили портрет идеального начальника.

– Да ну? – не поверила Маша. – Каков он, если не секрет?

– Никаких тебе секретов! Внешность как у Локтева…

– Фи, – подала голос Карина.

– Не мешай! – стала загибать пальцы Яна. – Деловая хватка, как у Телегина. Материальное положение, как у Митрофанова…

– А ум? – уточнила Маша. – Или этот критерий не в счет?

– Дурак в начальники не выбьется, – впервые согласилась спорщица. – Посмотрите на моего мужа: который год в капитанах ходит. Но один плюс – детей любит.

– Разве этого мало? – улыбнулась Карина.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок! Но это все так, по мелочи. А как быть с дурдомом на службе? Вчера, например, к приезду какой-то московской шишки снова красили снег.

– Да ладно, – отмахнулась Карина. – Шутишь?

– С какой стати? Чистая правда. Развели водоэмульсионку и – через пульверизатор. Просто побелки под рукой не оказалось.

– А зачем?

– Чтобы было живенько. А вечером забыли про краску и рванули по снегу на мотовоз. В результате – полчасти без брюк и сапог.

– Это уму непостижимо: красить снег, – возмутилась Карина.

– Это еще что! Летом будем траву и рельсы обновлять!

– Не пугай ты Каришку. К чему забивать ей голову армейской ерундой. Поговорим лучше о плюсах. Например, мне по случаю приезда высокого московского гостя дали отгул.

– Иди ты! И кто же у него интервью возьмет?

– Не знаю. Я нынче в однодневной ссылке.

– Выходит, гость не такой уж высокий, коль прилетает без командующего, – резюмировала Яна.

– Да посиди ты, не хлопочи, – усадила хозяйку Карина.

– И, правда, не суетись. Сами все достанем – не чужие.

– Между прочим, Янка, ты не права: дураку в начальники выбиться проще. Его часто двигают наверх, чтобы избавить коллектив от хлопот и мучений. А умные на этом Олимпе все же есть.

– И кто же это, если не секрет?

– Тополевский.

– Ему по должности положено, – отмахнулась подруга, – он наукой заведует. А вот на женщин, к слову, внимания не обращает, – предупредила она вопрос Карины. – Моя напарница на время приезда иностранцев превращается в официантку – она, видите ли, красивее меня, – недовольно поморщилась Яна, не замечая добродушных улыбок подруг. – Так этот твой Тополевский на дамочек – ноль эмоций. Представляете, как жена достала? – предположила вдруг она.

– Яна, не судачь! – оборвала ее Маша.

– Не путай меня с Петуховой: я говорю только проверенные факты. На банкетах, которые обслуживает Людка, Андрей Васильевич с супругой держится параллельно, не танцует и даже не разговаривает.

– А с другими? – уточнила Карина.

– С другими тем более. Машка не даст соврать.

– Не обращала внимания, – слукавила та. – Да и не мое это дело. Я там со своим мужем тоже не танцую и не толкую. А появляюсь вместе исключительно для проформы.

– Где он, кстати? Не заявится? А то испортит всю малину!

– Не знаю, вторую неделю в бегах. Со слов соседки, парится в бане с какими-то тетками. И, слава богу – меньше скандалов!

– А твоя Петухова все знает! – нахмурилась Яна. – Везде свой любопытный нос сунет! Первая сплетница гарнизона.

– Есть такое дело. Но дети – чудо, и муж спокойный.

– Витька не в пример жене головастый, но ненадежный – сам себе на уме. Товарища подставит на раз-два, – подытожила Яна. – Маня, а может, Митька на службе? Вдруг в части аврал, и он пашет, как проклятый?

– Две недели подряд? Знаю я эти авралы. Думаете, раньше не догадывалась? – она устало посмотрела на подруг. – Люди добрые давно просветили. Чужие, заметьте, люди.

– Толку, если бы я тебе об этом сказала! – вспыхнула Яна. – Во-первых, ты не стала бы слушать! Во-вторых, там все гуляют.

– И ты? – изумилась Карина, прекратив жевать.

– Мне не предлагают, – простодушно призналась подруга и укорила Машу: – Но ты, я скажу, сама виновата: никогда не интересовалась, где Дмитрий бывает, с кем, почему задерживается.

– А зачем? Он взрослый человек, сам решает, как и с кем жить. Мы же цивилизованные люди. Главное в семье – доверие.

– Не смеши! Чем закончилась ваша хваленая толерантность? То-то. Главное в семье что? Кулак. Вот где у меня Серега!

– Девочки, главное, чтобы рядом был мужчина.

– Кариша, ты меня, конечно, прости, но в тебе сейчас говорит многолетнее одиночество, – не стала миндальничать Яна. – Если нужен мужик, выйди на улицу и бери любого. Мало кто откажется провести время с молодой и красивой. Ночь, другая, а дальше что?

Карина опустила глаза и пожала плечами.

– А дальше, дорогая, – будни. И ты захочешь, чтобы он не пил, не курил, не гулял, деньги приносил, детей любил, тебе помогал. Так?

– Наверное…

– Не «наверное», а наверняка. Да что я тебе объясняю? Ты ведь не один день была замужем – нахлебалась. Забыла что ли?

Губы Карины задрожали. Маша обняла подругу.

– Яна, уймись. Твоя выпечка, к слову, и, правда, супер.

– А я что говорила? Кухня – моя стихия!

– Пироги у тебя – просто сказка, – поддержала Карина.

– Что есть, то есть. Готовить я умею и люблю. И нечего смеяться! Просто я реально оцениваю свои таланты и способности, а не скромничаю, как некоторые.

– Янка, ты в своем репертуаре, – смахнула слезы Карина.

– Знаю, – Яна встала, потянулась и провела руками по тощим бокам. – Девочки, какие мы красавицы! И умницы, и рукодельницы. И почему только мужики нас не любят?

Подруги переглянулись и улыбнулись. Раздался настойчивый звонок в дверь. От неожиданности все вздрогнули.

– Может, твоего принесло? – в испуге предположила Карина.

– У него свои ключи, – возразила ей Яна.

Маша решительно направилась в коридор. Резко открыв дверь, она едва успела подхватить свалившуюся в ее объятия гостью подшофе. Прислонить ее к стене не удалось: дамочка едва держалась на ногах и, потеряв равновесие, сползла на пол. Маша брезгливо поморщилась и оглянулась в поисках поддержки. Яна бросилась ей на выручку.

– Так, у кого из соседей есть телефон? – нарочито громко уточнила она. – Вызываем милицию – самостоятельно эта «штучка» не вспомнит ни адреса, ни имени.

Она уверенно схватила возмутительницу спокойствия за шиворот и, приподняв, словно шкодливого котенка, всмотрелась в ее лицо. «Девочки, сдается мне, она все же не ошиблась адресом». Яна открыла дверь в ванную комнату и, не церемонясь, затолкала туда полуживую визитершу. Послышался шум воды, крики, ругань. Через минуту незнакомка вышла. По ее щекам растеклись остатки косметики. Продышавшись, она понемногу пришла в себя. «Ну, и что тебе здесь надо?» – Яна категорично оттеснила непрошеную гостью к двери. Та никак не могла взять в толк, кто хозяйка, а потому не понимала, на кого смотреть. Всхлипнув и икнув, она вдруг пронзительно завизжала: «Верните мне любимого!» Яна одной рукой закрыла входную дверь, другой влепила орущей звонкую пощечину. Голова незнакомки беспомощно упала, изо рта потекли слюни.

– Фу, – брезгливо поморщилась Карина. – Вышвырни ее вон!

– Сама уйду, только заберу своего любимого, его здесь не понимают, – она резво вбежала в зал и стала лихорадочно ползать под столом, за диваном и шторами. – Митенька, где ты?

Яна с грозным видом перегородила дверь в детскую:

– Твой любимый закрутил очередной роман. Смотайся в часть и поищи его в бане со своей подружкой!