Молния среди леса

Мои петляния привели на поляну. А ее я точно не встречал. Не то, чтобы огромная, но довольно живописная, покрытая густой травой, в которой весело выглядывали из земли цветы. Действие паники уменьшалось, но ему на смену пришла жажда. А воды то не набрал! Я даже застонал от злости на самого себя. Хорош, конечно, покоритель русских лесов, нечего сказать.

Ладно, попробуем по порядку: успокоиться. Дыхание выровнялось, исчез стук в висках, вернулся слух. Лес легонько шуршал, посвистывал различными птичьими голосами, чем-то журчал… Журчание? Я прислушался и действительно мог расслышать что-то похожее. Ноги сами понесли меня на звук. Чем явнее становилось журчание, тем сильнее ускорялся темп моего движения и вот, среди деревьев что-то блеснуло. Наверное, это и был тот самый ручей, о котором говорила мать Тимохи, а значит, где-то недалеко должен быть путь назад в деревню. Утолив жажду и наполнив флягу, я снова зарядился энтузиазмом исследователя. Который почти сразу, словно ветер свечу, задул новый вопрос – двигаться по ручью вниз или вверх? Никаких подсказок лес не предоставил – по обе стороны окружение было одинаковым. Что ж, двигаться вниз звучит как-то неоптимистично и основываясь на этом, я двинулся вверх по течению воды. В таком уединенном месте не грех было и поразмышлять. Судя по настрою местного населения, мне либо нужен будет помощник, либо надеяться можно только на себя. Идеальная кандидатура – егерь Денис Егорович. Кто, как не он знает местный лес и наверняка что-то ведает про искомых мною животных, со светящимися глазами. Но вот эта нелюдимость местных жителей казалась чужеродной. Не то чтобы они были грубиянами и дикарями, это гораздо более походило на страх, словно есть что-то, о чем им не стоит говорить. Связано это как-то с вышеупомянутыми животными? Пока не знаю, но моя интуиция подсказывает, что связано.

Что-то зашуршало в густых кустах слева от меня. Весь организм окаменел, словно его специально заставили напрячься изо всех сил. Очень и очень аккуратно я шагнул к кусту. Инстинкт просто умолял вложить что-то в руку, что-то твердое и, желательно, тяжелое. Как назло, поблизости не валялось подходящей палки, единственным предметом была полная фляга. Еще один осторожный шаг. Рука с флягой поднялась повыше. Еще шаг…черт, хрустнуло что-то под ногами, снова нагнав на меня оцепенение. Тут из кустов донеслось то, что уж точно не ожидает услышать человек, ищущий помощи:

– Помогите. Если есть кто…

Хрипловатый голос не кричал и не взывал, просто говорил. Я ринулся в кусты и обнаружил лежащего в них человека. В первую секунду я даже не понял, что случилось: лицом к небу, на кусте с какими-то темными ягодами, лежал мужчина. Такой же серый и неприметный в плане одежды, как и остальные встреченные мной жители. Широкое мужественное лицо, довольно короткая, хоть и неаккуратная стрижка, такая же коротко стриженная борода и очень ясные глаза, будто внутри сидел кто-то очень молодой и жизнерадостный. В голове все еще витали истории профессора Честера и я было подумал, что этот субъект пьян. Приглядевшись, стало понятно – нет. На его лбу выступили капельки пота, как от огромного напряжения. Может сломал ногу. Взгляд заскользил вниз по его телу и тут стало понятно – ног у этого мужчины просто не было. Ниже колен начинались деревянные протезы, с идущими от них к поясу кожаными ремнями. Причем одна из этих «ног» каким-то образом отцепилась и лежала вывернутая в сторону. Меня застигло одновременно чувство смущения и оцепенения, как бывает, когда видишь инвалида и вместо того, чтобы помочь ему встать, я лишь открывал и закрывал рот, придумывая фразу.

– Споткнулся вот неудачно, – спокойно смотря на меня, констатировал свою ситуацию мужчина. – А тут еще куст мягкий сзади, оттолкнуться рукой не могу как следует. Поможешь мне встать?

– Конечно! – очнулся я. – Сейчас, давайте руку или как удобнее…

– Лучше обхвати меня за пояс, а то мои ноги не такие ловкие, как когда-то.

Я последовал совету, поднял мужчину и подставил свое плечо как опору. Помог ему подойти к ближайшему дереву.

– Вот и лопнул наконец-то ремешок, – грустно усмехнулся спасенный, глядя на свою отвязавшуюся левую ногу. – Ладно, сейчас хотя бы узлом прихвачу.

Приладив свою конечность обратно, он поднял на меня взгляд:

– Спасибо тебе.

И все. Ни одного лишнего слова. Я ненавидел свою стеснительность и отчаянно искал, как бы поддержать разговор. Опущенный взгляд упал на куртку.

– Я не военный, не комиссар, – я старался звучать максимально искренне.

Губы мужчины тронула легкая улыбка:

– Что, наряд твой, наверное, уже все обглядели. Сам знаешь «По одежке встречают…».

– Я…. Я не местный. Хочу написать научную статью о животных. Которые есть только у вас.

Это сообщение очень заинтересовало моего собеседника, он прямо-таки оживился:

– Правда, что ли? Ну дела. Кого только не встретишь в лесу. Я ведь тоже как бы… Знаешь, что, мил человек, – мне очень понравилось это обращение. – Если ты поднимешь вон ту палку…– и указал рукой на куст, на котором еще недавно лежал, – и напротив нее еще одну такую палку, то мы сможем вернуться в дом и побеседовать.

Пока я поднимал с земли палки, оказавшиеся костылями, он снял с сучка плотно набитую кожаную сумку, которую я сразу и не приметил. С дополнительной опорой мой новый знакомый стал гораздо подвижнее и, если можно так выразиться, уверенно зашагал по лесу. Я последовал за ним, стараясь держаться рядом.

– А деревня далеко отсюда?

Мужчина повернул голову и в его глазах блеснули искорки:

– Ты чего, заблудился?

– Ну…Я просто гнался за одним человеком. И как-то вот получилось, что назад дорогу потерял… – я старался, чтобы мой голос звучал бесстрастно, словно обычное дело, бывает. Хотя внутри очень сильно переживал и смущался.

– Гнался? – собеседник не выказал испуга, гораздо больше любопытства. – Хорошо, что ты рассказал мне это после знакомства, а то бы точно принял тебя за этих…Занятный Вы, мил человек, ученый… А до деревни недалеко, сейчас вооон туда двигаемся, к просеке.

Больше мы не разговаривали, пока не вернулись в деревню. Оказалось, ручей и в самом деле не так уж далеко, просто я умудрился убежать в другую сторону и кружить практически возле деревни. Когда мы вышли из чащи, то нелегко было сориентироваться, какая это часть деревни, но спутник, видя мое замешательство, сказал:

– Вон видишь изба стоит, к нам задом повернутая? Это нашего Игната Никитовича, головы деревенского.

Значит там дальше и мое временное жилище! Я просто не узнал место, куда меня привез Юра, так как видел его только с другой стороны. Мы же находились у небольшой избы, больше прямоугольной, чем квадратной формы, стоявшей практически в самом лесу, спрятанной от посторонних глаз. Во дворе не было ни сарая, ни забора, самого двора, по сути, тоже не было: лишь дом с маленьким крыльцом, возле которого удобно примостилась бочка с водой.

– Заходи, – мужчина ловко скакнул на крыльцо, отворил массивную деревянную дверь, приглашая войти.

Знакомые дощатые стены, стол, лавка и топчан. В глаза бросились развешенные на стенах полки, уставленные различными емкостями, как стеклянными, так и деревянными. В воздухе витал травяной запах. Стол был накрыт холщовой скатертью, на которой стоял самовар. Чувствовался уют.

Остальная часть жилища скрывалась за стенкой, с закрытой на замок дверью. Привычным движением, не глядя, хозяин повесил сумку на крюк, шумно выдохнул и сел на табурет:

– Вот теперь позвольте представиться. По-человечески… Корней Аристархович Костомаров. Местный житель.

– Митт Корнев. Не совсем местный.

– Это я уже понял, – спокойно сказал Костомаров и его взгляд не требовал, а подталкивал: «Ну давай же, рассказывай мне. Все будет хорошо». Не хотелось ему сопротивляться – рассказал о себе и о цели своего визита в Чернолесье.

– Занятно, – одними губами проговорил Корней Аристархович и его рука, видимо машинально, взяла карандаш, лежавший на столе. Я его даже сразу не приметил и немного удивился. Хотя дело было не в деревяшке с грифелем, а привычка вот так крутить его в руках.

– Что ж, уважаемый Митт, позвольте узнать… даже на «Вы» перешел, надо же, пробудилось… каковы Ваши мысли о моей профессии?

Я еще раз осмотрел убранство избы: около десятка стеклянных банок с жидкостями и какими-то порошками, несколько книг, свернутые в рулончики полоски ткани…

– Постойте, – меня осенило. – Вы – лекарь? Знахарь, да?

Легкая улыбка тронула лицо моего собеседника:

– Я – доктор. Так, по крайней мере, написали мне в дипломе, когда я окончил Петербургский медицинский университет. Хотя и ваши определения тоже мне подходят.

– А…Санкт-Петербург, да? – я не знал, как корректнее всего спросить, что врач из практически столицы забыл в Чернолесье. Но проницательность всегда присуща хорошему лекарю и Костомаров сам решил все объяснить:

– Да вы присаживайтесь, Митт, в ногах правды нет, – он указал рукой на топчан. – Слышали такую поговорку? Пошла, кстати, от пыток… Не возражаете, что я на «Вы»? Отвык, знаете ли, за столько лет от светского общения. Хотя манеры, конечно, та еще ширма, порой только мешает. И сразу попрошу извинить меня за словоблудие. Сами видите – здесь не так уж часто встретишь собеседника, особенно в последние годы. Думал, что мне уже это и не надо, а вот оно как.

Я попытался залезть на топчан, но у меня это сразу не получилось, он был высоковат. Уже нацелился было на вторую попытку, но был остановлен хозяином:

– Знаете, что, друг мой, давайте поступим иначе. Учтивость обязывает меня пригласить вас к столу. Вы что больше цените, форму или содержание?

Я лишь открыл рот, пытаясь понять этот внезапный вопрос и придумать на него ответ.

– Что-то меня понесло в высокосветскую беседу, еще раз извините меня. Постараюсь сказать просто и понятно, как, собственно, и нужно делать. У меня нет фарфора, хрусталя и камина с медвежьей шкурой, чтобы изобразить беседу двух джентльменов, сиречь формы. Но у меня есть отличный напиток, собственной рецептуры и кое-какие продукты, отличным образом к нему подходящие.

Костомаров встал и поковылял к двери в другую часть дома:

– Прошу Вас, располагайтесь за столом. Я сейчас вернусь.

Зашуршал ключ в замке, а я кажется начал соображать, к чему все движется. Доктор вскоре вернулся, держа в руках миску с грибами. Карман на куртке оттопыривался торчащей из него бутылкой. Выставив угощение на стол, он ловко взял с одной из полок две вилки и пару стаканов. Из недр другого кармана извлек что-то завернутое в ткань. Оказалось – засоленное мясо. Словно фокусник, он достал из-под куртки еще и нож, которым это мясо ловко нарезал тонкими ломтиками.

– Не удивляйтесь, друг мой. Я словно вечный путешественник – все самое необходимое ношу с собой. Чтоб не бегать по сто раз на кухню.

– Вы знаете, Корней Аристархович, я не употребляю алкоголь. Спасибо, конечно, за радушие.

– Бросьте, Митт, разве я похож на деревенского выпивоху? Хотя за все эти годы…

Костомаров плюхнулся на табурет, налил нам по полстакана красноватой жидкости, пододвинул к середине стола миску с грибами и заговорил:

– Вас, наверное, немного фраппирует… (заметил, как у меня наморщился лоб), я хочу сказать, удивляет, что в эдаком поселении кто-то предлагает пропустить пару стаканчиков за приятной беседой? Что ж, это вообще не редкость среди нашего народа, но поясню за себя. Вы слышали о синдроме случайного попутчика?

Я отрицательно помотал головой.

– Ну как же. Это когда вы едете вместе с человеком, зная, что после конечной остановки вы его никогда уже не увидите, равно как и он Вас. Это немного ослабляет ваш внутренний барьер, который присущ почти каждому человеку и давит на него. Ваш случайный попутчик – отличный момент, чтобы просто выговориться, не налаживая близких и доверительных отношений. Так вот, милостивый государь, как доктор я могу официально поставить себе диагноз – страдаю от внутреннего давления, мыслительного и словесного. Мыслительное еще можно попробовать стравить на бумагу, словесное увы опасаюсь – сочтут за сумасшедшего. Вероятно, не зря. И вот провидение посылает мне того самого попутчика. Если Вы, конечно, не откажете мне в беседе.

– Почему бы и нет, Корней Аристархович, – я уселся поудобнее. – Может узнаю что-то интересное.

Снова задорный огонек вспыхнул в глазах доктора:

– Я уверен, что обязательно узнаете, мой юный друг. Давайте так: выпиваем за знакомство, я делаю вам краткий экскурс в историю моей жизни, а заодно и Чернолесья, как неотъемлемой его части. Идет?

Я кивнул, поднял стакан. Мы звонко чокнулись, в желудок потекло приятное тепло, отдававшее каким-то ягодным запахом. Следуя примеру доктора, я подцепил вилкой маринованный гриб и приготовился слушать.

Глава 5. Короткий день и длинный вечер

Костомаров был врач династический. Отец его, Аристарх Модестович, был светилом на медицинском небосводе Петербурга, имел статус, уважение и деньги. Когда его первенец стал достигать возраста пригодного к обучению профессии, то ее выбор был коротким. Парень выучился, стал осторожно шагать по дороге самостоятельной жизни, имел планы.

Однако, Российская Империя тоже имела свои планы, и они разнились с планами юного Корнея Аристарховича. В гостиной все чаще мужские голоса обсуждали шаткое положение России на политической арене, нерешительность царя, неизбежные последствия всего вышеперечисленного. Чем больше тень от нового, двадцатого века ложилась на Империю, тем дольше становились разговоры, гуще дым сигар и больше пустых бутылок дорогого коньяка. Как ни парадоксально, все эти умные люди, бывавшие в гостиной Костомаровых, предусмотрели все правильно, что касалось слабости страны и смелых времен, но все также уповали на высшую божественную или государственную силу, не сделав особых шагов для своей подстраховки.

Холодным, противным дождем вылилась на Петербург революция. Смыла все, что видела, не разбирая на хорошее и плохое. Не у всех было надежное убежище от такого ливня, очень многие промокли, замерзли и тяжело болели от этого дождя. Многие умерли, не выдержав такой атмосферы. Костомаров-старший пытался уехать, но не успел – сдал кто-то из бывших клиентов. Отец моего собеседника не был трусом. Не боялся лечить любых раненых, не боялся высказывать свою позицию.

Однажды в их квартиру пришла комиссия, состоявшая из двух человек. Осмотрев помещения, они заявили, что для семьи врача их слишком много, часть они экспроприируют и отдадут нуждающимся гражданам. Хозяин квартиры побелел, но смолчал. Затем один из комиссаров бесцеремонно открыл платяной шкаф, пощупал рукой висевшее там пальто и хмыкнув сказал, что одного хозяину вполне хватит, а все другое опять же нуждающимся сынам революции. Костомаров-старший сделал шаг навстречу этому представителю власти, но тот решил упиться ей до конца, пренебрежительно пощупав грязными пальцами бархатный домашний пиджак мужчины. Упивался властью недолго – захлебнулся. Аристарх Модестович был хирургом, руки имел сильные. Наглеца он уложил одним ударом в скулу. Второй член комиссии кинулся на помощь коллеге вступив ближний бой. Однако и он был перемещен на пол несколькими ударами. Раздался свисток, ворвались дружинники, дежурившие в подъезде, накинулись на мужчину. Тем временем нокаутированный первым пролетарий кое-как поднялся и всадил доктору в спину заточку. Обижать этих самых пролетариев оказалось опасно.

Комнаты все-таки отобрали. Юному Корнею пришлось резко взрослеть как личности и как врачу. Суровые, кумачового цвета, будни превратили начинающего, узкоспециализированного специалиста, принимающего только по записи, в матерого фельдшера-универсала, который в один день мог провести несколько простых операций, осмотреть пару дюжин людей, да быть вызванным среди ночи на какой-то военный пост. Душу Костомарова делили между собой две стихии: одна – черная и затмевающая все ненависть к человеку, как к безжалостному существу, не жалеющим никого и ничего ради своих интересов. Эта черная бездна манила прыгнуть в нее и забыть обо всем, что окружает. Вторая же нежным светом освещала собой нуждающихся в помощи, щемила душу, упрашивая не сдаваться. На таком вот топливе Корней Аристархович плыл в бушующем еще мире революции.

Приплыл как-то в эти лесные края: новая власть не забывала про природные богатства, присылая к ним своих людей. Край к новичкам суровый, без врача никак. Костомарову было все равно куда, очерствевшая душа утратила чувство привязанности к чему-либо. Но лес не прощает безразличности и решил проверить своего нового гостя. Однажды доктор решил поискать уединения в чаще. Была зима, густые рощи выглядели декорациями из сказок. Самоуверенность и безразличие оказались гремучей смесью: вечером Корней Аристархович вышел на местное озеро и беспечно зашагал по его берегу. В каком-то месте из-под берега бил родник и лед был тонок. Вода по пояс проглотила человека, но что еще хуже – была сильно вывихнута ступня. Пока Костомаров выбрался, пока дополз кое-как до лагеря по лютому холоду, случилось непоправимое – ноги были обморожены, начиналось омертвение тканей. Возможно, где-то, в хорошо оборудованной больнице, опытный врач и смог бы спасти конечности, но в этом медвежьем углу Костомаров сам был единственным доктором. И в этот момент его холодное безразличие пришло на пользу: он объяснил рабочему, как и в каком месте нужно пилить, сам наложил жгуты, принял наркоз и отключился.

Восстановление было тяжелым как физически, так и морально. Благодарные пациенты, местные работяги, помогали как могли: едой, уходом. Предложили уехать обратно в Питер или куда-то еще, да только никто там не ждал калеку, который в те годы стал бы жуткой обузой. Письмо, однако, руководству написали – нужен же был новый врач. Начальство предложило Костомарову преподавание. Не согласился, не чувствовал в себе такого настроения, а внушать своим видом плохой настрой студентам не хотел. И тут помогли ему вылеченные им люди. Отвезли в глухую деревеньку Чернолесье, такая что и на карте с трудом сыщешь. Договорились за жилье, отдали сумку с инструментами и медикаментами, начальству обещали сообщить что сгинул где-то в лесу, не выдержал тяжести инвалидства.

– Честно говоря, мне просто не хотелось умирать где-то под деревом. Лучше уж в каком-то доме, пускай даже наложить на себя руки. Аристократическое воспитание, что тут скажешь, – доктор вернул уровень жидкости в стаканах на начальную отметку. – Но вот привезли сюда, в эту самую избу, дали поесть, молитву даже кажется читал кто-то… Если честно смутновато помню эти периоды. И вот как-то сижу я возле окна, весь пораженный меланхолией – даже не понимаю, на что я там смотрю – ко мне из этого окна обращаются. Женщина, вся платках, бубнит что-то. До слуха долетает только слово «врачеватель». Замечаю возле этой дамы маленькую девочку и взгляд сам выхватывает знакомые приметы, правильнее говоря – симптомы. Зеленоватая кожа, испарина на лбу, стоит покачиваясь. Расспрашиваю, убеждаюсь в правоте – отравление. Порылся в своем саквояже – а набор у меня за годы государственной службы был на все случаи жизни – сделал девочке промывание. Мамаше дал указания, как плавно вернуть ее к режиму питания, – Костомаров замолчал, глядя куда-то сквозь меня, словно проверяя, что там дальше идет в воспоминаниях.

– Этот случай сделал вас известным?

– Да, друг мой. В таких краях, замолвленное словечко работает не хуже статьи в «Вечернем Петербурге». Но самое главное, – доктор наклонился ко мне поближе, – в момент, когда я отпустил мамашу с дочкой восвояси, я словно ожил! Разом пропала меланхолия, заструилась энергия по всему телу. Может, этот прием всколыхнул какие-то мои старые воспоминания, когда я еще принимал у себя на Басманной.

Корней Аристархович вернулся обратно, прислонившись спиной к стене. Взял вилкой кусочек мяса:

– Я осознал, что очень в этом нуждаюсь. Может, звучит напыщенно – но призвание есть призвание. Люд потянулся ко мне. С какой благодарностью я вспоминал некоторых своих преподавателей, людей старой школы, которые не открещивались от народной медицины, а лишь объясняли некоторые ее эффекты с научной точки зрения. Кроме того, у меня всегда была тяга к фармацевтике, многоумный папенька правда убедил, что лучше получить практическую специализацию, а знание химии будет огромным дополнением. В лесу нашлось почти все что необходимо, для приготовления отваров, мазей, капель. Было чем заняться. Профессия не дала мне умереть от голода. Местный столяр сделал мне вот эти замечательные ноги. Другого умелого пациента я попросил помочь мне с лабораторной оснасткой.

Увидев мой удивленный взгляд, усмехнулся:

– Я вам ее покажу чуть попозже. Одни помогали мне с приготовлением пищи, другие – с заготовкой дров. Я и сам, конечно, сиднем не сидел. Старался справляться. Какова ирония – будучи здоровым, я был довольно ленив.

– Вы не боитесь ходить в лес один? Там и так нелегко двигаться, а вам… – я запнулся, стараясь обойти острый угол инвалидности в беседе.

– Тут немножко другое дело, Митт, – мужчина снял свою куртку и повесил на битый в стену гвоздь. Я последовал его примеру и затем мы снова выпили. – Урожденный местными лесами человек, конечно, немного сведущ в различных растениях и их воздействии на организм. Эдакая базовая деревенская фармакология, вроде отваров ромашки от живота и клюква от простуды. Я же вооружен немного более обширными понятиями и технологиями. Что сварить, что процедить, а что настоять. Сумел достать еще несколько книг. Учиться никогда не поздно, вы уж поверьте. Пока что я владею преимуществом – своими знаниями. Местные жители были, конечно, не образованы, но не дурны. Ходи со мной кто-то из них – обязательно бы заприметил, что и когда я собираю, а это уже немало. Я и так внутренние ставни там, – махнул рукой на закрытую дверь, – сделал, чтоб не подглядывали, при лампе работаю.

Вот в этом году уже десять лет будет моему пребыванию в этом чудном месте. Оживленностью здешние улицы, точнее сказать, улица, Невский проспект никогда не напоминала, но народа было поболее, еще даже до революции. Верующие, скрывающиеся от погромов. Даже старообрядцы были, если не ошибаюсь. Крестьяне, которых тоже можно отнести к категории верующих, ищущие тихое место, чтобы работать на себя. Хотя название имеется, председателя кто-то же выбирал, но о нем, о Чернолесье, скорее знают как о полнейшем отшибе, эдаком островке отшельников, если позволите такой оксюморон. Не смотрите, что изб совсем мало. Многие старались селиться уединенно, где-то в лесу, не на виду, в общем. Кто уехал или помер – избу разбирали. Не все приживались. Кого сманили заработками на нефтяных промыслах, которые тут недалеко. Кто детей в города отправил. Новая система начала понемногу затягивать собой пространство, даже сюда долетали слухи о городах и заводах. Но была и еще одна причина.

Я почувствовал, что мы наконец добрались до самых интересных для меня фактов. Записывать? «Нет», – ответило расслабленное застольем сознание и заблокировало управление моими конечностями. – «Запомнишь основное, потом запишем все своими словами». Костомаров же напротив, немного оживился, тема явно была ему не безынтересна:

– Несколько лет назад, года три не менее, я думаю, или около того, стали появляться слухи о необычных животных. Ведь местного человека не удивишь диким зверем и необычностью он считает либо внешний вид, либо поведение.

– Кабаны со светящимися глазами? – внутри у меня все затрепетало.

– Не только, мой друг. Были еще волки, – Костомаров выжидающе посмотрел на меня.

– Во…Волки? – залепетал я, обдумывая услышанное. Вепрь казался мне менее опасным животным. Точнее говоря – более предсказуемым. Сфотографировать злого волка с яростным взглядом – задача уже усложненная. – Они…нападали на людей?

Ироничная усмешка доктора указывала, что мою реакцию он предугадал верно.

– Бывало. При этом их поведение было совсем не похоже на свойственное каждому из созданий. Судите сами: эти хищники редко охотятся в одиночку. Еще реже нападают на людей. И совсем неожиданно если зверь преследует тебя до дома, а затем – он просто уходит. Такое же поведение демонстрировал и вепрь. Словно… – Корней Аристархович замолчал и задумался.

Наверное, Костомаров слишком уж истосковался по общению и перебарщивал с театральными эффектами. Я и сам лихорадочно строил догадки, но было видно, что у доктора тоже есть версия.

– Словно что-то охраняют, – тихо вымолвил мой собеседник.

– Охраняют? Но что? Точнее, как или…– эта версия спутала мои мысли.

– Не знаю, друг мой, не знаю, но спугнули они немало людей.

– Никто не пытался их подстрелить? Все- таки лесные жители.

– Сначала пробовали капканы. Но потом их находили раскрытыми и изогнутыми, если вообще находили. Достать огнестрельное оружие не так просто, как представляется, особенно в данной местности. Оно ведь стоит денег и на весы кладется его необходимость против вложений. Некоторые, стволы не брали из убеждений, другие взяли бы да прошел слух, что крестьянству постановляют оружие сдать. Может у кого в сарае и можно найти, да светиться страшновато было, – доктор развел руками. – Оставили ружье только Звереву. Денис Егорович который. Местный егерь, ему вроде как положено.