Книга Тьмы

Тьма соскользнула с ее плеч, и Вика вновь превратилась в тень, стоящую в ореоле яркого света. Я больше не видел ее лица, а тень все повторяла: раз, два, три… раз, два, три…

Оковы сломались, я шагнул вперед, но в этот момент вдруг раздался крик:

– Дыши!

Я остановился и вопросительно посмотрел на Вику. Снова крик:

– Дыши! Давай!..

Вика открывала рот в такт этим словам, но как-то нелепо, несинхронно, запоздало. И голос был совсем другой. Это кричала не она. Я смотрел на мерцающий тоннель, и свет его постепенно таял во мраке, пока не источился совсем. Через мгновение я осознал, что лежу на кровати и смотрю в потолок. Вокруг была ночь. Предметы потонули в сумраке, и лишь синее от луны окно выделялось на фоне полумрака. Я лежал на спине и исследовал комнату мутным взором. В квартире, которую я много лет называл своим домом, теперь было что-то чужое. Я понимал, что мне здесь не место.

– Дыши!.. Раз, два, три!.. – вновь раздался крик – где-то на улице, как будто сон еще продолжался.

Эти слова повторялись снова и снова, пока я окончательно не пришел в себя. Я встал с кровати и подошел к окну. Недалеко от дома при слабой освещенности можно было различить группу людей, собравшихся вокруг трагической сцены: парень, стоя на коленях, делал искусственное дыхание и массаж сердца неподвижно лежащей на траве девушке. Кареты «скорой» нигде не было видно. Я быстро оделся и выскочил на улицу.

У Юли была астма, она лежала без сознания уже двадцать минут. Сердце остановилось. Нити Судьбы охотно передавали мне все данные о девушке. Компания ночных гуляк беспомощно наблюдала за тем, как Юля умирает. Звонки в «скорую» с гневными требованиями не прекращались, диспетчер лишь повторяла, что машина в пути. Что происходило в этот момент с выехавшей каретой – я не ведал даже в теневой личности.

Я не знал, чем мог бы помочь. От тела Юли один за другим отрывались каналы энергии, болезненно скручивались и чернели. Личный свет девушки угасал. Бесформенное облако ее естества поначалу превратилось в тучу, а затем стало приобретать форму какой-то странной птицы.

Она умирает, – сказала Тьма.

Птица неловко двигала широкими крыльями, еще не представляя, что это – полет. Такая новая возможно ее крайне притягивала, девушка совершенно забыла, где находится и что с ней происходит.

Никакой массаж сердца теперь больше не поможет.

– Подожди, – обратился я к птице. – Тебе незачем так спешить.

– Я хочу вперед, – ответила девушка. – Меня больше ничего не держит. Я свободна. Я свободна от любви и от тела. Теперь я одна – сама по себе.

– Куда ты отправишься?

– Туда, – птица указала вверх. – Хочу узнать, что там. Это моя новая цель. Жизнь не имеет смысла. У жизни нет целей, кроме смерти.

Птица крепла с каждым мгновением, забывая свою человеческую сущность. Оставшиеся нити Судьбы едва удерживали ее. Еще какое-то время – и вернуть девушку будет уже невозможно. Юлия переставала быть.

– Жизнь не имеет смысла, – согласился я. – Все существа живут не потому, что им уготовано какое-то предназначение, а потому, что они были рождены. Людям обязательно нужен «смысл», чтобы думать о чем угодно, только не о смерти. Потому что смерть ломает все их планы жить вечно.

– Значит, вечной жизни не существует?

– Бессмертно только то, что не рождено. Жизнь вечна, но вечной жизни нет.

– Тогда кто же я, по-твоему?! – спросила птица с вызовом.

– Ты – остаточная информация о себе самой. Призванная блуждать по вселенной без надежды найти приют и утолить голод. Таких как ты называют призраками.

– Значит, это все? Конец? Я улечу и больше ничего не будет?

– Будет. Что-то всегда обязательно будет. Во вселенной по-другому не бывает. Не бывает ничего только там, где ничего нет.

– А я? Я буду?

Птица сомневалась. Мне удалось заново привязать к ее телу несколько отпавших нитей, и птица стала бояться ступить в неизвестность.

– Смерть разрушает одно «я» и создает новое. Но у существа нет ничего ценнее своего «я». Поэтому существо стремится к бессмертию. Единственная возможность для человека осуществить бессмертие – через потомство, передавая самого себя в детей, – на генетическом и духовном уровне. Именно поэтому к детям возникает такая любовь – человек любит самого себя в будущем.

Птица грустно посмотрела на отчаявшегося молодого человека, безуспешно пытавшегося привести девушку в чувство.

– У меня нет детей.

– Значит, у тебя нет ничего.

Птица задумалась. Я ждал в напряжении. Я не смогу ее спасти, пока она сама этого не захочет.

– Ты говоришь, что у человека нет ничего дороже его самого. А как же любовь? – птица почти очеловечилась – она задала интересующий всех женщин вопрос.

– Любовь – это договор. Между собой и партнером.

– Как это – между собой? – заинтересовалась она.

– Когда у людей появляется симпатия, они начинают сближаться. У каждого есть некий подсознательный идеал, с которым он сравнивает потенциального партнера. Представь себе шаблон эталонного человека, поделенный на разные сектора-критерии. Поставь рядом шаблон реального человека – разделенного на такие же сектора, большая часть которых заштрихована неведением, непознанностью. Сближаясь, люди накладывают эти шаблоны друг на друга и ищут совпадения. Издалека заштрихованные области ввиду своей блеклости как бы сливаются с эталонными секторами, так что последние выделяются сильнее реальных. Отсюда начинается самообман. Человек видит в партнере не сектор неведения, а сектор эталона. И в голове проявляется мысль – «он – идеал!». Влюбленность построена именно на этом самообмане. Но чем дольше происходит сближение, тем отчетливее проявляются заштрихованные сектора и тем больше они отличаются от эталонных. На этом этапе возникает иная мысль – «он меня обманул» или «я обманулся/обманулась». И здесь необходимо заключить договор между собой. Это договор между «сердцем», все еще надеющимся увидеть в партнере идеал, и между «разумом», согласившемся идти на компромисс. Почему происходит такая дилемма? Потому что в отношениях человек хочет осуществить свои планы или мечты. Если подписан первый договор между собой, остается ждать, пока партнер не сделает то же самое. Если это происходит, заключается договор друг с другом – о том, что каждый волен осуществить свои планы с помощью партнера и помочь ему в осуществлении своих. Это называется любовью.

– Я думала, любовь – это чувство нежности, уважения, заботы… Такая, как у супругов, долго живущих вместе… – птица мало что поняла из всей демагогии, которой я ее накормил. В этом состояла часть моего плана – включить ее «мозг» в работу, заставить попытаться понять, опровергнуть и выдвинуть собственную версию.

– У этих чувств уже есть названия. Я предложил тебе описание любви, – перебил я. – А у тех, кто годами живет вместе с партнером, в большинстве случаев возникает только привязанность. Привычка жить долгое время под одной крышей вместе в какой-то момент подменяет идеальный образ, ставя вместо него образ реального существа. Договор можно заключить сразу, либо через некоторое время – зависит от личных качеств. Человек может сразу понимать или не понять никогда, что взаимность – это готовность инвестировать в партнера под определенный доход.

– Один маркетинг, – вздохнула птица. – Значит, не бывает бескорыстной любви?

– Люди разочаровываются, когда это понимают. Они считают, что любовь свалится однажды с неба и одарит их всем, чего они только захотят. Нет. Любовь необходимо воспитывать, растить, поливать и ухаживать. Кто-то научился любить еще в детстве, кто-то учится с годами. Сложность состоит в том, что у каждого свое понимание о форме инвестиций и доходов. Хотя бы из-за разницы мировосприятия у полов. Вижу, тебе нравятся компьютерные игры. Тогда так. Отношения – это пошаговая игра, вроде стратегии «Герои»: ты совершаешь действие навстречу партнеру (другому игроку) и ожидаешь ответного действия в свою сторону. Если этого не происходит (герой противника укрылся в замке), либо ты не воспринимаешь его действия как действие вообще (карта противника скрыта «туманом войны»), ты можешь сделать еще попытку, и еще. Но если ответной реакции не происходит, игра прекращается автоматически. Тебе становится неинтересно. Если же игра завязалась, остается только победить в ней – сделать свой последний ход решающим. Настоящая любовь там, где такие соперники сражаются до самой смерти. Потому что им интересно развитие событий и остановиться сами они уже не могут. Но если противник сделал ход и отказывается играть дальше, тебя это может вогнать в депрессию и породить желание реванша – отомстить любой ценой. Любовь – это и договор, и соперническая игра.

– Одни документы. Прям ЗАГС какой-то. – Рассказ о договорах и играх окончательно привязал птицу к земным нитям Судьбы.

– Не смотря на распространенное мнение о ненужности заключать брак «наверху», те же ЗАГСы играют не последнюю роль. Это инструмент давления на разум, наделение обязанностью и подавление эго. Создание правил игры и условий победы, что заражает партнеров интересом. Простой ритуал, но навсегда оставляет в подсознании свой отпечаток. Но – чем дальше развивается человечество, тем более эгоцентричными становятся индивидуумы. – Я загружал птицу информацией, отвлекал ее внимание, а сам незаметно привязывал к ней энергоканалы. – Раньше людям хватало при свидетелях назвать друг друга мужем и женой, затем для этого потребовалось «присутствие» Бога, теперь – законный документ. Сейчас людей не удивить документом с печатью, ведь они повсюду. Бумажку из ЗАГСа легко могут спутать с туалетной бумагой. Парни знакомятся с девушками так часто и регулярно, что иной раз забывают их запомнить. Доступность секса убивает весь интерес к партнеру и к любовной игре. А на заповеди богов плюют даже верующие, если где-то рядом зазвенело серебро.

Современный мир сжался до размеров нескольких часов полета авиалайнера, нескольких миллисекунд пинга, нескольких самых важных мегаполисов. В этом маленьком объеме человек стремится к личному пространству, независимости, одиночеству. И разум реагирует на такое желание: он ищет повод для свободы, ищет причину разрушить отношения и не создавать семью. Человек отправляется вглубь самого себя, только сам себе он интересен. Поэтому в партнере человек нарочно выискивает изъяны, дабы оправдать свои действия. А для того, чтобы проще было найти недостатки в партнере, подсознание изначально выбирает «не того». Как видишь, человек обманывает сам себя ради свободы, независимости и цельности убеждений.

В будущем количество матерей-одиночек будет катастрофически расти, что приведет к распространению искусственных инкубаторов и полной или частичной потери функции естественного детопроизводства. Идея инкубаторов продержится недолго и впоследствии останется лишь в качестве бесперспективного государственного проекта. Для сохранения вида человечеству придется искать способ останавливать старение, лечить все болезни или каким иным способом достигать бессмертия. Жителей планеты станут помещать в сверхзащищенные, стерильные капсулы с настроенной инфраструктурой, общаться и контактировать они смогут лишь в виртуальном мире или в каком-то другом виде искусственного пространства.

Мой рассказ впечатлил птицу. Идея виртуальной жизни в исполнении художников нашего века – «Матрица», «Суррогаты» и пр. – порождает в человеке чувство протеста из-за нескрываемого волеподавления и искусственности. Но птица забыла – мир вокруг нее уже искусственно создан умами прошлого и настоящего.

– Я даже не знаю, человек ли ты вообще? Ты так уверенно говоришь о любви, – птица в свойственной женщинам манере вернула разговор в чувственную область, – будто сам воспитал ее.

И правда: человек ли я еще?..

– Да!

– Хорошо, я остаюсь. Но я буду сожалеть об этом, – сдалась, наконец, птица. Последние нити она привязывала уже сама.

– У тех, кто никогда не сожалел о том, что действовал по зову сердца, должны полностью отсутствовать мозги, – заключил я.

Сияние личного света Юли вернулось в прежнюю яркость. Конечно, это не было сиянием – в Тени никакого света не существует (за исключением дочки Вики – Светланы, но это скорее особенности моего восприятия). Вернее – существует, но у человека отсутствуют или очень атрофированы органы, которым он мог бы зафиксировать свет в Тени. Я все видел – но не глазами.

Грудь Юли судорожно задергалась, неумело и жадно выпивая воздух. Глаза широко раскрылись, словно впервые увидели этот мир. Люди, шокированные внезапным оживлением, кинулись к девушке, заслоняя свежий воздух и ночное небо. Юля мотала головой из стороны в сторону, молчала на все вопросы и вообще, кажется, не замечала окружающих. Девушка устремляла взгляд на то место, где стоял я, пытливо-вопросительный взгляд, но так никого и не увидела. В ее мутном сознании стерлась память о нашем разговоре, но остаточное мистическое чувство все еще оставалось в ней.

Глава 18

Наш план сработал – на следующий день весь город только и говорил, что о «Седьмой тропе» и о слухах, будто группа собирается выступить в Невинке. Слухи эти подпитывались внезапно появившимися на улицах микроавтобусами с логотипами телевизионных каналов, воздух над городом тревожили несколько вертолетов. Полиция активно проверяла паспорта на улицах и транспортные средства, прибывающие в город. Но в этом они явно опоздали – вчерашние террористы и были теми, кто хотел сорвать свой религиозно-политический куш на выступлении «Седьмой тропы». Короче говоря, это бомба в телевизоре «Горизонт» – предназначалась для нас. Не буду гадать, как «Мусульманское общество» узнало о концерте. Но этот факт еще больше усугубил чувство вины перед Светой и Викой.

В Невинке ожидали праздника. С соседних городов и деревень стягивался народ, чтобы успеть попасть на шоу. Люди заранее занимали места на стадионе – концерт проходил на бесплатной основе, а желающих насчитывалось столько, что спортивное сооружение могло с легкостью лопнуть.

Находиться дома в этот день было крайне глупо – толпа фанатов оккупировала мой подъезд, так что соседям пришлось вызвать несколько нарядов полиции, чтобы навести порядок. С помощью Тени я покинул родовое гнездо и уехал на некоторое отдаление от города. Закипевшие вдруг улицы Невинки стали мне отвратительны. Коллегам я сказал, что прибуду на концерт отдельно. Лишних вопросов по этому поводу не возникало.

В шесть часов вечера я вернулся в город. Стадион и примыкающая территория уже были забиты народом. На площади перед входом установили большой экран для видеотрансляции, где собрались те, кто не успел протиснуться на трибуны. В небе кружили квадрокопреты информационных агентств. К стадиону были стянуты все силы полиции и личный состав соседних военных частей. На входе были установлены металлоискатели и расставлены кинологи с собаками по всему периметру стадиона. Чиновники в этот день старались уйти от реальности: медитировали, забивались поглубже в наркотическое опьянение, зарывались в гору подушек или прятались по шкафам с одеждой. Словом, делали все возможное, чтобы не думать о том ужасе, который будет здесь происходить, и о том, во что превратится к концу представления спортивное сооружение и центральная часть города.

Позади нарастал визг сирены. Охрана засуетилась, толпу разбивали на две части, чтобы соорудить широкий коридор к воротам стадиона. Полицейский кортеж, стараясь создавать как можно больше шума, втиснулся на маленькую площадь. Между автомобилями с горящими проблесковыми маячками на крышах прибыл серебряный микроавтобус Mercedes с тонированными стеклами. Народ зашумел, приветствуя кумиров.

Я пробрался через оцепление и подошел ближе к транспорту музыкантов. Дверь микроавтобуса отошла в сторону и тут же площадь взорвалась очередью ярких фотовспышек. Охрана на миг дрогнула под напором фанатов. Группа выходила из машины в ореоле вспышек и приветственных криков. Коллеги и сами светились от счастья – от понимания своей значимости, от осознания того, что тебя ждут и тобой восхищаются. Поэтому мы любили делать сюрпризы публике и сваливались как снег на голову.

Находясь среди фанатов, я даже не подумал переместиться в Тень – меня и без того никто не замечал, внимание публики всецело уделялось кортежу и «коридору безопасности». А между тем радостные крики поутихли, когда дверь микроавтобуса захлопнулась и кортеж отправился куда-то на стоянку. Фанаты не досчитались одного музыканта. Сказать по правде, публика всегда уделяет больше внимания вокалисту, чем остальным участникам коллектива. Можно заменить ударника или гитариста – и гитара или барабаны все равно будут звучать как прежде. Но голос – это всегда уникальный инструмент, индивидуальный для каждого музыканта. Замените рояль скрипкой – и разница уже будет ощутимой. Поэтому не будет преувеличением заметить – фанаты разочаровались, когда не увидели меня. И я решил этим воспользоваться.

Нырнув в Тень, я залез на забор, огораживающий «коридор» и толпу, и вышел из теневой личности. Охрана бросилась было снимать рьяного поклонника, но застыла в нерешительности – меня узнали. Новый взрыв фотовспышек и еще больший – криков с площади.

Черный волк упивался этим мгновением. Исчез давно тот человек, трусивший при виде сцены. Исчез и тот мальчик, что выходил гулять в поле ласковой июльской ночью и восторженно глядел на свет давно погасших звезд. Пропал бесследно романтичный гитарист с мечтательными глазами, верящий в любовь и проповедующий свою религию посредством слов и музыки. Теперь на их месте жила иная личность: привыкшая к реву трибун на концертах, яркому свету прожекторов, устремленных только на меня, и драйву. Эта личность впитывала внимание как сухая губка. Она купалась в ощущении своего влияния, своих сил, денег и возможностей. Этот «я» не ведал слова «нет» и получал все, чего хотел. Я мог творить что угодно – и в ответ получал опьяняющий восторг толпы. Я ломал те преграды, на которые больше никто не осмелился поднять руку – и за это меня любили. Потому что кумир – это воплощение угнетенных внутри человека желаний. Социальная блокировка рассыпалась как замок из песка. Тьма была со мной, и с каждым днем я становился все сильней.

– Ты где был? – спросил Сергей, когда я спрыгнул с ограждения. В руке у меня была бутылка пива, отобранная у зазевавшегося меломана. Не то, чтобы я очень хотел пить, просто подумал, что будет прикольно обрызгивать на ходу людей пивной пеной.

– Автографы раздавал.

– А-а… а мы тут на концерт собрались. Пойдешь с нами?

– Кто играет?

– «Седьмая тропа», – Сергей лучезарно улыбался и махал рукой фотографам.

– Да ну их. Надоели. Когда они последний раз альбом записывали?

– Не помню уже… лет сто назад, – Сергей состроил задумчивое выражение.

– А песни какие-нибудь знаешь?

Гитарист отрицательно качнул головой.

– Вот именно. Стремная группа, – я посмотрел на опустевшую бутылку. – Пиво закончилось. Надо в магаз сходить, – с этими словами я перепрыгнул забор, нырнул в Тень и пропал в толпе. Такое поведение озадачило даже музыкантов.

В магазин я, конечно, не отправился. Вместо этого я решил опередить остальную команду и первым добраться до сцены. В Тени физическая сила как будто возрастает, но это не так – происходит переосмысление возможностей из-за нового видения мира. Я с легкостью вскарабкался на невысокую стену стадиона, попал на забитые трибуны и побежал к огражденной тройным кольцом охраны сцене. Подмостки имели круглую форму и были установлены в центре поля. Посередине возвышалась целая башня из колонок, направленных во все стороны. Из этой башни вырастало металлическое дерево софитов. Родное освещение стадиона было довольно скудно, не смотря на проведенную незадолго небольшую реконструкцию, профинансированную самой группой.

Я выпрыгнул из Тени, как только добрался до сцены. К тому времени «Седьмая тропа» под ослепительным светом прожекторов все еще спускалась вниз через трибуны. Заметив меня, поле взревело. Стадион был забит до отказа – и трибуны, и само поле – меломаны разместились везде, куда смогли добраться и куда разрешила полиция. Люди ожидали команду с самого утра, и теперь получили награду за свое терпение.

– Добрый вечер! – крикнул я в микрофон. Из динамиков в это время звучал «Полет Валькирии», дабы придать торжественность шествию группы к сцене. А мне не хотелось никакого торжества, это было сродни ожиданию, растягиванию удовольствия, – а я желал действия. – Добрый вече-е-е-р! – повторил я еще громче, чтобы перекрыть музыку. Мне отвечали тысячи голосов.

– Мы рады вернуться домой после долгих… путешествий, – продолжал я. Звукорежиссер сделал Вагнера потише. – Надеюсь, ребята не слишком обиделись на мою самодеятельность. Если честно, начать концерт планировалось несколько иначе… Но что такое план? Люди планируют – будто рыбак закидывает удочку. Он не может знать, что клюнет на его приманку, но уже чувствует запах свежей ухи. А у рыбины на этот день совсем другие планы. Удача – вот что подразумевает план. Удача – когда все дороги по каким-то причинам сходятся в запланированной точке. Наш путь иной. У нас нет плана. Мы не уповаем на удачу. Мы ничего не ждем. Потому нам и открыта Седьмая тропа – дорога без конца и разочарований!

Команда собралась на сцене к концу речи, публика внимательно слушала. Музыканты заняли свои позиции и пробовали установленные заранее инструменты. Проводить саундчек мы не стали из соображений конспирации.

– Сегодня команда «Седьмая тропа» играет только для вас!

Игорь начал первым. По стадиону разлетелся громоподобный стук барабанов, напоминающий набат. Грохот продолжался до тех пор, пока тысячи сердец не объединились в одном ритме. Затем рявкнули гитары – музыканты решили сыграть что-то похожее на марш. Озеро голов вокруг нас заволновалось, и уже через несколько секунд разношерстная толпа превратилась в один танцующий организм. Никто не знал ни музыки, ни слов – даже исполнители, – но это никого не волновало. Каждый аккорд был последним шагом перед пропастью. Каждое слово будто звучало впервые. Мы все – кто находился в создаваемой группой энергосфере – предчувствовали дальнейшую судьбу композиции. Это не было ни гипнозом, ни дурманом, ни подавлением воли.

Нас много раз спрашивали: «как вы творите свою музыку?», – но никто не мог дать четкого ответа. Сегодня я готов раскрыть эту тайну. Если произвести короткую аналогию: наши концерты представляли собой огромный рояль, где публика являлась клавишами, а музыканты – пианистом. «Седьмая тропа» выбирала «тему», а затем нажимала на подходящие клавиши в присутствующих человеческих душах. Эти души звучали по-разному и создавали композицию. Гармония обеспечивалась тем, что звучать одновременно могли только определенные участки души. Музыка была единой нитью Судьбы, на которую нанизывалась публика.

Заходящее Солнце обрушивалось на восточные трибуны и разливалось на них оранжевой кляксой. Западная сторона стадиона все больше погружалась в сумрак. Это был сигнал для светооператоров – фонари на софитах пришли в движение, окрашивая сцену и море голов в различные цвета.

Первая песня длилась минут двадцать. Энергосфера охватила уже весь диапазон колонок, заканчивающийся в радиусе двухсот метров от стен стадиона, – расти дальше она уже не могла. Публика за это время разогрелась, и сила возвратилась к нам в удвоенном размере. К концу представления я готовился создать что-то мощное, дабы на века вбить в этот город память о нас. Следующая композиция должна была подарить нам в пять раз больше энергии.

Вторая песня началась довольно бойко. Я играл на «клавишах», окрыленный производимым эффектом, когда вдруг запнулся на полуслове – одной «ноты» явно недоставало. Той ноты, которая должна была стать гвоздем программы, ради которой все это и было устроено, ради чего я колесил два года по планете, не было на стадионе. Эта песня должна была звучать только для нее. Вика должна была услышать мое послание: смотри, ты могла быть сейчас рядом со мной! Рядом с человеком, которого никогда не забудут. По правую руку от Бессмертного, ты стала бы легендой вместе со мной. На футбольном стадионе Невинки в тот вечер собрался весь город. Не пришла только Вика.

То внезапное озарение истинной любви, посетившее меня накануне, как будто забылось. Внутри, подкормленный вниманием публики и осознанием своей значимости, вовсю хозяйничал циничный черный зверь. Глухой рык его наполнял мою грудь, я хотел рычать вместе с ним.

Композиция готова была рухнуть. За всю свою деятельность мы ни разу не слышали недовольства публики. Теперь – полный стадион свистящих и кричащих что-то неодобрительное граждан. Дима перестал играть. Игорь выбивал на ударных какой-то ужас. Сергей еще держался кое-как, но игра с каждым аккордом выглядела все менее уверенной. Мы так привыкли к победам, что самое ничтожное поражение едва не сгубило весь концерт.