Операция МРГ

Дмитрий Виноградов

Операция МРГ

Пролог

Для кого Санкт-Петербург, для кого по-прежнему Ленинград, кипел и бурлил. По широким проспектам сновали автомобили и люди, негры и бездомные бультерьеры. Витрины магазинов зазывали покупателей, обещая стопроцентную скидку, рядом с домами мод известных кутюрье, ходили ряженые актеры. В париках, мундирах и эполетах они интриговали. Рядом с ними расположились лоточницы. В кофтах на босу грудь, и панамах женщины торговали календарями, буклетами, газетами и другой макулатурой. В небе с огромной скоростью перемещались облака, цепляя фигуру ангела на Петропавловской крепости. Голубое небо, мелькающее в разрывах туч, поражало своей голубизной и двусмысленностью. Чихвостиков Дмитрий Николаевич, давно не был в столице двух революций и колыбели одного президента, поэтому шел медленно, глупо улыбался и стопоря движение. Ровно тридцать пять лет назад, его родили на свет, как и положено головой вперед. Кронштадт, место рождения нашего героя, был, есть и всегда будет городом крепостью. Расположенный как прыщ на заднице, он всегда мешал врагам, приблизится к институту благородных девиц, обсыпая всех ядрами, шрапнелью и отборным матом. Дмитрий Николаевич, замер возле вывески с буквой «М», томно вдохнул потного воздуха. Метро ему нравилось всегда. Своеобразное место. Люди в нем живут отдельной жизнь, не обращая друг на друга ни малейшего внимания. Ступени словно скатерть самобранка, захватывают ноги, обутые в чуни, и тащат на себе. По мере погружения начинают закладывать уши, ощущается легкий сквозняк. Дмитрий Николаевич, для краткости просто Дима, помнил, как с родителями ездил в метро. И теперь стоя возле врат в подземное чрево, воспоминания детства с новой силой накинулись на него.

– Димочка, – мама взяла его за руку, – не смотри по сторонам. На эскалаторе будь внимателен.

Мальчик кивнул, но голова продолжала вращаться. Огромные лампы свисали с потолка, далекий гул уходящих поездов, все это не могло оставить его равнодушным. Навстречу ехала пестрая и молчаливая колонна озабоченных людей.

– Дима, смотри под ноги, – прервала его любопытство мама, – уже почти спустились.

Почти в тоже время ступени стали сворачиваться в линию, показались зубы и Дима перешагнул их как змею.

– Молодой человек, – раздалось сзади, – молодой человек.

Дима снова вернулся в реальность пространства и времени.

– Вы или туда или сюда.

Дима спешно взялся за ручку и вошел в … Макдональдс.

Прошла неделя, Чихвостиков, уже освоился в родном, как он считал городе. Да и особых сложностей в принципе не было. Родители снабдили сына картой Ленинграда в виде карманного справочника, дедушка вручил компас на случай потери ориентации, бабушка каждый раз давала в дорогу торбу с едой.

– На улице не покупай, – предупреждала она, – там в каждом пироге волосы.

День сменял день, ночь сменяла ночь, солнце и луна ходили друг за другом. Ноги Чихвостикова обошли весь исторический центр города. Он отметился в Летнем саду, угостил плавающих вдоль пруда лебедей, бабушкиными пирогами. Постоял рядом со скульптурой Крылова в виде Ноя в окружении зверей, поражаясь мастерству скульптора, скорее всего не Церетели. В гостином дворе, его внимание привлек музыкальный отдел. Окончив музыкальную школу по классу балалайка, он не мог пройти мимо гитар, мандолин, маракасов, бубнов, саксофонов, флейт и кларнета. Руки чесались, хотелось дунуть, щипнуть, ударить или просто потрогать. Меньше всего ему понравился отдел высокой моды, занимающий добрую часть второго этажа. Народу там не было, так разве, пара тройка мужиков в костюмах и браслетах, да несколько женщин одетых как на премьеру Сильвы. На манекенах болтались балониевые куртки, на которые даже в советское время, врят ли кто позарился. Сейчас они оценивались по семьсот и более долларов.

– Гастрабайтеры, – усмехнулся Чихвостиков, теребя рукав, – нашли идиотов.

В Эрмитаже, куда он тоже сходил, понравилось все. Ни чего конкретного и все одновременно.

– До хрена конечно искусства, – констатировал он, когда решил уйти из помещений на свежий воздух, – слишком до хрена.

Однако убежать от искусства в Санкт-Петербурге, так же маловероятно, как догнать Шумахера на самокате.

Но самое интересное ждало его на рынке. Или Юго-Западный, или примерно такой, он находится в районе остановки метро «Автово». Огромная территория, окруженная забором, внутри которой торгуют. Не вздумайте спросить чем. Легче ответить – чем не торгуют. Там нет кобр, колес от самолета имени Туполева и кумыса. Как русский человек, Дима не мог пройти мимо рядов торговцев антиквариата. Прямо на земле уютно лежали монеты, иконы, цепи, бляхи, пуговицы, кокарды, ножи, подсвечники, фуражки и еще огромный перечень добрища. Все это было выкопано, выдрано, своровано, унесено, перепродано, переправлено, из недр, церквей, частных коллекций и других мест. Кто только не лежит в земле Ленинградской, разве что метеорита нет. Поэтому исторического товара действительно очень много. Чихвостиков потрогал фашистскую свастику. Смотрелось, конечно, серьезно, но носить такую чревато. Гусарский значок смотрелся тоже прилично, но стоил не дешево. Приценившись к пятикопеечной монете времен Петра –1, он все же купил несколько олимпийских рублей.

– Интересуетесь? – продавец протянул ему часы, – шведские, со дна Ладоги.

– А они ходят? – осведомился Дима, разглядывая ржавый корпус.

– Они же с рыцарем упали, вот посмотрите, – продавец открыл крышку, поправил стрелки, – ровно два часа пятнадцать минут. Это историческое время.

– Сколько?

– Тысяча.

– Дак…которые работают… дешевле, – подкидывая на ладони товар, не согласился Чихвостиков.

– Берите за восемьсот, я вам и паспорт на них дам.

Через пол часа Дима кроме часов приобрел, октябрятский значок принадлежащий юному Брежневу, кусок Берлинской стены со стороны ФРГ, пластмассовую пуговицу с платья Жанны Д Арк и стеариновую свечку из воска Новодевичьих пчелиных угодий. Продавец пытался уговорить его приобрести чемоданчик, принадлежащий пехотинцу из дивизии Суворова, перешедшего со своим хозяином через Анды. Чихвостиков внимательно осмотрел наклейки городов, коими был уделан деревянный раритет, и решил воздержаться. Длинная цепь, похожая на унитазную, оказалась не стальной, а серебряной – пробы «999». Дима подкинул ее на ладони и вернул. Стальная каска, похожая на горшок, стоящий под стулом тещи, была отвергнута следом.

– Мужчина посмотрите сюда! – бабуля поманила Дмитрия пальцем, – купите войсковые боты Александра Невского.

Чихвостиков взял в руки удивительный ботинок. Разношенный древним воином, с железным набалдашником, он впечатлял. Таким даже стены ломать можно.

– Это у них, – постукивая костяшкой пальца по стальному носку, продолжила экскурс в историю бабушка, – что бы в стремена ноги вставлять. Вы больше таких на рынке не найдете. Старик мой, еще когда водолазом был, то нашел на дне моря, рядом с лошадью.

После того, как Чихвостиков приобрел ботинки за пятьсот семьдесят рублей, на него налетели с предложениями купить кусок первого аэростата, микросхему ручной пайки от первого радиоприемника, письмо вместе с переводом, прусского канцлера Бисмарка княгини Волконской.

– Мне столько не надо, – выслушав все предложения, ответил Чихвостиков и пошел на трамвайную остановку.

Оставшиеся две недели отпуска он потратил на брождение по историческим улицам, людному и местами смердящему обезьянами зоопарку, Петродворцу утыканному фонтанами, и родовому кладбищу с крестами. Родители предчувствовали скорый отъезд сына, грустили, откармливали и фотографировались.

– Как вы там живете в этом Владивостоке? – удивлялась бабушка, – ни света, ни воды!

– Нормально живут, – успокаивал ее дедушка, – я в его годы сено на спине носил.

– Лучше бы ты крупу носил, – отмахивалась бабушка, – или деньги.

– Снова деньги, – отец прервал тещу, – Вам бы только о деньгах, – живет – значит надо. Я там был, море есть, кефаль водится.

– Твоя фекаль везде водится, – бабушка достала фрукты из холодильника, – гей-фрукты от крови. Кушай – не делись!

– Вы бы уже перебирались к нам, – мама смахнула слезинку, – а то мы внучку еще не видели.

– С работой поможем, – отец насупил брови, – сосед начальником котельной работает.

Получив наставления, пообещав, что подумает, Дмитрий Николаевич Чихвостиков вечерним рейсом улетел во Владивосток.

Глава 1

Если чешутся руки, задумайтесь! Может Вы изобретатель

Каждый человек имеет свои жизненные интересы. Кому-то хочется поймать бабочку, воткнуть в ее махонькую задницу иголку, для чего он все свободное время шастает с сачком по улицам пугая прохожих. Другой присоединяется к любому шествию, чисто из любви к массовым гуляниям. Он кричит вместе с коммунистами, демократами, пацифистами, пофигистами, онанистами и геями. Есть люди, которым вообще ничего не надо, и они целыми днями шкрябают свои мозоли на пятках. Анатолий Борисович, или как его звала мама, Анатоль, принадлежал к другим людям. Он был изобретателем и рационализатором в одном лице. Руки Анатоля чесались всегда. Еще, будучи безбородым прыщавым сладкоежкой, он делал удивительные по своей бестолковости вещи. Скворечник с дыркой внизу, против ветра, куда не мог попасть ни один чижик. Подставка для стальных бабушкиных зубов, в виде магнита, от которого бабуля отрывала свою челюсть два дня, и чуть не погибла от голода. Прошли годы, жениться ему так и не удалось, хотя слепая соседка уже почти согласилась, но, опробовав на себе электрический аппарат для восстановления зрения, передумала.

– Сына, – мама постучала в дверь, – тебе с клецками, или окрошку?

Окрошку, но только без кваса, – Анатоль посмотрел на свет зеленую бутылку.

С хлебом?

И кориандром, – Анатоль открыл сосуд и подставил нос.

Выйдя через десять минут, Анатоль прошел в ванную. Не доверяя ни банному, ни яичному, равно как и сорти, он взял дегтярное мыло, тщательно перетасовал его между ладонями.

– Мамуля! – крикнуло Анатоль сквозь пену на физиономии, – пригласи пожалуйста на обед Исидора Павловича.

Елизавета Антиповна, поправила шарик из волос на своем прямоугольном затылке. Исидор Павлович, был ей не безразличен давно. А именно с тех пор, как умерла его жена, и вдовец стал жить один в трехкомнатных хоромах. Переодев халат, имеется в виду с лицевой стороны на чистую, она обулась в закрытые туфли, пару раз прыснула духами в рот, потом под мышки, в трусы, и вышла на лестницу.

Выдавив три прыща на лбу, Анатоль помазал йодом ранки, нахлобучил пониже волосы, оглядел свое изображение и решил что к обеду готов.

Выскочив из ванной, он забежал к себе, схватил бутылку и еле успел к приходу гостя выставить ее рядом с кетчупом.

– Исидор Павлович, добро пожаловать, – маман широко распахнула дверь, приглашая рукой его внутрь.

– Здравствуй Толик, – Исидор, сперва просунул голову, обвел ею по сторонам, после чего поставил ногу в коридор.

– Проходите, – Анатоль слегка привстал со стула, – как говорится чем богаты.

Протолкнув гостя в спину, Елизавета Антиповна, заперла дверь, спрятала ключ в кармашек, и флиртующей походкой, которая должна была по ее мнению соблазнять, направилась к столу. Когда вся гоп-компания сгрудилась возле кастрюли с макаронами, и окрошкой без кваса, слово взяла дама.

– Когда я была на Украине, у родственников, – Елизавета Павловна, смачно высморкалась от жары в платок, – мне понравился обычай. Если блюдо приготовлено на совесть, то ложка в нем стоит.

С этими словами, она сунула ложку в жбан с макаронами. Исидор Павлович, из-под густых бровей посмотрел на счастливое лицо мамы и сына.

– Добро… пожаловать, – мама схватила черпак и кинула в тарелку гостя макаронный монолит.

– Много не надо, – Исидор успел перехватить второй замах, – я уже ел сегодня.

– Ешьте, ешьте, – Елизавета Антиповна погладила его по голове.

– Не стесняйтесь, что вы на самом деле, – Анатоль налил в стакан зеленую жижу.

– А…, – Исидор Павлович показал на опускаемый перед ним стакан, – Битнер?

– Что Вы! – махнул рукой Анатолик, – гораздо лучше.

– Ну…, – гость взял емкость, – за Вас.

Анатолий внимательно проследил как Исидор Павлович, дергал по мере вливания жижи, кадыком.

– Нормально? – спросил он, как только рука поставила стакан на стол.

– Ничего, – поморщился тот, – чем-то на элеутеракок похоже.

Довольный собой, Анатоль, налил гостю еще стакан.

– За тех, кто в поле, – объявил стоя, Исидор Павлович, решив для себя, что лучше за этим столом напиться, чем наестся.

– Опять укроп подорожал, – насыпая в макароны, целых две щепотки зелени, объявила Елизавета Антиповна.

– Скоро свет подорожает, – глядя с непонятным чувством на опустевший стакан, произнес дорогой гость.

– Как настоечка? – поинтересовался Анатоль.

– В нос шибает как нафтизин, – усмехнулся Исидор.

– Не скучно ли Вам одному живется? – невзначай спросила Елизавета Антиповна.

– Нет, – успокоил ее вдовец, пытаясь накернить макаронину.

– И, слава богу, – вилка Елизаветы Павловны царапнула по тарелке.

– Я где-то слышал, – Анатоль почесал голову, – что легче жить двум пенсионерам на две пенсии, чем одному на одну.

– Не, – Исидор Павлович, вылил себе остатки настойки, – у меня пенсия большая, я ветеран, инвалид. Живу, не жалуюсь. Здоровье нормальное. Соседи вот хорошие, обедами угощают.

Мама с сыном переглянулись.

– Десятый наш девятый батальон…., – запел войсковую песню гость, – на на нана нанана, на на нана нана.

– Пошел-ка я в библиотеку схожу, – Анатоль облизал ложку, подкинул ее в ладони, глядя на довольное лицо Исидора.

Глава 2

Если нечего делать – иди в библиотеку! Там таких – пруд пруди

Библиотеке как ослик, она всегда имеет имя. Обычно именем является фамилия, Чехова, Горького, Фадеева, бывает именем библиотеки является кличка, Ленина, Сталина. Скорее всего не ошибусь, если предположу, что библиотеки могут носить имена событий или каких других вещей. По большому счету, нам глубоко плевать, какое имя носит библиотека, главное, что бы в ней были книги. Я не говорю какие книги, потому, что понятие хорошая или плохая, к книге применить сложно. Каждый выносит оценку, тому или иному произведению лично, и не обязательно, что это мнение разделит следующий читатель. Библиотека живет своей жизнью. Иногда туда захаживают авторы, писатели или поэты, прозаики или драматурги, профессионала или любители, нормальные или больные. В Библиотеке имени Чехова, сегодня был как раз такой день.

– Заходите, но только тихо, – с порога был предупрежден Анатоль, – у нас встреча.

– А долго она будет?

– С интересными людьми мы говорим не пять минут.

– А как же мне теперь книгу взять? – не унимался Анатоль.

– Молодой человек, – библиотекарь с биркой на доброй груди «Методист-Бабий» стала шипеть, – вы пришли в очаг культуры, потрудитесь вести себя корректно.

Анатоль вздохнул.

– Хорошо, куда идти?

– Идите куда хотите, – методист Бабий повернулась задом, очевидно в очагах культуры, это знак окончания разговора.

Анатолий, обошел ее и на цыпочках поскрипел в зал. Раскрыв дверь он прошел на свободное место, посмотрел по сторонам.

– Цвет нации, – удивился он антиинтеллектуальным лицам присутствующих.

Между тем, лектор продолжал доклад.

– Творчество Казимира Малевича, – заложив руки за спину доложил он, – это тема для серьезного разговора. Одаренный человек, просто так не станет рисовать геометрические фигуры. Родился этот художник не далеко от Киева в 1878 году. Тяжелое детство, работа в поле и на пасеке деда, вот те этапы, которые прошел юный Казик. Так бы и рос Казимир в кругу трутней, но семья решила отправить мальчика на учебу. Точные науки ему не подходили, по священной линии наоборот не подходил он, ибо был атеистом, а вот в Киевскую художественную школу его зачислили без экзаменов. На десять мест, было всего три желающих, и не поступить туда было совершенно не возможно.

Анатолий немного послушал товарища, затем глаза его стали прикрываться паволокой, брови начали давить на ресницы, в ушах все слова перевоплотились в монотонный гул. Пространство и время потеряли физический смысл, на смену яви пришел сон.

– Кто не работает, тот не ест! – заявила мамуля и вмазала сыну по голове ложкой, – иди за солью, а то картофель синеет.

Взяв два ведра, Анатолий пошел на улицу. Обычно сахар и соль, юноша копал за домом. Но сегодня его ждал сюрприз. Огромный забор из свежих досок простирался справа на лево. За ним до самого горизонта, простирались солончаки и сахарные барханы. Если бы Анатоль, не спал, он бы конечно перелез через забор, но во сне мы не управляем своими действиями, а принимаем их как данность. Поэтому без особого возмущения, Анатоль двинулся вдоль ограды искать ее конец. Погода стояла хорошая, запах тайги на удивление отсутствовал, пахло галушками и стрекозами. Ведра одиноко стучали по ногам, но настроение не падало. Внезапно впереди, словно мираж, объявился мальчуган. В кепке и рейтузах, босоногий и двупалый, он мазал по забору кисточкой. Какие-то звуки, очевидно песня, радовали его лично. Обмакнув кисточку, похожую на коровий хвостик, в кувшине, он не поворачивая туловища, сказал Анатолию.

– Не проси, все равно я тебе рисовать не дам.

– Тоже мне, Том Сойер, – Анатоль плюнул на забор.

– Я Малевич, – мальчик нарисовал себе желтые усы, – Квазимир.

– Точно Малевич, – Анатоль отошел на пару шагов, – кто ж так рисует! Бездарь!

– А деду нравится, – мальчик обмакнул кисть и подвел себе бороду.

– Дед твой тоже бездарь, – Анатоль поставил ведра на землю, – забор должен быть монотонным! А это что? Это что такое?

– Это дерево, – Малевич постучал по забору.

– Вижу, что не плексиглас, – Анатоль постучал Казимира по голове, – что у тебя за сперматозоиды по забору пляшут?

– Вы не слышали о моей книге? – Малевич нанес на забор еще два развода, – «необъективный мир».

– Ты еще и книги пишешь? – Анатоль приспустил штаны, и не глядя пописал на свои ботинки, – буквами?

– Механика наступает на природу, – Квазимир посмотрел на Анатоля, сделал несколько мазков, – человек лишь винтик космоса. Цветовая гамма лишь отражение гиперболизированного сознания. Все имеет свою форму…

Анатоль покачал головой.

– Ты не пил с утра? – уточнил он у парня.

– Молока, – улыбнулся Квазимир, поворачивая подбородок Анатоля в бок.

– Выпей текилу, могу рецептом поделиться, – Анатолий поморщился, – берешь одеколона, смешиваешь с кактусами, даешь настояться несколько дней, и все.

– Голова художника должна быть чистая, – Квазимир высунул язык от усердия.

– Художника, но не маляра, – Анатоль пытался разглядеть, что там мажет новый знакомый.

– Купите картину, – вдруг предложил Малевич, показывая на заборное графити.

– А что это такое? – Анатолий уставился на каракули.

– Это Вы, Ваша сущность, – Казимир ткнул в верхнюю часть рисунка, – это ваша голова….

– А где уши? – удивился Анатолий.

– У Вас их нет, – Казимир открыто посмотрел на Анатолия.

– Это идиотизм! – возмутился Анатолий, тыча в овалы снизу.

– Это кубизм, – поправил его Казимир.

– Какая разница, – Анатолий плюнул на забор, – немедленно заштрихуй квадрат!

– Это не квадрат, это вход в космос!

– На заборе?

– Не имеет значения, – рядом появился еще один ромб.

– Лечиться надо, – крикнул в лицо Казимиру Анатоль.

– Чего?

– Я говорю, лечиться надо!

– Я прошу Вас не безобразничать! – разобрал обращенную к нему фразу Анатоль, когда очнулся.

Рядом стоял методист Бабий и тряс его за плечо.

– Вениамин Львович, – надев улыбку, она проворковала выступающему, – ради бога…бога ради…

– Ничего, ничего, – выступающий подул в линзы, – именно такое отношение пришлось испытать на себе Казимиру Малевичу. Супрематизм не вписывался в большевистскую модель мира…

– Послушайте, – Анатоль дернул Бабий за низ юбки, – можно я возьму книгу и уйду?

– Можно… но без книги, – Бабий рванула телом и юбка соскочила с ее талии, повиснув на коленях.

Лектор замер с открытым ртом.

– Вандал, – натягивая юбку, выбегая из аудитории, бурчала Бабий.

– Я не хотел! – прижав руки к груди, объяснил Анатоль лектору.

– Бывает, – впервые улыбнулся докладчик, – нус, продолжу. Тема моей докторской как раз и посвящалась творчеству Малевича. Скажу больше, вот этот черный квадрат, который набил всем оскомину, на самом деле гораздо глубже…

– Это вход в космос! – как старому знакомому крикнул Анатоль.

– Вы внимательно слушали, и это радует, – автор подошел к нему, встал возле стола, – Вы знаете, сколько бесследно пропало картин мастера?

– Вы меня спрашиваете? – уточнил Анатолий.

– Нет, я обращаюсь ко всем, – лектор обвел зал руками, – десятки полотен, после смерти художника исчезли. Канули, растворились… одним словом их нет.

– А может, он их подарил?

– Он их спрятал, – докладчик подошел к графину.

– Где? – поинтересовался Анатоль.

– Если бы мы это знали, – искусствовед развел руками, – правда я думаю, что ответ находится в черном квадрате.

– То есть, – Анатолий снова вступил в дискуссию, – он их в космос вы имеете в виду, отправил?

– На этом все, спасибо за внимание, – мужчина подошел к Анатолию, – кстати, Малевич себя называл председателем мирового пространства.

– У меня сосед, тоже председатель, – Анатоль встал, – общества инвалидов.

Выбрав себе книгу по естествознанию, Анатолий поковылял домой. В голове, обезображенной лектором и его другом Малевичем, мысли наскакивали друг на друга.

– Тоже мне, художник, – Анатоль улыбнулся, – такой же, как и я пианист.

Купив по дороге банан, он остановился возле памятника Мандельштаму.

– Стоишь? – спросил он у монумента, – вандалы больше не беспокоят?

Как по заказу, на голову памятника упал кусок дерьма. Голубь мира сел следом.

– Гули гули, – Анатоль оторвал кусок шкурки, и кинул в голубя.

Птица порхнула, и банан лег четко на волосы Мандельштама. Решив навести порядок, Анатоль оторвал от стоящего по близости клена, ветку. Очистив ее от почек, он стал прыгать и стучать по статуе. При жизни, полной пыток и угнетения, искусствовед ни разу не получал палкой по голове. Однако история исправила эту ошибку, каждый день птицы сливают на него свой помет, вандалы поливают краской, а ненормальный Анатолий закидал его бананами и окучил дубъем.

Глава 3

Становление мужественности

Сумерки еще не сгустили краски, страшное все еще кажется страшным, а мимо красивой дамы даже слепой не пройдет равнодушно. Так же и милиция. Набирая в свои стройные ряды самых ответственных, не утомленных интеллектом и физической нагрузкой, обувая их в тяжелые говноступы в клепках, наряжая в празднично-серый цвет, и наградив именной резиновой палкой, героев выпускают бороться с организованной преступностью. Сами герои, прежде всего думают, что организованная преступность это в меру пьяные соотечественники. Они еще могут передвигаться, но уже ходят галсами. Те кто пьяные в дупель, к организованной преступности не относятся. Они как лежали, так и продолжают лежать на остановках, тротуарах, но угрозы по мнению милиции для любимого населения не представляют. В тот момент, когда Анатоль окучивал Мандельштама, по улице шли три богатыря. У самого высокого, из бот вылезли брюки, и он походил на отдыхающего в бриджах, у второго уши из милицейской бейсболки торчали как у ежика, у третьего резиновая дубинка пристегнутая к брюкам волоклась по асфальту. У каждого в руках был планшет как у летчика времен второй мировой. Была бы ночь, они естественно прошли бы мимо подонка, но сейчас было четко видно, что он не вооружен.

– Нуче мужики, – длинный постучал палочкой по ладони, – пройдем или как?

– А может это сын покойного? – карлик поправил налезающий на подбородок ворот рубахи.

– Я думаю надо отработать прием номер два, – уши залезли под шапку, воин принял боевой вид.

Приземлившись в очередной раз, Анатоль решил было отдохнуть.

– У вас закурить не найдется? – спросил карлик детским голосом.

– Получай! – длинный приземлил дубину на голову хулигана.

Второй удар под колени нанес средний. Анатоль сперва согнулся вперед, затем назад.

– Синица, синица, – нанося удары ногами в нетренированный живот Анатолия, длинный вызывал штаб, – я зяблик.

– Зяблик, я синица, – раздалось в ответ, – чиво надо?

– Мы тут эта…, – длинный задумался, – поймали ….который памятники портит.

– Чьи памятники?

– Сейчас, – длинный стукнул как по двери, костяшкой пальца, по спине среднего, – чей памятник?