С отрога Геликона

Среди пытавшихся урезонить царя был и Амфитрион. Он имел неосторожность рассказать об этом происшествии Гераклу, и мальчик под предлогом того, что хочет посмотреть дворец, напросился пойти к Креонту вместе с отцом. Он смирно сидел, пока взрослые беседовали. Когда же он понял, что разговоры никакого влияния на Креонта не оказывают, сорвался с места и, вцепившись стареющему правителю в бороду, стал исступленно кричать: «Отпусти! Отпусти его! Слышишь?» Креонт заголосил от боли, вбежала стража. Амфитрион насилу, но, все же, без помощи вооруженных людей сумел справиться с сыном. После такой выходки Геракл едва не последовал участи креонтова внука. Он плакал всю дорогу домой. Успокоить его смогла только Алкмена. Творимое Креонтом казалось ему уже тогда и, тем более, сейчас вопиющей несправедливостью. «Ну если он вправду считал сына виноватым, наказал бы его. Чем же не угодил ему внук? Чем провинился он? Только ли тем, что мать его родила?» – так рассуждал Геракл в тот момент, когда сложенные накрест в дверях дворца копья стражников открылись перед ним.

Судьба Гемона была ужасна. В отчаянии от невозможности уговорить отца он прямо с игрища отправился в горы и убил Антигону, а вслед за нею и самого себя, оставив пастухов в совершенном недоумении о причинах произошедшего. Кстати говоря, был при дворе Креонта и другой носитель кадмовой печати – сын эдипова сына Этеокла, Лаодамант. Правил Фивами Креонт в том числе и по праву опекунства над ним. Так вот, этот Лаодамант, бывший одного с Гераклом возраста, тоже чувствовал неправоту своего опекуна, но высказать это вслух боялся. Выходку Геракла Креонт тщательно от него скрывал, но каким-то образом Лаодаманту все-таки стало о ней известно. Проникнувшись смелостью сверстника, он завел с ним тесную дружбу.

Впрочем, Креонту надо было отдать должное: несмотря на отдельные случаи проявленного им своенравия, он по-настоящему радел о судьбах родного города. Единственно в надежде на это и вступал Геракл в его, Креонта, тронный зал. Дверь за ним и за Амфтрионом затворилась, за нею остался и стражник Промах со своим старшим напарником.

Креонт величественно восседал на троне, возвышаясь надо всем залом. Два высоких стула справа от него занимали Лаодамант и Тиресий, старый фиванский прорицатель. Геракл сел против своего друга. Против Тиресия сел Амфитрион.

– Ну вот, теперь, все в сборе. Думаю ни для кого, не секрет, зачем мы тут собрались. Я обращаюсь прежде всего к тебе, Геракл.

– Не секрет, царь, твои стражники мне доходчиво все передали.

– Это хорошо. И я, надеясь на твое благоразумие, Геракл, полагаю, что ты не будешь отпираться, и мы не будем тратить время на установление твоей вины. Время сейчас для нас дороже, чем когда-либо.

– Вину свою я признаю, от содеянного не отказываюсь, но…

– Не торопись возражать, Геракл. Сначала выслушай. В нижних комнатах сейчас ожидают двое послов от Эргина. Они требуют выдать юношу в львиной шкуре. В противном случае Эргин угрожает нам очень скорой войной. Положение нашего города тебе известно. Подвергать людей опасности я не имею права и потому, лучшим выходом я считал бы выдать тебя минийцу. Но все же справедливость требует выслушать и виновную сторону. Что можешь сказать в свою защиту?

– В свою защиту сказать мне нечего, Креонт. Я сделал то, что сделал. И сделал я это движимый ненавистью к людям, поносящим мой родной город. Хотя по здравом рассуждении я понимаю, что поставил под угрозу его благополучие. Ты можешь меня, выдать, Креонт. Но…

Геракл остановил в свою речь. Он еще раз прокручивал в голове созревший у него план ведения войны с Орхоменом, вспоминал виды, увиденные им с отрогов Геликона и из колесницы Афины. Не в последнюю очередь молитвенно призывал он себе и городу на защиту и щит богини.

– Так что же ты хотел сказать, Геракл? – прервал его Креонт.

– Я хочу сказать, о царь, что прошу не выдавать меня, – продолжил Геракл, глядя ему прямо в глаза, – потому что я знаю, как нам справиться с Орхоменом.

Геракл оглядел в этот момент всех присутствующих. Лицо мудрого, хотя временами и своенравного Креонта выказывало лишь небольшое смущение. У Тиресия были лишь слегка насуплены его седые и густые брови. Он сомневался в том, правильно ли расслышал слова Геракла. Амфитрион смотрел на сына с нескрываемой тревогой, ибо считал его все еще ребенком, едва ли способным всерьез носить оружие. Наконец, Лаодамант. У него у единственного были на лице искренние восторг и надежда: снова и снова убеждался он в том, с каким прекрасным другом свела его судьба.

– И как же? – испытующе и грозно прозвучал в тишине вопрос Креонта.

Геракл стал излагать свой план. Это вызвало между ним и царем настоящую склоку. Креонт ругал юношу последними словами, говорил на разный лад одно и то же, что он-де еще молокосос и ничего не смыслит, но Геракл, соглашаясь со всем, просил только дать ему говорить и мало-помалу продвигался в изложении. Впрочем, Креонт был действительно мудр, и, почуяв в рассказе Геракла здравое зерно, он немедленно превратил склоку в испытание на стойкость. Он припомнил Гераклу так же и старое, когда тот старался защитить сына Гемона и Антигоны, но юный герой не поддался.

– Ну хорошо, Геракл, я тебя понял. Амфитрион! – неожиданно обратился царь к главному военначальнику. – Сколько нам для этого нужно людей?

Амфитрион вздрогнул. Он заслушался спором сына с Креонтом.

– Навскидку… тысячи полторы лучников, по триста тяжело– и легковооруженных ну и где-то сотня-две конницы. Этого должно быть достаточно против того, чем располагает Эргин.

– И еще, Креонт, мне нужен твой стражник Промах и отряд человек из пятнадцати ликерийских рыбаков, – добавил Геракл. – Без них все напрасно.

– Я понимаю, – ответил Креонт. – А зачем тебе Промах?

– Так ведь он родом с Ликерии и, насколько я смог его узнать, отличный воин.

– Ладно, Геракл, считай, что Промах и рыбаки у тебя уже есть. Как у нас обстоит дело с людьми, Амфитрион? Мне думается, для тех количеств, что ты назвал, проблем быть не должно.

– Да, Креонт, ты прав, – ответил Амфитрион. – Главная трудность, которую я вижу, – это оружие.

– Будет время, будет и оружие. Так что давай со временем сначала разберемся. Сколько Эргину нужно на сборы?

Глаза Лаодаманта зажглись с новой силой после этого вопроса Креонта. Только теперь он понял, что царь всерьез настроен воевать.

– Никак не меньше трех дней. Но это надо будет разведать более точно, если мы решим вести войну.

– Вот. Можем ли мы в три дня добыть оружие?

– Произвести нет. Разве только легкие щиты. Для луков нужно подходящее дерево, его у нас нет. Доспехи делать долго. Не успеем. Единственная возможность для нас – это ввезти откуда-то готовое.

– Откуда? Тиринф?

– Договориться было бы возможно, но Платейскую дорогу охраняют минии.

– По морю?

– Морем можно, но дорога в Авлиду тоже закрыта.

– Отец, а что ты думаешь насчет Кекропии? – вступил в разговор Геракл. – Феспий мог бы оказать нам услугу? Тогда и доставить было бы легко: Феспий говорил мне, что к западу от Киферона есть небольшая бухта с причалом, а оттуда дорога через Феспия к нам. Она, конечно, не такая широкая, как на Платеи или Орхомен, но для нескольких повозок будет достаточно.

– Хм… А что? Можно попробовать и с Феспием поговорить. – обращаясь к Креонту, ответил Амфитрион. – Он из знатного кекропийского рода. У него должны быть там связи.

– А еще… Не знаю, правда, как понравится тебе это, царь, – поспешил продолжить Геракл, – но тяжелого вооружения и мечей у нас полно – на каждом жертвеннике, а на некоторых по два.

При упоминании жертвенников старик Тиресий, который уже клевал носом, вдруг очнулся, и кстати, потому что Креонт решил обратиться к нему.

– Хорошо, Геракл, будем это иметь в виду. Как тебе кажется, о Тиресий, не идем ли мы столь дерзким поползновением против богов?

Главный фиванский прорицатель был действительно очень и очень стар и жил уже скорее не на земле, а в одном из миров, что показала Гераклу Афина. Счет лет он потерял давно, и о возрасте ему при случае напоминали только окружающие. Впрочем, никто не был уверен, действительно ли он не помнил, когда родился, или намерено говорил так, чтобы показаться еще более «старцем». Тиресий обмочил пересохшие губы и заговорил:

– Креонт, друзья, говоря откровенно, мое присутствие на этом совете излишне. Единственное, что я вам скажу по делу – Геракла нельзя выдавать миниям ни в коем случае. Он – будущее и надежда Фив. А в остальном… я чувствую, что в последние годы мое знание теряет силу, хотя ум ясен как и тридцать, и сорок лет назад. Вот и сейчас… прорицание говорит, что Фивы спасутся если никто не покинет город. Но с другой стороны, Геракл, на которого тоже указывают боги, предлагает столь далекие вылазки. И где правда, я не знаю…

Старик говорил хоть и ясно, но медленно и прерывисто и… по сути против его плана, как и ожидал Геракл. С юношеской горячностью он перебил прорицателя:

– Постой, Тиресий, но ведь мы именно что делаем вылазки. Никто ведь не собирается бежать из города. Я считаю…

– Геракл! – решил образумить сына Амфитрион. – Имей уважение к старости! Разве ты не видишь, что Тиресию трудно говорить?

Тиресий засмеялся. Все посмотрели на него.

– Креонт, скажи, – ты всегда это помнишь – сколько мне лет?

– Сто восемь, Тиресий.

– Вот, видишь, Амфитрион. Так что ты можешь себе представить, скольких юношей я перевидел, а скольких из тех, кто были когда-то юношами, пережил. Я знаю, что юность быстро проходит, а с нею и пылкость души, которую ничем не остановить. – Тиресий снова засмеялся, вспомнив наверное что-то из собственной юности, а потом глубоко и тяжело вздохнул. – Так что, не надо одергивать Геракла. Тем более, что спрашивает он совершенно правильные вещи. Так вот, еще что я хотел сказать… О жертвенниках. Обычай не велит брать с них оружие. Но…

– Если мы победим, мы принесем богам новые еще более богатые дары! – от нетерпения вставил Геракл.

– Именно! – подхватил Тиресий и снова с улыбкой. – Так что, если вас будут останавливать только крики тех, кто имеет от жертв, что вы приносите на этих жертвенниках, мой вам совет, – не слушайте их. Но если кто-то из вас имеет против этого что-то внутри, тогда всерьез усомнитесь. Вот такое будет вам мое слово.

Креонт поблагодарил прорицателя и обратился теперь к кадмову потомку:

– Лаодамант, в течение всего разговора ты не проронил ни слова. Что ты думаешь о войне с Орхоменом и о том, как предлагает вести ее Геракл?

Вопрос Креонта был настолько неожиданным для наследника фиванского трона, что привел его в замешательство.

– Я…? Ну как, что я думаю…? Я счастлив, что нашелся наконец кто-то, кто на это решился и сам готов во всем помогать!

– Прекрасно. Итак, друзья, раз мы с вами во всем согласны, давайте решим, что кому делать. Амфмитрион, я считаю, мы с тобой должны поговорить с другими военачальниками. Поэтому прошу тебя как можно скорее собрать их здесь у меня. Для вас, Геракл и Лаодамант, считаю необходимым узнать мнение молодежи. Соберите наиболее видных юношей на крыше дворца, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Я беру на себя минийских послов. Если в двух этих собраниях мы достигнем согласия, я отпущу послов с сообщением о том, что мы предпочитаем воевать. После этого мы с Амфитрионом отправляемся к Феспию.

– Послушайте, а что будет, если Феспий откажет? – с опаской спросил Лаодамант.

– Лаодамант, скажи, ты хотел бы иметь юную наложницу?

– Да, не отказался бы, Креонт.

– Так вот, у Феспия пятьдесят цветущего возраста дочерей и нет ни городских стен, ни армии. Армии у меня тоже нет, но есть хотя бы вооруженная стража. Так что, если Феспий откажет в услуге, у тебя будет большой выбор. Ну и у Геракла тоже. Так что мы с Феспием договоримся. Надеюсь, по-хорошему.

У амфитрионова сына прыгнуло в груди сердце при упоминании дочерей Феспия.

– Ладно, друзья, если возражений нет, предлагаю всем приняться за дело.

Все, кроме уснувшего окончательно Тиресия потянулись к дверям.

– Геракл! – окликнул юношу Креонт. – Прости меня, ради богов, но выпустить тебя я пока не могу. Промах откроет тебе дверь наверх. Промах!

Стражник тотчас явился.

– Пусти этого юношу на крышу и смотри, чтобы никуда не выходил.

Промах отворил дверь к винтовой лестнице. Геракл поднялся по ней. После несомненной удачи на этом собрании он был, тем не менее, в некотором расстройстве. Креонт до конца не доверял ему. Хотя, как думал сам юный герой, на месте Креонта он поступил бы точно так же.

Когда все вышли из зала, Промах подошел к спящему Тиресию. Тот сильно храпел и, как казалось юноше, едва не падал со стула.

– Тиресий, проснись, – стал теребить его Промах. – Все уже кончилось.

Старик открыл глаза.

– Все уже ушли? – спросил он. – А где Геракл?

– Все ушли, но Геракл там, наверху.

Промах указал на дверь, которая вела на крышу. Он помог Тиресию подняться со стула. Геракл смотрел вдаль через равнину в тот момент, когда ему послышались медленные, все время прерывающиеся шаги старого прорицателя. Юноша оглянулся, встретив взглядом его появление на крыше, но тут же неприветливо повернул голову назад. Он уже погрузился в свои мысли, и не хотел ни с кем разговаривать, но все же сознание того, что к нему решил подойти столь уважаемый старец польстило ему. До того дня Геракл никогда не имел с ним дел. Скорее, он побаивался Тиресия из-за его длинной и развесистой бороды и, как казалось Гераклу, недоброго взгляда. Сегодняшний разговор у Креонта, конечно, многое изменил. Старик подошел и положил руку ему на плечо. Геракл слышал его тяжелое дыхание.

– Я плохо вижу. Куда ты смотришь, мой юный друг? – спросил Тиресий.

– На Лафистион, – ответил юноша.

– Правильно смотришь. Враг пойдет оттуда.

– А он пойдет? Ты уже точно знаешь?

– Да. Так что… сыну Зевса предстоит битва.

Геракл с некоторым удивлением посмотрел в сторону, где стоял Тиресий. Глаза его оказались голубыми. Юноша никогда и не мог предположить, что у такого старого человека могут быть столь ясные чистого, голубого цвета глаза.

– Не удивляйся, – продолжил Тиресий, – Телеф был моим лучшим учеником. Я хоть уже и плохо понимаю, что происходит, но в тебя я верю. Так что все будет хорошо. Не пренебреги перед битвой молитвой твоему отцу.

– Непременно, Тиресий. Спасибо, – Геракл благодарственно протянул прорицателю руку; рукопожатие его оказалось неожиданно сильным, а сама рука какой-то необыкновенно ласково-теплой.

– Все, мой юный друг, я больше не досаждаю тебе. Счастливо!

На крышу дворца вела кроме винтовой еще и обычная лестница. К ней поначалу и направился попрощавшийся с Гераклом прорицатель, но путь ему преградила закрытая дверь. По-старчески что-то ворча себе под нос, Тиресий снова прошел мимо провожавшего его взглядом юноши, и еще раз улыбнувшись ему и одобрительно кивнув головой, окончательно скрылся. Геракл распрощался со стариком. Душа его наполнялась тревогой… за исход двух советов, затем за ответ Феспия, затем за исход битвы и, конечно, Эрато… Письмо, что он написал ей, так и осталось лежать дома. Между тем, война между Фивами и Орхоменом становилась все реальнее, и события грозили развернуться очень быстро…

В этот момент Геракл услышал, как кто-то бежал по винтовой лестнице. Звон упавшего на пол металла заставил его снова на мгновение обернуться. Это был Промах. Он так торопился, что на выходе ударился головой о притолоку и потерял шлем. А торопился он потому, что хотел тоже посмотреть в сторону Орхомена и удостовериться в том, действительно ли разлилась Копаида.

– Эй, ты смотри, действительно полным-полна! – сказал он, стоя рядом с Гераклом и указывая пальцем вдаль. – Посмотри вон туда, в самом деле, сколько рыбаков!

Справа было видно Ликерийское озеро. Рыбацкие лодки сновали по нему туда и сюда. Стая чаек сплошным светло-серым пятном занимала часть водной глади. Некоторые из них с криками носились над городом и над дворцом.

– Так что же решили, Геракл? Неужели Креонт хочет тебя выдать? – спросил Промах, видя что рыболовный восторг охраняемый им юноша не разделяет.

Геракл, впрочем, не ответил и на это. Глубоко и понимающе вздохнув, Промах с опущенной головой направился к лестнице, но на полпути был остановлен.

– Постой, Промах. Скажи, ты мне доверяешь?

– Нет, друг, это ты мне сначала скажи! – с укоризной ответил ему страж, возвратившись к Гераклу.

– Да был бы я здесь, если бы он хотел меня выдать! Отдал бы минийским послам, и дело было бы решенное. Еще и тебя послал бы охраной до Орхомена.

– Ну уж нет! Тебя вести в Орхомен? На это я бы ни за что не согласился.

– Помнится мне, ты говорил, что не мятежник. Или я что-то не так понял?

Промах хотел что-то ответить, но Геракл продолжил:

– Будут совет держать. Отец и Креонт с военными, а Лаодамант и я с молодежью. Здесь, на крыше.

– Понятно, – задумался Промах: он понял, что просто желать битвы и сознавать, что она в самом деле будет, – вовсе не одно и то же.

– Послушай, Промах. Ты можешь принести мне стул и табличку? Кто знает, как это все закончится? Мне нужно написать кое-кому.

– Да, конечно! Я мигом!

Стражник неуклюже ринулся вниз. Обернулся он действительно быстро и при этом сумел прихватить еще и небольшой столик. Геракл переписал еще раз по памяти письмо Эрато.

– Будь добр, Промах, принеси еще одну табличку, – попросил Геракл, закончив.

Второе письмо юный герой сочинял на ходу и дописывал уже второпях.

– Так, Промах. Отдашь царскому посыльному. Ты ведь с ним на короткой ноге?

– Конечно!

– Тогда смотри. Это скажешь отвезти в дом Феспия Эрато.

– Эрато? Это… дочь? – удивленно спросил Промах.

– Да.

– А-а! Понимаю-понимаю. А другое?

– Другое – Телефу. Если посыльный не знает, пусть спросит у Феспия, это там рядом.

– Промах! – послышался голос снизу.

Военачальники уже собирались на совет.

– Слышишь, меня зовут, Геракл! – сказал стражник, переполошившись. – Я все понял. Сделаю, как ты сказал.

Прихватив копье и надев шлем, он убежал по лестнице. Геракл слышал, как там внизу хлопнула дверь. Вскоре другая дверь наверху отворилась. В ней мелькнул с письмами в руке Промах и, попрощавшись взглядом, скрылся. Ждать юному герою оставалось недолго.

Глава 3.

С легкой руки Промаха письма Геракла быстро достигли тех, кому были посланы. Между тем, и оба совета поддержали его план: и военачальники, и цвет молодых фиванских воинов были единодушны. Минийские послы были отпущены ни с чем. Отобедав и прихватив с собой стражников в полном тяжелом вооружении, Креонт и Амфитрион направились к Феспию. Сам же Геракл, хотя и разделил трапезу с царем и отцом, вынужден был оставаться во дворце под неусыпным наблюдением все того же Промаха.

Само по себе исчезновение Геракла, конечно, тревожило Феспия, но вроде бы и не столь сильно. Увидев же совершенное расстройство дочери, прочитавшей письмо от того, кого он считал ее супругом, Феспий всерьез занемог. Прежде всего, он почувствовал слабость в ногах. Он прилег, укрывшись от послеполуденной жары во внутреннем дворике своего дома, но встать через какое-то время не смог: голова шла кругом, в ушах шумело, виски пульсировали, словно накачивая не в меру отяжелевший затылок.

Царскую процессию из Фив встретил тот самый дальний родственник Феспия, торговец Менандр, что продавал по городам выращенное в хозяйстве кекропийца. По случаю он окзался у Феспия с целью очередных расчетов. Как и подобает хорошему торговцу, он был знаком всем фиванцам: и царю, и простому стражнику. Приветливо и с достоинством он объяснил ситуацию заговорившему с ним Амфитриону. Тот попросил передать хозяину, что дело не терпит отлагательств. Узнав, что к нему пожаловал сам Креонт, Феспий еще только больше разволновался, но приказал все же впустить царя вместе с Амфитрионом к себе.

Нежданно-высокие гости застали кекропийца лежащим на ложе с болезненным, красным лицом в обществе двух его дочерей. Откуда-то из дома доносился то прерывавшийся, то начинавшийся с новой силой женский плач. Феспий открыл глаза как только фиванцы вошли во дворик. Дочери помогли ему чуть-чуть приподняться на подушке.

– Спасибо, девочки. Идите теперь погуляйте. Мы тут сами поговорим.

– Ну здравствуй, Феспий! – поприветствовал больного Амфитрион. – Извини, что беспокоим тебя в твоей болезни, но дело действительно крайне срочное.

– Привет вам, друзья. И тебе, Креонт, – отвечал Феспий.

– Привет-привет! – поздоровался царь.

– Это вы меня простите, что не могу вас принять должным образом.

– Добротная, однако, вещь, – сказал Креонт, берясь за стул.

Два стула, предназначавшиеся гостям, были и вправду необычно и очень добротно сделаны. Они были вырезаны из цельного дубового ствола и тончайше обработаны. На закругленных спинках красовались резные цветы. В весеннюю пору они гармонировали с розовым деревом и мальвами, которые росли во дворике у Феспия сами по себе, осенью – с темно-алыми розами.

– Ах, стулья! Так это работа моего соседа Арга. Он мастер на такие вещи, – не без удовольствия отметил кекропиец.

Арг, сын Арестора, наряду с Телефом был еще одним человеком, которого он очень ценил. Во всем, что касалось дерева, – от ложки до корабля, – едва ли нашелся бы муж, который мог бы его превзойти. Многочисленные перестройки феспиева дома производил тоже он. Правда, сам Феспий был в те времена еще не так богат и к тому же страдал нетерпением: он все время просил Арга работать быстрее. Оттого и дом вышел несколько неказистым и слишком грубо разделенным на части, что так бросилось в глаза Гераклу. Кстати, с Аргом, с этим интереснейшим человеком, был знаком и сын Амфитриона, но из-за увлечения Эрато, охоты на льва и сближения с Телефом он пока не знал о нем почти ничего кроме имени.

– Кстати, не поведаешь ли ты нам, что причиной твоему недугу? – поинтересовался Креонт.

Феспий не хотел говорить правду. Он был уверен, что высокие гости из Фив пожаловали как раз по делу Геракла.

– Какая может быть причина в моем возрасте? Старею… Стоит напрячься чуть больше обычного, как вот… вынужден потом отлеживаться, – отвечал он так, будто подобное случалось с ним уже неоднократно и раньше. – Это у тебя, Креонт, целое царство. Правя им, уж точно не состаришься.

– Ладно, друзья, не будем тратить времени, – перешел к делу Амфитрион, – Фивам нужна твоя помощь, Феспий.

– Вот так уж прямо и Фивам?

– Да, Фивам, – подтвердил Креонт. – Если бы помощь нужна была в отдельности каждому из нас, мы бы и приехали по отдельности. Если ты видишь нас вместе, значит помощь нужна городу.

Феспий призадумался.

– Друзья, говорите прямо, в чем дело. Вы задумали что-то против Орхомена?

Гости с Кадмеи молчали. Они до времени тоже не хотели открываться. Феспий испуганно оглядывал их.

– Если так, то, извините, я вам не помощник. Минии сотрут меня в порошок если узнают, – продолжил он.

– А как ты посмотришь на то, Феспий, – тут же возразил ему царь, – если минии сотрут в порошок целый город, то есть нас?

– Плохо, конечно. Менандр очень удачно торгует в Фивах. Но действительно такова ли угроза?

– Именно такова, – ответил Амфитрион.

– И как же так вышло? Неужели Эргин ни с того ни с сего задумал уничтожить Кадмею?

– Сейчас не время для подробных выяснений, Феспий. Нам нужны твои деньги и связи, чтобы добыть оружие.

Феспий закрыл закрыл глаза, его зрение помутилось, виски застучали сильнее. Он задышал заметно глубже. Стареющее тело кекропийца едва выдерживало груз новых и новых обрушивавшихся на него забот. Из-за обилия забот он и покинул в свое время Кекропию и думал найти покой здесь, под Геликоном, и вдали от большого количества людей предаться лишь благодати своего любимого бога. В течение десятков лет все было именно так, но теперь… теперь наступала расплата. Он ругал себя последними словами за то, что приютил этого мальчишку Геракла. «Еще только вас теперь мне не хватало!» – вопила вся его плоть о незваных фиванских гостях. Но делать было в сущности нечего: ответ Креонту и Амфитриону он должен был дать.

– Ладно, друзья, – сказал им Феспий, снова открывая глаза, – сам я все равно решить не могу. Я должен обратиться к прорицателю. Здесь неподалеку живет некий Телеф, он ученик вашего старца Тиресия. Вы не против, если я прикажу его позвать?

– А доверять ему можно? – спросил Амфитрион. – Не оказывает ли он услуги и орхоменцам?

Феспий вздохнул.

– О том, кто к нему ходит, я ничего не знаю. В личных вопросах я доверяю ему бесконечно. Человек он честный, ни в какой подлости, ни в каком преступлении не замечен. Так что смотрите, вам решать. Но без него я едва ли смогу вам помочь.

Царь с Амфитрионом переглянулись.