Штурм бездны: Море. Цикл «Охотник»

А потом всего один человек взялся все изменить. Андрей Вершинский. Он первым создал подводный корабль-батиплан, и начал бить на нем биотехов страшным боем. Не он их боялся, они его. Затем он нашел уцелевшие военные корабли, вроде тех, что тут стоят, и пошел в наступление. Он целый торговый караван провел через океан от Суматры до Индии. Вот шороху понаделал! В него сразу из Метрополии начали инвестировать капиталы, и дело пошло.

Так, собственно, и появились первые отряды охотников. Сделали несколько учебок, и начали готовить людей для уничтожения биотехов. Охотникам даже разрешили получать данные с уцелевших сателлитов, построили заводы по производству вооружений и техники. Начался самый настоящий штурм бездны с целью вернуть человечеству океан.

Мало кто из мальчишек не мечтал стать охотником. Но у нас, в закрытом море, которое почему-то называлось Черным, шансов на это не было. Охотники не заявлялись сюда, у них полно было работы в других местах. Черное море отгородили автоматическими батареями, не давая биотехам из него выбраться, а людей на побережье почти не осталось, так что и защищать было некого. Вообще-то людей вокруг Черного моря не осталось вовсе, а мы тут оказались настолько случайно, что случайнее некуда. Никто и не знал, что мы тут, а сообщить никак не получилось бы. Да даже если бы про нас кто узнал, все равно на остров в Черном море никто бы соваться не стал ради сотни выживших после крушения баллистического лайнера.

С тех пор мы тут так и жили. Образовали нечто вроде колонии. Пока были взрослые, они делали вылазки в город, приносили оттуда оружие, боеприпасы, пригоняли технику. Поселок построили вдали от моря, куда земноводные не добирались. Зверья вокруг было много, можно было охотиться. Ну и ягоды, грибы, рыба в реке.

А потом взрослых не стало. Очень быстро. Все вымерли за две недели. Все, кроме Дохтера. Никто толком не знал, что случилось, но Дохтер предполагал, что дело в каком-то вирусе или бактерии, то ли передающемся половым путем, то ли как-то активизирующемся от секса. В общем, кто этим занимался, все умерли. А у Дохтера женщины не было, он выжил. Ну и дети выжили по той же причине. То есть, мы.

Без взрослых стало трудно. Дохтер строго запретил выбираться в город, кишащий земноводными. К тому же, именно там, в городе, кто-то из взрослых первым подхватил заразу, и принес ее в поселок. Боеприпасы стали дефицитом, их можно было расходовать только в бою, никак не для охоты. Наступили голодные времена. Рыба в реке иногда была, иногда уходила выше по течению. Звери быстро научились осторожности, и не всегда попадались в силки.

Зато в бухте рыба водилась всегда. И если река хорошенько наполнялась, появлялась возможность безопасно рыбачить. Рыба была хорошей едой, и ее было много.

К морю ходили только самые старшие. Мы с Ксюшей, и еще шестеро.

Так странно исполнились наши детские мечты. Мечтали стать охотниками, бороться с биотехами, вот, боремся. Не так, как хотелось нам в Метрополии, но все же.

Иногда мы мечтали угнать один из кораблей, выйти в море, и добраться до Босфора, где живут другие люди. Я не исключение. Все мечтали начать там новую жизнь, поступить в учебку охотников. Но потом мы взрослели, и понимали, что ничего такого не выйдет. С кораблем нам не справиться, с вооружением тоже. Да и если бы был среди нас настоящий капитан, из взрослых, из бухты не выйти, так как она полностью перекрыта затопленными кораблями. Их нужно либо взрывать, либо пилить плазменными резаками. На это у нас не было ни ресурсов, ни умений. Все что мы знали, черпалось из рассказов взрослых, из книг и фильмов, сохранившихся в базе баллистика.

А стоит выйти в открытое море, все окружающие торпеды и мины тут же возьмут корабль в оборот.

Хотя, последний аргумент мы всерьез не принимали. Все знали, что много десятилетий назад, когда ни меня, ни Ксюши, ни даже Дохтера еще и на свете не было, даже когда сам Вершинский был еще нашего возраста, ему с родителями удалось спастись от катастрофы на острове именно морским путем. Тогда мало кто выжил, но мы были бы готовы рискнуть. Любой из нас, и все вместе.

Тут у нас не было перспектив. Повзрослеем, постареем, умрем, ничего, после себя не оставив. Вряд ли, после произошедшего со взрослыми, кто-то из нас решился бы на полноценный секс ради зачатия новых детей. А Дохтер, по достижении соответствующего возраста, обещал нам рассказать об альтернативных способах удовлетворения основных инстинктов. Будто мы сами об этом не знали. С одной стороны смешно, с другой грустно.

Наконец, мы с Ксюшей вышли на берег моря. В бухте было спокойно, река разбавляла соленую воду пресной настолько, что за преграду из затопленных кораблей твари сунуться не могли, а потому ближайшая акватория, не смотря на ругающий вид открытой воды, опасности не представляла.

Ксюша скинула ранец, и достала из него рыболовную сеть, а я свинтил боковые держатели, продел их в металлические проушины на краях сетки, и мы получили отличный бредень.

Не раздеваясь, Ксюша первой залезла в мутную от речного ила прибрежную воду. Я предпочел бы увидеть ее без комбинезона, но не было смысла его снимать, ведь так он и выстирается, заодно, и высохнет потом прямо на теле. В такую жару это истинное удовольствие.

Ветра не было, воду в бухте покрывала лишь едва заметная рябь. Мы двинулись с Ксюшей вдоль берега, держась за концы сети, и вдруг меня кто-то крепко ухватил за ногу. Первой мыслью было, что это донный капкан, и я изо всех сил выкрикнул Ксюше:

– Беги!

Обычно капкану нужно секунд пять на анализ ситуации, понять, что попалось. И когда поймет, он взорвется, и тогда не только меня разнесет в клочья, но и Ксюшу покалечит подводной ударной волной, если ноги в воде останутся.

Ксюша, умница, мешкать не стала, бросила сеть, и рванула к берегу, подняв тучи брызг. Но в следующий миг я понял, что схватил меня не капкан. Во-первых, у капкана двустворчатый хитиновый захват очень твердый и цепкий, тогда как через ткань комбинезона я ощущал на лодыжке скорее плоть, чем хитин. Во-вторых, то, что меня держало, было скользким. Настолько, что у меня появилась идея вырваться.

Я коротко присел, и, хотя вода доходила почти до шеи, рванулся в сторону берега, сразу ощутив, что нечто, державшее меня, соскочило с ткани комбинезона, даже не повредив ее.

– Вырвался! – крикнул я Ксюше.

Она не обернулась, выскочила на берег, и вскинула к плечу ракетное ружье, готовая в любой миг прижать спусковую пластину. Ствол был направлен на меня, но обижаться тут было не на что. Ксюша права, ведь в такой ситуации что угодно могло выскочить из-за моей спины.

Но через пару секунд мне пришла первая здравая мысль.

– В реке полно пресной воды! – озвучил я ее. – В бухте не может быть биотехов!

Ксюша ружье не опустила. Умница.

– Но что-то там есть? – спросила она, не сводя с меня взгляда через окошко прицельной планки.

– Что-то мягкое и слабое, – ответил я. – Может, занесло биотеха в пресную воду, и он подыхает?

– Выбирайся, давай! – посоветовала Ксюша. – Если он подыхает, может и рвануть.

Мысль была дельной, но не успел я сделать и шага, как из воды позади меня что-то вздыбилось. Я заметил само движение лишь периферийным зрением, но силуэт предмета мне показался поразительно знакомым, и не смотря на желание дать деру, я обернулся.

Из воды торчал заряженный гарпунный карабин. Таким оружием были вооружены лишь охотники, другим оно было без надобности. Сверкающий наконечник крупнокалиберного активно-реактивного гарпуна вздымался из воды, а ниже была видна часть ствола и магазинный короб. Через секунду оружие начало снова погружаться, но я уже не стал мешкать, схватил карабин за обрезиненное цевье и потянул на себя. Карабин не поддался, кто-то его держал под водой, за рукоять. Тогда я нырнул, и нащупал в мутной воде человеческое тело в облегающем гидрокомбинезоне.

– Тут охотник! – высунувшись из воды, выкрикнул я. – Живой!

Ксюше не надо было это объяснять и доказывать, наконечник гарпуна она тоже прекрасно видела. Через полминуты мы уже обвязали невидимое под водой тело веревкой. И, поднатужившись, общими усилиями вытащили его на берег.

Это определенно был взрослый мужчина, одетый в ладный гидрокостюм из толстого губчатого материала, со шлемом на голове. Видимо ощутив, что теряет силы, он накинул лямку ремня гарпунного карабина себе на запястье, чтобы не лишиться оружия. В сознании был мужчина или нет, понять было сложно, да и сложно было определить, жив ли он до сих пор. Дело в том, что когда охотники ныряют, они делают себе инъекцию особой грибковой культуры, которая, потребляя сахар, выделяет кислород прямо в кровь чтобы заменяя дыхание. При этом дыхательный рефлекс отрубает начисто, обычным путем не поймешь, жив человек или нет.

Я подумал, что надо послушать сердце, но Ксюша меня опередила, опустилась на колени, и прильнула ухом к груди охотника.

– Жив, – через несколько секунд заявила она. – Надо шлем снять, а то когда действие грибка кончится, охотник не сможет дышать.

Как снимать шлем, никто из нас не имел ни малейшего представления, мы знали об охотниках лишь из книг и фильмов. Ни я, ни Ксюша живьем их не видели никогда. Пришлось повозиться, но пока мы были этим заняты, мужчина начал подавать признаки жизни, сначала стянул перчатку с руки, потом открыл защелку шлема освободившимися пальцами. Дальше мы ему помогли, и стянули шлем.

Перед нами был глубокий старик. Ему уже наверняка стукнуло больше семидесяти, точнее трудно было сказать, так как никого старше этого возраста мы не видели, и его лицо почти полностью скрывала маска подшлемника. Но все равно были видны морщины, и пряди седых волос, а веки были дряблыми. Сделав несколько глубоких вдохов через клапан подшлемника, он повалился на бок, и принялся отстегивать тяжелый гарпунный карабин от запястья.

Честно говоря, если перед нами из воздуха материализовалась фея с крылышками, или Баба-Яга пролетела в ступе, мы бы удивились ничуть не больше, чем при виде живого охотника. Откуда ему тут взяться? В закрытом море, на забытом всеми острове…

– Взрослые далеко? – хрипло спросил он, не без труда восстановив дыхание.

Мы с Ксюшей переглянулись.

– Взрослых тут нет, – ответила она.

– Я вижу, что нет. Спрашиваю, далеко они?

– Не ближе, чем в Турции, – хмуро ответил я. – Вы знаете, где находитесь?

– Крым, Севастопольская бухта. Так?

– Да, – мы с Ксюшей дружно кивнули.

– Примерно десять лет назад тут произошла катастрофа баллистического лайнера, – не без труда начал объяснять старик. – Недавний орбитальный мониторинг показал в устье реки наличие поселения. Вы об этом что-то знаете?

– Конечно. Мы с этого лайнера и из этого поселения, – ответил я.

– Далеко до него? Я представления не имею, в какой части бухты нахожусь.

– В самой восточной. Тут река впадает в море.

– Устье реки Черной, – пробормотал старик. – Значит, до поселения километров пять. Так?

– Примерно, если в обход.

– Мне в моем состоянии не добраться, – заявил старик. – Нужны взрослые. Позовите их, я тут подожду.

– Взрослых тут нет. Все умерли, – выпалила Ксюша. – Никого не осталось.

Лицо старика приняло озадаченное выражение, но он не стал переспрашивать, мол, уверены мы в том, что говорим, или нет. По нам, наверное, все было видно.

– Все погибли, – повторил я на всякий случай. – Точнее умерли. От болезни. Но мы вам поможем добраться до поселения.

– Если нет взрослых в этом нет смысла, – с грустью произнес старик.

– Вы охотник? – осторожно спросила Ксюша, садясь на песок.

Вопрос был глупый. Никто, кроме охотников, не имел доступа к данным орбитального мониторинга, и она прекрасно это знала. Никто, кроме охотников, не пользуется дыхательным грибком. И никто, кроме охотников, не вооружен бесполезными на суше тяжелыми гарпунными карабинами, предназначенными лишь для уничтожения биотехов на глубине.

– Да, я охотник, – ответил старик, и снял с головы подшлемник.

Мы с Ксюшей ахнули. Мы его узнали. Мы сотню раз видели это лицо на фотографиях в энциклопедии, и в документальных фильмах.

– Меня зовут Андрей Вершинский, – добавил он, поднимаясь на ноги. – Слышали о таком?

Глава 2. «СТАРИК И МОРЕ»

Наверное, если бы в бухту вошел парусник под алыми парусами, с дрессированными мартышками на вантах и с енотом в качестве капитана, мы с Ксюшей меньше бы обалдели. Перед нами стоял сам Вершинский, великий охотник по прозвищу Хай. В общем, мы рты раскрыли, да так и глазели на старика. Ксюша сидела с винтовкой у ног, а я стоял и думал, как себя дальше вести.

– Чего уставились? – пробурчал Вершинский. – Звать-то вас как?

Мы не любили называть друг друга по имени, потому что каждый мальчишка и каждая девчонка в поселке считали себя охотниками. И не без оснований. У каждого из нас на счету было по несколько десятков убитых тварей. Охотники же вместо имен используют прозвища, которые служат им еще и как позывные.

– Меня зовут Долговязым, – собравшись с духом, ответил я. – Это Чайка, она у нас самый меткий стрелок в поселке.

– О, как! – Вершинский улыбнулся, не скрывая иронии. – Охотники, значит? И много тварей набили?

– За сегодня? – спокойно поинтересовалась Ксюша. – Или вообще?

Вершинский осекся. Он хотел отпустить еще одну шуточку, но почему-то не стал. Я подумал, что интуиция у него та еще, раз он не стал развивать эту тему. Но Ксюша не дала ему ограничиться паузой.

– Сегодня только двух. Один гриб, и один панцирный патрульник, – сообщила Ксюша.

– Два патрульника, – поправил я ее, без всякой задней мысли. – Ты же еще у реки одного ракетой накрыла.

– А, ну да. Забыла. Извини.

Я заметил, что Вершинский оказался в той же неловкой позиции, какую минуту назад занимали мы с Ксюшей. Теперь он глазел на нас, отвесив челюсть, а мы улыбались.

– Так не шутят, – произнес он наконец.

– Какие уж шутки. – Ксюша пожала плечами и удобнее устроилась на песке. – Один меня чуть не слопал. Поэтому я его и запомнила. А первого я и не видела, мне Долговязый на него дал наводку.

– Не видела? – возмущенно воскликнул я. – Ты же говорила, что панцирь блеснул!

– Ну, может панцирь, может река. – Ксюша виновато развела руками. – Я не уверена. Да какая разница? Сдохла тварь, можно порадоваться.

– Кого вы называете панцирными патрульниками? – немного придя в себя, уточнил Вершинский.

– Ну таких… – Я пошевелил в воздухе мальцами, показывая, как ползают крабы. – С щупальцами на морде. Здоровенные.

– Разные, – поправила меня Ксюша. – Есть побольше, есть поменьше. Сегодня да, крупненький попался. Второго я не видела, извини.

– СМ-19? – спросил Вершинский.

– Да откуда же нам знать, – удивился я. – У нас же тут нет Каталога.

– И далеко отсюда вы их уничтожили?

Видно было, что Вершинский нам не верит, но чувствует себя неловко. Интуиция ему подсказывала, что обвинять нас во лжи не стоит, а боевой опыт не давал ему возможности поверить в то, что двое подростков могли уконтропупить за одно утро трех тварей.

На самом деле, хотя у нас и не было Каталога Вершинского, но я точно знал, что цифра в каталожном названии биотехов всегда указывает массу заряда из нитрожира для торпед и мин, а для сухопутных полную массу тела. Для мин в тоннах, для торпед в килограммах. Это означало, что Вершинский был уверен, что панцирный патрульник весит менее двадцати килограммов. Ну, вроде как мелкая тварь. Но это, конечно, было не так. Наши-то весили будь здоров, под тонну.

– Ближайший в десяти минутах ходьбы, – сообщила Ксюша. – И от гриба воронка там же.

– Помогите костюм снять, – попросил Вершинский.

Нам было не трудно. Я так и вообще это счел за честь. А вот Вершинскому физические упражнения давались с заметным трудом – он пыхтел, сопел, стягивая непослушную мокрую ткань с тела, и не мог удержаться, стоя на одной ноге. Нам приходилось с двух сторон поддерживать его под руки.

Наконец, совместными усилиями, мы освободили его от тяжелого костюма с притороченным позади боевым каркасом, из которого торчали наконечники гарпунов. Ксюша тактично отвернулась, пока Вершинский, достав одежду из герметичного отсека каркаса, влезал в форменные синие брюки и рубаху охотника. Хотя, наверное, такт тут был ни при чем, просто старческая нагота выглядела не очень-то привлекательно. Наконец, Вершинский оделся, и снова натянул в качестве обуви рубчатые ботинки от гидрокостюма.

Я понял, что Вершинский собирается нас проверить, сходить и посмотреть туши тварей. При таких раскладах Ксюшу следовало оставить на пляже, а самому сопровождать старика. Взвесив все за и против, я подумал, что тут безопаснее, чем возвращаться в лес, где можно нарваться на гриб, на патрульника, или на стайку змеевиков. Но вот как ей об этом сказать?

– Наловишь рыбы, пока мы пройдемся? – как бы между прочим спросил я у Ксюши.

– Ага. Щас, – Ксюша иронично фыркнула. – Шнурки на ботинках выглажу, и сразу же пойду ловить. Решил меня поберечь?

– Да ну тебя! – Я понял, что из моей затеи не выйдет ровным счетом ни фига. – Просто жрать хочется, я думал, время сэкономить.

– Вот и сэкономим. Мы с дедом сходим, а ты пока рыбы наловишь.

Спорить с Ксюшей обычно чуть менее продуктивно, чем пытаться остановить лайнер на баллистической траектории при помощи резинки от трусов, натянутой поперек курса. Лично мне ни разу не удалось в препирательствах с ней настоять на своем.

Когда Вершинский и Ксюша скрылись за кустарником, я закинул бредень и минут за пятнадцать наловил не мало жирной ставридки. Разобрав содержимое ранца, я сложил костерок из топливных брикетов, собрал решетку для жарки, и поставил ее под углом к огню, чтобы до рыбы доходил только жар, а не пламя. Если бы костер был не из брикетов, а из дров, можно было бы дождаться, когда они выгорят до углей, и на их жару запечь рыбу. Но брикеты углей не оставляли, а возиться со сбором сучьев мне было лень.

Выпотрошив ставридку и натерев ее специями, я закрепил тушки на решетке. Затем чуть разгреб полыхающие брикеты, чтобы сделать жар от огня равномернее, и принялся следить за процессом. В таких условиях упустить момент и спалить рыбу – проще простого. А опозориться перед Вершинским не хотелось.

Я задумался, что может измениться в нашей жизни с его появлением. По всей видимости, изменится все. Вершинский ведь является командиром всех охотников на Земле. А это уже целая армия. Конечно, раз они нас нашли, то теперь тут не бросят. Пригонят гравилеты, отбомбятся, расчистят плацдарм, погрузят нас всех, по очереди, и увезут на большую землю. Там врачи, конечно же, разберутся со странной болезнью, убившей взрослых, и мы сможем жить, как нормальные.

Я не имел ничего против этого. Конечно, на большой земле Ксюша меня точно не бросит, ведь мы с ней вдвоем навсегда останемся частью нашего затерянного мира, о котором мало кто помнит. А нормальная жизнь с Ксюшей это, наверное, и есть счастье. Устроимся работать, как когда-то работали наши родители в Метрополии. Найдем жилье…

Размечтавшись, я чуть не прозевал момент, когда ставридка покрылась румяной пузырчатой корочкой, и ее надо было перевернуть. Он нее распространялся восхитительный запах, от которого на голодный желудок даже голова немного кружилась.

Вскоре я услышал неумелый крик сойки и усмехнулся. Это Ксюша сигналила, что они на подходе, чтобы я не дергался. Через пару минут они с Вершинским выбрались из леса на пляж. В руке Вершинский держал отломанный хитиновый ус патрульника, а у Ксюши был до предела довольный вид.

– Признаться я удивлен, – произнес Вершинский, усаживаясь на песок рядом с костром. – Я уже говорил это Ксюше.

«Ого, так она уже для него Ксюша», – подумал я с плохо осознаваемой неприязнью.

Раньше она любому бы, кроме меня, в лоб дала, если бы назвал ее по имени, а не по прозвищу. А тут сама раскололась, я ведь ему ее имени не говорил. Хотя, чему удивляться? Вершинский. А ревновать глупо. Ему же в обед будет сто лет. А может и больше.

– У вас и обед готов? – Вершинский потянул носом.

Я чуть не прыснул со смеху, а чтобы это не бросалось в глаза, склонился над костром и убрал в сторону уже готовую ставридку на решетке. От рыбы исходил ароматный пар.

– Ну, вы даете… – Видно было, что Вершинский действительно удивлен. – Пахнет отменно.

– На вкус еще лучше, – заявила Ксюша. – Долговязый у нас один из лучших коков в поселке. Угощайтесь. Нам все равно еще бредень закидывать, на всех ловить.

Она принесла с края леса несколько широких лопушиных листьев, и мы разложили на них ставридку, чтобы остывала быстрее.

Вершинский взял остывающую рыбину, со знанием дела очистил, закинул в рот. Мы с Ксюшей присоединились к пиршеству. Голод начал медленно, но уверенно, отступать.

– Вы нас спасете? – неожиданно для самого себя, спросил я. – Заберете с острова?

Вершинский перестал жевать, глянул на меня затем, не спеша, доел рыбину и вытер губы обрывком листа.

– Хотите на материк? – уточнил он. – Или сразу в охотники, судя по прозвищам?

Я стушевался. Ну, не ожидал я такого лобового захода, насыщенного недоброй иронией, как мне показалось. А потом я попытался взглянуть на себя самого глазами Вершинского, и от этого стало еще хуже. Мы ведь, по сути, малявки. И все эти наши подвиги по уничтожению патрульников, которыми мы с Ксюшей решили без затей прихвастнуть, мало что значили. Перед кем мы решили хвастаться? Перед Вершинским? Да он в нашем возрасте, вел куда более опасную, чем наша, жизнь. Он не только уничтожал биотехов, когда другие к океану подойти боялись, он при этом жил среди бандитов, а не в уютном поселке, участвовал в стрелковых дуэлях за деньги, и делал многое из того, от чего бы я, без преувеличения, замарал бы штаны. Для него это все иначе совсем выглядит чем для нас. Для него это курьез, не более. Детки, убивающие тварей по пути на рыбалку. А наша попытка натянуть на себя героическую шкуру настоящих охотников, по сути, смех на палке. Мы от охотников отличались одним очень важным признаком. Мы убивали тварей только по необходимости, когда они вставали между нами и едой. А охотники убивали тварей по долгу службы, делая это не ради себя, а ради всего человечества.

Я впервые об этом всерьез задумался, впервые со всей очевидностью понял разницу между детской мечтой и реальностью.

– На материк, – выдавил я из себя.

– В охотники нас не возьмут, – спокойно добавила Ксюша. – Мы еще возрастом не вышли.

Все же она редкая умница, тут уж, как ни крути. Я даже заметил что от ее слов сам Вершинский испытал нечто вроде стыда за проявленную иронию. Ксюша, одной простенькой, но предельно честной фразой, снова перевернула ситуацию до полной противоположности. И теперь Вершинский лишился права на иронию, а мы, наоборот, такое право приобрели. Мы ведь, в отличии от охотников, не имели права выбора, сражаться или нет. Нас сама судьба поставила в условия, когда не сражаться с тварями мы не могли.

Вершинский проглотил все это, несколько секунд переваривал, затянув неловкую паузу, потом выдал:

– Дело не в возрасте, – сообщил он. – Точнее, в вашем возрасте, с шестнадцати, с восемнадцати дет, как раз самое время поступить в учебку охотников. А с вашими навыками… – Вершинский задумчиво повертел в руке обломанный ус патрульника. – Вы там себя нашли бы, при желании. Проблема в другом. Вывезти с острова я вас пока не могу. Я, в общем-то, такой же пленник тут, как и вы.

– В каком смысле? – осторожно спросил я.

– В самом прямом. У вас ведь нет никаких средств дальней связи?

Я покачал головой, заподозрив недоброе.

– Рация лайнера вышла из строя, – сообщила Ксюша. – Взрослые, пока были живы, пробрались в город, там в бывшем штабе флота нашли центр связи, но не смогли запустить энергетическую установку, которая его питала. Затем Виктор Сергеевич с группой добровольцев пробрался на один из военных кораблей. Они считали, что рация корабля может работать в автономном режиме, без запуска основных систем. Покопавшись, они смогли найти аварийный буй, взяли его, запустили. Но к нам никто не прилетел, никто даже не сбросил посылку с баллистической траектории. Больше никто не пытался. Слишком опасно лазить на корабли, а специалистов по радиотехнике и корабельным машинам среди наших взрослых не нашлось. Все решили, что на большой земле, получив сигнал, просто не стали рисковать из-за нас.

– Дело не в этом, – Вершинский покачал головой. – Просто система аварийных буев завязана на сателлиты. Большинство из них вышли из строя, новых нет, системами аварийного спасения в океане никто не занимается и никто не ведет их мониторинга. Но, в любом случае, я тут один. И при мне тоже нет средств дальней связи.

Мы с Ксюшей принялись закидывать Вершинского вопросами мол, как же такое могло произойти. Оказалось, что сам Вершинский, и другие люди, входившие в руководство отрядом охотников, достаточно давно поняли, что оборонительная стратегия в деле борьбы с биотехами терпит крах. Да, Вершинскому удалось провести караван через Индийский океан, и даже организовать нечто вроде постоянного, хотя и нерегулярного, сообщения между Австралией, Суматрой и материковой Индией. Да, охотникам удалось установить хоть какой-то контроль над миграцией биотехов в Средиземном море, расставив автоматические ракетно-бомбовые батареи в ключевых местах побережья. Да, была разработана достаточно эффективная тактика прикрытия боевых кораблей с воздуха превентивными бомбовыми ударами. Да, при помощи некогда могучей японской корпорации «ХОКУДО», обосновавшейся в Европе, удалось создать роботизированные комплексы по уничтожению ракетных платформ, и даже, в какой-то мере, поставить контролируемые биотехнологии на службу охотников, не только выпуская дыхательный грибок и другую полезную химию в промышленных масштабах, но и начав разработку биотехнологических глубинных скафандров жидкостно-жаберного типа, взяв за основу несовершенные довоенные модели. Но все это носило оборонный, а не наступательный характер. Для перехода в наступление, для настоящего штурма бездны, человечеству в целом и охотникам в частности требовался значимый перевес, некий прорыв, способный дать возможность если не полностью очистить внутренние моря и прибрежные океанические зоны, то, хотя бы, проредить численность биотехов до вменяемой отметки. Они ведь не могли размножаться, их просто слишком уж много наделали перед войной. И если их убивать в достаточных количествах, это могло бы коренным образом переломить ситуацию и вернуть человечеству контроль над морями и океанами.