Три повести. Вода

Маша сидела за столом перед чистым листом бумаги. Ей сказали нарисовать пять рисунков, но в голову ничего не приходило, и она начала смотреть по сторонам и присматриваться к людям. Некоторых она видела много раз, других впервые. Ей запомнился молодой человек, черноволосый, кареглазый, с правильными чертами лица. С виду он был одного возраста с лаборантом. Он был очень едкий, старался сказать какую-нибудь гадость, словно это его кредо. Сейчас он сидел и пристально смотрел на Машу, сжимая губы, а потом вытягивая и сворачивая их в дудочку, словно рыба.

Профессор, как его называли другие, тот старший мужчина из двух, не выдержал:

– Нам некогда с тобой играться, рисуй сейчас же первое, что приходит в голову.

– Там закрыто, ничего не приходит. Некуда, – хихикнул рыба-парень.

Маше захотелось побыстрее уйти, потому за минуту она набросала на пяти листах крепость, в которой жила; женщину, крест, костер и огромные пузыри воздуха, которые она видела, когда тонула. Они вдруг вынырнули из памяти вместе с тошнотой, которую она испытывала после того, как ее выловили.

Риа бросила карандаш, встала, слегка пошатнулась и пошла прочь из лаборатории. Она ненавидела то ощущение, которое у нее возникало, когда ее насильно заставляли что-то делать. Ей всегда казалось, что ее кожу выворачивают наизнанку.

IV

Девушка ушла к себе в комнату и долго лежала, глядя в потолок. Пока она была в лаборатории и рассматривала все по сторонам, она увидела одну вещь. И теперь думала, ведь ей не могло показаться? Риа заметила несколько вещей, которые видела у людей в поезде. Она увидела свои вещи: электронную книгу, которую она купила в библиотеке Технополиса. Воздушный фильтр, который они с трудом раздобыли в тоннеле Серого города; электронный браслет, который подарил Поло на память.

Все эти вещи лежали так, будто их изучали мартышки. Они были под стеклом. Их раскручивали и разбирали на части. Почему они себя так ведут? Они не знают что это? Они с другой стороны света, где таких вещей нет? Она устала от своих мыслей и решила отвлечься. Открыла книгу об островах и хотела полюбоваться красивыми зелеными растениями. Но, когда открыла книгу, не нашла там ни одной картинки.

Она еще раз внимательно перелистнула каждую страницу, но там не было ни одного фото, ни одной карты, ни одного рисунка, которые там были раньше. В ней не было вообще ни одного изображения. Она закрыла книгу. Книга была такая же, того же объема, с той же обложкой темно зеленого цвета с названием, вскрытым золотой фольгой по утопленным буквам «Путь». Только в ней не было ничего об Островах. Она открыла ее посредине и прочла первую попавшуюся строчку: «Наш мозг воспринимает информацию еще до осознания…».

Маша сидела в недоумении. Могло ли это быть чьей-то шуткой? Или это уже она сходит с ума от пережитого здесь? Ей вдруг стало не по себе. А что если она действительно сходит с ума? Или уже сошла, и все это ей мерещится. В этот момент открылась дверь, и вошел лаборант:

– Пойдем, ты сегодня спишь в лаборатории.

– Я же там сегодня была…

– Значит, еще будешь. Поднимайся.

Маше пришлось оставить книгу, которая ее взбудоражила, и идти с лаборантом. В лаборатории был один из сотрудников, которого Маша еще плохо помнила в лицо. Она села и ждала, пока к ней подключат датчики.

– Никита, я тебя сегодня оставлю одного. Мы будем на выходе, поэтому последи за мониторами, – обратился тот к лаборанту.

Значит, его зовут Никита. Маше он свое имя называть не хотел. В ней проснулось какое-то странное чувство обиды. Будто это обида от предательства. Почему? Он ей чужой человек. Хотя и единственный, кого она здесь действительно запомнила. Человек, который с ним общался, ушел и они остались вдвоем. Лаборант подошел к капсуле сделать настройки и закрыть крышку.

– Значит, тебя зовут Никита, – обратилась она к нему, – а мне ты сказать этого не мог?

– Нет, не мог. Даже не собирался. И не надо меня так называть. Для тебя я лаборант.

– Почему? Что в этом такого?

– Послушай. Я не собираюсь привыкать к тебе. А для тебя это вообще бессмысленно, – он зло взглянул на Машу.

– Что это значит? Почему для меня это бессмысленно?

– Не болтай. Твое дело спать. Или я вколю тебе снотворное, – он закрыл крышку капсулы и ушел к мониторам.

Конечно же, после такого разговора, Маша долго не могла уснуть. Что все это значило? Почему для нее бессмысленно чем-то заниматься, читать, запоминать, дружить? Она не понимала, что ей делать в этой ситуации. Бежать? Куда? Она под водой, совершенно не знает устройства места, в котором находится. Да, Риа услышала пару фраз, которыми перекидывались местные, что они выходят отсюда. Но как и куда, она не знала. Сколько она здесь пробудет, сколько времени она еще понадобится этим людям, не известно. У нее был настоящий ураган из мыслей в голове. Какая из них важнее? Как это все сложить воедино, чтобы это хоть немного было похоже на план. Ей нужна была информация и знания, от которых ее отрезали всеми способами. Нужно было выследить бледного человека и разузнать как можно больше информации. Это единственное, что она могла в этих условиях, с этими возможностями. С этими мыслями она уснула.

Ей снились пустые улицы и дома. В одном из домов она долго ходила по комнатам, в которых никого не нашла. В одной из комнат был вход в подвал. Маша смотрела в зияющую черную дыру подвала. Не спускаясь туда, она точно знала, что он до бесконечности глубокий и там страшно. От этого испуга она проснулась.

Оказалось, уже утро и сны ей стали сниться недавно. Все это время Никита тоже спал. Это было видно по его заспанным глазам. Видимо он просыпался, когда мигали датчики, но это было нечасто. Из старшего персонала за ночь так никто и не явился, потому можно было расслабиться и отдохнуть. Расспрашивать он ее тоже не стал, так как ему явно были не интересны эти исследования. Они окончили с процедурой, сняли датчики и пошли завтракать. Потом Маша отправилась в свою каюту. Девушку опять беспокоили мысли, которые мучили ее вчера перед сном. Она сидела в углу. В другом углу лежала книга, на которую она смотрела. А вдруг ей все это показалось, и она видела все это во сне? Вдруг в книге ничего не поменялось? Несколько минут она не решалась ее открыть. С одной стороны, если в ней все поменялось, то что это может быть? Это пугало. С другой стороны, если книга не поменялась, было намного страшнее. Ведь тогда ничего не изменится, и она будет опять страдать от недостатка эмоций и информации, как раньше, а это подобно смерти. Наконец она открыла книгу. Ее сердце забилось чаще. Это была другая книга. Другая, в той же обложке, с тем же количеством страниц, с тем же названием. Риа растворилась в ней, забыв обо всех тех размышлениях, которые мучили ее до этого. Все ушло на второй план и стало неважным. Она погрузилась в мир ответов на вопросы, которые интересовали ее давно. Которые захватывали ее сознание, но самостоятельно она решить их не могла, а те, кто ее окружал, либо так же не знали ответов, либо даже не задумывались, говоря, что ответов нет. Последнее время, поглощенная путешествиями и общением с разными людьми, она мало задумывалась над тем, что она такое, почему ее чувства таковы, каковы есть. Возможно ли, и нужно ли исправлять себя или вся загвоздка в людях, которые ее окружают? Если это так, то с кем и как общаться, а с кем нет? Ее тело, ее мозг влияют на сознание или это сознание влияет на ее тело? Почему порой она неоправданно осторожна, а порой делает абсолютно импульсивные поступки, которым она сама не может найти оправдания? Она до сих пор чувствовала вину за то, что разозлила шида и навлекла беду на Айзека. Маша так и не извинилась перед мальчиком и теперь не знала, сможет ли когда-нибудь просить прощения за этот поступок.

Ее интересовало так много вещей, на которые не могла ответить одна книга. Но все же та, которую она держала в руках, прокладывала ей путь к познанию нескольких тайн относительно себя.

Она поняла, что вряд ли может бранить себя за некоторые поступки, за которые ей было стыдно. Например, такие, как разборки с шидом или ссора с мамой за обеденным столом в доме Поло. Да и многие другие, которые она делала еще в крепости, и за которые ей приходилось расплачиваться душевными муками. Все эти поступки были спонтанными, необдуманными, будто сделанными по чьему-то велению, а не по собственному желанию. И это было нечто, похожее на правду, но не совсем. Мозг, который работает быстрее, чем сознание – это он был ее повелителем в таких ситуациях. Это он толкал ее в спину, когда происходила очередная нелепая глупость. А сознание потом истязало ее за эти поступки.

Кто был прав в этом бою, а кто виноват, сказать сложно. За спонтанные проделки мозга приходилось, порой, серьезно расплачиваться не только Маше. Но и сознание ее было переполнено разного рода предрассудками и несуразностями. И она ведь не одна такая. Все такие. Абсолютно все. А если и есть тот, кто научился жить синхронно со своим мозгом – тот видимо Создатель, не иначе. И вся Вселенная вращается по оси его времени.

Машины размышления, следовавшие за чтением, прервал сигнал, означавший «ужин». И хотя тяжело было оторваться от книги, голодной до утра оставаться не хотелось. Да и мозг требовал подпитки. Отложив свою лучшую подругу, девушка пошла в столовую. Она опять попыталась там всех рассмотреть, но ей никак не удавалось запомнить и половины. В дальнем углу сидела «лысая голова», всегда повернутая спиной. Люди, которые постоянно сидели за соседними столами ей уже были знакомы и по внешности и по повадкам. Маша попыталась найти бледного человека, но это ей не удавалось. Сколько она помнит это помещение, он ей никогда не попадался на глаза. Но она не видела и обслуживающего персонала кухни. Что если он там? Что если еще где-то?

– А здесь сейчас все ужинают, кроме персонала столовой? – спросила Маша Никиту.

Тот с выражением подозрительности поднял на нее взгляд, оторвавшись от своей миски.

– Тебе зачем? – недовольно спросил он.

– Мне интересно, сколько людей на корабле. Он ведь большой? А это, наверное, не все, кто здесь находится? – у Маши пробежал неприятный холод в животе. Ей показалось, что лаборант был агрессивнее, чем обычно.

– Чем меньше ты здесь будешь считать, вынюхивать и спорить, тем дольше ты проживешь, – сквозь зубы процедил он.

– А в таком состоянии есть смысл долго жить? – не сдержалась она.

– Уясни себе одну вещь. Только запомни ее очень хорошо. У тебя нет здесь друзей. В этом месте, кого бы ты ни искала, с кем бы ты ни общалась, кто бы тебе ни сказал доброе слово и ни притворился понимающим. Кто бы тебе что ни заплатил, это точно-преточно не твой друг. Здесь каждый сам за себя. И если кому-то пригрозят, будь готова стать виноватой, если ты с ним общалась. А теперь, я хочу доесть свой ужин спокойно, так что избавь меня от своих разговоров, – и он опять уткнулся в свою тарелку.

На удивление, Машу не зацепили его слова. Она отнеслась к ним с абсолютным спокойствием. Как к данности этого места. Она и дальше стала спокойно рассматривать людей вокруг, и не оставила затеи найти бледного человека. Все равно она пока не знала, что у него спрашивать, и надеялась, что он сам все расскажет, без ее помощи. Поэтому она спокойно продолжала ужинать, стараясь медленно пережевывать пищу, чтобы была возможность запомнить хотя бы пару человек. Некоторым из них было тяжело даже давать насмешливые клички, так как они не выделялись ничем среди остальных, похожих на них. Пока она решила мысленно пронумеровать столики и давать им номера столиков, чтобы иметь хоть какую-то ассоциацию.

Когда Маша вернулась в каюту, то вновь открыла книгу, откинув свои текущие заботы. Она читала до последнего, пока не отключили свет. В полночь прозвучал истошный звук, а потом Риа спокойно уснула. Ни одна мысль ее не беспокоила.

Утро Маша начала не с книги. Она решила походить по кораблю и попытаться послушать разговоры, если ей встретятся люди. Она пошла по коридорам, которые как всегда были пусты. Поднялась на верхний этаж. Корабль, наверное, был на большой глубине, было темно и даже рыбешки мимо не проплывали. Поскольку высматривать было нечего, она вернулась в коридоры. Завтрак еще не объявляли, потому Риа прошла по всем этажам. В одном из коридоров она все-таки нашла людей. Это были женщины в форме. Они находились за углом и разговаривали. Но Маша ничего не поняла. Это был один из вымирающих языков, которые сейчас практически никто не знал. Но почему они на нем говорили? Когда Маша вышла из-за угла, женщины замолчали, проводили ее взглядом до лифта. Уже прозвучал сигнал и Риа пошла в столовую. Молча, усевшись на свое место, она начала есть. В голове крутились мысли по поводу языка, но спрашивать об этом лаборанта было бесполезно. Ей надо было очень внимательно слушать, когда ее вновь позовут в лабораторию, и вокруг будут люди. По возможности надо рассмотреть надписи на приборах.

– Ты бывал в Сером городе? – все-таки не выдержала Маша.

– Нет, – сухо ответил лаборант.

– А в каких городах ты бывал? – не отставала она.

– Какая тебе разница?

– Люблю путешествовать. Интересные места ищу, может, подскажешь? Я на Острова хотела ехать, пока сюда не попала.

– На какие острова? – спросил лаборант, чтобы не отвечать на вопросы.

– На обыкновенные Острова.

– Название у них есть? – ухмыльнулся он.

– Это и есть название, – Машу напряг этот вопрос. На «Железной горе» она видела карты старого мира, и там действительно были остова с названиями. Но сейчас все изменилось и над этим только работают. А большие, заселенные острова все знают как Острова.

Никита продолжать разговор не стал. Он уже доел, поэтому резко встал и ушел. Было ощущение, будто он взболтнул то, чего не должен был.

Девушка спокойно доела свой завтрак. Она никуда не спешила, внимательно рассматривала все, что находилось перед ее взглядом. Она постаралась прислушаться к разговорам, но это было сложно сделать. Людей было много, столы находились на большом расстоянии друг от друга. До ее слуха доносились лишь несвязные звуки. Поэтому ей не удалось выяснить, на каком языке они говорят.

Маша решила идти в каюту и продолжить изучать книгу. Идя по коридору, она увидела приоткрытую дверь в помещение, где пытались исследовать ее мозг. Она замедлилась и шла тихо. За дверью разговаривали.

– Я тебе уже говорил, любая информация портит чистоту эксперимента. Она нужна нам чистая. Ты же понимаешь, такой шанс может не повториться. Если бы не поломка, мы бы не всплыли и свеженьких бы здесь не было.

– Да, но она постоянно что-то выспрашивает. Не прямо, так, со стороны. Она пытается выведать информацию.

– Не болтай с ней.

– Вы сами ее выпускаете. Закройте ее, пусть сидит в каюте.

– В депрессии она станет бесполезной. Она просто должна максимально долго находиться в неведении. Это единственная подопытная со здоровым мозгом. Остальные годятся только на батарейки. Сегодня отошел номер семь, его отпраили на отработку. Номер пять, которого мы разобрали, будто из химзавода списан. Они оттуда все такие, хорошо, что не фонят. Один и два еще поработают, в принципе, но это тоже не надолго. При таком давлении у них не больше года. Еще трое тоже на очереди на батарейки. Итого она одна. Тем более там есть что изучать. Так что не лажай. Веди себя спокойно и говори на отвлеченные темы.

– На какие? – в голосе чувствовалось раздражение.

– О еде, например.

– О разложившейся биомассе, которую мы жрем и отработанной моче, которую мы пьем? Что еще ей рассказать?

– Слушай. У тебя большая голова. Она тебя не боится, и не равнодушна к тебе. Будь добрым и улыбайся.

Последняя фраза уже цедилась сквозь зубы и предвещала взрыв эмоций, потому Маша решила бысрее скрыться из коридора, чтобы ее не застукали.

Зайдя в свою каюту, она перебирала по частям диалог, который услышала. По голосам это был лаборант и старший из двух мужчин, которые следили за ее снами. Он же, видимо, был старшим и на корабле. Судя по всему они выловили восемь человек при крушении поезда. Какая у них была поломка, останется загадкой навсегда, но звук при поломке совпадал со звуком, который издается каждую полночь. И если этот звук издается, когда корабль поднимается на поверхность, то они всплывают на поверхность каждую полночь. Только вот где? Среди океана? Она часто слышала звук недалеко от крепости. Но это очень далеко от суши. И это было не всегда. Не известно, с какой скоростью передвигается корабль, и по какому маршруту.

Они называли людей батарейками и это мучило ее больше остальных вопросов. И что же такое отработка? Потом Маша вспомнила упоминание о еде и ее стало тошнить. Только недавно она позавтракала. Да, еда всегда была странной. В основном она состояла из пюре или пастоообразной массы. Чего-то измельченного. Вкус был непонятным, но она уже привыкла. Из чего оно состояло? Рыба, водоросли, что еще можно добыть в океане? Хотя иногда были твердые овощи: морковь, свекла. Была даже зелень. Они выращивают это на корабле?

Лаборант был действительно вменяемым человеком. И Маша почему-то его не боялась. Это было внутреннее чувство, ни с чем не связанное. Возможно, обманчивое. Но что означало «не равнодушна?» Это странное выражение вводило ее в недоумение. Хотя, если сильно не размышлять, то лаборант был единственным человеком, с которым Маше хотелось говорить, делиться и брать. Это имелось ввиду?

Девушка открыла книгу. Она остановилась на главе, которая описывала типы мышления людей и о взаимоотношении их между друг другом. Она старалась определить, чего больше в ней: жажды знаний, славы или общения. И не могла предпочесть что-то одно или выделить, чего она хочет больше. Ведь все хотят любви, общения и перемен. Но ей казалось, что на корабле есть люди, котрые ярко выражают свои предпочтения. Тот же лаборант. Он полностью уходит в себя, как только ему попадается новая игрушка. К сожелению, Маша не могла больше никого с корабля подвести под описание в книге, потому как ей не удавалось ни с кем здесь общаться. Девушка перебрала в голове всех, кого знала и вспоминала, насколько хорошо она с ними общалась и удавалось ли ей понять кого-то. Это ее больше всего ввело в ступор. Раньше она не задумывалалсь над тем, а понимает ли она в принципе кого-нибудь. Риа всегда смотрела на людей через призму своего представления о мире. Это было настолько привычно и абсолютно нормально, что она не задумывалась, что может быть иначе. Да и все так делали, другому никто не учил. Я – Солнце, остальные движуться вокруг меня. Таков принцип мира, в котором она жила. В котором жил каждый, кого она знала. Конечно же всех учили уважать друг друга. Но это было только на физическом уровне. Никто не заглядывал другому в голову, и не пытался прочувствовать его состояния. Хотя…

Сейчас она вспомнила Поло. Он был человеком не из ее мира. Его поступки не совпадали с тем, что она знала до этого. И в то время, когда она вела себя как эгоистка, он прощал. И Айзек простил. Больше всего ей сейчас хотелось задать вопрос «Почему?», но в каюте была тишина. Абсолютная тишина. Вдруг в двери постучали. Зашел лаборант.

– Пойдем ужинать. Сегодня ты спишь в лаборатории.

Уже был вечер, а Маша даже не заметила, как прошло время. Она была голодна, но когда она села за стол, долго не могла начать есть. Риа смотрела на то, что было на подносе перед ней. Миска с содержимым, похожим на перетертый суп, пара сухарей, зелень и бобы. Она болтала суп ложкой и вспоминала разговор, который подслушала.

– Ты либо съешь свой ужин, либо будешь голодной до утра, – смотрел на нее недовольно лаборант.

Другой еды здесь не было, а кормят только два раза в день. Потому Маша пересилила себя и старалась не вникать во вкус и бысто все проглотить. Она не стала спрашивать лаборанта, из чего этот суп, хотя очень хотела. Но Никита все равно смотрел с подозрением на ее поведение.

Когда они зашли в лабораторию, там было несколько человек. Тот противный парень возраста Никиты, который постоянно язвил. Женщина, на удивление не в форме, как все остальные. И все те же двое мужчин, остававшиеся для Маши безимянными. Ее уложили в капсулу и оставили засыпать. Они навернка о чем-то разговаривали, но внутри ничего слышно не было.

Риа отчетливо запомнила сон, который ей приснился в эту ночь. Он снился ей не единажды, и она абсолютно не понимала, почему он ей сниться. Маша стояла посреди снежной пустыни. Дул ветер и от плотного наста отбивались мелкие кристаллы снега. Небо было серым, таким, каким она его видела всю жизнь, но постепенно тучи стали расходится и пробился луч света, который отблестнул от наста. Все это время Маша смотрела далеко за горизонт и вокруг себя. Но когда заблестел луч, она посмотрела под ноги и увидела небольшую ямку в снегу. Заглянув в нее, она увидела расцветавший красный цветок. Он расцвел среди всех этих холодных бурь, прикрытый толстым слоем снега. Нежный, маленький, совсем беззащитный.

Когда Мария проснулась и вылезла из капсулы, она встретила напряженное выражение лица прямо перед своим взглядом.

– Где ты видела снег? – спросил профессор.

– Во сне, – ответила Маша.

– Я с тобой не шучу. Где и когда ты видела снег? – зашипел он.

– А я и не шучу. Снег я видела только в этом сне.

– Что значит «в этом»?

– Это значит, когда мне снится этот сон, я вижу снег.

– И как часто ты его видишь? – не успокаивался мужчина.

– Я не запоминаю. Он мне снится иногда. Я помню, что он снился мне еще в детстве. Когда я рассказала о нем отцу, отец объяснил мне, что такое снег.

Маша внимательно рассматривала лицо мужчины, которое играло своими морщинами неподдельные эмоции.

– Это хорошо, – сказал он, – очень хорошо. Ты свободна.

Уже было время завтрака и Риа пошла в столовую. Она проглотила еду не задумываясь, потому как думала о реакции на ее сон. Почему он так зацепил этого мужчину? И что ему в принципе надо от ее снов? После завтрака она решила пойти к трубе, на которой она делала засечки. Маша не ходила туда уже три дня.

Она считала до этого, что уже пятьдесят дней она здесь. Но когда она подшла к трубе и пересчитала засечки, увидела только сорок пять. Этого не могло быть, потому что она точно помнила эту круглую цифру. Она дописала дни до пятидесяти трех и ушла в свою каюту, чтобы не задерживаться в коридоре, и не попасться на глаза надсмотрщикам. Риа разнервничалась из-за этого. Не знала, что хуже: что кто-то затер ее засечки или что она может опять запутаться в днях. Может это было не специально? Ей надо было это выяснить. В душе кипело негодование и возмущение. Ей хотелось бежать. Именно бежать в физическом смысле. Она понимала, что не может никуда деться с этой подводной лодки, но она не могла усидеть в каюте. Маша резко вышла из нее, быстро прошла по коридору, до выхода в тот, который окружал корабль по окружности, и побежала. Глаза быстро привыкли к сумеркам, которые ее окружали. Она бежала так быстро, как только могла. Когда стало тяжело, она только ускорилась и сделала последний рывок. Ноги перестали выдерживать напряжение, сердце выпрыгивало из груди, дыхание сбилось и она упала на пол. Маша сделала еще несколько глубоких вдохов и разрыдалась. Она рыдала так, как рыдают маленькие дети. Всем своим судорожно трусившимся телом, всем своим глубоким всхлипыванием и потоком слез. Она выплескивала все эмоции, которые накопила за последнее время. В определенный момент она закричала. Закричала, что есть мочи, на разрыв, и… затихла. Риа сидела на полу всхлипывая. Слезы высыхали на ее щеках. Голова гудела от перенапряжения и рыданий, но мысли прояснились. И вдруг стало легко, как после уборки. Маша уже не помнила даже, когда последний раз так плакала. Наверное в детстве. Ведь взрослому человеку не прилично так бурно проявлять свои эмоции. Хотя сейчас она понимала, что ей намного легче. Будто прорвался гнойник, который долго зрел. Сейчас она даже не могла дать себе отчет, что же ее так задело. Неужели эти несчастные засечки? Разве они так много значят для нее? Она уже не понимала. Просто сидела и ни о чем не думала, потупившись в темную пустоту. В коридоре было холодно и девушка стала замерзать, потому встала и пошла обратно в каюту. Когда она подошла к углу, за которым находились те злосчастные трубы, она услышала шорох и стала идти тише. Зайдя за угол Маша увидела бледного человека, затирающего засечки. Он обернулся и недоброжелательно посмотрел на нее, хотя и не должен был понять, кто перед ним стоит. Но он резко подошел к ней, схватил ее за предплечье и потянул назад в темный коридор.

– Это ты затирал? Зачем тебе это нужно? – в Маше опять бушевали эмоции. Она решила выплеснуть всю злость на ходячего мертвеца, но тот был не менее активен в своих порывах, чем она.

Когда он вытолкал ее за дверь, начал тараторить со скоростью, которую было невозможно перебить.

– Слушай меня. Здесь все делается по указке, от мытья туалетов, до решения проблем с людьми. И ты – проблема. Ты ходишь по коридорам, вынюхиваешь. Пытаешься вступить в контакт. Но ты… Ты, как и я, эксперимент. И не трогают тебя только потому, что им пока важна твоя эмоциональная стабильность. Считать время тебе никто не даст. Мне сказали вводить тебя в заблуждение. Я стираю полоски и добавляю. И ты этого не замечаешь. И не заметишь. Никогда. Пока здесь пройдет месяц, на верху пройдет три. Все люди, которые тебя окружают, все: и я, и профессор, и твой лаборант, уже были бы съедены червями, если бы не этот корабль. Он был сделан раньше, чем ты родилась, чем родились твои родители. Чем начала мигрировать большая вода. Все, кого ты здесь видишь, они – обман. Они – фикция. Они – ошибка. Они – страх. Все свято верят, что создают науку. И если они вылезут из ракушки, то все разрушится. Все воздушные замки падут и превратятся в ничто, которым были изначально. Которым по сути и являются. Мы все – ничто. И цифры тебя не спасут. Только движение порождает новое. Только движение порождает смысл. Остальное – пустота.