Сонм. Сборник рассказов

Сонм. Сборник рассказов

Ник Никсон

© Ник Никсон, 2021

ISBN 978-5-0055-4316-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДЕВЯТАЯ

В былые годы район красных кирпичей считался самым престижным в городе. С утра до вечера по широким мощёным улочкам прогуливались зеваки, дорогие магазины заманивали богачей яркими вывесками, а за ужин в местном ресторане выкладывали целое состояние. Теперь же от прежнего величия остались только разбитые фасады, редкие застекленные окна, да перегоревшие уличные фонари, похожие на смотрящих свысока тюремных надзирателей. На целый дом тут проживали с десяток человек, в основном бывшие уголовники, алкоголики и разного рода жулье. Полицию они по понятным причинам не жаловали. Но существовало одно преступление одинаково неприемлемое как для законопослушных граждан, так и для самых отъявленных отбросов. Преступление гнусное, непростительное, противоестественное для любого человека.

Агата стояла у крайнего дома по Женевской улице. Именно здесь, согласно наводке, замечена подозреваемая.

Дайкин и его люди тоже приехали. Только их не хватало.

– Вызов поступил на линию полиции. Это наше дело! – Дайкин вышел Агате наперерез.

Если этот придурок будет так громко орать, подозреваемая сбежит еще до того, как они войдут в дом.

Агата молча прошла мимо него.

– Чертова грязная, – бросил ей вслед Дайкин и далее принялся раздавать своим людям приказы.

Девятые давно сидят в поджилках у полиции. Они неподсудны, плюют на правила и готовы на любые жертвы ради поимки цели. В годы хаоса чрезвычайные полномочия были оправданы, однако, сегодня все чаще звучат мнения, что девятые – пережиток прошлого.

Агата переключила зрение на инфракрасное. Обустроенный по – царски вестибюль дома за годы пришел в запустение. Отколовшиеся куски мраморной облицовки небрежно замазали цементом, ручки на резных дверях скручены из ржавых гвоздей, вместо бронзовых изваяний на постаментах стоят нелепые поделки из фанеры. Строители прошлого не могли представить, что их архитектурные чудеса придут в упадок только потому, что в них некому будет жить.

В коридоре второго этажа Агату встретил тот самый гражданин, сообщивший о подозреваемой. Разглядев девятую в тусклом свете единственной лампы, у мужчины сначала отказала речь, а потом и мышцы тела. Он так и стоял парализованным, провожая Агату взглядом.

Нужную квартиру охраняла внушительная металлическая дверь. Подозреваемая проживала с мужем, братьями и отчимом. Все мужчины имели в прошлом проблемы с законом, а значит могут быть вооружены.

Прижавшись к стене, Агата постучала по металлу. Голоса внутри замолкли, выключился свет.

Подошли Дайкин и его люди. Они обступили дверь со всех сторон. Дайкин показал Агате жест рукой: «не вмешивайся».

Изнутри пожилой мужской голос спросил:

– Кто там?

– Полиция, откройте дверь! – потребовал Дайкин.

– Нам не нужны проблемы. Мы законопослушные граждане.

– Дом окружен. Выходите с поднятыми руками.

– Мы ничего не сделали.

– Если не откроете, мы будем вынуждены ломать дверь. Это станет отягчающим обстоятельством в суде.

Агата ударила бионической рукой в место, где располагался замок. Прогремел оглушительный металлический лязг. Дверь, прогнувшись, словно пластилиновая, ввалилась в квартиру. Коридор заволокло кусками бетона и пылью.

Изнутри прогремел выстрел. Стоявший напротив проема полицейский упал замертво с выпотрошенным дробью животом.

Агата, пригнувшись, скользнула в квартиру. Заметив по тепловому излучению стрелявшего, нанесла ему прямой удар в область сердца. Кулак из титанового сплава пропустил по искусственным нервным волокнам импульс в ее мозг: грудная клетка жертвы сломана, травма сердца несовместимая с жизнью. Мужчина рухнул как подкошенный.

В клубах пыли и дыма тепловизор поймал очертания троих спасавшихся бегством. Еще один прятался за барной стойкой, ведя огонь в сторону выбитой двери. Полицейские беспомощно отстреливались. Один из них лежал раненый на полу, истекая кровью и зовя на помощь. Агата могла бы подобраться к стрелявшему незаметно и нейтрализовать его, однако тогда она рискует упустить подозреваемую.

Агата бросилась вслед за беглецами – через коридор в спальню, потом в гостиную, далее по пожарной лестнице в соседнее здание. По пути мелькали другие жители квартала – указывали, куда свернули преступники.

На крыше один из беглецов устроил засаду. Выскочив из – за угла, он обрушил на Агату кусок металлической трубы. Глазной имплант мгновенно оценил угрозу – бионическая рука, выбив искру, блокировала удар. Агата перехватила трубу, вырвала из рук нападавшего. Левой, уже своей рукой ударила противника в живот. Мужчина согнулся, испустив истошный рык. Удар локтем свалил его плашмя на землю.

Мужчина заверещал. Из последних сил бросился на Агате, повалил ее на спину. Она обхватила его ногами, перекатилась вместе с ним. Нанесла удар титановым кулаком. Лицевые кости противника хрустнули.

Агата догнала оставшихся беглецов на краю крыши, где те намеревались перебраться на соседнее здание.

Мужчина закрыл собой подозреваемую.

– Не подходи! – он разрезал воздух ножом, давая понять, что будет защищать ее до конца.

– Мне плевать, какие преступления ты совершал. Отдай ее мне и можешь уйти, – сказала Агата.

– Она моя жена.

– Она нарушила закон!

– Это наш ребенок – нам и решать.

– Ошибаешься.

Мужчина огляделся по сторонам в поиске возможностей сбежать. Вдалеке мелькали огни – подкрепление.

– У вас нет шансов. Сдавайтесь или умрете.

– Хан, послушаем ее. Надо сдаться.

Девушка оступилась с края и чуть не упала с крыши. Крепко обхватив мужа руками, она прижалась к его спине, насколько позволял округлый живот.

– Хан, мне страшно!

Мужчина пристально смотрел на Агату.

– Они убьют нашего ребенка.

– Они так не поступят.

Агата медленно подошла к ним.

– Не подходи, а то прыгнем!

Мужчина вытянул нож, коснулся лезвием груди Агаты. Его рука дрожала, губы пересохли.

– Ты женщина, должна понимать, каково это – носить в себе жизнь, – с мольбой в голосе произнес он. – Это же чудо.

Агата схватила девушку за руку, рванула ее на себя. Влюбленные расцепились. Мужчина взмахнул ножом, полоснул Агату по плечу. В ответ она ударила его прямой ногой. Он попятился, оступился и полетел вниз с крыши. Глухой стук об асфальт поглотил его крик.

– Ха – аан! Нет!

– Ты обвиняешься в нарушении конвенции о запрете родов.

Девушка лежала на боку и рыдала, повторяя имя возлюбленного.

– Наказание от пятнадцати лет до пожизненного.

– Мой ребенок… Пожалуйста…

Агата врезала ей пощечину. Девушка в ужасе раскрыла глаза.

– Слушай меня, сука. Ты не понимаешь, что натворила! Внутри тебя смерть!

Агата подняла упавший нож, прикоснулась лезвием к животу девушки.

– Я сама все закончу.

– Девятая! – окликнул сзади Дайкин. – Отпусти ее!

Агата обернулась. Глазной имплант сканировал угрозу: пистолет в руке полицейского заряжен, курок взведен, траектория пули – в голову Агате, давление на спуск – 70% усилия.

Она отошла в сторону и скомандовала полицейским:

– Доставить в Репродуктор на прерывание беременности. Плод уничтожить. Ее под арест.

– Нет! Нет!

Девушку подхватили двое. На их лицах читалось открытое презрение, словно они прикоснулись к ядовитой жабе.

Дайкин все еще держал пистолет направленным на Агату. Взгляд застывший, свирепый.

– Он пинается. Я чувствую его. Тебе никогда не познать это чувство, грязная! Никогда! – кричала девушка.

***

Красно – синие огни согревали ночную темноту. Полиция оцепила район. Опрашивали всех жителей, каждую женщину проверяли на уровень прогестерона.

Агата наложила повязку на руку. Потребуются швы. Ничего, справится и сама. Как всегда.

Полицейские и медики держались от нее в стороне. Не только потому, что она девятая – член элитной группы, но еще и «грязная», то есть естественно рожденная от больной матери. Подобных ей обходят стороной, пряча от стыда глаза. В обществе их не замечают, презирают, хотят поскорей забыть.

– Долбанная маньячка…

– Видели, что она сделала с тем на крыше?

Из подъезда выкатили каталку с запакованным в черный мешок телом. Дайкин расстегнул молнию. Долго смотрел, опустив голову. Ругался. Затем быстрым шагом направился к Агате.

– Это тебе так с рук не сойдет! Слышишь меня! Ты ответишь за эту мясорубку!

– Я взяла ее живой.

– Двое моих людей мертвы из – за тебя! Я говорил, не лезь!

– Плевать мне на то, что ты говорил.

Дайкин едва сдерживался, чтобы не напасть на Агату. Он понимал, шансов в открытом бою у него нет.

Подойдя к ней вплотную, полицейский заговорил полушепотом:

– А тебя хоть раз по – настоящему трахали? Нет? Вот почему ты такая психованная. Ни у одного нормального мужика не встанет на грязную калеку. У меня к тебе предложение, – он положил руку на кобуру.

Агата внимательно проследила за его движением. Если вынет пушку, она одним ударом проломит ему череп.

– Засунь дуло себе поглубже до упора, а потом спусти курок. Мир станет чище, – он сплюнул ей под ноги. – Я буду за тобой следить.

Дайкин зашагал прочь. Как же он ошибался, думая, что оскорблениями выведет ее из себя. Вся жизнь Агаты была наполнена унижениями и болью. У нее выработался иммунитет.

Накатили воспоминания. Агата бежит по коридору и зовет на помощь. Никто не откликается на ее мольбы. Останавливается у двери. Одной рукой повернуть тугую ручку не получается – она вцепляется в нее зубами и тянет вниз. Продирает десны до крови. Забегает в класс, бросается к окну. Выпрыгнуть! Даже если падение убьет ее. Она не позволит больше издеваться над собой – одноглазой и однорукой, грязной девчонкой.

На окне замок, за стеклом решетка. Ей не выбраться. В дверях стоят четверо взрослых мальчишек. Им по семнадцать, ей только четырнадцать. Они тоже грязные – у кого – то нет доли мозга, по одной почке и легкому, кому – то повезло – в основном отсутствуют только конечности. Большая же часть постояльцев интерната – овощи. Их матери умерли, отцы сидят в тюрьме. У грязных нет ни прошлого, ни будущего.

«Распечатаем ее».

«Фу – уу. Она же уродина».

«Под юбкой у всех одно и то же».

Следующие события смешались для Агаты в месиво из боли, крови и слез. Это продолжалось на протяжении многих месяцев. Она несколько раз пыталась покончить с собой, но судьба неизменно выписывала ей еще один шанс. А потом она подумала: «Жизнь далась мне так тяжело не просто так». Однажды, собрав все силы в своем хрупком организме, она дала насильникам отпор – двоих забила до смерти, еще двоих навсегда лишила возможности пользоваться членом.

– Агата.

Только один человек называл ее так. Жерар Гебчинский спас ее от тюрьмы, забрал из интерната и удочерил. Он сам был девятым – настоящей легендой элитного подразделения. Жерар научил Агату не бояться собственного тела, сделал ее недостатки оружием. Она была обязана ему всем.

– Ты отлично справилась, – похвалил он.

Трупы защитников беременной бросали на землю, как дохлый скот. Труповозка отвезет их в крематорий, прах затем смоют в водопровод. Достойная судьба тем, кто решился на гнусное преступление против общества.

– Седьмой месяц. Еще чуть – чуть и не успели бы, – сказала Агата.

– Этого не случилось. Система работает. За последние пять лет мы искоренили естественные роды в городах.

Жерар посмотрел на Дайкина. Полицейский стоял в стороне, курил и тоже смотрел на них.

– Он не остановится, – сказала Агата.

– Когда я был молод, мы фиксировали по тысяче родов в день. Даже в морги не везли – сразу на кладбище, в общую могилу – матерей и младенцев. Те, кто видал такое, никогда не станут прежними.

Родовая чума появилась внезапно. За первые несколько месяцев неизлечимая болезнь выкосила половину беременных женщин на планете. Если мать чудом доживала до родов, ребенок появлялся на свет с тяжелыми аномалиями. В мире началась паника. Женщины боялись зачатия как огня. Рушились семьи, росло количество самоубийств. Шли годы, население старело и умирало, рождаемость стояла на нуле. Этот период известен в истории как Великое вымирание.

Когда окончательно стало ясно, что болезнь не победить, была создана программа репродукции. Естественные роды запрещены. Все мужчины и женщины обязаны ежемесячно сдавать биоматериал. Компьютер из общей базы подбирает будущему ребенку оптимальное соотношение генов. Плод, минуя утробу матери, выращивается в инкубаторе репродукторской фермы.

– Хватит для тебя ловли беременных. Ты способна на большее. Возглавишь группу антитеррора.

– А как же ты?

– Я свое отбегал. Кроме того, мне не о чем волноваться – я передаю бразды достойной.

Грязная возглавит группу по борьбе с террором?! Такое и во сне не приснится.

– Спасибо. Я не подведу.

– Банды растут как грибы после дождя. Настоящая эпидемия, мать их. Большинство безобидные – детишки от скуки шалят. Таких сразу передаем полиции. Но есть те, кто пропагандирует опасные идеи, например, что чумы никогда не существовало. С такими работаем тщательно и наверняка.

– Неужели кто – то верит этому вранью? – удивилась Агата.

– Новые поколения знают о чуме только из рассказов старших. Они никогда не видели полные ямы трупов, не видели безногих и безруких младенцев. Ими легко манипулировать.

Во время Великого вымирания Жерар Гебчинский потерял жену и нерожденного сына. Он знал о чем говорил.

– Я готова сделать все, что необходимо, – не раздумывая, сказала Агата.

– Вскоре ты получишь все инструкции.

***

Главное здание Репродуктора венчал пьедестал, на вершине которого величественно поднималась в небо статуя матери и отца с младенцем в руках – как символ преемственности прошлому человечества. Испокон веков женщина приносила ребенка обществу, как дар свыше. В новом времени само общество дарит ребенка родителям, а женщина и мужчина несут равную воспитательную роль. Больше нет нужды женщине исключать себя из действительности на девять месяцев, терпеть боль, рисковать жизнью. Дети рождаются под чутким контролем медиков – здоровыми, без скрытых дефектов наследственности.

В холле Репродуктора Агата стала свидетелем процессии. В торжественной обстановке паре средних лет вручили белый кулек с младенцем. Повисла тишина. Родители, многочисленные гости и даже случайные прохожие задержали дыхание от предвкушения. Через несколько мучительных секунд ребенок заплакал. В ответ разразились крики, громыхали пробки шампанского. Гости кинулись поздравлять счастливцев.

Будущие родители не являются биологическими. Получить ребенка вправе не только пары, но и одиночки, как мужчины, так и женщины. Парам проще справиться с психологическим барьером отторжения. Одиноким же в дань традиции зачатия доступна услуга «Секс с отцом/матерью». В качестве партнера выступают такие же очередники.

Репродуктолог встретил Агату у двери кабинета и проводил к столу. Она не привыкла к подобной любезности, поэтому слегка растерялась.

– Я получил документы для постановки вас в очередь, – он неуверенно листал папку. – Ваше досье впечатляет. Служба в элитном подразделении, стабильный доход, рекомендации. Признаюсь честно, я слегка растерян. Впервые к нам обращается, – он прервался, подбирая синоним к слову «грязная». – Естественно рожденная.

– Закон не запрещает мне встать в очередь.

Врач глубоко вздохнул.

– Видите ли, каждая женщина ежемесячно сдает в банк Репродуктора яйцеклетки. У вас же придатки отсутствуют от рождения, вы не пополняете банк.

– Многие не сдают по медицинским показателям.

– И это катастрофическая проблема, – согласился он. – Мужского биоматериала у нас в избытке, а вот женского критический недостаток. Половина яйцеклеток бракуется из – за наличия гена родовой чумы, еще треть из – за наследственных заболеваний. Если раньше нам не хватало инкубаторов, то сейчас двадцать процентов простаивает из – за отсутствия зигот.

– Я имею право на ребенка как любой гражданин.

Репродуктолог отключил диктофон, посмотрел оценивающе на Агату.

– Зачем он вам?

– Отчет психотерапевта есть в моей анкете.

– Я его читал. Но хочу услышать ответ от вас.

– Я…, – Агата запнулась. – Хочу дать ему…

– Что? – спросил он после долгой паузы.

– То, чего не было у меня…

Врач разочарованно покивал.

– Желание иметь детей – биологический инстинкт любой женщины. К сожалению, мы не способны обеспечить всех. Многие стоят в очереди годами.

– Я готова ждать сколько потребуется.

– Я придерживаюсь мнения, что сама природа наказывает человечество за прошлые прегрешения. Мы нашли выход как сохранить вид, но пока так и не добились превышения рождаемости над смертностью. Родовая чума мутирует и становится все более агрессивной. Количество здоровых яйцеклеток падает. Мы вынуждены пересматривать очередность, чтобы фертильные женщины получали детей вне очереди.

– Это незаконно.

– Как показала практика – ни штрафы, ни даже тюрьма не стимулируют отчаявшуюся женщину сдавать яйцеклетки.

Агата не заметила, как расплющила бионической рукой металлическую ручку стула.

– Я принесла в банк больше яйцеклеток, чем любая женщина!

– И я восхищаюсь вами, Агата. Девятые – наш последний рубеж перед полным вымиранием. Каждый день вы рискуете ради нас жизнью. Сомневаюсь, что материнство вам действительно необходимо.

Агата вышла из кабинета и быстрым шагом направилась к выходу. Толпа вокруг гудела и веселилась. Кто – то толкнул ее, Агата налетела на девушку с младенцем и чуть не сбила ту с ног.

Подбежали на помощь люди, стали кричать на Агату, обзывали грязной. Она не слушала – смотрела на младенца, протянувшего розовые ручки к мокрым от слез щекам матери.

– Ты чудо. Моя доченька.

– Можно подержать? – обратилась к девушке незнакомая женщина.

– Конечно.

Мать передала ей сверток.

– Какая она красивая. Когда – то я также качала свою дочку. Теперь ей десять. Как бы я хотела вновь испытать это чувство. Мы стоим в очереди за сыночком уже пятый год.

– Надеюсь, вам повезет.

Женщина вернула ребенка матери. Та взглянула на Агату.

– Хотите подержать?

Агату словно горячей водой облили. Она отступила на шаг и бросилась бежать к выходу.

***

Жерар и Агата договорились встретиться в закусочной. Раньше они часто обедали тут вместе. Для Жерара это место особенное – здесь он сделал предложение жене.

– Маркус Давыдов, – Жерар протянул Агате фото, на котором изображен мужчина лет пятидесяти, высокий, худощавый. – Анархист, жестокий убийца. Члены его банды похищают женщин, хирургически извлекают противозачаточные имплантаты, потом насилуют, пока те не забеременеют. Грязных детей Давыдов использует в своих бесчеловечных опытах. Жертвами за двадцать лет стали сотни.

Агата перелистывала фото погибших женщин. Молодые, среднего возраста, пожилые – все умерли от родовой чумы в страшных муках, как когда – то жена Жерара и мать Агаты.

– Давыдов мечтает уничтожить Репродукторы и вернуть нас в хаос. Тогда он сможет творить все, что захочет. На днях поступила информация, что им готовится масштабный теракт. Погибнут тысячи.

– Я возьму этого ублюдка, можешь не волноваться, – сказала она.

Жерар помрачнел.

– Что случилось?

– Правительство приостановило деятельность Девятых.

– Дайкин?

Он кивнул.

– Неужели они поверили этому лживому легавому? Мы столько сделали…

– Новые политики боятся брать ответственность за крайние меры. Они не понимают, что своей слабостью породят тысячи подобных Давыдову. А когда осознают, станет поздно.

В памяти Агаты вспыхнули больничные палаты интерната – стоны грязных, крики, кровь. Она не допустит, чтобы даже один ребенок родился таким, как она. Чтобы испытал то, что пришлось ей.

– Я сделаю все сама.

– Если полиция узнает, что мы проводим операцию без согласия правительства, нас казнят.

– Я не оставлю свидетелей.

Жерар взял Агату за руку.

– Прости, что тебе приходится это делать. Будь я моложе, да будь у меня такая рука.

– Перестань.

– У меня для тебя подарок, – он положил на стол глазной имплант. – Улучшенная оптика, плюс система обнаружения объекта за препятствием. Ты сможешь видеть сквозь стены.

Агата вытащила старый имплант, вставила на его место новый.

– Ну как?

– Впечатляет.

Официант принес обед. Они перекусили.

– Я знаю, ты ходила в Репродуктор. Почему не сказала мне?

– Ты бы не одобрил.

– Послушай, Агата. У каждого человека есть предназначение…

– Это ты нашел меня.

Жерар удивленно проморгался.

– Давно знаешь?

– Как это произошло? Расскажи.

– Ты раньше никогда не интересовалась.

– Как?! – Агата повысила голос.

Он кивнул и заговорил:

– У нас был рейд по общагам. Разведка сообщала о десяти беременных, но, когда мы приехали, увидели целую сотню. Их мужья выстроили баррикады, отстреливались. Не помню, скольких я убил – двадцать – тридцать. Я уже почти ничего не соображал, когда наткнулся на твою мать. Она была мертва, рядом лежал младенец. И еще мужчина.

– Ты убил моего отца.

– Он напал, у меня не было выхода.

– Ты должен был и меня убить.

– Прошел всего месяц со смерти жены и сына. Я не смог. Позже я просил руководство удочерить тебя, но мне не позволили.

– У каждого свое предназначение, – повторила его слова Агата.

– Прости меня. Я не знал о том, что происходило в интернате.

– Это больше ни с кем не повторится.

***

Агате удалось откопать в архивах информацию о прошлом Маркуса Давыдова. Он одним из первых ученых исследовал родовую чуму. В его ранних работах утверждалось, что болезнь можно вылечить, для этого предлагалось использовать кровь и ткани грязных детей. Ходили слухи, что Давыдов лично умертвил не меньше сотни несчастных. Результата он не добился – чума распространялась, женщины продолжали умирать. Давыдова выгнали из института. Он ушел в подполье, создав экстремистское движение «Мой выбор». Он призывал женщин отказываться от противозачаточного импланта, запрещал сдавать яйцеклетки в банк, заставлял рожать только естественным путем. Много отчаявшихся женщин покупались на его пропаганду, а потом погибали.

Девятые много раз накрывали логово Давыдова, но главарю всегда удавалось ускользнуть. Теперь же банде противостоит только непутевая полиция. Дайкину с его правилами и принципами не справится с силой, лишенной морали и сострадания.

Один из близких сообщников Давыдова Яо Тонг отбывал наказание в тюрьме. Он отказался от встречи с Агатой, но, когда ему сообщили, что придет девятая, передумал.

Яо Тонг отвечал на вопросы односложно и чаще отрицательно. Верность Давыдову не оспаривал, называл того новым пророком и спасителем человечества.

– А ты точно девятая?

Ответ Яо Тонг прочитал по лицу Агаты. Затем долго и внимательно на нее смотрел.

– Двадцать лет вы не можете его поймать. Почему ты решила, что повезет тебе?

– Девятых больше нет. Я последняя.

– Маркус был бы рад слышать это. Он ненавидит вас.

– Где он прячется?

Яо Тонг рассмеялся.

– Ты сумасшедшая, если думаешь, что в одиночку сможешь даже на метр подойти к нему.

– Тогда ему не о чем беспокоится.

Он посмотрел по сторонам. Заговорил вполголоса:

– Меня задержали в Рощенских лесах.

– Там все спалили дотла.

– В этом и проблема девятых. Вы не видите дальше своего носа.

***

Рощенские леса когда – то были городским парком на окраине. Горстки выживших после Великого вымирания покинули эти места и съехались к центру городов. Парк за короткое время превратился в непроходимый дикий лес. Соваться сюда без пушки и пары тройки напарников не решалась даже полиция.

Агата не жаловала огнестрельное оружие, но в этот раз сделала исключение.

Место, где задержали Яо Тонга и других последователей Давыдова представляло собой пустырь с несколькими засыпанными землянками и оборудованными на деревьях наблюдательными постами. Создавалось впечатление, что тут поработали напалмом. От голых обугленных стволов все еще исходил запах горючих смесей.

Агата несколько часов обследовала территорию. В объектив тепловизора попадали белки, полевки, тетерева. Удача все же улыбнулась – она нашла теплое пятно на земле – остывающее кострище.

Кто – то был здесь недавно.

«Вы не видите дальше своего носа».

Слова Тонга навели Агату на мысль порыться в заброшенной городской библиотеке. В старых газетах она нашла несколько упоминаний о подземном бункере, построенном в этих местах на случай ядерной войны. Схемы были утеряны, поэтому никто не знал, где точно расположен вход.