Мечта о сверхсиле. Часть 1. Мистический этюд украинской реальности

– Тогда я первый, чего бояться, – добавил Денис, тоже поднимаясь с места.

– Не беги, дурак, медведя чухать, – чуть толкнул его в грудь Руслан.

На этом они вышли вместе с идущим впереди Владленом, который, отойдя на двадцать метров в сторону, сказал:

– Вот за этими кустами, в раскопе.

Яма в земле представляла собой темный квадрат, примерно три на четыре метра.

– Там ничего не видно, – сказал Руслан, подходя к краю и пытаясь разглядеть что- либо на дне.

– Смотри на ощупь и прозреешь, – шутканул один из Балабасов.

– Тогда ты первый языком, – огрызнулся Руслан.

– Сейчас огня поддам, – сказал Влад.

– Давай, – ответил Руслан и храбро спрыгнул вниз. Под ногами у него что-то неприятно хрустнуло, и вместе с этим с двух сторон раскоп залил свет ламп, освятивший всё до мелочи. «Чёрт, я так и знал», – пронеслось в голове у Дениса.

На дне по углам раскопа на берцовых костях лежали человеческие черепа, а посередине на побеленной земле внутри большой пиковой черной масти черепа были сложены в небольшую пирамиду, и последний верхний держал в зубах ещё один немецкий штык-нож.

– Дьявол, – вырвалось от неожиданности у Берёзова, и с неразборчивой бранью под дикий смех идиотов он одним рывком вылетел из проклятой ямы. И тут сквозь веселие всего сборища Владлен с бутылкой пива в руках обратился к нему полной пафоса речью:

– Ну как, свет загробной жизни потрясает? Спокойно, братан, это посвящение в масть туза пикового черепа, чтобы был фарт в жизни. И чем он страшнее, тем больше везёт.

Руслан в этот момент стоял в ступоре, созерцая с Денисом лежавшую перед ними инфернальную картину. Но затем его глаза наполнились осмысленной злостью, и он сорвался в вопль по адресу двоюродного идиота:

– Тебе, паскуде, не печёт могилы предков ковырять? Ты нас на что толкаешь, шакал?

Но такая брань со смыслом была непонятна для тех, к кому он обращался, как рыбе лесной пожар. И слово за слово Руслан услышал в ответ заливистый матерный лай, в котором печатной была только реплика Влада: «Ты, баба, купи себе яйца!»

– Зачем его вообще сюда припёр? – добавил Виталя Балабас. – Он сдаст всё, что есть!

– Да кому вы нужны, крысы гробовые! – бросил им Руслан.

– Давай пойдем отсюда, – сказал ему Денис, который стоял до этого молча рядом. Получив ещё несколько эпитетов в спину, друзья быстрым шагом вернулись назад к месту возлияния, взяли свой рюкзак и пошли прочь по дороге, которой приехали.

– Ну теперь и свинья в курсе дел будет. Они все баки сольют ! – сказал Владу, недовольно сплёвывая, оставшийся на месте один из двоих брательников.

– Не сольют! – отхлебнув пива, ответил Владлен. – Кто им, дуракам, поверит. – Затем, откинув в сторону бутыль, взял стоящую рядом канистру и добавил: – Не поверят, потому что будем гулять и зажигать!

Готфрид на дороге в этот момент нервно говорил Березову:

– Нет, ну ты видел цирк уродов?

– Да кто же знал, что Влад черный копатель? – ответил Руслан. – Повезло же на засаду нарваться!

– Посмотри, Берёза, что это? – прервал его, обернувшись назад, Денис.

– Они яму подожгли, пекло сотворили, – сказал Руслан, увидев хорошо заметные в темноте языки пламени. Тут Денис изрёк, как эксперт:

– У них страшная болезнь: они безнадёжные кретины.

Руслан же, нервно дёрнув головой, подытожил:

– А ещё Влад, морда наглая, хотел, чтобы мы в деле приняли участие. Дуракам не помогают, сам дураком станешь! И давай больше об этом, Денис, не будем. Пусть живёт, как хочет, но ко мне близко не подходит. Он для меня там, на кладбище остался.

– Какой ты жесткий романтик, – пошутил в ответ Готфрид.

– Давай лучше, человек весёлый, по этой дороге двинем, – сказал Руслан, когда они подошли к развилке, – чтобы с этими упырями опять не столкнуться, если назад поедут. И путь точно срежем!

– Рационально! – коротко подтвердил Денис, и они пошли направо. Но дорогу красит разговор. Освещая путь фонариком, Руслан тут же нарушил своё табу на обсуждение произошедшего и изрёк, выразительно показав большим пальцем за спину:

– Вот что экономическая задница с людьми делает. Занимаясь чем попало, сливаются в чертей рогатых, – затем Руслан ни с того ни с сего добавил: – Плюс ещё бабы жизнь усложняют и народ пьёт!

– Если бы только это! – усмехнулся Денис. – А был ли этот народ вообще нормальным? Правильно сказал Архангельский, что плюс к этому беда – коррозия менталитета. В такое время становится ясным до копейки, кто крепок духом, а кто нет. Всякое бывает в жизни, но мы же такой хернёй страдать не стали? Ну вот! А что бабы пошли плохие – гулять и деньги любят. Так я сто раз говорил, что мешает найти хорошую?

Но тут Готфрид вздохнул и, желая быть объективным, махом перечеркнул вышеизложенное другими словами:

– Однако, ты можешь ответить, что проблем нет, вокруг таких хороших больше, чем матюков у народа. О причине уже сказали, моральная планка висит у них на полшестого. И я буду с тобой согласен! Послушал бы случайно женский разговор! Среди подруг стало правилом: если баба не стерва, то она дура! А где ум, верность?

– Ну и почему всё так, Деня? Твой вариант, кроме общей деградации морали? -спросил Руслан, которого старая и вечная тема, звучащая каждый раз по- новому, начала уже увлекать.

– Одна из причин ещё и в том, что женские поступки больше обусловлены эмоциями, чем логикой. О таких одинаковых случаях я слышал от разных людей, – продолжал растекаться мыслью Готфрид. – Встречаешься и живешь с подругой, которая клянётся, что любит, верная тебе и, самое смешное, что это правда на тот момент. Да и сама ручная, как кошка, можно узлом завязывать. Но потом, словно ветер подул, человек в момент меняется, предаёт, уходит. И когда спрашивают: «Почему ты это сделала»? – отвечает: «Ты знаешь, на меня что-то нашло, это неправильно, но я так решила. И если между нами что-то было, ты должен уважать мой выбор!» Такая натура, согласись, непредсказуема и сама не знает, как себя поведет и во что переродится. Это как мир сюрреализма в картинах Босха и Сальвадора Дали, где красиво нарушена причинно-следственная связь.

– Да не дай бог туда попасть, -кивнул Берёзов, которому по-своему нравился и настораживал потусторонний абсурд тех художников. – Там, если захочешь утром выйти из ворот, то выпадешь из окна или будешь забивать гвоздь в доску, а забьёшь себе в голову. Ха-ха, но, к слову, в нашей стране такая оборотная изнанка давно цветет. К примеру, вор у нас герой, а кого кинули – грязь низкая и лох, как тебе весёлая этика?

– Ты хочешь сказать, – ёрно передёрнул вектор беседы Готфрид, – на то он и дурак, чтобы его развели?

– Не скажу, – с оттенком неудовольствия дал ответ Руслан, – потому что и умного, бывает, нагреют.

– А вот ты поверишь, – дальше повел рассуждения Денис, – тому, кто всю жизнь крал, а потом, лишь бы наверх залезть, народу трет по ушам, что всегда был честным и даст всем льгот, сколько сам загребёт?

– К чему ты это – не пойму, – поморщился от такой банальщины Берёзов. – В такие чудеса не верю, в нужниках топить их надо!

– Да, всё взаимосвязано, – пояснил, как эксперт, Денис. – Это то же самое, когда стервозной и перепиханной особе, которая вдруг стала просто ангел, будешь верить, что не врет.

– Нет, но такие бывают, – возразил Руслан.

– И ты их знаешь? – парировал Денис.

– Да! – кратко ответил Руслан.

– И ты хотел бы такую? – ехидно вставил Готфрид. Берёзов без слов в ответ только пожал плечами. А его друг с довольной ухмылочкой ответил за него:

– Дело вкуса. Но, зная тебя, могу сказать, что ты бы никогда не связался с ненадежной пассией, за которую гроша не дашь, что она не продаст тебя там, где больше выгоды увидит.

Про себя же Готфрид ещё раз согласился с уже знакомым до мозолей тезисом, что материальный упадок и нравственная разруха – это адская двустволка, угробившая уже не одну цивилизацию. После паузы Руслан спросил:

– Ну и что из всего этого, по-твоему, следует?

– Ты знаешь, наверное, то, что я неправ, – неожиданно ответил витиеватый диалектик Денис, любивший подходить к проблеме с разных сторон.

– Что опять? – засмеялся Руслан. – И в чем?

– Тьма приходит к тому, – ответил Денис, – кто кроме черноты вокруг ничего не видит. Это не всегда сходу понятно, но это есть. Даже если вокруг темно, нужно представить огонь, и он появится.

Руслан в ответ, не зная, что сказать, с сомнением покачал головой:

– Пойми, на что сознание настроено, то высший разум и подаст, – начал пояснять Готфрид. – Так и с подругами: какой образ позовёшь, такая и будет. Но эта истина не для дураков, нужны усилия, и всё сразу не приходит!

Руслан одобрительно усмехнулся, подумав: «Хороший поворот, только пусть Деня мне больше не язвит, что оптимист – это поехавший мозгами пессимист, он сейчас такой точь-в-точь».

– А что ещё конкретно посоветуешь? Сказал всё верно, но факты на лицо. С девками по всей стране сейчас хреново, потому что поле выбора загажено, вокруг обман! И где найти третий глаз с небес, чтобы не ошибиться?

– Есть у меня одна идея, – неопределённо ответил Денис.

Руслан хотел уже добавить, что нужно просто денег побольше, но эта мысль была слишком тривиальной. Вместо этого решил поинтересоваться, что Денис имеет в виду. Но его отвлек закономерный ход событий, что случается с многими, кто выбрал ночью незнакомую дорогу. Увлёкшись разговором на подвыпитую голову, они два раза свернули влево и успели перевалить через две поросшие лесом пологие возвышенности, за которыми должна была по расчёту лежать сельская окраина. Вместо этого яркая луна скрылась за облака, широкая тропинка в свой черёд резко сузилась, став почти неразличимой в темноте; и перед собой Денис и Руслан увидели третий, еще более высокий склон холма. Друзья остановились, пытаясь сориентироваться в пространстве. Готфрид, словно обалдевший от весёлой жизни народ, произнёс:

– Нет, мы точно не туда идем!

– Твою мать! Где мы, Деня?! – издал в свою очередь восклицание, оглядываясь и выдыхая остатки хмеля, Руслан.

– Сейчас я в чёрных штанах. А больше ничего не знаю, – сделал попытку пошутить Денис.

Берёзова начала охватывать паническая нервозность, как у всякого, кто потерял своё местоположение среди непроглядного леса; и ему начало казаться, что этот зелёный океан проглотил его, и он остался здесь на погибель.

– Да на хрен, Деня! – раздражённо ответил Берёзов. – Я не верю в этот идиотизм, но мы заехали – куда не знаем, а ты всё веселишь?

– Спокойно, Руслан, – ответил Готфрид. – Тут не тайга. Как посветлеет, на дорогу выйдем и людей найдём. А сейчас просто темно, и куда идти – не видно!

– Это я давно заметил, – проворчал Руслан. Но рассудительная речь друга подействовала на него успокаивающе.

– Поэтому привал, – решил за всех Денис. – Немного отдохнем, а лишние нервы делают болезнь!

– Ну, давай, – без энтузиазма ответил Руслан. – Это лучше, чем сквозь темноту ломиться.

– Здесь, смотри, и место есть, – обратил внимание Денис, сойдя с тропинки в сторону, на небольшую прогалину.

– Ой-ё, тут кто-то уже был, – сказал Берёзов, хорошо спотыкнувшись в темноте об одно из бревен, лежащих с четырёх сторон у старого кострища.

«Жизнь свою пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу», – вспомнил, усмехнувшись, Готфрид строки Данте, которые иногда цитировал его отец. Денису до странного нравился лес, и потому темная чаща не казалась ему, в отличие от Руслана, такой жуткой. Его натуре, наоборот, внушали опасения открытые пространства и удивляли южные безлесые сёла возле Черного моря. Посмотрев вокруг, Готфрид отметил про себя, что много раз предки рубились в полях с врагами и в таких лесах укрывались в лихое время. Хотя страшней всего на Руси была междоусобица, когда свой своего до смерти гноил и забивал. По сравнению с этим, попасть случайно в темный лес – просто пикник на обочине.

– Ты знаешь, Берёза, – вдруг сказал Денис потирающему ушибленную голень Руслану. – Я даже рад, что мы тут оказались. Если здесь с ситуацией разберёмся, то и в притонах Таиланда не потеряемся.

– Я никогда не буду больше пить с дебилами: это хуже, чем на деньги попасть, -икнув, сказал Руслан, устало присаживаясь на бревно.

– Ты только до завтра это не забудь, – ввернул Денис, взяв у него и расстегнув рюкзак. – Опа-на! – присвистнул он, вынув то, что не ожидал. – Ты что у них штык-нож спёр?

– Не спёр, а просто взял, как трофей, он им не нужен, – объяснил Руслан.

– А ну да! – согласился Готфрид. – Дуракам оружие нельзя, как бабе бульдозер. Ещё засунут не туда!

Сам Денис ещё в пятом классе, будучи аналогично в гостях у родственников, уже имел опыт лесной ночёвки в заранее выбранном месте возле речки. И потому он тоже кое – что захватил с собой. Из рюкзачных недр он со словами «Запас в голову не бьёт и денег не просит» вынул припасенный фонарик, протянул его Берёзову и предложил:

– Пойдём, теперь у нас есть чем дров нарубать и костер запалить. Руслан согласно взял и пошёл светить Денису, который начал активно рубить штык-ножом все, что могло гореть. Руслан, подбирая за ним сучья, не заметил и вновь налетел на какие-то лежащие коряги:

– А, твою мать! – издал он вопль досады в даль.

– Что там? – отозвался Денис.

– Да в пень опять въехал, западло деревянное! – пояснил Руслан и сделал правильный вывод: – Давай эти деревяшки тоже отнесём, топляк неплохой будет!

Сложив материал в кучу, Готфрид при помощи зажигалки и принесенной с собой горючки наколдовал огонь. Затем по-братски разделил четыре бутерброда и воду, которая, по его словам, была в этих условиях важнее всего. Когда костер, наконец, разгорелся, то поляна, освещённая его светом, стала более уютным местом, уже не напоминая так чёрную западню. И Руслан, подстелив под себя немного веток, опёршись спиной о брёвна возле огня, начал рассуждать:

– Наше село, наверняка, лежит в той стороне, – и махнул рукой в сторону края холма, возле которого они расположились. – Мы отклонились от него на километров пять-шесть, потому что на развилке повернули не туда на свою голову.

– Ну да, – хмыкнул Денис, – нам, как бешенному тигру, семь вёрст не крюк.

– Это на будущее! – объявил Берёзов. – Чем со всякими гробокопателями афёры какие-то крутить, то лучше собрать здесь волков, медведей и выпить с ними хорошо, а дегенератов отстреливать надо, если самим жить охота!

Затем с оттенком иронии спросил у Готфрида:

– Да, кстати, расскажи: что за новый способ охоты на девок ты придумал, чтобы любая повелась?!

– Чего? – спросил, словно очнувшись Денис, который, углубившись в свои мысли, шевелил костёр палочкой и недовольно изрёк:

– А всех сразу не хочешь?! Выпей водки литр и все звёзды твои без телескопа!

– Просто интересно. Говори, если начал, – ответил Руслан.

– Ну, я не знаю, с чего начать, – уклончиво ответил Готфрид.

– Давай как есть, даже если вариант фантастический.

– В общем, ничего сложного, Берёза. Ответ просто шире, чем вопрос, – начал Денис. – Существует внутренний портал в сферу вселенского разума-ноосферы, что даёт решение любой задачи! Это приходит разными путями к человеку, одним – после серьёзных испытаний, и люди начинают говорить на разных языках, даже на тех, которые уже исчезли. Другим изначально это дано. Например, Архимед в древних Сиракузах, когда приходило озарение, забывал поесть, помыться и начинал чертить всё, что увидел на песке. – Тут Денис поднялся и, подкинув сухой травы и веток в костер, пояснил: – Этот портал – как столб огня, но только сверху вниз – как поток безграничных возможностей для человека!

Костёр в ответ вспыхнул, хлестнув пламенем в небо, и Руслан немного озадаченно спросил:

– Всё это хорошо, но какое имеет отношение к съёму девок?

– Ты будешь полный хозяин любой женской души и тела, если знаешь о ней всё! И даже больше – можешь силой мысли изменить её натуру, вернее, сделать так, что ей будет нравиться кое-что полезное, а не просто приятное! – тут Деня сделал паузу и продолжил с юмором в голосе: – Они все такие, сначала «Нет»! а потом: «Ой как хорошо, милый!» Тем более, если энергии у тебя, как у пантеры! Женщины любят сильных, как наркотик!

Руслан поморщился, как после нудной лекции. «Ну вот, опять понесло, – подумал он, в принципе привыкший слышать от своего друга парадоксальные странности. – Денис совсем заучился, его нужно, как того кота учёного, на золотую цепь посадить, чтобы в библиотеку не ходил и в сеть не лазил!»

– Очень занимательно, – протянул затем вслух Руслан, – только никто не знает, как этого достичь. Ты сам, Деня, хоть немного этим обладаешь?

– Вообще, это уметь должен каждый, иначе всё будет продолжаться, как у нас на Украине – подонки при власти, а под ними покорные дебилы. А знало ли хотя бы две третьих населения, как открывать портал знаний, то все было бы по- другому. В этом случае обмануть и убедить со стороны, что дебильная идея – это свет алмаза, будет уже невозможно. К этому, овладевать любыми знаниями стало бы легко, как дурному в пень ногой заехать!

– Ты это, не намекай на порядочных людей! – ответил задетый юмором Руслан потирая голень, но подтвердил: – Хотя, конечно, ты прав! За примером далеко ходить не надо! Мы не раз вспомнился тот факт, как наш народ, словно дикая накрученная толпа, разорвала свою страну с истошным воем; дайте нам тут и сейчас лучше жить и свободу! А порядок где? Да не нужен – это насилие над личностью! В Америке и Европе выше уровень, и мы так же хотим, при этом всё разрушив, не улучшая! А дальше всё пошло по писанному, как если бы у одной семьи был дом, не роскошный, но сытый и большой, а потом решили все там жить с шиком и гулять. Жильё сожгли вместе с мусором, стены продали на стройматы. Кто надо обогатился, остальные свободны! А если еще короче и понятней: люди повелись на перформансы западного изобилия о вилле с гаремом грудастых подруг и потеряли то, что имели. У них забрали всё и дали под зад!

– Да, картина маслом, – с мрачной задумчивостью подтвердил Готфрид и веско добавил. – По крайней мере, нам всем выпал золотой шанс узнать, что голодная свобода не лучше кабалы! А когда народ выползет из-под такого пресса, пусть помнит, как завет – в единстве сила! Часть не больше целого! И что есть в руках – надо улучшать, а не протрынькать за цацки и финтифлюшки! А кто будет это отрицать, то пусть ему проломят череп, когда голова заболит. Зачем лечить? Легче сломать и проблем нет!

– Серьёзный ты не по годам, – процедил Берёзов.

– Не я! Так мой батя ещё говорил! – ответил Денис.

Отец Готфрида хоть и состоял в своё время в компартии, но был весьма к ней критичен и недоволен положением дел в СССР. Поэтому первоначально приветствовал демократические перемены, происходившие тогда в обществе, и даже выражал своё крайнее раздражение политикой партийных верхов в частных беседах с знакомыми американцами. Последних это весьма удивляло. Однако такая позиция родителя, в свою очередь, вызывала недовольство подрастающего сына- консерватора, у которого быстрые перемены вокруг вызывали интерес и неприятие одновременно. Отец, посмеиваясь, объяснял это тем, что когда он возил в коляске Дениса, то почитывал восемнадцатый том Ленина и иногда клал его рядом с сыном. Так и перешло. Но когда вместе со свободой в общество пролезла грязная мерзость, присущая дикому капитализму, он, как честный человек, просто умолк, не роняя ни пары с уст критики о прошлом. А когда его спрашивали на эту тему, сухо отвечал: «Да что сказать. Случилась катастрофа, жаль, что ни у кого в стране не хватило ни совести, ни воли, чтобы сохранить веками нажитое добро!»

Он прекрасно отдавал себе отчёт, что одним из локомотивов развала Советского Союза была именно интеллигенция, воспитанная этой же системой критически мыслить и с привитым чувством совести. Когда же до большинства дошло, что вместе с мусором в стране действительно сожгли и дом, а они сели вместе на кол безысходного вымирания, было уже поздно. Сам Владимир Адольфович был слишком крепко связан с прежним строем и многим ему обязан. Долг был и перед своим отцом, человеком примечательной линии судьбы.

Дед Дениса происходил, как часто было в Германии, из обедневшего знатного рода и работал в начале тридцатых готов во Франкфурте журналистом в газете немецких коммунистов. Вскоре после прихода нацистов к власти случилось то, что можно было ожидать. Рано утром его арестовали и вместо своей редакции он попал в Дахау. Унтер-офицер, который вёл допрос, с издевательской ухмылкой начал напрямую:

– Мы всё про тебя знаем, ты из партии тех подонков, которые хотели затащить Германию в красное пекло, но сами туда попали.

Ещё молодой дед сидел и думал: в какой он состоял партии и какие имел убеждения – большого секрета не было; значит, не надо из-за этого реветь, как вестфальский бык!

– Тебе лучше рассказать всё сейчас! – продолжали внушать ему из-за стола. – Учти, у вас евреев больше не получится других толкать на остриё, а самим за поворотом пиво хлебать.

– Я не еврей, – был дан ему с усмешкой ответ.

– Еврей, еврей! – унтер с наслаждением затянулся сигаретой и закивал головой, как будто знал наверняка. – Только у евреев может быть такая фамилия.

– Может, у меня ещё и имя еврейское? – выпалил Адольф Готфрид, за что получил тут же графином в скулу, что свалило его со стула. Вдогонку он услышал:

– Шайзе! Выкладывай всё быстрей без пархатых затрёпов. И не вздумай врать!

После допроса изрядно помятому и голодному Адольфу, тюремный профос принес какую-то бурду вместо пищи и верёвку со словами:

– Давай жри, свинья, но такие, как ты, – тут он тыкнул в него пальцем, -недостойны даже этого! Можешь каяться или нет, всё равно тебе устроят такой ад, что будешь ползать и просить скорее сдохнуть! Так что, по-доброму, вешайся сам! И он начал показывать с веревкой, как в камере нужно это делать. Дед, с трудом шевеля разбитой челюстью, ответил, что не собирается умирать, у него даже жены ещё нет:

– Ты всё равно отсюда живым не выйдешь. Мой совет: себя не мучай и сделай это быстрей! – с этими словами профос кинул ему верёвку и ушёл.

Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы, вопреки ожиданию, большую часть заключенных в конце тридцать четвёртого года освободили, хотя было очевидно, что это ненадолго. И Адольфу пришлось незамедлительно уезжать в Швецию, а затем в СССР. Оттуда из-за хорошего владения тремя языками был командирован вскоре на гражданскую войну в Испанию, официально в качестве корреспондента, выполняя помимо этого другие поручения. Затем был направлен на работу в качестве помощника торгового атташе и побывал в разных странах. В тридцать седьмом избежал репрессий, но после возвращения в Союз в сороковом больше за границу не попал. И был как бы сослан в Горький редактором местного издания. В Великую Отечественную пошёл на фронт переводчиком. В самом начале, в неразберихе отступления, его два раза хотели расстрелять на передовой, заподозрив в нём немецкого шпиона, а затем раненого на руках выносили из окружения. После излечения в госпитале он пошёл на запад с армией, закончив свой путь в Австрии. С личной жизнью у него не ладилось; когда спрашивали об этом, он неопределенно разводил руками. Но сразу после войны ему улыбнулась удача, и он по-военному решительно женился на Екатерине Токаревой, встретив её, будучи в командировке в Свердловске на Урале. Ей понравился его по- аристократически холеный вид и принципиальная тщательность во всех делах. По-русски он говорил чисто, но при этом до конца жизни не избавился от лёгкого прибалтийского акцента. И когда его будущая супруга, которой он представился как Адик, уловив это, спросила, какой он национальности, то он, улыбаясь, ответил, что его национальность – русский офицер Советского Союза! А когда она дальше из женского интереса стала допытываться: «А где родился и где твои родители?», он ответил немного нараспев, с тоской: «В Германии, Германии, Катюша, далёкой стороне». Его избранница оказалась женщиной правильных начал, вышла за него замуж только тогда, когда закончила техникум, а затем уехала с мужем в Горький и поступила в институт. После рождения двух сыновей их семья переехала южнее в Чернигов. Глава семьи получил должность первого зама директора только строящегося Черниговского завода радиоприборов, сокращённо ЧеЗаРа.

Сыновья пошли в родителей. Старший, Вячеслав, закончил в Киеве политехнический институт, там же и пустил корни. А у Владимира, отца Дениса, передалась по наследству литературная жилка, и он подался учиться в институт журналистики. Но тут старый Готфрид внезапно заболел, он жаловался на головную боль, затем начал терять сознание, путать имена и даты. Врачи обнаружили у него опухоль головного мозга и разводили руками – она не операбельна! Сыну Владимиру врезалось в память то, как он сидел возле кровати отца, который в полубессознательном состоянии что-то тихо говорил по- немецки и по-французски. Рядом, сквозь слёзы, шептала молитвы его мать, а отец, услышав подобное, обрывал её словами: «Ну что ты, Катюша, не надо!» И вместо этого сын напевал ему песни времён гражданской и Великой Отечественной. Тогда батя опять приходил в себя, и даже поправлял его, если он ошибался в тексте. И уже не понимая, где находится, спрашивал: «Почему я не на фронте, а в госпитале валяюсь?» Впоследствии Владимир Адольфович занял должность главного редактора крупного издания «День Чернигова». Но как признавался в семье, он не был уверен, что смог бы повторить такой подвиг сейчас, поскольку в наступившее время всепродажного делячества ценились не деловые качества, а деньги и беспардонное пропихивание своей фигуры в дамки.