Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

– Что было дальше?

– Птицы. Сперва я остановилась около окна, увидела чёрные тучи, приближающийся смерч. Он шёл прямо на меня, ради меня. Ох, такое ни остановить, ни изменить направления и даже ни замедлить. Это сама стихия, и она не терпит попыток управлять ею.

– Вы улыбаетесь?

– Да, мне казалось, что вихрь призван освободить невинную душу из заточения. Я верила. О, я желала встречи.

– Что было дальше?

– Птицы. Это они создавали завихрения, которые я приняла за смерч. Их было так много. Неисчислимо. И, не поверите, в тот момент меня посетило странное знание, не могу сказать, кто продиктовал пугающую истину. Но тогда, наблюдая из комнаты за несущимися крыльями, я прекрасно понимала, что несмотря на весь свой облик, они вовсе не то, чем кажутся. Не птицы. Души людей, некогда ступавших по земле. Дети, мужчины, женщины – теперь часть роя. Все чёрные, измученные голодом и жаждой. Такими они стали в пустыне, лишённой каких-либо составляющих. Только знойное солнце и горячий песок.

– Что было…

– Дальше? Кровь. Снова кровь. Они пробились через стекло, накинулись на меня. Некоторые принялись слизывать то, что уже покрывало мою одежду и кожу. Другие, не столь гуманные особи, разрывали по частям. Забрызгала моя алая кровь, полетели корявые куски отгрызенной кожи. Птиц очень интересовали внутренние органы. Вспороли живот и полезли один за другим. Их там много копошилось в итоге. Как черви только куда крупнее. И страсти в них было… ох.

– Снова улыбаетесь?

– Да, не знаю так ли оно в реальности, но во сне наблюдать, как тебя разбирают по частям, весьма забавно. Можете себе представить, даже левый глаз выколупали и, как бы абсурдно это не звучало, выкололи глаз прямо на глазах.

– Ну и что же было дальше?

– Они улетели.

– Вы остались живы?

– Да, наблюдала за тем, как отдаляются мои палачи, на тот момент одна стена рухнула, всюду валялись кирпичи, осколки стёкол и там всякая дрянь. Зато открывался неплохой вид на багровый горизонт, чёрную бесконечную пустыню и уходящие вихри роя. Сама вся в клочья: кожа свисает рулонами, руки объедены до мяса, от ног остались только кости. Я ползла, а оставшиеся во мне внутренние органы сыпались по пути. Это было… некрасиво. Ну, вы себе представляете. Ведь представляете?

– И что вы делали тогда?

– Начала есть. Да, есть. Из птиц тех, кто остался, настигнуть их оказалось весьма просто, безвольные твари. Ещё подбирала остатки своего тела. О, я упивалась собственными потрохами, как изысканным деликатесом.

– Какой ужасный сон.

– Да нет же, самый обычный.

Гретель с криком вскочила на локти, судорожно заползала по кровати. Она размахивает руками, крутит головой по сторонам. Вокруг бегают тени, мелькает тусклый свет. Безумный ритм сердца не замедляется, требует найти источник угроз. Во взгляде читается волнение, в выражении на лице тревога. Лишь через несколько минут девчонка наконец смогла успокоиться.

– Кошмар. Снова. С тех пор как мы вернулись в старый дом, они снятся мне каждый день, – тихим от усталости голосом прошептала Гретель, потёрла бледный лоб.

Девчонка четырнадцати лет с выразительными зелёными глазами, как у её матери, с маленьким аккуратным носом, как у её отца, и тонкими губами, как у кого – то ещё. Худощавая. Кожа бело-молочного цвета. На фоне присущего её телу белого и бледного ярко выделяются тёмно-каштановые волосы. Они же сейчас уложены в сложную прическу, представляющую собой большое количество переплетений волос и одну аккуратную косу. Красивая работа, на неё явно было потрачено немало времени. Что до остального? Она явно не успевает наравне со сверстницами гнаться за широко шагающими модными журналами. На её тонких пальцах с короткострижеными ногтями нет маникюра, помада ещё никогда не ложилась на губы. Не рисовались брови, не мазались щёки. Единственное, что поддавалось корректировке тушью – её и без того выразительные глаза.

Гретель смотрит на окно, плотно занавешенное клеёнкой.

«Какая жизнь такие и шторы», – вновь вспоминаются слова дедушки, они словно эхо, взывающее из далёких глубин. И звучат так, будто было это много-много лет назад.

Через занавес пробивается мало света, и в комнате настоящий мрак, но в то же время появившиеся тени выдают наступившее утро. Порой после кошмаров Гретель подолгу отходит, сидит на кровати, качается взад-вперёд по несколько часов. Но в это утро у неё что-то неприятно бурлит в животе, сильно хочется есть, голод зовёт на поиски.

– Тсссссс… Ааааа… – простонала Гретель, приложив руку к туго затянутым в косы волосам. – И как я со всем этим спала?

В этот момент на глаза попались пальцы. Вроде бы, её, но что-то такими она их не помнит. Под ногтями забилась уже засохшая кровь, а в одном месте, где обычно образовывается заусенец, оставлена достаточно глубокая ранка. И если это было всё… На правой ладони среди синяков виднеются глубокие следы от зубов. А покрутив руки, обнаружились и финальные штрихи – длинные красные полосы с проступившей кровью. Обилие ран, но откуда это? Её руки не были такими, когда она вчера засыпала.

Странно видеть на себе раны, но куда более странно видеть на себе чужую кровь. И Гретель поспешила спрятать от собственного взора неугодные руки.

Ещё немного потерянных секунд, мгновений, когда, в надежде вернуть голову на мягкую подушку, глаза раз за разом слипались, и Гретель собралась вставать, поставила босые ноги на пол. Под ними заскрежетало, нечто острое укололо в беззащитные стопы, особенно неприятно от мелких шершавых частиц, проскользнувших между пальцев. Штукатурка не иначе, её усеян весь пол, а в придачу и окружающая мебель. После возвращения домой не успели, даже скорее не смогли, привести здание в порядок. Тут всё остаётся в ужасном состоянии. Комната Гретель и того напоминает уже давно заброшенное помещение, пропитанное антуражем забытого бункера.

Со стен слазят обои, оголяя другие, что были наклеены когда – то до них. С потолка сыплется штукатурка, откуда по мере разрушения всё сильнее показывает себя ржавая арматура. Полы, покрытые деревом, истёрлись, а местами и вовсе прогнили до такой степени, что через доски стали лазить крысы. Теперь те стали частыми гостями в этой комнате, грызут игрушки.

Здесь скудный набор мебели, основную часть комнаты занимает обилие коробок и ящиков. Не пустых, стоит заметить. Забитые неисчислимыми игрушками, раскрасками, тетрадками и всей прочей мелочью. Следы прошлой жизни.

Девчонка направляется к двери, сильно хочется есть, её буквально выворачивает наизнанку, вот-вот и будет готова грызть ножку своей кровати. Время как раз к завтраку. Конечно, надо одеться, это ночное бельё: лёгкая полупрозрачная футболка да пижамные брюки, всё изношенное чуть ли не до дыр и до голой кожи, не годятся для завтрака в представительной семье. Но успеть к завтраку хочется гораздо сильнее, чем искать свои тряпки, которые куда – то пропали со спинки стула. Джинсы и рубашка, они что сбежали? Кто-то опять пытается с ней играть? Снова дурачатся мальчишки? Мама возьмёт за ухо, наругается, скажет, что выходить в таком виде непорядочно для женщины, но это будет не в первый раз.

– Что интересно сегодня на завтрак? – с предвкушением обдумывает девчонка, опускает ручку двери, одновременно толкает от себя. Не открылась.

– Может быть, оладьи со сгущёнкой или свежеиспеченные вафли с вареньем, ой, текут и текут кремовые начинки с пирогов и текут прямо на пальцы, – продолжает раздумывать, вновь дёргает ручку и упирается в дверь. И вновь не открылась.

Мысли о завтраке сразу куда-то пропали, теперь сосредоточились на возникшем на пути препятствии. Не зная, что попробовать ещё, Гретель заглянула в замочную скважину. Ничего там не видно. В коридоре всегда полумрак, но сейчас этот глазок явно чем-то закрыт.

– Меня уже лет двадцать не запирали, – прошептала четырнадцатилетняя девчонка, – а если запирали, то всегда предшествовал какой-то повод, вчера же был самый обычный день. Чем же я согрешила? Какой проступок вызвал немилость и неумолимый гнев. Меня связали и бросили на голодную смерть? Ох-ох-ох… Хорошо, что у такой хитрой и проворной девчушки, как я, всегда есть запасной вариант, как и запасной ключ.

Никакой серьёзности.

Девчонка вернулась к кровати, опустилась на колени, маленькие камушки и здесь впиваются в кожу. Больно, впрочем, это её повседневное положение при котором она читает вечернюю молитву. Что сказать, мама заставляет, каждый вечер строго следит за исполнением наказа. Когда её дочка капризничает, пристрастилась опускать непослушницу на колени, посредством давления на плечо. Сильные руки у матери, болезненные плечи у девочки.

Как будто так молитвы звучат громче, или боги в ином случае не примут просьбу. Мол, не пройдут по протоколу Поклонения создателям мира и Высшим существам номер тра-та-та, глава ты-ды-ды, пункт третий, шестая строчка снизу. Нужно смирение и безропотное подчинение? Сейчас, конечно, Гретель планирует не воздавать хвалу богам, не сильно она в них верит, дверь своими могучими перстами они ей не откроют. Опершись одной рукой на кровать, другой пытается нашарить что – то под ней.

То место под матрасами не стало исключением в вопросе лишнего свободного пространства, море коробок нашло себе небольшую бухту. Отовсюду торчат нескончаемые игрушки. Где – то выглядывают стеклянные глаза куклы, где – то, угрожающе раскрыв пасть, высовывается динозавр. Всё это её нелюбимые вещи, отправленные в коробки на вечное заточение.

Левая рука Гретель упирается в пол, другая забирается в небольшое тёмное отверстие между торчащим матрасом и деревянным каркасом.

Буквально в следующую секунду нащупала ключ. Маленький, уверенно помещается на двух сложенных пальцах. Ключ уже наполовину ржавый, продет на верёвочку, на которой помимо него самого мотается вырезанное из картона фиолетовое сердечко.

Резкий удар по стеклу отвлёк внимание. Что-то врезалось в окно, но через клеёнку сразу и не узреть. А ведь в комнате сильно потемнело. Свет, который так старательно пробивался через плотный занавес, заметно потускнел. Вероятно, солнце зашло за облака.

А ведь дверь комнаты, что остаётся до сих пор заперта?.. Через замочную скважину теперь кто-то смотрит. Покрытый белой плёнкой глаз с чёрным расширенным зрачком следит за обстановкой в спальне девочки. Это не её отец, это не её мать, не её брат… тот, кому в доме нет места. Молчаливый зритель крайне заинтересован происходящим по эту сторону. Он пришёл несколько минут назад и за всё это время ничем не выдал себя. Девчонка уже не остаётся одна, впрочем, этого она пока что не замечает.

А ведь гость пришёл с непустыми руками. Его подарок отвратителен и ужасен. Он созывает на трапезу смерть. Кусок гниющего мяса валяется на улице под подоконником. Естественно девчонка не сможет его увидеть. И не сможет ощутить обратной стороной своих ноздрей. А ведь он источает ужасный запах, самые голодные и хищные почуют пленительный аромат за километры.

Гретель было подумала, что в окно прилетел камень, старые друзья часто так безответственно привлекали внимание, зазывали поиграть во дворе, порой доходило даже до разбитого стекла. Правда, девочке до сего момента казалось, что они все разъехались. Некому там быть по ту сторону.

Гретель поднялась с пола, направилась к окну. В общем, не планировала, но ступает на носочках. Ещё два осторожных шага вперёд и остановилась. Рука сжала загораживающую клеёнку, приподняла один краешек.

А там ворон… огромный чёрный ворон с массивным таким же чёрным клювом. Птица перебирает когтями по подоконнику, негромко скребёт.

– Кыш, – прошипела Гретель, сопроводив просьбу ленивым взмахом руки в сторону незваного гостя. Жест остался без ответа и какой-либо реакции. Ворон продолжает стоять на подоконнике мордой к стеклу. Удивительно, а его нисколько не пугает человек. А ведь девчонка так близко, подошла почти вплотную к нему. Стало быть, неразумно подпускать к себе такое крупное существо. Где же у этой твари инстинкты самосохранения?

И ведь что – то в вороне не нравится, скрыто в нём нечто неестественное. Но вот сложно понять, какой секрет он принёс. С виду это обычная птица, такая же как и все подобные ей. Чёрные перья, длинный клюв, острые когти, маленькие глаза… Глаза, вот в них всё дело. В этом взгляде, он кажется каким – то осмысленным, будто принадлежит одному из рода людей, нежели обычной птице. И личность у этого человека была бы скверной… убийца, изверг, мучитель. И вот что он…? Ворон крутит головой, задирает клюв повыше. Рассматривает девочку? Неужели эта пернатая тварь с острым клювом смотрит прямо ей в глаза?! Не в первый раз её зелёный цвет привлекает их.

– Кыш! – вновь повторила Гретель, сильно повысив голос, и вновь взмахнула рукой, но уже резко.

Ворон только сильнее приближается. Упёрся в решётку, преграждающую путь к стеклу. Решётка старательно оберегала это окно от посягательств извне. Но, увы, сей барьер не станет непреодолимым препятствием для птицы, стальные прутья находятся достаточно далеко друг от друга, ворон пролезет через них. Сейчас, наверно, не хватает только желания перешагнуть через тонкие прутья.

Взгляд Гретель непроизвольно упал на тяжёлую керамическую статуэтку толстого кота, покоящуюся слева на столике. Близко, достаточно руку протянуть. Приходится бороться с желанием схватить эту фигуру и швырнуть в жуткую птицу, заставить убраться, пусть даже убить. Но та словно дожидается порыва слепого гнева.

Ещё один стук заставил девчонку перевести взгляд обратно на окно. Птица врезала клювом в стекло.

Треск. Гретель отскочила в сторону. За ней следом полетели несколько крошечных осколков. Из стекла показался клюв, в стороны побежала сеть трещин. Девчонка закрывает себя руками в страхе перед тем, что последует дальше. Сама птица до неприличия неторопливая, даже не спешит вытаскивать свои запчасти обратно. Взирает сверкающими глазками на оторопевшую девчонку. Неприкрытая наглость не свойственная им. Он разумен? Гретель наблюдает за внеплановым представлением с недоумением. Ведь птицы должны бояться людей, а не люди птиц.

Тем временем ворон дёрнул головой… затем ещё раз… и ещё раз. Секундная пауза была взята на размышления о скоротечности бытия, затем ворон заметался по подоконнику, пытаясь вытащить злополучный клюв из стекла. Но тот, похоже, надёжно застрял. Былая уверенность птицы в одночасье куда-то пропала. На освободившееся место подоспела вполне гуманоидная истерика. В моменты кажется, ворону легче вырвать целую раму. Когти впиваются в подоконник. Отрываются с крыльев и летят во все стороны перья.

– Ну давай, иди сюда, залезай, – со злобой зашипела девчонка, в такие моменты милое дитя словно гремучая змея. – Я с нетерпением жду. Горю от желания.

Не прекращаются отчаянные попытки побега.

– Что помочь тебе вытащить клюв? – усмехнулась, сопроводив слова жестом пальцев рук, которому её точно не учили родители.

Потеряв к дёргающейся птице какой – либо интерес, Гретель было уже собралась вернуться к двери. Следующее застанет в полуобороте.

Ещё один ворон упал с неба, приземлился рядом с беспомощным собратом. Попрыгал по растрескавшемуся подоконнику и перелетел на решётку, всё время протяжно каркает. Его зов один из тех звуков, которые не утруднился сотворить сам дьявол, их хочется как можно быстрее остановить, грозят они чреватыми последствиями, катаклизмами и бедами.

И эта вторая птица ничем не лучше первой, такая же неестественная с тем же взглядом, разве ещё серьёзно больна. У головы и на ногах крупная круглая опухоль, никак свидетельства поздней стадии заражения паразитами, последующего гниения. Оттого же, должно быть, совсем мало перьев на тушке, они в свою очередь продолжают выскакивать прямо на глазах. И, кажется, девчонке пора бы бежать, ведь за окном стали всё чаще и чаще мелькать чёрные крылья. Но она продолжает в ступоре стоять в полуобороте от окна. Как раз на решётку приземлилась третья и тут же рядом четвертая, все они непрерывно каркают, созывая остальных.

Рассекают воздух… мчатся через кроны деревьев… разгоняя зверей… поднимая пыль… с криком…

Одна птица промелькнула вдоль забора, следующая проскочила через заросшую лужайку. Шесть, восемь, двенадцать, двадцать… не сосчитать. Приближается шум, он как поднимающийся ураганный ветер. Словно смерч движется за крышей и выбрасывает одного за другим чёрного предшественника надвигающейся бури.

Воронов действительно становится всё больше, существенно больше. Теперь в глазах Гретель начали набирать силу волнения, они же нарастают пропорционально тому, как за окном удваивается количество птиц. Их число увеличивается в геометрической прогрессии. Только что пустой двор в одно мгновение стал кишеть чёрными птицами, как будто с неба упала грозовая туча. Они повсюду, всё заполоняют: кружатся в воздухе, садятся на землю в грязь, прыгают по крыше, цепляются за забор.

Не меняют главный объект своего интереса. Окно в спальню этой юной девчонки облепили почти мгновенно, сравнимо с тем, как пчёлы покрывают оставленный без присмотра сахарный сироп. Ещё немного и выстраивались бы в очереди. Теперь толпятся и толкаются на подоконнике, раскачиваются на решётке. Железные опоры под непосильной ношей скрипят и дёргаются. От чёрных туш в комнате стало ещё темнее, как будто уже наступила ночь. А двор за этой живой мельтешащей массой и вовсе перестал быть виден. Шум же оглушает. Шорох множества крыл, невыносимое карканье, скрежет когтей. В ушах звенит, голова распадается на части.

Гретель резко развернулась, бросилась к двери. Девчонка смогла сделать лишь несколько шагов, после, споткнувшись об одну из множества торчащих коробок, перелетела через всю комнату, рухнула на пол у самой двери. Больно, грубо. И все равно, стиснув зубы, приходится быстро подниматься обратно на ноги.

И вот ещё ключ крутится в руках, никак не попадёт в замочную скважину. Выпадает, летит в пыль и обломки штукатурки.

Бессилие для одной – поприще кормления для других. По ту сторону окна стоит и стучится в стекло страшная смерть. И, похоже, она, оголодавшая после долгих бесплодных лет, наконец нашла свой оазис и теперь хочет окунуться в него. Птицы пытаются протолкнуться через решётку, забили все ячейки между прутьев. Но уж слишком много желающих одновременно попасть в комнату. Вороны застревают среди себе подобных. Давятся насмерть. Трупы закладывают проёмы.

И вот наконец ключ в замке, поворот, ещё поворот, и дверь открыта. Открыта? Гретель толкает её бедром, но она не движется. Совершенно не осознавая этого, девчонка вновь и вновь бьётся об полотно двери, но каждый раз лишь глухой звук от удара. Новое грубое касание, и новое красное пятно расползается по бёдрам.

В этот момент от непомерной нагрузки, выгрызая целые куски облицовки, от стены оторвались крепления решётки. Стальной каркас соскочил ниже. До сего момента под лапами сородичей ворон с застрявшем клювом продолжал ждать освобождения. Стальные прутья раздавили его об подоконник. Туша лопнула словно пакет сока. Брызнула на стекло тёмная бордовая кровь, полетели чёрные перья.

И теперь решётка лишилась своих опор, она неуравновешенна и качается из стороны в сторону. Её падение станет началом кошмарного сна. Пока же под напором птиц сварная конструкция ползёт глубже в оконный проём. Обдирая краску, не без труда проталкивается по тесному коридору. Ей предстоит пройти пренебрежительно маленькое расстояние, и она сможет вывалиться внутрь комнаты. Прутья подцепили на подоконнике обломки кирпичей, и те камни начали прогрызаться через стекло.

Они не остановятся, пока не доберутся до чьих-то костей. Пока сцепляются и рвут друг друга. Впиваются когтями, выдирают перья, безжалостно лупят клювами. Каждый ищет чем упиться, найдёт избавление от жажды хотя бы среди себе подобных. Несколько пернатых тварей отыскали под рамой кусок вонючего окорочка, перекатывают гнилую плоть из стороны в сторону, отщипывая себе по куску.

Один из воронов, по-видимому, не выдержав состязательности момента, слетел с забора, от его неимоверного рывка отскочила даже доска, на которой он восседал. Самый массивный и сильный среди роя. От взмахов широких крыл с земли поднимается пыль. И в облаке серой грязи он берёт курс к окну.

Несколько взмахов крыльев доставляют крупную тварь к цели. Просочился через орды себе подобных и, в надежде проскочить, ринулся между прутьев решётки. Ему удалось проскользнуть по тушам своих менее удачливых собратьев. И уже в следующий миг, не теряя скорости, он врезался в стекло. Мощный острый клюв пробил проход для крылатой нечисти. Все равно что выпущенная из ружья пуля, выстрелянный гарпун. Вот только образовавшийся путь оказался недостаточно широким для всей туши птицы, напоролся на острые края, вспорол брюхо и почти отрезал крылья. Завопил как человек, благо ползущая по окну решётка быстро остановила его мучения. Ещё сильнее вбила в отверстие, закупорив птицей проём, как пробкой бутылку. Теперь по стеклу побежали капли крови.

Гретель развернулась на треск стекла и смогла застать финальную сцену с налётчиком. В сей момент она также видит, что её время вышло. После неудачных отчаянных попыток открыть дверь, она падает на колени и уже на четвереньках отползает к шкафу. Слегка приоткрывает дверцу и пробует забраться. Но весь заполненный одеждой шкаф не пускает внутрь. Висящие на вешалках платья буквально выталкивают её тело обратно. Прокажённая она для них, нежеланна для их молчаливого общества. Палачи хотят плоть девчонки, им нет нужды до тряпок. Гретель принялась с остервенением хватать, что под руку попадётся, срывать с крючков и выкидывать всю без разбора одежду из шкафа. Комкает, рвёт и швыряет под ноги. Наконец в рядах сарафанов образовалась полость, Гретель смогла забраться внутрь сама, закрыла за собой дверцы.

Одежда плотно прилегает со всех сторон. Здесь девчонка чувствует навязчивый аромат парфюма. Этот одеколон с ромашкой будет смешиваться с ощущениями страха и запахом пота. Её лица и рук касаются шёлковые ткани платьев. Рукав красного сарафана как чья-то рука проглаживает по спине. Неудачно расположившаяся вешалка упирается в ухо. И среди них девчонка старается занять себе место. Тесно ей и душно. Неприветливые наряды сдавливают тело со всех сторон, будто бы она окружена толпой.

Стекло распадается на части. Пернатые твари уже могут высунуться в комнату и ощутить запах по эту сторону. Аромат тут манящий и пьянящий. Осколки отваливаются и падают на пол. Под тяжёлой ношей рассыпается на отдельные части подоконник. Уже дальше с грохотом и звоном выпадает решётка. Птицы ворвались внутрь одним бурлящим потоком. Свист и визг сопровождает их массовое проникновение, трение тел повторяет звуки взорвавшейся трубы высокого давления. Словно чёрное море пролилось на сушу. И оно мгновенно захлестнуло всё помещение целиком. Волна пронеслась по комнате, ударилась о стены. То, что окажется на пути, будет раздавлено крыльями и разорвано когтями. Начала дрожать мебель, а звон, стук и грохот прорвались с улицы в спальню.

Сравнимо оно с кипящей водой, что обжигает и растворяет. Оно же подобно вихрю, что ворвался в дом, их мельтешащий туши закручивают настоящий чёрный смерч, который уничтожает всё вокруг. В потоке воздуха закружились оторванные со стен и пола листы бумаги и огрызки обоев. То и дело что-то разбивается, трещит и падает. Загремели слетевшие с креплений полки, зазвенело лопнувшее зеркало, а дальше стучит опрокинутый столик. Исчезают улыбки с фарфоровых лиц кукол при встрече с полом. Звуки же оглушают. Невыносимый шум хочет наполнить уши кровью, заглушив тем самым адскую симфонию.

Однако же их влечёт не жажда погрома, они все, сотни и тысячи, пришли на встречу к возлюбленному куску мяса. Рвать, врезаться, грызть, убивать, чтобы заполучить хотя бы малейший её кусок, ибо в ней не сокрыт рецепт избавления от голода для них всех. Град тел словно стрелы забарабанил по дверям шкафа. Удары столь сильные, щепки и крошки посыпались на голову прятавшейся девчонки. Сама она начала кричать. Старательно пытается удерживать дверки шкафа. Но а те настолько сильно дребезжат, пальцы сводит судорога. У птиц неплохо получается хвататься прямо за ручки дверей и тянуть их, раскрывая почти настежь. Девочке же практически не за что цепляться, она царапается по дверям ногтями.

О, они свирепы, о, они голодны. Своими острыми когтями даже рвут одежду, которую Гретель ранее выкинула из шкафа. Две птицы вцепились в ремешки на брошенных шортах и разорвали их практически пополам. И лезут всюду, куда только могут протиснуться. Они под обломками стола, под треснувшими комодами, шумят под кроватью. Разрывают картонные коробки, раскидывают игрушки. Мерзким птицам даже удаётся открывать ящики.