Забытый целитель. Роман-трагедия

Женщина усмехнулась:

– Ты весь в дорожной пыли и взгляд у тебя голодный. На руках и на ногах синие следы тугой верёвки. На рубахе сзади и по бокам притёрта зелень трав. Жизнь человека можно прочесть не только по его рассказу. Достаточно присмотреться. Пойдём, нас люди ждут.

На утро в дом покойного пришла Серафима. Она принесла поесть. Иешуа рад был посещению. Пока он ел, женщина его спросила:

– Не хочешь ли познакомиться с нашим раввином. Он уже знает о тебе и пожелал увидеть.

– Конечно! Буду рад. Хотя я тороплюсь.

– Уйти подальше? Чтобы труднее было возвращаться?

– Нет, не поэтому. Возвратиться – для меня это уже не вопрос. Мне бы добраться до столицы. Хочу больших общений, чтобы многому учиться.

– Так думает большинство людей, и в метрополию стремятся. Нет большего одиночества, чем одиночество в толпе. Там человек ничто и никому до него нет дела. Это особенно унижает и вгоняет в отчаяние. Рядом и вокруг столько людей, но друг к другу безразличны. Даже в пустыне человек не так одинок, как в толпе. В пустыне осознаётся неизбежность и неисправимость положения. В толпе как будто до всего рукою можно дотянуться. Но, кроме равнодушных взглядов, толпа тебя ничем не удостоит. В метрополии количество общений не больше, чем в глуши, как здесь. Знакомых по душе, для бесед и время провождения там будет столько же, никак не больше. У тебя не будет времени на всех. Чем больше вокруг людей, тем меньше знаешь каждого. Иерушалàим – моя родина, поэтому и знаю, – Серафима оглядела парня и добавила: – К тому же необходимо головную накидку и рубаху простирнуть, сандалии истоптаны… Глянь пока в вещах хозяина, возьми, что подойдёт. Потом пойдём к раввину. Он ждёт.

Бледный, исхудавший раввин лежал на высоких подушках и едва шевелил бесцветными губами. Тихим голосом, медленно и с паузами произнося слова при затруднённом дыхании, раввин заговорил:

– Так вот он каков… этот юноша!.. Познакомимся… Даниэль… раввин общины.

– Иешуа, в поисках себя, – представляясь, усмехнулся гость.

– Похвально… Начинать всегда нужно с себя… Никто нам не поверит…, что знаем что-то мы о людях…, если не знаем самих себя.

– Знания о людях мне помогут в себе разобраться, – с открытым взглядом ответил Иешуа.

– В себе разобраться может быть это и поможет, но владеть собой… можно за всю жизнь не научиться. Это как понять и проникнуться проблемами и болями другого человека, но помочь ему не суметь. А каковы твои намерения и планы? Впрочем, можешь не отвечать. Не трудно догадаться. Ты хочешь затеряться там, где множество людей. И там продолжить учиться. Не так ли?

– Да, точно так. Хочу поступить в ешиву и выучиться.

В ответ раввин сочувственно закивал головой:

– Поверь, там тебя никто не ждёт. Ты будешь очень долго там никем и никто. А телу с первого же дня необходимо ежедневно пропитание и кров над головой. Есть ли хоть грамота от вашего раввина?.. Впрочем, уверен, нет. Такая грамота очень бы понадобилась, чтобы избежать унизительной нищеты в цепких объятиях дна столицы.

– Рассчитываю представить себя полезным, заслужить доверие.

– Рассчитываешь на удачу… Тебе не дадут подняться. Тебя сделают рабом преступного мира дна столицы. Втянут в преступление, о чём ты знать не будешь, а потом умышленно сдадут властям, чтобы провести тебя кругами ада. Для этого бросят тебя в подвал тюрьмы на перевоспитание. Оттуда ты благочестивым уже никогда не выберешься. Прислушайся к моим словам. Впрочем, уйти всегда успеешь… Я чувствую, теряю силы. Недолго мне осталось. Давно болею, но всему конец приходит.

– Об этом рано, – уверенно сказал Иешуа.

– Рано? – совсем тихим голосом спросил раввин. – Я уже неделю не встаю, так обессилен. Прочти мне молитву, прошу.

Иешуа приблизился к лежащему раввину, опустился на колени у лежанки, положил руку на его грудь и тихо запел. Пел долго, возвращаясь к началу песни и повторяя её снова. Когда закончил, не спеша поднялся на ноги и поклонился.

– Серафима, – тихо обратился Иешуа к женщине, – пожалуйста, останься у больного. А я пойду, мне нужно прогуляться.

– Мне как-то неловко. Всё же здесь семья, – ответила Серафима.

– Больному тоже нужно отдохнуть. Семья не даст ему покоя. Я пойду, мы встретимся завтра утром.

Иешуа вышел, его сопроводили взгляды. Серафима села рядом с лежанкой раввина и уверенно глянула на наблюдавших за всем близких. Все покорно развернулись и разошлись. Стала слышной тишина. Тишина – это не беззвучие. Она звучит, когда всё умолкает. И в этой тишине Даниэль уснул.

Утром в дом к Иешуа пришла Серафима. Она была взволнована, но не встревожена.