Тетрадь в косую линейку

Мы посидели за столом, поговорили, правда, я не пила, сказала что, пока детей не уложим, пить не буду.

Потом Вадик с Димкой, Оксаной и ребятами пошли запускать воздушного змея. А я, босс, и его мама остались за столом. И тут босс достал из кармана коробочку, и сказал, что день рождения без подарка, это не день рождения. И он хочет мне кое-что подарить.

Я открыла коробочку и ахнула. Там было очень красивое кольцо с бриллиантом. Я не удержалась и начала мерить. Оказалось, что оно плотно надевается лишь на безымянный палец правой руки.

– Ну что поделаешь, будешь носить так. Надеюсь, Дима не обидится, что мой подарок будет свидетельствовать о твоём статусе замужней дамы, Алин.

– Ах, Виктор Владимирович, – улыбнулась я, при маме босса я его называла лишь так, а вот он давно уже называл меня лишь по имени и на ты, – кто же может обидится, на такой подарок? На такие подарки не обижаются, их ценят.

– Я рад, что он тебе по душе, – в ответ улыбнулся мне босс.

Мы перекинулись ещё парой фраз, и тут у ребят змей зацепился за высокую раскидистую сосну и застрял.

– Пойду садовника на помощь приглашу. Поскучаешь тут чуточку без меня? – спросил меня босс и, дождавшись моего подтверждения, ушёл.

Я проводила его взглядом, потом начала рассматривать кольцо, наслаждаясь игрой света в гранях бриллианта, и неожиданно Анна Яковлевна достаточно громко мне сказала:

– Алина, Вы понимаете, что не по-божески это?

– Что не по-божески? – удивлённо повернулась я к ней. – Такой дорогой подарок в день рождения принять?

– Какой же это подарок? Это ведь символ, – с напором выдохнула мне старушка. – И ведь при мне не постыдился преподнести такое. И Вам не стыдно. Дима Вас с больным ребёнком взял, помогает во всём. А Вы… Вот совести у Вас совсем нет, Алина. И если Витя думает, что я такое могу благословить, пусть и не мечтает, не будет ему вовсе никакого моего благословения!

Сказать, что я ошалела от этой фразы, это даже десятой доли моих чувств не передать. Меня эта фраза секунд на двадцать вообще в ступор вогнала. Я сидела и молча смотрела на старушку, пытаясь сообразить, вот с какой стати и на каком основании она считает, что имеет право мне подобное высказать. Потом ступор прошёл, и навалилось чувство необычайной брезгливости, я бы даже сказала гадливости.

Я молча сняла кольцо положила в коробочку, придвинула её к Анне Яковлевне и, глядя ей прямо в глаза, проговорила:

– Верните сыну, это не причина его лишать Вашего благословения. Благословение матери важная вещь, пусть оно у него будет.

После этого встала и быстро вышла из-за стола.

Подошла к суетящимся у сосны ребятам и отозвала в сторону Вадика.

– Слушай, можешь мне небольшой подарок сделать? Хочу исполнить мечту.

– Попробую, Алин. Какой подарок хочешь?

– Не всё так просто, я знаю, что ты за руль своей машины никого не пускаешь. Но может пустишь меня и чуточку покатаемся по посёлку? Очень хочу в день рождения за рулём такой машины посидеть. Я не пила ещё.

– Алинка, это против моих правил. Но что не сделаешь для обворожительной женщины в день рождения. Пошли.

– Сейчас сумочку и права возьму на всякий случай, и поедем.

Мы предупредили всех, что идём кататься, а потом я, нагло попросив его у поселкового магазина купить мне шоколадку, как только он туда вошёл, угнала его машину.

Я представляю, что было дальше. Свой телефон я предусмотрительно не взяла. Поэтому никто и никак связаться со мной не мог.

Уехала я недалеко. Оставила на ближайшей платной парковке его машину, и поймала частника. Уехала опять недалеко, там поймала такси, потом ещё раз пересела в другое. В результате добралась до пригородной электрички, которая ехала в деревню, где лето в детстве проводила, и поехала туда. Ах да, в маленьком магазинчике у станции я купила удобные недорогие джинсы, футболку и пару кофточек.

Ближе к ночи я была на месте. Постучала в домик на краю деревни и попросилась на постой на неделю. Бабулечка, которая в нём жила, с радостью меня пустила. Деньги я дала ей за это хорошие, а в отдалённой деревне, которую обходят стороной туристы, это важно.

Меня накормили не только вкусным ужином из собственной молодой картошки и овощей с грядки, но и парным козьем молоком напоили.

Рано утром я ушла на речку, туда, где любила сидеть в детстве, у тенистой запруды, которую создал огромный поваленный дуб, и где кроны прибрежных деревьев образовывали плотный шатёр над рекой.

Дуб по-прежнему лежал поперёк реки, замедляя её течение, и хоть совсем почернел и растрескался во многих местах, всё ещё не сдался времени и не канул в небытие.

Я оставила на берегу туфли и в джинсах и футболке осторожно начала карабкаться по дубу, пока не оказалась на середине реки. Там я легла животом на ствол и опустила в воду руки примерно по локоть.

Минут через пять рядом со мной на бревне появился Золотце. Сел и начал сердито бить по воде хвостом.

– Я не звала тебя. Зачем ты здесь? – искоса взглянув на него, проговорила я.

– Не делай этого. Не делай, пожалуйста, – тихо попросил он.

– Сгинь! Сама разберусь, – шуганула его я, и Золотце исчез.

А я продолжила прерванное занятие. Я рассматривала воду, пыталась ощутить ее каждой клеточкой, слиться с ней и раствориться, чтобы утопить всю боль, что сжирала меня изнутри, и которую я не могла позволить себе выплеснуть наружу.

Запись шестьдесят восьмая. Я теряю связь с реальностью, но окончательно потерять её мне не дают.

Я не знаю сколько времени прошло. Оно остановилось для меня. Я вообще в транс похоже впала, поскольку полностью перестала ощущать своё тело. Оно было как бы отдельно от меня. Вот я скольжу вдоль водной глади, а вот там сбоку оно само по себе.

И тут неожиданно откуда-то вдруг появился босс, Вадик и человек восемь охранников босса, они сначала кричали мне, потом полезли на дуб и стали меня с него стаскивать.

Вот какого чёрта им вновь всем от меня что-то надо? Как они вообще нашли меня? Я обвела их всех взглядом, увидела Золотце, сидящего на развилке одного из деревьев, и сразу поняла, что без его вмешательства тут не обошлось.

Когда меня вытащили на берег, босс похлопал меня по щекам, пощупал пульс, приложил к губам зеркальный экран телефона, ловя дыхание, после чего сделал вывод, что я точно жива, но хорошо бы врачам меня показать. В этот момент Золотце перелетел с ветки дерева мне на грудь и явно обращаясь к нему произнёс: «Лучше к деду её отвези, эффективнее будет».

Босс произнёс: «Понятно», после чего, приказав поближе подогнать машины, подхватил меня на руки и куда-то понёс.

Я скользила сознанием рядом с ним и была в полном недоумении: он что видит и слышит Золотце или «Понятно» было не к нему обращено?

В своей машине он уложил меня на заднее сидение, сам сел рядом, взялся за телефон, и я услышала:

– Василий Никифорович, приветствую! У меня тут Алина учудила не пойми что. Можно я её Вам покажу? Она без сознания, но пульс есть и дыхание тоже. Хорошо. Сейчас подъедем.

Через некоторое время мы уже были в квартире Василия Никифоровича, и босс уложил меня на широкую кровать с высоким резным изголовьем из красного дерева. Золотце тут же уселся на изголовье, свесил свой хвост и начал махать им. Василий Никифорович обвёл комнату глазами и, встретившись со мной взглядом, тихо спросил:

– Ну и как это понимать надо? Зачем ты это сделала?

– В русалку превратиться хотела, – беззвучно усмехнулась я, но меня явно услышал Золотце.

– Русалку?! – он аж подпрыгнул, растопырив крылья, и его хвост взлетел вверх. – Русалку?! Ты чокнутая идиотка!!!

– Причём тут какая-то русалка? И кто идиотка? Алина? Её русалка околдовала? Вы разговариваете с Алиной? – тут же поинтересовался босс, который Золотце, похоже, и видел, и слышал.

– Подожди, Кузьмич, – старик поднял руку. – Тут и без твоих вопросов голова кругом. Лучше скажи, ты у воды её где-то нашёл?

– Да, посередине реки на поваленном дереве, – кивнул босс.

– Про русалку это шутка была, если кто-то не понял, – усмехнулась я.

– Хороша шутка, ты сливаешь весь потенциал в чужую стихию и говоришь, что это шутка! Если ты не прекратишь так шутить, меня прикончат, вот это точно будет очень хорошая шутка! – моментально насупившись, Золотце отвернулся от меня.

– Ты-то тут причём? Ты что ответственность за меня несёшь? – спросила я, но вместо ответа, не поворачиваясь ко мне, Золотце схватил себя зубами за хвост.

– Я так понимаю, что ничего не понимаю. Кузьмич, скажи, девочку твою кто-то обижал?

– Нет вроде. День рождения её праздновали, я подарок ей подарил, кольцо, ей понравилось. Надела сразу, правда сейчас на руке нет, не знаю, куда дела. Потом попросила коллегу покатать её на машине и, угнав машину, сбежала. Нашёл на реке. Вот он помог найти, – босс рукой указал на Золотце. – Он, кстати, кто?

– Её талисман он или ангел-хранитель. Не знаю. Золотце, ты ей сейчас кто? Заканчивай бубликом с крылышками прикидываться, давай начинай подсказывать, как мы ей помочь можем, – проговорил старик.

– Его Золотце зовут? – удивленно поинтересовался босс, и старик в ответ кивнул.

– Питомец я её, питомец, – тем временем проговорил мой дракон, выплёвывая свой хвост, – питомец, которому скоро открутят голову и подвесят за хвост за её подобные фортели. И помочь ей без её желания вы не сможете. Лишь уговорить. Уговаривайте давайте, может и передумает.

– А она нас слышит?

– Прекрасно слышит, вон стоит рядом и слушает, – дракон указал в мою сторону кивком головы.

– Подожди, она лежит вроде, – удивлённо проговорил босс.

– Не озадачивайся, смертный, лучше уговаривать её начинай.

– Алиночка, – начал босс, – всё же хорошо было. Вот на что ты обиделась, радость моя?

Услышав это, я отпрянула в сторону и тут заметила тонкую энергетическую нить связывающую меня с лежащим на кровати телом, схватилась за неё рукой, пытаясь оторваться.

– Подожди! – дракон бросился к моему телу, лёг на него, распластав крылья и удерживая трепещущую тонкую нить всем своим корпусом, после чего, повернув голову к боссу, раздражённо выдохнул: – Смертный, ты идиот, если до сих пор не знаешь причину.

Потом повернулся ко мне и хрипло проговорил:

– Хозяйка, ты вправе уйти, но если уйдёшь такая, меня прикончат, так и знай.

– Это называется шантаж, – проговорила я.

– Это называется правда, – откликнулся Золотце.

– Хорошо, я вернусь в это тело, но ты на глаза ни мне, ни ему, – я указала на босса, – без моей просьбы не показываешься.

– Договорились, – проговорил Золотце и растаял на глазах.

А я повернулась к старику:

– Поможешь, Василий Никифорович?

– Легко. Руку дай.

Я протянула ему руку и меня толчком вбросило сначала в темноту, а потом в собственное тело. Я судорожно вздохнула и, поморгав, широко открыла глаза, после чего, обращаясь к старику проговорила:

– Спасибо.

Пояснений, что случилось, от меня не удалось добиться никому. Хотя, конечно, и старик, и босс пытались меня разговорить. Но я сидела на краю кровати и насуплено молчала. Наконец им обоим это надоело.

– Вот что, Кузьмич, – проговорил старик, – я сделал всё, что мог. Она жива и здорова. Ничем больше помочь не могу. Поэтому забирай её, и поезжайте. Алин, надумаешь поговорить или попросить о чём-то, телефон знаешь.

Я пробормотала: «Спасибо, Василий Никифорович», и мы уехали.

– Тебя куда? – спросил босс.

Я сказала, что домой, и он отвёз.

Как только мы приехали, на меня с расспросами накинулся Димка, ему вторил скакавший рядом Игорёк. Я молчала. Вылезла из машины и молча стояла, в ожидании, когда им надоест ко мне приставать.

– Виктор Владимирович, что с ней? Где она вообще была? – поняв, что от меня добиться ответа нереально, муж повернулся к боссу.

– В деревню уехала, вдоль речки гуляла. Захотела побыть одна. Устала, наверное. Ты не трогай её, Дим. Пусть отдохнёт. И скажи ей, что ближайшие два дня она выходная. Пусть отдыхает, гуляет, расслабляется. Главное не нагружайте её ничем. Хорошо? И Игорю не давай ей досаждать. Ей необходим отдых.

– Вам не кажется, что странно она как-то себя ведёт?

– Дмитрий, у неё стресс. Не трогай её, – голос босса заледенел.

– Я понял. Лишь подумал, может, врача ей какого-нибудь пригласить?

– Пока не надо. Если ближайшие дни лучше не станет, буду думать, – проговорил босс и ушёл.

Я прошла в свои комнаты и, не раздеваясь, прям как была в измазанных джинсах и достаточно грязной футболке, легла на кровать.

Димка, отправив Игорька под надзор Оксаны, вошёл следом, сел на край моей кровати. Потом негромко спросил:

– Может хочешь ванну принять? Я всё подготовлю. Потом на руках отнесу, если захочешь.

– Ванну? – задумчиво переспросила я.

– Да, Алиночка. Тёплую ванну с водой, много воды с пеной или ароматными маслами какими-нибудь, и ты в неё ляжешь. Хочешь? Можно джакузи включить. Это пузырьки такие. Хочешь пузырьки?

Мне начало казаться, что он готов начать объяснять и что такое вода, и что такое пузырьки, и вообще на пальцах объясняться, поэтому мрачно проронила:

– Дим, я не свихнулась, и о чём ты говоришь, понимаю.

Он с явным облегчением выдохнул и продолжил:

– Так как насчёт ванны?

– Никак. Не хочу.

– А что хочешь? Покушать что-нибудь? Ты что-то сегодня ела?

– Дим, не уподобляйся моей маме.

– Алин, кушать надо. Я знаю, что когда ты нервничаешь, ты не ешь. А это неправильно. Давай я помогу тебе переодеться, потом одеялком укутаю. Потом что-нибудь вкусное принесу. Могу шоколадку, булочку или сок, или чай горячий. С лимончиком такой, корицей и гвоздикой. Ты ведь такой любишь. Давай, подумай, что хочется.

Не дожидаясь моего ответа, он начал расстёгивать и стягивать с меня джинсы, потом достал из шкафа халат, я тем временем сняла футболку и нижнее бельё, надела халат и забравшись под одеяло, свернулась клубочком.

Димка вновь сел рядом, начал молча гладить по волосам. Через некоторое время спросил:

– Может, всё же чайку?

– Хорошо. Сладкий и не очень горячий.

– Сейчас всё будет, моя радость.

Он напоил меня чаем, а потом я уснула.

Запись шестьдесят девятая. Реанимация не место выяснений отношений, но иногда становится именно им.

Проснулась я среди ночи от приближающегося воя сирены, вскоре она смолка, а потом опять включилась и начала отдаляться. Раздосадовано повертевшись немного, я вновь провалилась в зыбкую пелену сновидений.

Через какое-то время я проснулась вновь от того, что меня за плечо теребил Димка.

– Алиночка, проснись, родная. Там Виктор Владимирович звонит, ты очень ему нужна, – проговорил он и пихнул мне в руки телефон.

– Да, босс, слушаю, – сонно выдохнула я.

– Алин, я очень-очень тебя прошу, можешь подъехать в реанимацию? Там Вадик сейчас за тобой приедет. Моя мама очень хочет с тобой поговорить, она при смерти.

– Босс, у меня к ней ни малейших претензий. Надеюсь, и у неё ко мне тоже. Мой визит радости ей не принесёт. Гарантирую. Поэтому давай без меня. Хорошо?

– Алин, она очень просит. Я тоже тебя прошу. Пожалуйста.

– Босс, я приеду, не вопрос, но из этого ничего хорошего не выйдет. Поверь мне. Вспомни, что я никогда не ошибаюсь в таких ситуациях, и отмени распоряжение Вадику.

– Алин, я готов к любому негативному развитию ситуации, но вот проигнорировать её эту просьбу не могу. Пожалуйста, не отказывай мне.

– Хорошо. Подъеду.

– Я очень тебе благодарен.

Я оделась, вышла на улицу и как только Вадик подъехал, села в его машину.

– Привет. Ты как? – спросил он меня.

– Привет. Нормально. Не сердись, что угнала твою любимицу. Я постаралась аккуратно, пострадать не должна была.

– Развела ты меня, конечно, как мальчишку. Я вышел и глазам не поверил. От тебя такого не ожидал точно.

– Мне очень надо было уехать. Очень. Но если бы попросила, никто бы не отпустил. Извини, что так получилось. Не хотела ни разводить, ни обидеть. Все последствия постаралась минимизировать даже номер твоего телефона для связи у охраны оставила, мол, свяжитесь, если завтра за машиной не приедут.

– Мы в тот же день её нашли. И я не сержусь на тебя. Когда там на речке увидел, и показалось, что утопилась ты, подумал… Даже словами не передать, что подумал, короче в голову пришло, что лучше бы ты расхреначила машину к чертям собачим, чем так. Потому что там подушки безопасности наверняка бы тебе жизнь спасли. Ты скажи, что случилось-то? Тебя обидел кто-то? Кузьмич что-то не то сказал? Так это не повод в речку лезть, он вообще мужик грубый. Но за тебя глотку всем перегрызёт, так и знай.

– Я знаю. И к нему у меня ни малейших претензий. Вообще ни к кому, никаких. Считай мечту исполнила: побывать в деревне, где в детстве долго жила. Можно ведь в день рождения мечту исполнить?

– Я видел, как ты её исполнила. Так что лапшу свою прибереги для других. Тебя обидел кто-то сильно, и ты явно счёты с жизнью свести хотела. Анна Яковлевна что-то сказанула тебе? Она может, это она лишь с виду старушка – божий одуванчик. А на деле не так проста, как кажется.

– Давай оставим эту тему? Ты конечно можешь и на Анну Яковлевну думать, а можешь на инопланетян, к примеру, или ещё что-нибудь придумать, но обсуждать это я не хочу.

– Красиво съехала. Ладно. Не вопрос, – проговорил Вадик и замолчал.

В больнице меня встречали, и тут же провели к реанимации.

Там меня ждал босс и сразу провёл внутрь. Анна Яковлевна лежала опутанная всякими проводами, трубками и старательно играла роль умирающего «лебедя». Для полноты картины лишь музыки Сен-Санса не хватало.

Вы можете упрекнуть меня, что я не испытывала жалости к умирающей старушке, на что могу возразить, умирать она и не собиралась, да и Вселенная её к этому не подталкивала, Анна Яковлевна психосамотически старалась создать такое состояние, в котором её пожалеют и сделают всё, как она хочет.

Я подошла к ней ближе, тихо проговорила:

– Здравствуйте, Анна Яковлевна, Вы хотели меня видеть.

– Алина, прости меня, пожалуйста. Христом Богом прошу, прости, не знала я, что Игорь не твой ребёнок. Прости меня. Вон кольцо лежит. Возьми, надень. И не держи зла.

– Зла я не держу, Анна Яковлевна. И прощать мне Вас не за что. Каждый по себе судит. И за Ваши поступки Вам ответ не передо мной, а перед Богом держать. Перед ним и кайтесь. И что годной себя на роль судьи возомнили, и за свои собственные прегрешения тоже. А передо мной каяться не надо, для меня Ваше мнение незначимо абсолютно. Я Вас лишь о том, чтобы сына своего благословения не лишали попросила, но и на этом не настаиваю, это Вам самой решать. А вот кольцо не возьму, там такие Ваши пожелания на нём закрепились, что на руку его надеть это вообще головы не иметь. Хотите, сами носите, и их на собственной судьбе испытывайте, а не хотите в храм какой-нибудь к иконе пожертвуйте, вдруг отмолятся.

– Ты что же на меня такое наговариваешь? Как ты можешь такие гадости человеку при смерти говорить?! Да чтобы язык у тебя отсох! Бог, он всё видит! Помяни моё слово, отплатит он тебе за всё твоё зло! Ох, отплатит! Я у тебя прощения попросила, а ты мне в ответ гадость такую! Вернётся всё к тебе, ой помяни моё слово, вернётся!

– Всё ко всем возвращается, Анна Яковлевна. Согласна. И Бог всё видит. И каждому перед ним свой ответ держать. Это всё, что сказать хотели? Мне уйти можно? Или что-нибудь ещё выслушать надо?

– Витенька, это что же она мне говорит такое? Как ты вообще допускаешь такое, Витенька?! У тебя мама при смерти, а ты позволяешь ей такое мне говорить! – Анна Яковлевна решила сменить тактику.

– Всё, мам. Никто ничего тебе больше не скажет. Лежи, отдыхай, – ледяным тоном проговорил босс и вывел меня из реанимации.

В коридоре я ожидала потока упреков, но вместо них, босс, обхватив меня за плечи, тихо с явной благодарностью, выдохнул в ухо:

– Прости, что заставил всё это выслушать, но то, что сейчас увидел, мне было очень нужно.

– Тебе для сведения, умрёт нескоро, года два-три минимум поживёт, но на психосоматике может устроить себе инсульт и частичную парализацию. Будь готов иметь в доме инвалида, если сейчас же не вернёшься к ней и срочно не выльешь на меня ведро помоев. Тогда она успокоится. Кстати, кольцо не заставляй надевать, там действительно негатива море, и не продавай, весь к тебе с деньгами вернётся. Лучше всего пожертвуй, но не кому-то, а как я уже сказала, в храм к иконе, чтобы никто не носил.

– Можешь минут пять подождать здесь, а потом вместе со мной домой вернуться, или хочешь, чтобы Вадик немедленно домой отвёз?

– Отпускай Вадика. Ты и так его задёргал. Кстати, у него есть жена? Как она терпит его постоянные отлучки?

– Жены нет, не дождалась его когда-то девушка, поэтому теперь у него нескончаемая чреда подружек без обязательств с его стороны.

– За деньги, как и у тебя?

– Нет. Знакомится без посредников, берет на полное обеспечение, но хоть одна претензия со стороны партнерши, и она отправляется с вещами на выход. Самые длительные отношения были года три. Я уже подумывать начал, что попал Вадик в узы Гименея. Но нет. Год назад расстался. Сейчас уже четвёртая после той.

– Заразу не боится подцепить при таком потоке?

– Алин, у него всё по-простому: перед тем как съехаться, сам справочку приносит и партнёршу к врачу отправляет. Так что по этой части никаких сюрпризов у него не бывает. Как и у меня.

– Скажи, а если бы я вдруг согласилась с тобой сексом заняться, меня тоже бы к врачу отправил?

– Нет. С тобой я бы на любые сюрпризы был согласен. А вот тебе бы справочку о своём здоровье принёс. Кстати, если отвлечься от секса, скажи, что обидного моя мать в твоих словах услышала, что так сорвало её?

– Что каждый по себе судит, и что она не авторитет для меня. Она их в своём мозгу продолжила и посчитала оскорблением.

– А ты знаешь о том продолжении?

– Без комментариев. Я чужим бельём не трясу.

– Понял. Неприятно всё это, конечно, но ханжеством не страдаю, в отличие от неё. Ладно подожди чуть-чуть и поедем домой.

Запись семидесятая. Босс напивается и принимает решение отправить мать в интернат.

Всю обратную дорогу домой, босс, севший рядом со мной на заднее сиденье, держал меня за руку и осторожно гладил пальцы. Я молчала, он тоже.

Когда подъехали, он тихо попросил:

– Можешь со мной посидеть, выпить? Мне очень надо.

– Посидеть могу, пить не буду. Не в моём состоянии сейчас пить. Поэтому если не напряжёт, что пить буду чай или сок, сидеть рядом хоть до утра могу.

– Спасибо тебе, моя радость. Пошли.

Мы сидели в его гостиной, босс пил коньяк, практически не закусывая. Я не мешала, по опыту понимая, что иногда это помогает. Главное, чтобы в привычку не вошло, а вот разово снять стресс, почему бы и нет. Хотя, говорят, у того же Черчилля это было привычкой, и не спился ведь. Но не у всех такое здоровье и такие гены. Так что лучше не злоупотреблять всё-таки.

Когда босс окончательно захмелел, он начал рассказывать про мать, про то каким авторитетом она была для него, как помогла с сыновьями на первых порах, и сетовать, что не понимает, как сейчас такое могло случиться.

– Вот как, Алин? Как она так могла? Ведь я говорил ей, чем тебе обязан! Говорил!

– Босс, любой человек, когда начинает терять какие-то привычные преференции не всегда ведёт себя разумно. Она почувствовала во мне угрозу и соперницу. До недавнего времени ты никого ей не противопоставлял и не сравнивал. Где-то там далеко и явно не значимо. Главная женщина семьи была она. А тут ты перестал её так воспринимать, я заслонила в твоём восприятии её. Более значимо стало моё мнение и мои советы, моё удобство и мои желания. А при этом кто я такая? Чужая жена, по её мнению, не обременённая моралью. Вот она и решила поставить меня на место, не понимая, что я ни на какое место не претендую по определению и не стремлюсь ни к чему. Мне ничего не надо ни от тебя, ни тем более от неё. Ни её уважение, ни её дружба. И её мнение обо мне меня не трогает.

– Тогда почему сбежала? Плюнула бы на мнение маразматичной старушки и пропустила бы мимо ушей.

– Она триггер нашла, она пригрозила тем, что лишит тебя своего благословения. Я ненавижу шантаж. Особенно, когда его за спиной используют. Она ведь не тебе в лицо это сказала. Она сказала мне это наедине. Другими словами, я восприняла это как ультиматум: не оставишь моего сына в покое, испорчу ему жизнь. Мне абсолютно не хотелось её тебе портить – раз. Потом я почувствовала, что она не остановится, и продолжит искать способ мне досадить, а я не хочу с ней конфликтовать – два. И ещё испугалась, что в ответ на её явный негатив навлеку на её голову проблемы, которые косвенно затронут тебя – три. Поэтому предпочла сбежать и возникший ответный негатив слить. Причём попутно и разочарование накрыло: я же ничего плохого лично ей не делала, старалась максимум уважения проявлять, но это вновь было расценено, как слабость и показатель того, что можно в открытую оскорбить, причём без всяких оснований, основываясь лишь на домыслах и личном опыте. Мерзким мне это показалось и захотелось уйти отсюда, совсем уйти.