Девочка на джипе (сборник)

Андрей Петрович качнул головой, усмехнулся.

– Не казачий край, а дикий Запад.

– Хуже! Там законы. А у нас – понятия.

– Голубушка, сколько вам лет? Откуда вам это известно? – с иронией осведомился Андрей Петрович.

– Я была с мамой в Штатах.

– А как же она отпускает вас одну? Слышал, о чем говорили. Извините, но так настоящие матери не поступают!

– Не ваше дело! А насчет мамы, Петрович, пролетели мимо кассы. Я три года с ней мотаюсь, и никто лучше меня не знает нашего бизнеса!

– Не Петрович, а – Андрей Петрович!

– Айм сори! Но говорить о маме в таком тоне я не позволяю! Конечно, у нас отношения не безоблачные. Она меня не балует. Сторонница практического воспитания. Как в Америке. Там детей с пеленок приучают к самостоятельности.

– Так же было и у нас. Существовали школьные производственные бригады.

– Вы приезжий? В районе я вас не видела.

– Живу далеко, а родился здесь. Больше тридцати лет историю преподавал.

– Между прочим, моя бабуля тоже была учительницей. Благодаря ей, начальную школу я за два года прошла. В Академию экономики поступила в пятнадцать. Мать нагнула. А вообще мечтала стать журналисткой… У меня специализация по международному маркетингу. Хочу пройти стажировку в Англии.

– Приятно удивили! – смягчился Андрей Петрович. – Дерзать надо смолоду. Тутанхамон в девять лет стал фараоном и прославился на века. Или возьмите Людовика Четырнадцатого, Петра Великого… У сверстников ваших на уме – легкая жизнь, роскошь, развлечения!

– Вам бы черный квадрат рисовать! Каждый из них ищет свое место в жизни. Так же, как вы когда-то. Конечно, мы по уши в «паутине». Мир виртуальный предпочитаем реальному «болоту»… Но – вполне адекватные люди. Мы живем интенсивней, чем ваше поколение! Я, например, знаю о жизни почти всё! У меня свой счет, объездила Европу. Были мужчины. Есть любимый парень. Я предпочитаю самостоятельность! Жизнь – борьба. И это – нормально. Хотя рисковать приходится…

– Нет, Женя. Основа счастья – только коллективизм.

– Фигня! Колсобственность – понятие неоднозначное. А при советской системе она вообще была малоэффективной. Мы в академии изучали.

– Вас дурачили! Еще Ленин определил, что мир вступил в империализм, конечную фазу капитализма. А теперь его признаки углубились. Системный экономический кризис вызван глобализацией.

– Да не грузите вы меня! Мне это сейчас – по барабану, – с раздражением перебила девушка. – У меня своих проблем выше крыши.

– Всё-таки чем вы занимаетесь?

– Помогаем российскому селу выбираться из нищеты.

– И каким же образом, позвольте узнать?

– Оформляем кредиты на выгодных для селян условиях. Покупаем земельные наделы, недвижимость. Субсидируем строительство промышленных объектов. Правда, сейчас, ощущается кризис. Ничего, пробьемся!.. Значит, отказываетесь помочь?

– Это вас приглашали на собрание пайщиков, а вы не явились?

– Вы не Штирлиц, случайно? Достали! Особенно их атаман.

– Аржанов – мой брат. Он думает о казаках, а вы о наживе.

– О бизнесе! Это – разные вещи.

– Но хищническая сущность – одна. Грабите народ!

Женя хмыкнула и, выдержав паузу, заговорила четко, деловым тоном:

– На свои деньги я отремонтировала в Бариловке школу. И буду вместе с мамой оказывать помощь в реконструкции храма в райцентре. А народ, как известно, состоит из людей. Из всяких разных. Аржанов в позапрошлом году с казачьим обществом брал в аренду паи под бахчу. А бюджетных денег на семенной фонд не выбил. Год земля пустовала. Согласно договору, он должен был заплатить арендодателям. И обратился к нам. Мы выдали под залог полтора миллиона. Он рассчитался и вновь оформил аренду. Случился неурожай! Прошлым летом выпал кислотный дождь. Район был в зоне атлантического циклона. Мы простили Аржанову. Не стали взыскивать штраф. И еще раз в этом году выдали кредит. Я внятно объяснила?

– Не совсем. Была земля хуторян, а становится лично вашей. Ловко! Скажите, вам, молоденькой, не скучно этим заниматься? Вы разбираетесь в землепользовании?

– Без вариантов!

Андрей Петрович промолчал. В машине еще ощутимей стал аромат духов. А по крыше вновь зашелестела просевная изморось. Заплутала, похоже, тучка.

11

Женя достала из чехла ноутбук. Голубовато-белым светом мягко озарился салон. В подернутое испариной зеркало заднего вида Андрей Петрович подсматривал, как девушка строчит пальцами по клавишам, набирая текст. Затем прикрыл глаза, раздумывая, что он, домосед и дачник, далек от всего современного, «продвинутого». Телевидение несет процеженную информацию. А молодые, варясь в гуще жизни, могут верней оценить происходящее. К случайной гостье, фитюльке этой, он испытывал интерес, некую отеческую теплоту. Нравилась она и внешне, именно такой тип женщин, к которому принадлежала и его Марина, – стройные, темпераментные, с выразительным лицом, – был для него привлекательным.

– Ну, вот. Угомонила мамулю. Сама собиралась сюда ехать, – протяжно зевнув, поведала Женя и потянулась. – Она у меня не бизнес-леди, а звезда киноэкрана! Погибель для мужиков. Хотите, покажу? – не без хвастовства предложила Женя и развернула ноутбук. – Мадам Шацкая! Россия!

Андрей Петрович скосил голову и окаменел! С экрана в упор смотрела… его мать! Сходство было несомненным. Только эта, городская женщина, казалась ярче, с изысканным макияжем, да и выражение лица было иным, – надменно жестким, во взгляде – темная стынь!

– А теперь я покажу тех, кого знаете, – с той же самодовольной улыбкой бросила Женя и, чуть придвинув ноутбук, стала щелкать клавишей, меняя фотографии. – Узнаете? Это я на московской тусовке. Киноактер Дюжев. А это – певица Зара. А вот Тимати и Сергей Лазарев…

Лицо Андрея Петровича выражало такую глубокую растерянность, столь изменилось, что Женя с недоумением спросила:

– Что с вами? В астрале зависли? «Звезды» – люди обычные.

– Маму зовут… Наталья?

– Вау! Вы знакомы?

Андрей Петрович ощутил, как стиснуло сердце. Он отвернулся и, помолчав, ответил не вполне уверенно:

– Я… я знал вашу бабушку. Работал с ней. Просто догадался…

– Как догадались?

– По чертам лица.

– Неправда, они нисколько не похожи. Наверно, вы помните ее, какой была в детстве?

– Возможно… А кто же ваш отец?

– Давайте не будем о прайвеси[1], как принято в Америке… Я согрелась. Придется самой тащиться на хутор!

Андрей Петрович порывисто открыл дверцу, подставил лицо влажному послегрозовому ветерку. «Господи, это же моя внучка! Как же быть? Как вести себя с ней? – лихорадочно путались мысли. – Такая взрослая…»

– Дождь кончился. Можно глянуть на мою машину, – предложила Женя. – И прикидик мой подсох…

– Конечно! Пойдемте. Неужели мост до сих пор цел? – поспешно отозвался Андрей Петрович, стараясь скрыть свою взволнованность. – Его при Александре-освободителе соорудил станичный купец… Вы одевайтесь, я подожду!

Едва он вышел на берег, не в силах оправиться от потрясения, от этого негаданного знакомства с родной внучкой, как над бугром встало зарево. И вскоре, одолев вершину, неведомый автомобиль скользнул фарами по прибрежному краю. Вероятно, «гомодриллы» направлялись сюда.

– Не вас ли ищут? Какая-то иномарка! – с тревогой воскликнул Андрей Петрович. Женя, то и дело поддергивая длинные рукава куртки, завязывала шнурки кроссовок. Безо всякой спешки она выскользнула из машины, захватив ноутбук и сумочку.

– Фу, блин. Ноготь наращенный сломала…

– За камышом – лодка. Спрячетесь! Идите за мной! – Андрей Петрович кинулся вниз, светя фонариком. Женя, раздражая своей неторопливостью, спустилась следом. И хотя убедилась, что трава под скатом, прикрытая лодкой, не промокла, опять засомневалась:

– Может, это не рейдеры? Мне это надо: в грязи валяться?

– Да вы что?! – задохнулся от возмущения Андрей Петрович. – Гадать некогда!

Своевольница нехотя легла набок, пристроила рядом свои вещички и затаилась под опрокинутой вверх дном лодкой.

Андрей Петрович, вспомнив, что в машине пахнет женскими духами, замкнул все четыре двери и забрался в палатку. Распластался на мокром одеяле…

Нагрянуло срыву: тягучий гул мотора, свет мощных фар, озаривший палатку, и стук захлопнутых дверей. Беспокойно зашлось сердце, с досадой подумал: «Принесла нелегкая!» Вдруг входная застежка треснула, – ослепив, в лицо ударил фонарный луч.

– Ты один? – спросил лохматый парняга. – Выдергивайся!

Сквозь шум ветра пробивались разгоряченные голоса. И, понимая, что от незваных гостей всего можно ждать, Андрей Петрович решительно выбрался из своего пристанища.

И сразу почувствовал опасность! Здоровенный темный «Нисан» бампером уткнулся в веревочную растяжку палатки. «Могли и переехать», – досадливо мелькнуло в голове. «Прожектора» иномарки били чуть в сторону, прошивая мрак до противоположного берега. Рейдеров оказалось трое. Они стояли за полосой фар, с затененными лицами. Ветер трепал их расстегнутые спортивные куртки, треугольно заламывая края, – и оттого чудилось, что на берегу плоские призраки, вырезанные из тонкой ранящей жести, наполовину черной, наполовину – ржавой…

– Ты чо это, батя, зарулил на нашу поляну? – бритоголовый толстячок осведомился с прононсом, свойственным молодежи, и кивнул в сторону «жигуленка», на котором высвечивался номерной щиток с кодом региона. – Со Ставрополья, в натуре?

– Не обижайтесь, что подняли… Служба! – перебил его усатый длиннорукий кавказец, прикуривая сигарету от бойкого огонька зажигалки. – С вечера здесь? А джип серебристый не проезжал?

– Нет, не видел.

– Есть проблема. Мы одну герлу ищем. По этой… ориентировке. У нее «хайлэндер». За отказ помогать милиции – статья до трех лет…

Тот, что заглядывал в палатку, сорвался с места, – и в наклоне фигуры, в движении рук угадывалось агрессивно затаенное. Он обследовал, светя фонариком, край плеса, салон машины, скрылся за прибрежными вербами. А напарник, дождавшись его возвращения, поднялся на курган и обшарил лучом батарейного фонаря прибрежную дорогу. Назад пожаловал также озабоченный.

– Свежего следа нет. Она в Ростов соскочила, – сквозь зевок пробормотал он и на корточки присел подле кострища. – Батя, угостишь ухой? Реально полкотла!

– Пожалуйста. Только ложка одна.

Толстячок сунул фонарик в карман куртки, захватил казан ладонями и, опрокинув, принялся пить через край. А патлатый с раздражением обратился к старшему среди них:

– Хыйса, я тут оттягивался с френдой. Дороги дальше нет! Прикинь, дед горбатого лепит!

– А ему какой хрен? Он неместный. И следа не видно… Обрываемся, короче, на фазенду. А после перекроем кислород на выезде! – ожесточился кавказец, щелчком отбрасывая сигарету.

«Призраки», захлопнув дверцы, укрылись во внедорожнике. Напротив фар золотилась легкая дымка. Когда же «японец» развернулся и помчал по косогору, глазищи задних фонарей долго краснели в темноте, сея безотчетный страх…

12

Они шли к старому мосту вдоль берега, скользя на глинистой тропе. Слева, в ясном небе, горела ущербная луна, особо таинственная и волнующая на исходе ночи. Заметно потеплело. И в низинах, куда сбегала дождевая вода, белели чубчики тумана. Женя, думая о чем-то своем, точно не замечала спутника. А тот, отягощенный ношей, – домкратом еще советского производства, – время от времени останавливался. И девушке поневоле приходилось тоже делать передышку. Странное ощущение незримого присутствия кого-то не оставляло Андрея Петровича. Он был взволнован до крайности, и никак не мог отрешиться от смешанного чувства: радостного смятения и тревоги за Женю. Ситуация, на самом деле, была опасная. И в сознании не гасла мысль, что в этот час всю ответственность за внучку несет именно он и, прежде всего, перед Мариной. И казалось – это она здесь, рядом…

Вдруг в камышах раздался проломный треск, стихнувший где-то в непролазных дебрях. Потянуло запахом ила. Женя замерла.

– Неужели кабан? Я его на свекольном поле видела. Нужна картечь!

Андрей Петрович тоже остановился. И, положив домкрат на траву, укоризненно заметил:

– У Есенина есть строки:

Счастлив тем, что целовал я женщин,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Прайвеси (англ.) – личная неприкосновенная жизнь.