Посох Времени

Джеронимо казалось, что он чувствует исходящее от нее тепло! Его манили эти гибкие руки, тонкие пальцы. Лонро просто сгорал от желания прижать их к своему лицу и целовать, целовать… Ее тугие светлые косы, спадающие из-под странного головного убора на высокую грудь, блестели в лучах утреннего солнца, словно новые выбеленные канаты царских кораблей. Они искушали молодого ромея, будя желание прикоснуться к ним, обладать их хозяйкой, быть причастным к ней…

«Никчемный старикан, – ругался про себя Джеронимо, – куда он ее уводит?»

– Вы тоже видите это? – прошептал где-то в стороне Ангус Берцо, и Лонро, очнувшись, понял, что неосознанно двинулся за стариками и женщиной. Он сделал шаг назад:

– Что?

– Ее сапожки!

Лонро только теперь обратил внимание на обувь красавицы… А ведь Массимо Агнелли был прав: на ногах лихой наездницы красовались поистине царские сапожки! Сшитая из добротного красного сафьяна, узконосая обувь была густо украшена паутинками золотых нитей, узорами из тонкой проволоки и дорогими самоцветами. При этом гордая расенка ничуть не выпячивала эту роскошь, напротив. Она запросто ступала по глубокой дорожной пыли, попирая все мироустройство, призванное почитать Золотого Тельца.

Берцо незаметно толкнул в бок своего молодого товарища.

– Лонро, – прогнусавил он, – вы, я смотрю, совсем потерялись. В чем дело?

Но Джеронимо до последнего провожал взглядом русскую красавицу. Когда же она исчезла за частоколом, он, наконец, повернулся к собеседнику и с кислой гримасой заметил:

– Видели?

Берцо, соглашаясь, кивнул:

– Что есть, то есть. Однако же я, в отличие от вас, еще помню, зачем мы здесь. К тому же она не свободна. Вы заметили широкие обшлаги рукавов и две косы? У этой расенки есть муж.

Я знаю характер русских и понимаю цену такому «товару», и я бы на вашем месте не решился посягнуть на что-либо. Если верить их обычаям, у славян жены верны мужьям не только до смерти, но и после нее.

Джеронимо молчал.

– М-да-а, – продолжал Ангус, – а ведь этот ваш новый знакомый, Агнелли, кажется, глупец. Если эта расенка так непринужденно носит на ногах целое состояние, ее след не может быть не интересен охотникам за златом. Странно, что он сам не захотел пойти за ней… – На секунду он нахмурился, но блеск самоцветов все еще слепил его и заставил упустить из виду все разумные сомнения. Что ж, – огладил он подбородок, – вчера они говорили о том, что ее путь лежит к горам, к Чистому роднику. Местные говорят – родник целебный. Значит, несложно придумать причину, которая вынудит и нас отправиться туда же… У меня вот колени болят, даже спать не могу по ночам. Попросимся с ней – пусть покажет дорогу… План, конечно, сырой, но другого нет. Если откажет, придется красться за ней по лесам да болотам. А ведь она верхом…

И ромеи нерешительно направились к калитке. Расены все еще стояли у ворот и, будто нарочно задержавшись, вели беседу. Ангус Берцо прибавил ходу, поприветствовал их и вступил в разговор, немало повеселив русов своей корявой речью.

Неприступная красавица, отстраненно слушая разговор мужчин, изучала высокомерным взглядом молодого ромея. Сердце Лонро едва не выпрыгивало из груди. В ней не было и сотой доли обычной скромности расенских женщин. Какое там! Она смотрела так, будто запросто могла повелевать и этими стариками, и пришлыми ромеями, и всем людом от этих мест до земель франков.

Ангус тем временем энергично закивал расенам и, подхватив под руку оторопевшего спутника, не дав тому даже попрощаться, спешно потащил его прочь.

– Куда мы? – заупрямился было Лонро, но сопевший рядом Берцо только сильнее сжал его предплечье и прибавил шагу.

– Быстрее, мой друг, – выдохнул он сквозь зубы, – у нас мало времени.

Джеронимо повиновался, но, едва только они отошли на достаточное расстояние, стал засыпать своего товарища вопросами.

– В чем дело, Ангус? Что за спешка?

Берцо, не сбавляя темпа, заговорил:

– Редкая удача, Джеронимо, редкая! – он криво улыбнулся, на ходу вскинул к небесам взгляд, полный благодарности богам. – Она проводит нас.

– Как? – удивился Лонро. – Я не верю своим ушам. Что вы ей наплели?

– В том-то и дело, что ничего особенного. Ту самую дурацкую историю о моих больных коленях.

– И что?

– Хм… Она и пожалела меня, несчастного, и заверила, что чудесная вода родника исцелит меня полностью, и сама же предложила проводить нас, коль они едут туда же.

– Они?

– Еще какой-то мальчик. Вы забыли?

– А-а-а, конечно. А эти?

– Старики не в счет, – отмахнулся Ангус. – Сейчас главное – поскорее добраться до Слободы и нанять хороших лошадей. Видели ее вороного? – С нескрываемой завистью спросил он. – Вот то-то же…

Ромеи торопливо удалялись, а Йогиня задумчиво смотрела им вслед поверх калитки, как видно, что-то обдумывая. Вдруг за спиной раздался тихий детский голос, и озабоченность разом исчезла с ее прекрасного лица. Она обернулась.

У тесаного высокого крыльца стоял худощавый белоголовый мальчик с такими ясными зелеными глазами, что Йогиня невольно улыбнулась.

– Кто ж ты? Из какого рода? – спросила она. – Уж и узелок прихватил.

Малец покосился в сторону Радимира и опустил взгляд.

– Ну чего ты? – упрекнул старик, подходя к нему ближе и опуская на плечо сухую, горячую от волнения руку. – Говорено ж было…

Мальчик встрепенулся.

– Аз, – прозвенел его тонкий голосок, – нареченный чадом Яр, д’Арийского рода Медведя, сын Велимудра, внук Ортая, ведающих Ра, послуживших Прави21 и Светорасе22 в Слободе Пореченской.

Лицо Йогини потемнело.

– Ведаю род твой, – тяжело произнесла она, – и предков твоих. Великие были штурмвои! Слышало все Беловодье о том, как полегли они, защищая числом малым своих жен и детей. Да только была молва, что вся Пореченская Слобода отправилась в Небесную Сваргу Пречистую. Как же ты уцелел?

– Его Олега спасла, – вступил не к месту в разговор Гостевид.

– Погоди ты, сосед, – остановил его Радимир. – О том не ты должон говорить. Тут надобно без прикрас и воздыханий.

Гостевид потупился и умолк, а Радимир продолжил:

– Пореченская Слобода и вправду чуть не вся полегла в Тарийском светилище23. Ночью, в самый разгар празднества напали на них аримы с рыбоедами24. Кого видели – всех побили, только самых малых увели в полон.

Олегу, жрицу из Капища Тары, в самый разгар битвы жрец Трислав-Воитель отослал в сторожевой град, что на слиянии Тары и Ирия. Жрица, ведомая Великой богиней Тарой Многомудрой и хранимая Родом Небесным, пробираясь кустами вдоль берега реки, видела чужие струги, на коих сидели стражники аримские и охраняли наших полоненных деток.

Добравшись до сторожевого града и поведав воеводам о постигшем Слободу и Храм несчастии, рассказала она о ладьях да стругах, что стоят недалече на воде.

Четники тотчас поднялись на реку. Связали неводы, перетянули ими русло в узком месте, а сами спрятались в прибрежных кустах. Едва только ладьи, задержанные невидимой преградой, остановились, тут же навалились на ворогов тарские штурмвои. Увидев, что не отбиться им, стали аримы… убивать детей. Из сотни ребятишек уцелело только сорок.

С восходом солнца дружинники, старцы и уцелевшие женщины с детьми Пореченской Слободы пошли к Тарийскому светилищу. Все было сожжено. Вокруг – груды окровавленных тел. Нашли среди них погибших Трислава-Воителя да штурмвоя Велимудра, отца этого малого. А вокруг них – с полсотни порубленных ворогов лежало. Что в Триславе, что в Велимудре – в каждом не меньше десятка стрел и глубоких ран. Штурмвой, как видно, перед смертью и вовсе рубился одной рукой: другую-то ему отсекли в бою. Великие вои и пали достойно. Они, Трислав и Велимудр, родичи по крови и оба из рода Медведя.

После тризны Олега собрала детишек и всех, кроме этого, отправила в Растовый Скит25.

Йогиня оторвалась от тяжелых мыслей и, вскинув брови, улыбнулась:

– А этого что ж… к нам?

Оба старика согласно закивали:

– К вам, матушка. Вам такое дивное дитя как раз сгодится.

– Ну, – развела руками гостья, – раз так, знать после полудня и поедем. Ты, старче, гостью в дорогу думаешь кормить? Нам с Яром путь предстоит неблизкий.

– Что ты! – замахал руками Радимир. – Все уж готово. Только…

– Что «только»? – удивилась гордая красавица, ступив уж было на высокое резное крыльцо.

– Радмила, Йогинюшка… – начал было дед да спохватился: – Ох, прости, матушка, что назвал по имени – да все свои тута. Спросить-то тебя хочу…

Йогиня бросила взгляд в сторону калитки:

– Не о ромеях ли?

– О них, Радмилушка. Неужто и этих поведешь к свещенной Пещь Ра?

Красавица горько улыбнулась.

– Поведу, – просто ответила она, протягивая к ребенку тонкую руку и гладя его по светлой голове, – али и до них таких же не водила?

– Так что ж, – старец снова замялся, – и этих златом-жиром одаришь?

– Одарю, – согласилась она. – Ты же знаешь, Радимир: сие мой урок. Одного из них одарю златом, у другого же отберу его каменное сердце. Этот сердечный торг не мы придумали, а они и их предки. Пока им нужно только наше злато, путь берут. Пусть хоть дороги свои им выстелют – им от того только недоброго и прибудет. Лишь бы к детишкам нашим, таким, как этот, не тянулись. Злата у нас хватит, пусть жиреют – только слабее станут, а вот детишек Светлых во время Сварожьей ночи26 нарождается мало. Глядишь, за сиянием злата эти ромеи самого ценного и не приметят. А чтобы они по кустам от нас не прятались да чего им не нужно не узрели, пусть лучше со мной идут. Кто чего желает – тот то и получит.

Ангус чувствовал азарт охотничьего пса, идущего по следу раненого зверя. Дни и ночи, проведенные им в тщетных попытках нащупать хотя бы слабый пульс желанной золотой жилы, наполнили его злостью и неуемной жаждой. Он верил, что рано или поздно придет тот день, когда заветное «золото, дворцы, наложницы» превратится из мольбы в реальность, и вот тут-то все накопленные им силы пригодятся.

Расторопность римского торговца во внезапных сборах изрядно удивила Лонро. А Берцо приходилось то и дело поторапливать товарища. Тот, поглощенный грезами, медлительный и неуклюжий, напоминал весеннего хруща.

Так или иначе, а в дорогу собрались быстро, благо предстоящее путешествие не требовало особой поклажи. Лошадей раздобыли хороших, дорогих, чтобы были под стать норовистому вороному Йогини. К полудню, как и обещали, появились у ворот Радимира.

Едва только ромеи спешились у старой коновязи, к ним тут же вышел хозяин дома в сопровождении своего хромого соседа. Чуть погодя появилась и гостья. Она вела за руку мальчика.

Скуфичи прощались недолго. Йогиня лихо вскочила в седло, приняла от Радимира мальца и усадила его перед собой. Парнишка только хмурился да прижимал к себе дорожный узелок, что собрал ему в дорогу дед.

Глядя с холки высокого, словно гора, коня на оставшихся внизу стариков, маленькому Яру хотелось плакать. За то недолгое время, что он здесь гостил, мальчик успел прикипеть сердцем к дедушке Радимиру. Яр хоть и знал наперед, что задержится здесь недолго, однако от этого ему было не легче.

Йогиня отклонилась назад, потянула поводья, и ее вороной стал разворачиваться.

– Прощай, Яр, – не сдержавшись, вдруг крикнул Гостевид и украдкой смахнул слезу, – помни нас. А мы уж тебя не забудем, потому как много будем о тебе слышать…

Радимир, боясь лишнего внимания к мальчику, незаметно подтолкнул соседа – тот сразу же виновато умолк. Но опасения были напрасны: иноземцы уже старательно пинали в бока коней, силясь догнать поскакавшую к лесу Йогиню.

Радимир недовольно сдвинул брови и с укоризной посмотрел на друга. Тот пожал худыми, словно старое коромысло, раменами и горько произнес:

– Как же было не попрощаться-то? Не по-людски это. Такое непростое чадо! – со вздохом прошептал он, глядя на удаляющихся всадников. – Кто знает, может, его дарослое имя27…

– Старый ты пень, – не дав договорить Гостевиду, недовольно зашипел Радимир, – ты бы еще додумался ромеям об этом рассказать!

Клубок четвертый

Душа Лонро пела. Вокруг него проплывали картины невиданной красоты, но все это великолепие он отмечал только краем глаза. Впереди, плавно раскачиваясь на спине холеного вороного, скакала она.

Расшитый шелковый сарафан, обтягивая силуэт всадницы во время скачки, открывал взору молодого ромея только намек на изящные линии божественно сложенного тела, но его пылкому воображению довольно было и этого. Закипавшая кровь вновь и вновь приливала к сердцу, которое начинало ныть, как свежая рана. Было так сладко и так трудно дышать.

Лонро переполняла ревность к толстому торговцу, который легко болтал с расенкой, однако юноша понимал, что сам, даже знай он их трудный язык, просто не нашел бы в себе смелости…

Они ехали уже долго. Лесная тропа долго виляла меж толстых стволов, поднималась на холмы, проваливалась в густые заросли болотистых низин и, наконец, привела их к высокому берегу большого округлого озера. Всадники постарались обогнуть это сверкающее зеркало.

Глядя с высоты обрыва на водную гладь, измученный переживаниями, Лонро почувствовал сильное головокружение. Бездна манила его, намекая на самый простой и самый безумный способ избавления от невыносимых любовных мук.

Берцо, обернувшись, заметил эту перемену в лице юноши. В его кислом взгляде явственно читалось: «Неужто за этим приволоклись мы на другой конец света!?»

Тут и Йогиня – впервые за сегодняшний день – пристально посмотрела на молодого ромея:

– Что это с ним? – спросила она тихо.

Ангус оторвал взгляд от Джеронимо.

– Ему… сегодня не хорошо, недобрится28.

– Да уж, – улыбнулась красавица и пошутила: – И ему недобрится , и ты вот за исцелением пустился в путь. Если вы, ромеи, такие хилые, как же вы столько земель смогли себе подчинить?

Озадаченный Берцо потупился. Обсуждать подобные темы с женщиной ему еще не приходилось.

– Воыны Рыма, – вяло ответил он, – всье из разных земэль. Воыны всэгда сильние. Цары, – неожиданно добавил Берцо, – это цары йест хилие.

– О! – весело вскинула тонкие брови Йогиня. – Значит, ты и твой друг сродни италским царям?

Ангус напрягся.

– Царям? – переспросил он. – Ньет, родни царям ньет.

Взгляд Йогини был полон снисхождения.

– Цари у вас хилые, и вы болезные, вот и подумала – много общего у вас с царями. Пошутила я.

– А! Поньатно. Но ето не совьсем шютка. Мой молодой друк немного родньа правителам моей стране. Он важьный, ну, – мучился ромей, – извесный луди дльа латинян.

– Йа, – продолжал торговец, – нэт. Йа совсем не важьный. Мой отес горшьки делал. Йа был дитьа, продавал горшьки. А патом вырос, много дела, бросил горшьки.

– А он? – взглянула женщина в сторону Лонро, и тот приосанился, понимая, что разговор идет о нем. – Его отец не делает горшки?

– Не делаэт. Он важьный. Послал сина ушитса торг, торг дьела.

– Торговому делу?

– Да, торговому дьелу.

– Понятно, – расенка вздохнула, давая понять, что устала от разговора. – Знать, я все правильно про вас рассудила.

– Шьто? – всполошился ромей, догадываясь, что пропустил в этом разговоре что-то важное.

– Все хорошо, мой друг, – успокоила его Йогиня. – Просто теперь я знаю, кто вы и чем занимаетесь.

Берцо насторожился. Он ясно слышал в словах этой женщины нечто большее. Торговец неплохо владел языком и некоторыми наречиями этих земель. Правда, до сих пор ему было выгоднее притворяться несведущим: во время торга всегда можно выиграть время, прикидываясь, что не вполне понимаешь или не очень хорошо можешь объяснить. Теперь же приходилось признать, что Ангус в самом деле был далек от того, чтобы познать до конца все интонации и иносказания расенов.

Прибрежная тропа сузилась, и стало почти невозможно ехать рядом, однако Берцо готов был терпеть неудобства.

– Скажи, – не унимался он, несмотря на ее нежелание разговаривать, и все еще раздосадованный тем, что упустил нечто важное, – сколко ехать к родникам?

Йогиня ответила холодно:

– К закату будем. Вам придется там заночевать.

– К сакату? – удивился Ангус. Такого поворота событий он не ожидал. – Как ето? – непонимающе протянул он. – Я слышаль, шьто родники в два дньа пути.

Расенка скользнула по нему жестким взглядом.

– К тем родникам, что нужны вам, дорога короткая, – ответила она. – Переночуете, и исцеляйтесь на здоровье. Можешь мне верить, к завтрашнему вечеру все твои хвори позабудутся. С силой нашей целебной воды разве что ваш Царь-корень29 может поспорить. Только дорогу обратно на радостях не забудьте, а то все свое преумноженное здоровье в лесу и оставите.

– Но, – не унимался Ангус, – я слышаль, шьто толко дальокие родники лешат недухи.

– Тот, к которому мы едем, не хуже дальних, – сказала, как отрезала, Йогиня. – Нет мне нужды ехать с вами к дальним родникам. У меня иные заботы. Мальца этого свезу к медной стене, принесу в жертву, и домой. …Что не по тебе? Хотел родники целебные – вот они! Скоро уж. И не кручинься раньше срока, поверь: вы и так получите больше, чем желали.

Конь расенки прибавил шагу, и Берцо пришлось отстать. Нервно поглядывая в сторону Джеронимо, он судорожно прикидывал в уме как бы исхитриться и все-таки вынудить эту гордячку взять их с собой на дальние родники. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: золото не может быть так близко от поселений, значит, оно где-то там, в глубине леса. Но сейчас Ангус был безсилен. Йогиня хорошо знала науку власти. Сказав свое слово, она будто поставила печать.

Огорченный торговец стал часто и беспокойно оглядываться, пытаясь привлечь внимание Лонро, таявшего от любовных переживаний. Это возымело действие. В ответ на очередной мрачный взгляд товарища Джеронимо вопросительно посмотрел в сторону Йогини и снова на Берцо – угадал ли он. Тот молча сомкнул тяжелые веки, что означало: «Да, все не так просто, мой друг. Мне нужна ваша помощь».

Лесная тропа плавно уходила вниз, теряясь где-то в густых зарослях молодых деревьев. Спустившись, всадники свернули в сторону от озера и поехали мимо массивных каменных плит, что стояли вдоль их пути, будто полуразрушенные стены древней крепости. С трудом выбравшись из клубков своих спутанных мыслей, Берцо поднял голову и осмотрелся.

Заросшие травой и мхом плиты, без сомнения, являлись творением рук человеческих. Останки грозных стен были, похоже, свидетелями тех далеких времен, когда на Земле только появились первые люди.

«Так ли это? – рассуждал про себя торговец. – Когда почитаемые падре Пиччие родоначальники рода людского только учились воровать плоды из райского сада, здесь уже кто-то строил крепостные стены из тесаного камня! Нет же! Вздор!» – улыбнулся Берцо расхождению своих твердых знаний и расенских иллюзий.

Ангус снова оглянулся и встретился взглядом с товарищем, в лице которого также сквозило недоумение. Похоже, и он думал о чем-то таком.

Меж тем всё, что продолжало открываться перед ними, только усиливало тревогу ромеев. Справа, в сползающей в глубь леса низине, поначалу едва различимые за деревьями и густым чапыжником, возвышались руины столь могучие, что, оглушенный этим зрелищем, Ангус задержал дыхание. «Бог мой! – подумал он. – Кто же здесь жил? Люди? Боги?»

Йогиня, все замечая, только тихо улыбалась. Сворачивая левее, она намеренно сбавила резвый шаг своего скакуна. Похоже было, что с самого начала она вела венейских30 торговцев именно в это место.

Они съезжали все дальше в сырую низину. Воздух здесь был густым, словно кисель; он впитывался в одежду и пронизывал разогретые тела приятным холодком. Солнце нещадно опаляло лишь верхушки деревьев, оставляя прикорневому лесу мягкий, янтарно-изумрудный свет. Трава лоснилась от сока, и лошади, ослушиваясь седоков, все чаще нагибались к густому зеленому ковру.

Вдруг стена справа от всадников уперлась в странную скалу. Похоже, древние строители использовали ее как продолжение оборонного заграждения. Созданное природой всегда имеет век более долгий, чем творения рук человека: состояние крепостных стен было плачевным, а ровная, идеально гладкая, черно-зеленая скала практически не имела изъянов.

Расенка развернула и остановила своего коня.

– Все, – просто сказала она. – Я приехала. Ваш путь дальше, вдоль этой стены. Ниже, через пять-шесть сотен шагов, прямо из-под нее бьют сразу два родника. Там же каменная купель: лечись сколь пожелаешь. И поутру, коли люди не глупые, узрите всю ценность этих целящих вод.

– О! – стараясь оттянуть время расставания, выдохнул Берцо. – Я не снаю. Как мы сможем ехат сами? Пят сотэн жагов! Йэсли мы не найдем ети родники? Мы теряемса тут… в лес!

– И пяти сотен шагов сами ступить не можете? Как же вы торговлю заморскую ведете? Али хитришь, мил человек?

– Нет хитришь, – запротестовал торговец, – всйо шесно, биз нос. Мы вед можем потеряльса!

Расенка вначале нахмурилась, но вдруг пнула своего коня в бока.

– Поехали, все одно ведь не отстанете. Но знай, ромей, доведу до родников и будто оглохну, не стану больше слушать ни единого твоего лисьего слова!

Ее вороной, оторвавшись от сочной травы, недовольно замотал головой, однако, не смея ослушаться хозяйку, понуро зашагал вдоль непреодолимой преграды.

Берцо был в панике. Все его хитроумные планы рушились к чертовой матери. Что бы он ни делал, Йогиня постоянно была на шаг впереди всех его выдумок, и, подавленный собственной беспомощностью, Ангус был на грани отчаяния.

Путь к родникам и вправду оказался недолгим. Едва только в заросшей черемухой ложбинке стали проступать прямоугольные очертания мшистых валунов, расенка кивнула им головой, насмешливо усмехнулась и, развернув коня, поехала обратно. Сидевший впереди нее ребенок, резко выглянув из-за плеча Йогини, посмотрел на чужаков зло и с вызовом, будто сбежавший от охотников волчонок.

– Куда это они? – очнулся вдруг Джеронимо, тревожно взирая на удаляющийся объект его грез. – Ангус, что происходит?

Торговец был мрачен.

– А то вы не видите! – бросил он с досадой. – Наше золото уезжает к какой-то медной стене, а мы остаемся здесь, у никому не нужного родника лечить не донимающие нас недуги.

Как только Йогиня скрылась за дальним холмом, Берцо будто подменили:

– Скажите, мой друг, вы уже проснулись?

Лонро недоуменно взглянул на него.

– Это я к тому, что если мы с вами не полные недоумки, то самое время спешиться и проследить за этой сеньорой, пока она еще недалеко уехала.

Берцо заметил, что отсутствие в прямой видимости этой странной женщины отражалось на поведении его друга благоприятным образом. И кроме того… Джеронимо мгновенно понял, что только план Берцо даст ему возможность снова увидеть предмет страсти. Он тут же соскользнул с коня и ринулся в лес. Ангус, задержавшийся у молодой рябины, привязывая лошадей, едва сумел догнать его. Унять же азарт погони, разыгравшийся в молодом человеке, оказалось еще сложнее.

В отличие от Берцо с его меркантильными интересами, молодой Лонро в желании выследить расенку слушался только зова горячего сердца. Что ж, хитрому торговцу это было на руку. Берцо приходилось лишь напоминать молодому товарищу об осторожности, дабы не спугнуть эту диковинную птицу, окутанную манящей тайной.

Догнать и тихо преследовать Йогиню меж кустов и камней оказалось задачей несложной. Ехала она на удивление тихо, не оглядывалась. Она словно позволяла им в полной мере насладиться этим странным, полным торжества зрелищем: выездом к медной стене самой Йогини-матушки, или бабы Йоги, как издревле называли этих женщин потомки Асов31.

Клубок пятый

Радмила склонилась к мальчику и тихо прошептала ему на ухо:

– Ну что, Яр, ты готов?

Малыш кивнул в ответ.

– Они слева от нас, – продолжила Йогиня, – но-но-но! – Она легонько придержала светлую головку, не дав ей повернуться в сторону чужаков. – Что ты! Нельзя им показывать. Не думай о них вовсе. Лучше представь, что в трех шагах перед нами сидит… лопоухий заяц.

Яр представил потешную зверушку и улыбнулся.

– Видишь, – продолжала она, – сидит себе и понять не может, что с ним происходит. Трава шевелится, камни движутся – чудеса. Ему, глупому, невдомек, что луговой морок с ним забавляется. Будет другой раз знать, как по маковой росе бегать.

Мальчик вдруг увидел огромное маковое поле, почувствовал его запах и… у него на лице так и застыла легкая растерянная улыбка. Радмила на секунду закрыла глаза, всей грудью вдохнув сырой воздух глухого леса.

Конь остановился. И уже скоро, почувствовав свободу от седоков, он склонился к душистой лесной траве.

Следящие за Йогиней ромеи притаились в зарослях папоротника меж двух соприкасающихся вершинами валунов. Место для наблюдения было идеальное, все как на ладони, разве что до смерти донимали комары.