Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия

– А вот настоящее поправить вполне возможно! Имеется ввиду мое сегодняшнее тягостное самочувствие – о, как же несправедливы ко мне бессмертные Боги!

– А может быть, смертные Императоры?

Это непозволительно дерзкое замечание обдумывали на крыше гаража минуты три, после чего мне деликатно намекнули:

– Вы бы поосторожнее выражались, о смелая госпожа! Даже, если высказанное мнение и справедливо, то все равно лучше укорять во всех бедах именно Богов. Они-то не слишком на это обижаются, в отличие от имперской власти. Честно говоря, вообще не желают на мою ругань реагировать, хотя на цветистые выражения я мастак! Поначалу подобное равнодушие меня здорово задевало, но потом я сообразил, что к чему.

– И-и-и-и-и?

– А у Богов логика совсем иная. Немасштабируемая. Ежели по Гераклиту, то отстраненная, а по Эпиктету, стало быть, условно-безразличная…

– Ага! Значит, в первом случае им до фени, а во втором – по фигу?

– Примерно так… Кстати, откуда у столь нарядно одетой красивой дамы знание такой типично плебейской лексики?

– Нарядно одетая красивая дама вынуждена вместе с плебеями работать, – надменно изрекла я, хотя осталась довольна незатейливым комплиментом (увы, не избалована). – А вот твоему знакомству с трудами эллинских мудрецов действительно можно удивиться!

– Понимаю. Мордой не соответствую. Но я же не от рождения так выгляжу – это многотрудная жизнь потрепала. А ведь было времечко, когда сам профессор Апулоний и философ Посидоний, что с Родоса, учили меня ораторскому искусству и наставляли на путь истинный!

– И всё бы ничего, да вот Вторая Пуническая помешала?

– Она самая. И если бы не мы, её инвалиды и ветераны, то неизвестно еще, как называлась бы наша Империя! А вдруг Карфагенской?

– Ох, была Империя да вся вышла, – ностальгически и вполне искренне вздохнула я. – Египет отделился, Сирия отделилась, не говоря уже о далекой Парфии. Этрускам самостийность в голову ударила… Армянский царь давно дани не платит… А уж во внутренней Фракии-то что творится!

– Ах, вы о горцах! Да ладно – обычные полудикие повстанцы, помешавшиеся на том же, на чем и этруски. Не беспокойтесь, госпожа: как говорится, мы им еще покажем Брутову мать! Лично я готов хоть сегодня отправиться на ближайший вербовочный пункт! Мне бы вот только немного подлечиться, а?

– Утоление жаждущих есть дело рук самих жаждущих, – вполне логичным стервозным тоном процедила я, однако заметив, как наверху болезненно перекосилась борода и трагически затряслась шевелюра, сжалилась: – Ладно, страдалец. Ступай-ка ты в яблоневую рощу, что начинается сразу за гаражами, и там в восточных зарослях дикого шиповника найдешь шесть целых пивных алабастров и две пустые винные амфоры.

– Да ну?! Небось, из-под афинского? Не примут…

– Насчет амфор не уверена, а вот пиво точно было наше, местное. Сама вчера нашла и перепрятала.

Дальнейших разъяснений не потребовалось. Через мгновение герой многочисленных войн (и по совместительству бывший ученик родосских перипатетиков) исчез с моих глаз, а затем под мощное «плюхх!» шумно шмякнулся о сыроватую землю по ту сторону гаражного лабиринта. Кербос дважды отрывисто рыкнул – в ответ мучительно затрещали кусты, после чего воцарилась относительная тишина. Я удовлетворенно вздохнула и двинулась в том же направлении, про себя наслаждаясь совершенным благородным поступком. В самом деле, сдавать использованную посуду такой элегантной даме как-то не к лицу – пусть уж лучше ближний мой утешится. Ну, точь-в-точь по новомодному учению иудейских крестиан!

Да, шесть пустых алабастров равняются одной полной фиале молодого красного вина. Это для него. А для меня – большому брикету шоколадного мороженого. Но глупая благотворительница добровольно от него отказалась…

Рощу я миновала по южному маршруту и поэтому не могла видеть, что творилось на востоке. Судя по доносившимся характерным звукам, там шла активная поисковая деятельность.

Колючая проволока потянулась сразу за маленьким заросшим прудом, от которого, как обычно, отвратительно пахло – по вполне понятным низменным причинам. Наши охранники (что плебей Агапий, что обнищавший всадник Василиан) не любят утруждать себя длительными хождениями к общественному туалету. Впрочем, сегодняшняя ночная смена пришлась на вольноотпущенника Деметрия, совсем уж законченного лентяя. Поэтому специфическое амбре сопровождало меня вплоть до калитки. Там я привычно оглянулась – Кербоса и след простыл. Он по своему обыкновению исчез так же незаметно, как и появился.

Деметрий по традиции использовал дротик в качестве опоры для собственного долговязого тела, и нынешнее утро не было исключением. Его скособоченная поза и не подумала измениться на более пристойную, когда я грациозно шествовала мимо. Мои ушки также не услышали ни утреннего приветствия, ни обязательного требования предъявить временный пропуск. Пришлось самой вызывающе наколоть его на острие.

Бодрым, деловым шагом я последовательно миновала одиннадцать рядов проволочных заграждений. Ходили страшные слухи, что некоторые из них в недалеком прошлом смазывали смертельным ядом. Я лично в это не верила, а вот одна из моих сменщиц, смазливая Наталия Вертения, не сомневалась, что всё так и было. Конечно, такой ненасытной любительнице важных мужчин лучше знать…

Возле контрольно-пропускного пункта я машинально подтянулась и быстро глянула в крошечное зеркальце, вделанное в один из клапанов моей сумки. Вид плотно сжатых бесцветных губ и остренького кончика собственного носа вполне меня удовлетворил, после чего Рубикон в виде высокого каменного порога был успешно преодолен одним прыжком.

Внутри было тихо и сумрачно, и лишь противоположный выход сиял ослепительным прямоугольником утреннего света. Не возбранялось направиться прямо к нему, и никто бы меня не окликнул, но не хотелось огорчать доброго старика Максимия таким явным пренебрежением к порядку. Поэтому мои ножки свернули к Нулевому Отделу.

3

Добрый старик Максимий уже давным-давно сидел за большим столом с очень значительным выражением на высохшем бритом лице. Блестящий бронзовый нагрудник с выдавленным оскаленным львом, который он не снимал даже в самую сильную жару, внушительно сверкал.

Я почтительно приблизилась к нашему кадровику, почтительно поклонилась и почтительно развернула постоянный пропуск. Его неторопливо взяли двумя корявыми пальцами левой руки, поднесли вплотную к глазам и тщательнейшим образом сравнили нарисованный полицейским художником мой портрет с оригиналом. Сходство было полнейшее, и, тем не менее, бдительный старик Максимий неодобрительно поморщился и попытался назидательно распрямить свой указательный перст руки правой. С большим трудом ему это почти удалось.

– Злоупотребляете, барышня, косметикой! – традиционное несправедливое замечание было озвучено отлично поставленным командирским баритоном, мощную густоту которого не ослабили годы. – А ведь ваш покойный отец такого не одобрил бы! Как старинный друг вашей семьи я просто обязан деликатно намекнуть…

Дальнейшие нравоучительные намеки я привычно пропускала мимо ушей, хотя не забывала время от времени качать головой в согласительном смысле. По правде говоря, никакой дружбы между нашими семьями никогда не было да и быть не могло по вполне очевидной причине социального неравенства. Если мой отец был рядовым садовником в одном из поместий Гая Мария (увы, далеко не в Байях!), то Максимий в свое время возглавлял первую смену ночной охраны в знаменитом римском дворце «Спасителя Отечества». Его строгая преданность ответственному делу понравилась и аристократу Луцию Корнелию Сулле, когда тот, разгромив силы демократов, на короткое время пришел к власти. Максимию сохранили и жизнь, и даже пост при конфискованной недвижимости. После неосторожного отъезда Суллы на войну с Митридатом и очередного захвата Рима кровавым Марием, его великолепный дворец на главной площади оказался в полном порядке и, само собой, менять начальника охраны не было никакого смысла. Когда же из-за чрезмерного пьянства и последовавшей вслед за этим белой горячки плебейский диктатор скоропостижно скончался, а разгневанный Сулла вновь и навсегда овладел великим городом, Максимий счел за лучшее тихо и незаметно уйти в отставку с благопристойной формулировкой «…ввиду прогрессирующих хронических заболеваний общего и индивидуально-частного характера». Почти сразу же он поспешно отбыл в наш захолустный городок. Это спасло его и от страшной участи бывших сторонников Мария (свыше пяти тысяч их было перебито на Марсовом Поле), и от последовавших вслед за этим проскрипций. В результате оказалось, что прогресс болезни не всегда означает регресс жизни…

– …а в качестве положительного примера я посоветовал бы вам обратить внимание на безукоризненную внешность моей верной помощницы!

Я послушно перевела взгляд на соседний столик, за которым вразвалочку расположилась означенная верная помощница (в миру Лидия Астафия, кузина нашего городского наместника Квинта Самария Старшего). Вот как раз она и была разрисована не хуже самой распоследней портовой девки, но из-за хронического дефекта зрения, не иначе, добрый старик Максимий в упор этого не видел.

Лидия лениво ухмыльнулась, томно потянулась и вдруг коротким, точным движением выдернула мой пропуск из скрюченных пальцев кадровика. Небрежно перебросила его мне и громко сообщила:

– Анекдот в тему. Служанка из деревни советует госпоже-патрицианке: «Пейте по утрам свежее козье молоко, и у вас всегда будет замечательный цвет лица!» А та удивляется: «Так у меня же есть мидийские благовония, критская помада и пергамская пудра! К чему мне искусственное средство?»

Я сдержанно засмеялась. Старик Максимий остался непроницаем. Очевидно, ввиду хронически плохого слуха анекдот он попросту не расслышал.

Дважды грациозно изогнувшись в разные стороны, Лидия миновала узкий с поворотами проход и выплыла мне навстречу. Эффектная, фигуристая кобыла, лет на семь-восемь моложе меня и значительно ниже ростом. Это позволяло ей относиться ко мне вполне дружелюбно, с некоторым оттенком покровительства.

Я не возражала и даже порой сама ударялась в небольшой подхалимаж. Сейчас подобными знакомствами не бросаются…

Прошествовав мимо, госпожа помощница направилась на террасу. У самого входа она, не оборачиваясь, призывно махнула рукой. Изобразив на своем лице угодливую готовность, я торопливо засеменила следом.

Изящно опустившись на широкую скамью, обитую войлоком и мягкой выделанной кожей, Лидия закурила тонкую египетскую папируссу и, оставив золотой портсигар раскрытым, сделала предлагающий жест. Я слегка помедлила, надеясь услышать…

– Возьми две, – (ура, предположение оправдалось!) – Смена у тебя впереди длинная, еще успеешь надышаться своей жуткой отравы.

Что верно, то верно. Мои «Легионерские» даже не все ремонтники употребляют – и слишком крепкие, и чересчур вонючие. Однако же дешевле их нет, а моя заработная плата не идет ни в какое сравнение с официальными доходами прочих обитателей Учреждения. Ещё меньше получают лишь аппаратчицы из отопительного центра, но ненамного. Если по четвертому разряду, то почти неотличимо.

Щелкнув простенькой кремниевой зажигалкой, я сделала продолжительную затяжку, с наслаждением вдохнув изысканный восточный аромат с берегов Нила. Вот интересно, и почему это всё самое лучшее производится непременно за границей? Когда блистательный Египет входил в состав нашей Империи, то его потребительские товары не слишком превосходили подобную же продукцию малокультурных обитателей далекой западной Аквитании. А стоило только отделиться – и пожалуйста, налицо непревзойденное качество! Не хуже, чем в самом богатейшем и цивилизованном Триполитанском царстве.

Да, удивительное понятие «суверенитет». Всем почему-то с ним хорошо, кроме нас…

Я украдкой глянула на часики (до начала смены оставалось еще двадцать минут), а когда снова перевела взор на Лидию, то к несказанному своему удивлению обнаружила, что мне протягивают цилиндрический колпачок, наполненный густой алой жидкостью. Я, разумеется, с благодарностью приняла, принюхалась, испробовала – о, элитный боспорский вишневый ликер был просто великолепен!

Несомненно, его владелица придерживалась точно такого же мнения, ибо не отрывалась от горлышка своей серебряной фляжки секунд пять.

Надо же, совершенно ничего не боится. И не стесняется. А напрасно – если слухи дойдут до ее вспыльчивого кузена-наместника, то… Хотя истинные их отношения мне неизвестны. Говорят, что он, будучи давним сторонником демократов, собирается в своей провинции вновь дать ход старому закону «О тунеядстве» и именно вследствие этого обязал свою бездельничавшую сестрицу поступить на службу. Та неохотно подчинилась, но, явившись без опоздания утром на работу, до самого вечера продолжала принципиально бездельничать. Понятие «скука» ей было неведомо – невозмутимая Лидия могла часами и без малейшего неудовольствия созерцать малоинтересный пейзажик за окном своего КПП (плотное каре овально подстриженных невысоких тополей и трехэтажный мраморный ромб Учреждения внутри него).

– Заметила, как нервничает милейший Максимий? – с усмешкой спросила Лидия, плотно закрывая флягу и пряча ее под хитоном. – Многословным стал, аж оторопь берет! Тому есть причины. Мой братец недавно обмолвился, что Нулевые Отделы скоро будут повсеместно ликвидированы.

– С ума можно сойти! Неужели это правда?

– Очень на нее похоже. Сама понимаешь, подобная перспектива братцу поперек горла, но Рим настаивает.

– Ну, если ниточки тянутся в Вечный Город, тогда… Постой, а как же бдительность?

– А нормально. Стратегическая оборонная концепция давно кардинально пересмотрена. Триполитания больше не является нашим внешним врагом №1, так что шпиономании конец. А для защиты от внутренних этрусских сепаратистов и фракийских террористов, наверное, охрану увеличат. Хотя кому мы в нашем-то захолустье нужны?

– Не скажи. А военное предприятие – в лесу, за оврагом?

– Так оно же практически полностью разворовано! А то, что от него осталось, не сегодня-завтра продадут оборотистым германцам. Взамен они обещают спонсировать очередную избирательную кампанию… ну, сама понимаешь.

Я обдумала услышанные новости. В принципе, германцы как хозяева лучше, чем местные неповоротливые тугодумы. Зарплату наверняка прибавят… Хотя, могут и поувольнять всех к Аидовой бабушке, если не понравятся.

Лидия искоса наблюдала за мной, иронически скривив густо намазанные губки. Затем шумно вздохнула:

– О, великий Юпитер, в какой же глухомани мы живем! Где-нибудь в Афинах или даже в Сиракузах на подобной информации я могла бы недурно заработать, а тут это всего лишь очередная сплетня. Уезжать отсюда надо. И чем дальше на Юг, тем лучше.

Да-а-аа… Если уж королевы вслух об этом рассуждают, то нам, пешкам, тоже позволительно.

Набравшись храбрости, я заявила:

– Полностью с тобой согласна. И вчера отослала документы на очередной розыгрыш «Изумрудного Билета».

В своем родном трудовом коллективе я на подобное признание не решилась бы. Мигом подсидят – для какого-нибудь родственника, хорошего знакомого… И в результате очень даже можно ничего не выиграть, а вот работы лишиться. Недаром наш непосредственный начальник Григорий Саблюний по прозвищу «Скучный» при случае не забывает язвительно напомнить: «Кого порядки не устраивают – извольте увольняться. На ваши места большая очередь желающих!»

Это было правдой. Количество свободных предпринимателей с их «новейшей» философией риска и крупного заработка не шло ни в какое сравнение с огромной массой обывателей, желающих, как и прежде, тихо отсиживать работу за чисто символическую оплату.

Королева посмотрела на осмелевшую пешечку с чувством большого родового превосходства. Потом сожалеюще заметила:

– Это дилетантство, дорогая Грация. И шансы невелики, и перспективы сомнительные. Уезжать нужно через солидное замужество. Потом годик-другой присматриваешься; прикидываешь, что к чему, законы чужие изучаешь… Далее выгодный развод – и новая обеспеченная жизнь!

– Как просто… Нет, это не для меня. Однажды уже разводили – ничего хорошего. Сплошные унижения и убытки.

– Математику в гимнасии хорошо изучала? Да? Что-то не верится. При вынужденных расставаниях умные люди обычно аккуратно и внимательно делят, а вот тебя просто-напросто вычли. Со мной подобная пифагористика не прошла бы…

(Охотно верю).

– …и твоему подлому Воввию ни шиша существенного не досталось бы. Ну, разве что повседневный хитон да праздничная тога…

(А вот это вряд ли. У Воввия хватательные рефлексы тоже были отлично развиты).

– …и ранняя седина на висках. Между прочим, ты что-то не торопишься найти ему замену! Временную, естественно.

Разговор, как водится, свернул на мужчин, и это позволило мне немножко развлечь Их Величество. В качестве благодарности за угощение.

Лидия смотрела мои порнографические папирусы поначалу с некоторым интересом. Затем с удивлением спросила:

– Неужели подобное убожество пользуется спросом? Откуда они пришли… ах, из Иллирии! Конечно, там про культуру секса ни слухом, ни духом. Испокон веков Венеру с Афродитой путали. На парней еще смотреть можно, а уж девки! Шлюхи четырехгрошовые, не дороже. Хотя бы гетер позировать пригласили.

– Гетеры любят хороший гонорар. А так дешево и сердито…

– …и поразительно однообразно. Уже на третьей минуте даже вполне естественное желание мастурбировать пропадает. Кстати, ты заметила, как неприятно выглядит вблизи обнаженное человеческое тело? Сплошная грубая физиология – никакой тайны и очарования. Одним словом, для юных прыщавых акселератов и для тех, у кого возрастные проблемы с исполнением супружеских обязанностей.

– Последние три слова такую скуку навевают!

– Согласна, – Лидия весело рассмеялась и резко поднялась. – Однако все претензии здесь исключительно к противоположному полу, сколь сильному, столь же и недальновидному. Мужчины упорно ленятся смолоду следить за собой, а потом простодушно удивляются: почему из-за брюха кончика не видно, да отчего он не стоит дольше несчастных двадцати секунд… Ты не опоздаешь?

Теперь уже открыто глянув на часы, я в притворном ужасе схватилась за голову и лихо перепрыгнула через ограждение террасы.

4

Пробежав с внешней западной стороны тополиного четырехугольника десяток-другой метров вприпрыжку, мои тренированные ноги перешли на нормальный шаг. Идти предстояло недалеко. Слева на расстоянии взмаха руки ровными параллельными рядами серебрились проволочные линии последнего одиннадцатого заграждения; справа на точно такой же дистанции тихо шелестела запыленная зелень скрученной от жары древесной листвы. Изредка сквозь нее прямо мне в зрачок выстреливал стремительный снопик света, отраженный от начищенных доспехов очередного охранника Учреждения. Всего их было пятеро – по одному рядовому возле каждой из стен, и легионер в чине капрала возле самого входа.

На середине южной стороны колючая ограда расступалась, образуя широкий проход-спуск в поросший не менее колючим кустарником овраг, на дне которого и размещался мой отопительный комплекс. Так важно именовались два с половиной этажа мрачного здания, сложенного из грубого, неотесанного камня и железобетонных плит, и расположенный на его крыше гигантский бак для запаса химочищенной воды. Плюс высоченная труба из красного обожённого кирпича немного поодаль.

Осторожно спустившись по крутым, вытертым до блеска ступеням с опасными скруглениями в центре, я с независимым видом прошествовала мимо какого-то невзрачного парня, прохлаждавшегося на нашей импровизированной скамеечке (гладко обструганная доска, положенная на трубопровод горячей воды), миновала распахнутую дверь и сразу окунулась в атмосферу постоянного, ровного шума. Настолько привычную, что она уже воспринималась в качестве какого-то извращенного варианта тишины.

В крохотной операторской комнатке было немного прохладнее, чем в главном зале – градусов под тридцать, не больше. Половинка ночной смены в лице вольготно развалившейся на диване Наталии Вертении лениво поприветствовала меня взмахом обнаженной смуглой руки. Я ответила тем же и плюхнулась рядом.

– Знаешь, бабушка Меления начала меня доставать, – сообщила Наталия и добавила весьма неприличное определение для своей пожилой напарницы. – Вот уже второй раз подряд уходит по утрам на полчаса раньше положенного, представляешь? Ей, видите ли, по хозяйству надо! Я, конечно, промолчала, но в самый последний-распоследний!

– Полностью с тобой согласна, – я лицемерно закивала головой, а затем добавила: – Однако её понять можно. Зять неожиданно умер, дочь без работы, три малолетних внука, и все постоянно болеют… Вот и приходится вертеться, как белке в колесе!

– Она больше похожа на большую, поседевшую мышь без хвоста, – сердито сказала Наталия и цыкнула зубом. – Постоянно в движении и чем-то шуршит… А ей следовало бы вести себя потише во всех смыслах. Слухи о грядущих массовых сокращениях пенсионеров теперь уже не просто «ля-ля»!

– Напрасно на это надеешься. Работящие старички и старушки сейчас выгодны любому начальству. И в плебейских волнениях не участвуют, и взносы в «фонд Запаса» послушно отчисляют. И в случае задержек с заработной платой не возмущаются, а продолжают вкалывать и вкалывать.

– Конечно! Отчего бы и не потрудиться авансом, если имеется стойкая финансовая поддержка в виде пенсии? А вот как мне прожить одной с несовершеннолетним сыном на эти жалкие сестерции? – фыркнула Наталия и возмущенно потрясла своей внушительной сумой из кожи африканского носорога, которая незамедлительно мелко и сиротливо задребезжала. – Моя мамаша, между прочим, тоже хорошим здоровьем не отличается! Ну а я и подавно. А у моего Валерианчика, заметь, переходный возраст! Ему усиленное питание требуется! Мясо, окорока и сливки! Каждый день! А иногда и ночью встает пожра… перекусить. Как я ему такой рацион обеспечу?

Я мысленно представила свою недавнюю встречу с её Валерианчиком (невоспитанный пятнадцатилетний шалопай около двух метров в высоту и столько же в размахе крыльев); вспомнила его двусмысленные шуточки и развязные приставания и очень даже засомневалась в необходимости упомянутой форсированной кормежки. Ему больше подошла бы длительная овощная диета. Или же в качестве альтернативы ежедневные работы в загородных каменоломнях вместе с общественными рабами.

– Старикашек и старушенций с насиженных, теплых рабочих местечек надо как можно скорее гнать под зад пинками, пинками! – грозно объявила Наталия Вертения и воинственно грохнула «носорогом» по столу, целя в громадную черную муху, некстати начавшую прихорашиваться. Удостоверившись, что попала, она небрежно смахнула бренные останки прямо мне на колени, а суму деловито вытерла о диванное покрывало. Глянула – скривила губы, плюнула на кожу и принялась ею снова усиленно возить по дивану. Вторично ознакомилась с результатом и удовлетворенно причмокнула. Продолжила:

– А сэкономленные таким образом денежки частично отдать мне… нам! В качестве компенсации за переработку. Такое ведь уже было?

– О, Натали, очень давно! Доплата за одиночную работу составляла пятьдесят процентов от ставки. Потом снизили до тридцати. Потом до десяти. Потом переработку запретили вовсе.

– И напрасно! Я и одна-одинешенька прекрасно управляюсь! От бабушки Мелении никакого толку, ты же хорошо это знаешь!

Я отлично знала, что в действительности всё обстояло как раз наоборот, но поправлять разгоряченную в своем праведном гневе Наталию, естественно, не стала. Как и напоминать очевидную истину: когда у нас порядок, то и одному смотрящему, по сути, делать нечего, а вот в случае аварии иногда и впятером можно не справиться. Правда, аврал случается редко, но…

– …но ведь туповатое начальство разве переубедишь? Погоди, вот кто-нибудь из наших склеротиков «хлопнет» как следует, тогда наверху зачешутся, да поздно будет!

И такое происходило. Лет пять назад, когда несносной обличительницы здесь и в помине не было. Причем не просто «хлопнули», а, выражаясь тем же самым жаргоном операторов, «раздели установку до ребрышек». Правда, сделал это не хилый пенсионер, а здоровенный вольноотпущенник в самом расцвете лет, из самнитов. И причина скрывалась не в возрастном склерозе, а в так называемом «натуральном греческом» крепостью градусов под шестьдесят, коего было откушано на ночь глядя явно сверх меры…

– Если уж мечтать, так ни в чём себе не отказывать! – усмехнулась я. – Тогда не мешало бы еще и перестроить режим нашей работы. Сутки через трое куда выгоднее, чем двенадцатичасовые смены по скользящему графику!

– Разумеется! – важно согласилась Наталия и, наконец, встала. – К примеру, я вот честно отпахала сегодняшнюю ночку, притомилась ужасно и теперь вместо плодотворного использования дневного времени вынуждена буду отсыпаться чуть ли не до вечера! С трудом поднимусь часиков в десять – это по римскому времени, а по-нашему, стало быть, в пять пополудни – отобедаю на один зубок, ибо вот уже полгода не чувствую никакого аппетита… Только-только начну заниматься хозяйством, как глядь – уже и полночь! Придется снова принимать привычное горизонтальное положение, вот один выходной день, считай, и потерян. Безобразие!