Украденный век

– Да, похоже, папа прав. Весь народ выступает за Учредительное собрание.

Колонны двинулись по улице, и вдруг по ним ударили пулемётные очереди. За пулемётами чернели бушлаты матросов. Всю Первую мировую войну эти матросы не принимали участия в боях, их корабли простояли на рейде. Дисциплина падала, моряки пьянствовали и слушали большевистских агитаторов, сеющих пораженческие настроения. Конечно, лучше пьянствовать в тылу, чем лезть под пули и снаряды немцев!

После падения монархии матросы вообще озверели. Они убивали своих офицеров, издевались над их семьями. Доблестным офицерам Российского флота разбивали головы, топили в прорубях.

Рассказывали, что Дыбенко, возглавивший Центробалт, вместе со своим соратником и собутыльником Раскольниковым катался на лошадях по офицерским трупам. Они считали офицеров и членов их семей врагами народа.

И вот теперь эти «борцы за народное дело» расстреливали своих соотечественников, тех рабочих, от имени которых они захватили власть.

Люди падали, сражённые пулемётными очередями. Растерянные живые бросились врассыпную. Виктор с Александром успели нырнуть в какой-то подъезд и от волнения долго не могли прийти в себя.

Домой они попали только к вечеру, потрясённые увиденным. Отец уже успел вернуться с завода. Посмотрел на сыновей, побледнел, всё понимая, и сказал:

– Сейчас смутное время, дети. Мы, может быть, чего-то не знаем и не можем судить, кто прав, кто виноват. Поэтому дайте мне слово, что не будете сейчас вмешиваться ни в какие политические игры. Вам ещё и по возрасту трудно разобраться во всём. Вот вырастете – тогда другое дело. Дайте мне слово.

Вытянув из сыновей обещание, отец пригласил их ужинать. Вид у обоих был неважный. Хорошо, что Мария Степановна в этот вечер была на дежурстве.

Вскоре и вовсе наступило жуткое время. Начались аресты. Многие даже не знали, за что их забирают. Людей увозили и запросто расстреливали как врагов советской власти. Под эту категорию попали не только владельцы предприятий, магазинов, деревень, но и просто мало-мальски состоятельные люди.

Бориса Ермолаевича пока не трогали, но уплотнили, вселив две семьи и оставив хозяевам только две комнаты на четверых. От домработницы пришлось отказаться. Во-первых, потому, что заводы почти не работали и Борис Ермолаевич не получал жалованья. А во-вторых, держа домработницу, можно было прослыть эксплуататором. А эксплуататоров уничтожали как класс.

Став почти безработным, Борис Ермолаевич чаще дышал свежим воздухом, прогуливаясь возле дома и обсуждая с соседом, инженером Бережным, создавшееся положение. Говорили тихо, чтобы не привлекать внимание окружающих.

– Вы понимаете, – горячился Бережной, – нас уплотнили, подселив какого-то матроса с женой. И теперь у нас не жизнь, а ад. Вы себе не представляете, что творится на кухне. Теснота, шум. Матрос почти всегда пьян и шумит на весь дом. Жена его развешивает бельё на кухне. Стараемся туда не выходить. Но еду готовить надо?

– Боюсь, что скоро в этом не будет необходимости, – задумчиво вздохнул Борис Ермолаевич.

– Почему?

– Во-первых, нас с вами в любой момент могут забрать как «ржавых интеллигентов», а на том свете можно обойтись без пропитания. Во-вторых, если и не заберут, то питаться скоро будет нечем.

– Почему?

– Потому что всё хозяйство в стране разрушено. Никто ничего не производит. Вы обратили внимание, сколько сейчас выдают граммов хлеба на человека? Распределят старый урожай, доедим, а дальше что? Будет ли уцелевший крестьянин сеять следующей весной в таких условиях? То ли бандиты потом отберут хлеб, то ли большевики со своей продразвёрсткой, – какая разница?

– Что же нам делать?

– Я думаю, надо уезжать за границу.

– Как уехать? Ведь мы же россияне в двадцатом колене! И теперь бросить Родину?

– Да, мы россияне, но в этих условиях нам не выжить. Как это ни больно, но надо уезжать. Я ещё за сыновей беспокоюсь. Им необходимо дать образование, а здесь это в данное время невозможно. Кроме того, я не хочу, чтобы они по молодости влезли в политику за ту или другую сторону.

– Но как же так. Здесь у нас свое жильё. А там надо будет где-то устраиваться.

– Конечно, тяжело расставаться с Родиной. Но я думаю, что это ненадолго. Разберётся народ с этой смутой, и мы ещё вернемся. А пока и за границей сможем устроиться. Мы с вами люди образованные, имеем хорошую специальность. Думаю, Бог нас не обидит.

– А я всё-таки останусь. Не могу бросать родной кров и всё нажитое.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.