Украденный век

– Ищи замену нашему котельному мастеру. Не виноват он, оказывается. Надо отпускать.

– Да где же я возьму? Забыл уже, сколько мы тут без тепла сидели? Только теперь жить начали по-человечески. Пусть невиновен он там. А мы тут перемёрзнем, кто будет виновен? Нет, нельзя его сейчас отпускать.

– И что ты предлагаешь?

– Почту уже регистрировали?

– Кажется, ещё нет.

– Ну и спрячь эту бумагу подальше. Не получали мы ничего.

– Но ведь жалко всё-таки человека. Нам тут всё наладил, а теперь ни за что будет сидеть?

– Жалко? А нас самих не жалко, если замёрзнем тут? Притом не в тюрьме же сидит. Работает себе в котельной и спит там, а не в бараке. Всё так, как будто на воле работает.

– Так, да не совсем. Зарплату он здесь не получает.

– Ну и что? Питание и тепло имеет. У иных на воле ни жилья, ни хлеба.

– Ладно. Пока спрячу бумагу, а потом посмотрим.

Конечно, Петро ничего не знал о той бумаге и продолжал давать лагерю тепло ещё полтора года и тосковать по дому. Но потом что-то произошло: то ли начальство сменилось и нашло бумагу, то ли у старого начальства совесть проснулась, то ли запрос пришёл из Харькова… А только Петра выпустили всё-таки на свободу.

Едет он домой, мечтает о встрече с женой и детьми и кажется ему, что поезд идёт очень медленно. Приезжает наконец-то в родное село, а тут его ждёт страшная весть…

Глава 6

Когда Петра осудили, к дому вскоре приехало начальство с охраной; объявили о конфискации имущества. А какое у селян имущество? Кузню из сарая вытащили да забрали из дому всё зерно. В ногах у начальства Маша валялась, плакала:

– Чем я детей кормить буду? Оставьте хоть на еду что-нибудь!

Сжалились и оставили один мешок фасоли. Да надолго ли хватит этого мешка на тринадцать ртов? И постепенно дети стали умирать от голода. И соседи помочь не могли, потому что голод начался кругом.

Дело в том, что организация колхозов шла очень медленно. Не хотели свободные крестьяне идти в колхоз, а хотели работать на себя, не в этих трудовых армиях. И власть опять решала вопрос силой: у людей отбирали зерно, мясо засыпали хлором, отобранный скот загоняли в вагоны и неделями держали без корма и воды, пока не подохнет. Начался повсеместный голодомор.

У Маши не было сил нести умерших детей на кладбище, и их закапывали здесь же, в саду. Видя, как умирают её дети, не вынесла горя и сама женщина. Её тоже похоронили рядом с детьми. А после смерти матери ещё живые дети стали умирать ещё быстрей. Остались только старшая дочь Лена и сын Василёк.

Лена уже умела неплохо шить, и её взяли в один дом шить одежду. За работу кормили. А кусок хлеба всегда прятала и приносила домой. На этих кусочках и выжил Василёк.

Как услышал Петро рассказ детей, так ноги у него и подкосились. Кое-как хватило сил в сад выйти. Упал возле могильных холмиков, обнимает их и плачет. До самой ночи пролежал так, еле-еле Лена с Васильком его смогли увести в дом. Ни пить, ни есть не мог. Целыми днями возле могилок и находился. Так за неделю и помер. Перед смертью просил похоронить его тут же, возле своих…

…Что же с мельницей стало? А ничего. После Петра не нашлось в колхозе специалиста хорошего, и она вскоре вышла из строя. Постепенно всё сооружение ветшало, потом совсем развалилось. Что можно было, растащил народ по домам. О том, что здесь раньше была мельница, напоминали только каменные колёса жерновов, которые валялись в траве. Их удобно было использовать в качестве стола, когда кто-нибудь располагался на завтрак на лоне природы.

Как-то раз трактористы остановились там перекусить после трудов праведных. После второй бутылки самогона у них разгорелся спор, чьё колесо дальше прокатится с холма. Горячительный напиток, видно, придал им силы поставить два каменных жернова на бок и толкнуть с холма. Колёса покатились вниз, набирая скорость. По мере спуска их траектория всё больше отклонялась от параллельности. Видно, пьяных трактористов подвел глазомер. Одно колесо укатилось влево, задело угол коровника и сломало его. Второе покатилось в сторону села, врезалось в плетень чьего-то сада и поломало несколько деревьев.

Вот и всё процветание села. Так Рыжий Федька поставил всем сельчанам подножку, но никто об этом не догадывался.

Глава 7

Мерно стучали колёса. Чай был давно выпит. Собеседники сидели задумавшись. Юрий Сергеевич молчал, потрясённый рассказом.

– А что с вами было потом?

– Я жил у сестры в городе. В сорок первом году мы поехали отдохнуть к себе в деревню и там нас застала война, не успели оглянуться, как кругом уже были немцы. Пацаном был в партизанском подполье. Потом участвовал в борьбе с бандеровцами. Когда возвращался из Западной Украины, в вагоне обокрали. Остался без еды, без вещей и документов. Кое-как сумел сделать новые документы и при этом добавил себе возраст.

– Зачем?

– А, в селе не хотелось оставаться… Решил идти в армию. Для этого и добавил пару годков. Взяли во внутренние войска. Направили в Сибирь на охрану колонны заключённых. Там и прожил всю жизнь, в Сибири.

– Среди заключённых были и политические?

– А как же. Полно!

– Выходит, что вы всю жизнь конвоировали врагов власти, принесшей вам столько горя? И совесть вас никогда не мучила?

– Вы шутите?

– Нисколько.

Василий Петрович обиделся и произнёс с некоторым пафосом:

– Я конвоировал врагов советской власти! Народной власти, свергнувшей царское самодержавие!

Теперь удивился Юрий Сергеевич:

– Вы это серьёзно?

– Конечно!

– Тогда скажите, чем это самодержавие вам насолило?

Василий Петрович стал кипятиться, лицо сковала нервная мимика. Он в упор взглянул на собеседника:

– Да оно угнетало народ, держало в нищете и бесправии.

Юрий Сергеевич усмехнулся:

– В бесправии, говорите? Тогда скажите, пожалуйста, как советская власть поступала с теми, кто только подозревался в антисоветской деятельности или хотя бы рассказывал анекдоты про неё?

– О, такие в колонии у нас были. А многие в колонию не попадали. Их расстреливали ещё до колонии, в тюрьме.

– А революционеров, которые открыто призывали к свержению самодержавия, это самодержавие не расстреливало, а отправляло в ссылку. И в ссылке, между прочим, они жили не так уж плохо. Вы не бывали в музее Ленина в селе Шушенском? Неплохо жилось в ссылке вождю мирового пролетариата. От государства получал деньги на жизнь, снимал с Надеждой Константиновной неплохую квартиру. Многие и через семьдесят лет советской власти такую не имеют. И ещё подрабатывал статьями в газетах. Вы можете себе представить, чтобы при советской власти какая-нибудь газета напечатала статью ссыльного? Да даже известные писатели и журналисты не могли опубликовать ни строчки, если они просто попадали в опалу. И так жил не только вождь мирового пролетариата. Революционеры, попадавшие в ссылку, получали от ненавистной вами царской власти жалованье, которого хватало на оплату квартиры, питание и другие расходы.

Можно было жить, ничего не делая, или же продолжать свою революционную деятельность. Вы при советской власти видели что-нибудь подобное? Да ещё, чтобы бедным революционерам скучно не было в ссылке, места расселения им определяли в соответствии с их партийной принадлежностью: меньшевиков отдельно, большевиков отдельно. Так что в своих кружках они могли повышать своё партийное образование.

И жили они почти свободно, хоть формально считались под надзором полиции. Если кому-нибудь надоедала такая жизнь, он мог нелегально уехать. И без особого риска. Потому что в случае поимки его отправляли обратно без добавления срока. А как расправлялась с беглецами советская власть?.. То-то же.

Ошарашенный такой тирадой, Василий Петрович растерянно молчал. Юрий Сергеевич сделал паузу и продолжил:

– Вот вы бывали в партизанском отряде и знакомы с армейскими порядками того времени. Как поступали с теми, кто вёл антивоенную или пораженческую пропаганду?

– Расстреливали на месте.

– А большевики такую пропаганду вели всю Первую мировую войну. И царская власть за это не расстреливала. И даже когда стало известно, что Ленин получал деньги от германского Генерального штаба, Временное правительство не арестовало, не расстреляло Ленина, а только вызвало в суд. А большевики ещё долго обсуждали вопрос о том, стоит ли Ленину являться на этот суд. Решили, что не стоит, и отправили его в Разлив.

Так что, как видите, не очень тяжело было революционерам при царской власти и тем более при Временном правительстве. Зачем было устраивать этот Октябрьский переворот?

– Но ведь это было буржуазное правительство!

– И что же? Правительство было временное. А вскоре должно было начать работу Учредительное собрание. Вот народ и выбрал бы себе такую власть, какую хотел. Но не хотели этого большевики, боялись.

– С чего вы взяли?

– Потому что представляли они очень незначительную часть общества и не могли прийти к власти демократическим путём. А власть заполучить им очень хотелось. Да и воплотить в жизнь коммунистическую идею очень хотелось попробовать.

– Что же тут плохого?

– Потому что социальная революция в России не была проработана даже теоретически. Маркс предполагал в социальной революции опираться на пролетариат. Поэтому не видел возможности такой революции в России в обозримом будущем из-за того, что рабочих в то время в стране было около одного процента.

Да и Ленин бóльшую часть свой жизни посвятил вопросам создания партии, философским проблемам, текущим вопросам революционной борьбы и занимался бесконечными спорами с оппонентами по всем этим моментам. И только перед самым Октябрём, сидя в Разливе, написал книгу «Государство и революция». Притом никто не спрашивал народ, хотят ли они быть подопытными кроликами в новом государстве, чтобы на нас отрабатывалась коммунистическая идея.

– Согласитесь, однако, если идея победила, значит было в ней рациональное зерно. Сумели же большевики взять власть…

– Сумели. Во-первых, потому, что в преддверии созыва Учредительного собрания и в общей неразберихе никто за неё особо не держался. А во-вторых, удержали эту власть такой ценой!.. Я бы сказал, неадекватной. Это если мягкие слова выбирать. Вот, например, царская власть, которую вы так осуждаете, после убийства Александра Второго никакого террора не устраивала, так, цензуру ввела, контроль усилила. А Веру Засулич за убийство генерал-губернатора суд даже оправдал! Большевики же после покушения на Ленина объявили такой красный террор, что мало не показалось никому.

– Так они же боролись с контрреволюцией.

– С контрреволюцией?! А кого вы считаете контрреволюционерами? Ту огромную массу людей, у которых коммунисты отнимали собственность, имущество, продукты их труда. Притом отнимали без всякого суда и следствия. По-бандитски.

– Ну уж вы скажете. По-бандитски… Можно было бы и повежливее. Советская власть всё-таки.

– Вас шокирует такое определение? Ведь сами же рассказали, как большевики с адвокатом поступили… А с вашей матерью разве не так?

– Просто время такое было. После всё стало на свои места.

– Ну что же, давайте разберёмся. На кого Ленин призывал опираться в революционной борьбе? На пролетариат. Не на весь рабочий класс, а именно на неимущих. Хороший рабочий, мастер своего дела, уже имеет кое-какую собственность, интеллектуальную например. Хорошие специалисты получали неплохую зарплату и могли иметь материальную собственность. Таким людям было что терять. И крестьянину было что терять. Он был привязан к земле, пусть даже не его собственной. Он производил продукцию, которой мог распорядиться самостоятельно. Он тоже имел собственность. А работники без специальности действительно ничего не имели, и их легче было поднять на борьбу.

А к чему призывал вождь мирового пролетариата? «Грабь награбленное!» Вот под такой лозунг и вставали неимущие и деклассированные элементы. Чего бы на халяву не поживиться? А ведь этот лозунг глубоко аморален. Это лозунг уголовников. Кстати, многие революционеры и даже вожди имели уголовное прошлое. И массами этот призыв был воспринят по уголовным понятиям – грабь.

И кто там различал – награбленное или нажитое честным трудом? Привлекала безнаказанность. А как иначе можно было понимать продразвёрстку? Крестьянин трудился, растил урожай потом и кровью. А потом приезжали уполномоченные от государственной власти и забирали всё. Как любой человек, у которого власть отняла его собственность, будет относиться к такой власти? Естественно, будет ненавидеть и бороться с ней.

В своё время Фридрих Энгельс написал хорошую книгу «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Уже в самом названии раскрывается суть проблемы. Упрощённо это выглядит так. Когда создаётся семья, то для её существования нужна уже какая-то собственность. И эту собственность надо защищать. Но каждому собственнику поодиночке защищать её трудно. Поэтому общество собственников и создаёт государственную власть, которая и должна оказывать помощь в защите собственности.

Если же во власть приходят люди, которые вместо защиты сами начинают отбирать нажитое, то собственники воспринимают таких людей не как государственную власть, а как бандитов. И борются с ними как с бандитами. В этом и заключается основная причина Гражданской войны, унесшей столько миллионов жизней.

А на определение «бандиты» вы зря обижаетесь. А знаете ли вы, что уже в 1924 году председатель комиссии ЦК Михаил Фрунзе, когда обследовал состояние тогдашней Красной армии, вынужден был докладывать на партбюро, что Красная армия представляет собой банду разбойников, совершенно небоеспособна и подлежит роспуску?

А что творилось во время Гражданской войны – и говорить нечего. Не всё было так красиво, как нам потом вдалбливали в головы на уроках истории. Например, нас учили, что Будённый – это герой Гражданской войны, командир Первой конной армии. А на самом деле этот вахмистр царской армии в начале Гражданской войны командовал кавалерийской бандой. Как описывает бывший секретарь Сталина Борис Бажанов, в какой-то момент Будённый получил из Москвы подарки: автомобиль и партийный билет. Не зная, что с этими подарками делать, Будённый созвал на совет главарей свой банды. Те поразмышляли и посоветовали: «Автомобиль, Семён, бери, автомобиль – это хорошо. А «это» (партбилет), знаешь, хай лежит, он хлеба не просит». Вот такие коммунисты боролись, как вы говорите, с контрреволюцией. А фактически боролись со всем народом.

Да кто они такие были, чтобы распоряжаться судьбой всего народа, всего государства?!

Ведь до революции это была небольшая кучка бунтарей, всё время ругавшаяся между собой о путях ведения революционной борьбы. И вдруг они во время войны с Германией с помощью сидящих в тылу матросов захватывают власть и пытаются насадить в стране коммунистический режим, отобрать собственность у народа.

– Ну не у всего же народа!

– Практически у всего. В то время в России только мелких собственников-крестьян было восемьдесят пять процентов населения, а рабочих – около одного процента, как я уже сказал. И не спросила эта горстка революционеров у народа: а хочет ли он такого коммунизма?

– Но раз коммунисты победили, значит, народ пошёл за ними, значит, захотел.

– Совсем не значит. – Юрий Сергеевич скривился. – Да, коммунисты победили, но какой ценой? Ценой моря жертв и крови. Ценой жестокого красного террора, когда чекисты садистски истребляли тысячи жертв. Притом, как описывали очевидцы – а всех просто не смогли уничтожить, – каждая местность имела свои примеры зверства. В Воронеже пытаемых сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали. В Царицыне и Камышине пилили кости. В Полтаве и Кременчуге священников сажали на кол. В Екатеринославле распинали и побивали камнями. В Одессе одних людей привязывали цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колёсами лебедок, третьих опускали по очереди в котёл с кипятком и в море…

Расстрел можно было считать самым «гуманным» способом казни. Под расстрел попадали не единичные жертвы. В одних населённых пунктах мог устанавливаться процент уничтожения мужского населения, другие могли быть уничтожены полностью. В некоторых воинских частях в терроре участвовали китайские наёмники. Только так коммунисты смогли победить собственный народ. А ради чего? Чтобы создать для тех, кто остался в живых, светлое будущее? Абсурд!

К чему привёл большевистский эксперимент? Если у крестьянина силой отбирали продукты его труда, ничего не давая взамен, то какой же смысл был крестьянину трудиться? Естественно, он начал уменьшать количество посевов. Не было, как теперь выражаются, мотивации деятельности.

Разве «великие вожди» не могли этого предусмотреть? Как они себе это представляли? Что миллионы людей будут работать в поте лица и потом добровольно отдавать плоды своего труда за просто так? Люди на это не соглашались. Уже в 1920 году начались крестьянские восстания. В нашей советской истории об этом мало писали. Сообщалось, например, о «банде Антонова». А ведь это была совсем не банда.

Тухачевский сам признавал, что войну приходится вести не с бандитами, а со всем местным населением. Он пришёл к мысли, что воюет против своего народа и победа завершилась оккупацией. Вот так-то, оккупацией! Правда, это он признал несколько позже. А поначалу в своих официальных документах он называл восставших крестьян бандитами и подавлял их до жути жестоко.

Согласно его приказу, восставшая волость оцеплялась войсками; вводили осадное положение. Собирался волостной сход, предварительно взяв около сотни заложников. На сходе зачитывался приказ, согласно которому жителям давалось два часа на выдачу оружия, «бандитов» и их семей. Если в эти сроки приказ не был выполнен, снова собирался сход. На глазах у населения заложников расстреливали и брали новую партию заложников. Населению снова предлагалось выдать оружие и «бандитов».

Что оставалось делать людям в таком положении? Ведь каждого заставляли давать показания, не отговариваясь незнанием. Ради спасения жизни своей и своей семьи люди указывали место, где располагались восставшие. И это было ещё не всё! Местных жителей потом принуждали участвовать в экспедиционных отрядах. Людей уничтожали: кого физически, а кого – морально, заставляя ловить и убивать своих близких, родных, друзей, соседей, становиться предателями и убийцами. После такой мясорубки это были уже другие люди…

Многим из тех, кто выжил тогда в этой бойне, приходилось в дальнейшем стучать на своих друзей и родственников при различных жизненных ситуациях, но это уже было легче. «Закалку» они получили тогда, в 1921-м.

Вот чем победили большевики. Нечеловеческой жестокостью, а совсем не своей коммунистической идеей. Коммунистическая идея провалилась. Что толку от того, что потопили в крови крестьянские восстания? Хлеба от этого не прибавилось. В стране царил голод. Люди жили на паёк, состоявший из четырёхсот граммов в день хлеба, непонятно из каких отбросов приготовленного, и четырех селёдок в месяц.

Не выдержали голода и забастовали кронштадтские моряки. Но к ним направили не хлеб, а войска. Не все соглашались стрелять в своих товарищей. Но если какие-то части опускали винтовки и останавливались, по ним стреляли красноармейцы второй цепи. Так одних людей заставляли стрелять по другим.

А ведь и те и другие представляли рабоче-крестьянскую Красную армию, наш народ. Кстати, Василий Петрович, если помните, этот опыт Сталину пригодился в 1942 году. Тогда так же начали действовать заградительные отряды: никто не имел права отступать… Вперед пойдёшь – смерть, отступишь – тоже смерть.

Потребовалось несколько лет, чтобы новая власть поняла, что невозможно насаждать силой военный коммунизм. И заменила продразвёрстку продналогом. У людей снова стала появляться собственность, благодаря чему изменилось отношение к власти. Страна получила возможность вернуться к нормальной жизни. Наблюдался большой подъём экономики. Наибольших темпов роста достигали частные предприятия, чего по определению не должно было быть. И государство испугалось самой возможности сравнения предприятий разной формы собственности, так как на частных предприятиях мотивация деятельности была выше.

Последовавшие затем раскулачивание и насильственная коллективизация окончательно погубили класс собственников и миллионы жизней, отбросив экономику страны назад настолько, что догнать другие страны мы не можем до сих пор. А по многим отраслям мы отстали, по всей вероятности, навсегда.

Вот что натворили большевики и их советская власть.

Глава 8

Василий Петрович возмущённо глянул на собеседника:

– Не нравится мне, что вы так охаиваете советскую власть. Разве не при советской власти наша страна достигла таких высот?

– Каких именно? – удивился собеседник.

– Как была развита промышленность, сельское хозяйство! А вся наша культура, наука? Какую плеяду писателей, композиторов, артистов, учёных вырастила советская власть!

– Стоп. Пока достаточно. Давайте уточнять по пунктам.

– Давайте по пунктам.

– Вы считаете, что наша промышленность достигла таких рубежей благодаря советской власти?

– Конечно!

– А до советской власти в России не было промышленности? Возьмём, к примеру, Урал, который не так давно мы проехали. Все уральские города родились задолго до советской власти. При этом родились они благодаря строительству заводов в этих местах. Многие позднее достраивались, а часть остались в первозданном виде с дореволюционных времён. Только оборудование обновилось за годы советской власти. И таких заводов было много по всей стране.

Так что промышленность России до революции была на должном уровне. И, если помните, ещё лет пятьдесят после революции наши достижения сравнивались с 1913 годом. Были в России и промышленность, и инженеры хорошие. А вот советская власть их поразогнала: кого загубили, кто сам уехал, не выдержав всей этой революционной вакханалии. А ведь все они могли послужить России…

Вдруг Василий Петрович вздрогнул, взгляд его потускнел, он как бы ушёл в себя, окаменел.

– Что с вами? – переполошился Юрий Сергеевич.

Василий Петрович вздохнул:

– Да вот, вспомнил…

Глава 9

Инженер Покровский в городе был человеком известным. Борис Ермолаевич происходил из семьи разночинцев. С детских лет тянулся к знаниям. Успешно окончил гимназию, поступил в университет. Родительских денег на учёбу не хватало, и Борис подрабатывал уроками. После окончания университета поступил работать на завод. Женился. Родились два сына-погодка, Виктор и Александр.

Зарплата инженера позволяла жить в достатке. Покровские купили хороший дом, держали домработницу. Жена Мария Степановна занималась воспитанием детей, Борис Ермолаевич допоздна работал, но вечерами, приходя с работы, интересовался успехами сыновей.

Когда началась Первая мировая война, Мария Степановна пошла работать в госпиталь медсестрой. Бывало, ужинать садились втроём – она оставалась в госпитале на дежурстве.

Сыновья обсуждали с Борисом Ермолаевичем события на фронте, сами рвались туда, но по возрасту ещё не подходили. Виктор был уже в последнем классе гимназии, когда случился Октябрьский переворот.

В семье Покровских этому вначале не придали особого значения. Ведь до созыва Учредительного собрания оставалось совсем немного времени. Какая разница, кто в оставшиеся дни будет у власти: Временное правительство, большевики или меньшевики?

Но большевики разогнали Учредительное собрание. Вечером в доме Покровских сыновья горячо обсуждали с отцом это событие.

– Как же так, папа, – возмущался Виктор, – ведь делегатов Учредительного собрания выбирали и собирали со всей России! А эти матросы их просто разогнали.

– Да, – вмешался Александр, – этот матрос, как его, кажется, Железняк, заявил, что караул устал! Во-первых, кого охранял этот караул? Если Учредительное собрание, то он должен не указывать Учредительному собранию, а подчиняться ему. Во-вторых, что значит «караул устал»? Это военные моряки или лавочники с базара? Лавочник, когда устал, может закрыть лавку и идти домой. А воинский караул обязан отстоять положенное ему время. А если время дежурства кончилось, то полагается сменить караул. Я правильно говорю, папа?

– Правильно, сынок. Только зачем так кипятиться? Народ разберётся и, я надеюсь, вышвырнет эту кучку пьяных матросов, мешающих работе Учредительного собрания.

Народ действительно начал собираться на демонстрацию. Рабочие с заводов и фабрик, студенты и прочий люд стекались в колонны, возмущённо обсуждая действия большевиков. Виктор с Александром потолкались у одной колонны, у другой, словно хотели ума набраться, а на самом деле искали единомышленников.