1812—1814: Казаки. Киноэпопея

Наврозов попытался выкрутиться и с покорным видом развёл руками:

– Ваше сиятельство, у гражданского губернатора полномочия, как вы знаете, ограничены. Занимаюсь лишь сугубо штатскими делами. И вообще наше административное право запутано до невероятия!.. Башкирские казаки непосредственно подчинены вашему сиятельству как оренбургскому военному генерал-губернатору. И посему я, – он беспомощно вздохнул, – Седьмого башкирского кантона не касаюсь.

– Это все пустые отговорки, – оборвал его князь. – Война идёт, кровопролитная война, а вы здесь живете спокойно.

– Уфимцы, ваше сиятельство, собрали на нужды войны около пятидесяти тысяч рублей, – выложил козырь Наврозов.

– Сумма, конечно, порядочная, но это только десятая часть собранного башкирами, тептярами и мишарями. Да и эти 50 тысяч помещики содрали с крепостных мужиков! И вы об этом отлично осведомлены. Так что извольте-ка, ваше превосходительство, потрясти теперь уфимских дворян и купцов-толстосумов. Нужно помочь созданному в Уфе Уфимскому пехотному полку и собрать для армии тысячу лошадей!

– Слушаю, слушаю, – поддакивал Наврозов, вдруг его осенило, и он сказал: – В тот день, когда был получен высочайший манифест о вторжении полчищ Наполеона, майор Жмакин заверил уфимцев, что жизни не пожалеет ради победы, и дал вольную тринадцати своим крепостным, а их у него всего-то тридцать восемь… Мелкопоместный! – виновато понизил голос губернатор. – И выложил триста рублей!

– Хвалю! А где остальные уфимские дворяне?

– Э-э… Гм!..

– Вот я вам, ваше превосходительство, и толкую, что и вы лично, и дворяне решили отсидеться в затишке! – раздражённо произнёс князь.

– Ваше сиятельство!..

– Да что «ваше сиятельство»! Повторяю, извольте шевелиться проворнее.

БОЙ У РОМАНОВО

1 июля корпус Платова прибыл в Романово, где получает приказ. Багратион Платову: «– Во что бы то ни встало, задержите наступление противника на сутки, чтобы дать время 2-й армии организованно отступить и не попасть в окружение». 2 июля авангард французов, состоящий из 7 кавалерийских полков, встречен казаками, башкирами и калмыками и после упорного боя опрокинут. Враг предпринимает вторичную атаку, но, натолкнувшись на стойкую оборону казачьих полков, вынужден отступить. Вид боя с птичьего полёта и фрагменты отдельных схваток.

Уральский казак. Литография К. Верне. Первая половина XIX в.

На марше 1-й Башкирский казачий полк обгоняет совсем ослабевших от бесконечного отступления егерей 1-го Егерского полка. Походный старшина сотникам: «– Ну что, поможем русским братьям, ведь в плен попадут, французы-то на пятки наступают?» Сотники: «Конечно. Возьмём ослабевших егерей, их ранцы и шанцевый инструмент на своих запасных коней». Кадры отступления смешанного казачье-егерского полка с радостными лицами русских егерей на башкирских лошадках.

СРАЖЕНИЕ ПОД г. КОБРИНО

Тем временем, Второй Башкирский казачий полк майора Курбатова в составе авангарда 3-й Западной армии под командованием Ламберта 15 (27) июля участвует в первом крупном сражении Отечественной войны 1812 г. под городом Кобриным (восточнее Брест-Литовска). В этом сражении 2-й Башкирский полк вместе с донским казачьим Власова 2-го и эскадроном гусар перешёл через р. Мухавец, занял дорогу на Пружаны и оттеснил саксонские эскадроны к городу, но был встречен пехотой, засевшей во рву и домах. Штурм города. Вид сражения с воздуха. Генерал-майор князь Василий Васильевич Вяземский, командир бригады из двух пехотных и одного егерского полка 3-й Западной армии записывает в свой «Журнал»: «Июль 15-го. В 7 часов утра корпус выступил к Кобрину. В 8 часов подошёл к Кобрину наш авангард и нашёл неприятеля в Кобрине и круг местечка расположенного, коего было до 5000 и 8 пушек. Войски сии были саксонцы, под командою генерала Клингеля. Генерал-майор Чаплиц, командовавший нашим авангардом, напал на неприятельскую кавалерию, врубился в оную.

Часть оной бежала в местечко, а часть малая в лес; а 13-му егерскому полку приказал атаковать пехоту саксонскую. Сей полк храбро сражался более двух часов. В нём было до 900 человек и две пушки. Саксонцы имели против сего полка более 3000 и 8 пушек. Около девяти часов показался по Дивинской дороге наш корпус, по Бржестской – отряд де Ламберта, и тогда 13-й полк секурсирован Ряжским полком. Но 13-й взял уже 8 пушек, командующего генерала, до 20-ти штаб и обер-офицеров и до 1000 рядовых. В то же время я с дивизиею обошёл местечко справа, де Ламберт слева, а остальные войски стали пред местечком. Победа около 12 —ти часов дня. У неприятеля взято 8 пушек, 4 знамя, генерал 1, штаб и обер-офицеров 53, рядовых 2500, множество лошадей и оружия. Убитыми неприятель потерял до 1300 человек. С нашей стороны убито два офицера, до 10 раненых; рядовых: до 100 убитых и до 100 раненых. Полк мой прежний, 13 егерский отличил себя.

Июль 16-го. Армия наша стоит при Кобрине. Наши транспорты приотстали. Магазейнов впереди нет. Земля опустошается, все здесь стонет. Какая ужасная картина: Всё в пламени, жёны, девушки в одних рубашках, дети, все бегут и ищут спасения; сражение в пожаре, быстрое движение войск, раскиданные неприятелем обозы, ревущий и бегущий скот по полю, пыль затмила солнце, ужас повсюду» (кадры сражения и пожаров).

Итог: убиты сотни саксонцев, взято в плен 2382 солдата, 76 офицеров и 2 генерала из корпуса Ренье. Взятие г. Кобрина стал первой крупной победой русского оружия в 1812 году.

Награждение полкового старшины Аралбая Акчулпанова из Стерлитамакского уезда за храбрость и отвагу. Генерал Тормасов зачитывает приказ перед строем: «Господин пятисотенный старшина Аксулпанов. Именем его императорского величества в справедливом уважении к отличной храбрости вашей в сражении 15 июля при городе Кобрине оказанной, по личному моему в том удостоверению препровождаю у сего для возложения на вас орден Св. Анны 3го класса. Генерал от кавалерии Тормасов. Июля 18 дня 1812 года». Тормасов, вручая саблю: «Запомните, господин старшина! Орден Св. Анны 3-й степени по установлению 1797 года носится на сабле. Изготовлен он из чистого золота. Аннинское оружие никогда не снимается, даже при получении более высоких степеней того же ордена». Погребение погибших в братской могиле. Кадры артиллерийского салюта в честь этой победы в Санкт-Петербурге.

Тормасов А. П. Худ. К. Рейхель. 1813 г.

Сабля с орденом Св. Анны на ножнах.

Тормасов Александр Петрович (1752—1819). Генерал от кавалерии.

В первый период войны 1812 г. командовал 3-ей Западной (Резервной) армией. В начале войны успешными действиями на Киевском направлении она отвлекала на себя значительные силы противника.

(Затем в кадре встаёт памятник на братской могиле скульптора Отто и инженера Маркова, сооружённый в 1912 году на средства солдат и офицеров частей, принимавших участие в сражении. На вершине гранитной скалы бронзовый орёл, впившийся костями в лавровый венок с вензелем N. У подножья скалы – четыре мортиры и пирамидки ядер. На трёх сторонах скалы – мраморные мемориальные доски с перечнем частей российской армии, участвовавших в Кобринском сражении, а также взятых ими трофеев и пленных).

21 июля Барклай де Толли пишет смоленскому губернатору и Платову: «Как мы теперь находимся в местах отечественной России, то должно внушить обывателям, чтобы они старались хватать патрули и шатающихся по разным дорогам, где можно, чтобы их истребляли и также ловили мародёров. Внушите жителям, что теперь дело идёт об Отечестве, о Божьем Законе, о собственном имении, о спасении жён и детей».

СРАЖЕНИЕ У МОЛЕВО БОЛОТА

В 4 часа утра командир авангарда казаков Платова генерал-майор Денисов доносит через ординарца: «На нас по дороге от деревни Лешня движутся целых 9 полков кавалерии и один пехотный». Платов немедленно принимает решение и приказывает ему: «Внезапным ударом задержите их авангард!» А сам с основными силами маршем двинулся на помощь Денисову. Ещё на марше, атаман Платов, давно убедившись в храбрости башкирских конников, велит своему адьютанту, гусарскому поручику Жилину: «Образуйте из двухсот наиболее отличившихся башкирских джигитов особый отряд». Жилин: «Разрешите и мне пойти в бой с ними». Платов оценивающе оглядел молодого гусарского офицера и промолвил: «Разрешаю». Сражение между деревнями Лешня и Молево Болото 27 июля. С нашей стороны дерутся донские казачьи полки: атаманский, подполковника Грекова 18-го, генерал-майора Денисова 7-го, генерала Иловайского 5-го, 1-й Башкирский казачий полк и Симферопольский конно-татарский полк. Российскими конниками сделана на неприятеля сильная атака, простирающаяся с фланга на фланг неприятеля, и неприятель …храбростью российских войск совершенно опрокинут и преследован с большим поражением. Казаки, быв разъярены, колют и бьют неприятеля беспощадно. Много вражеских офицеров и рядовых взято в плен. Финал: Платов диктует рапорт:

«Главнокомандующему 1-ю Западною армией генералу Барклаю де Толли.

Сего числа в 4 часа пополуночи находящийся в авангарде моем генерал-майор Денисов 7-й донёс мне, что неприятель в 9-ти полках кавалерии и одном пехотном следует от деревни Лешни по дороге, где я находился, впереди деревни Зарубенки. Почему приказал я ему, Денисову, неприятельский авангард в 4-х кавалерийских полках бывший удерживать, а сам с находящимися при мне полками с 12-ю орудиями донской конной артиллерии двинулся поспешно вперёд и, сближаясь к неприятелю при деревне Молево Болото, где он со мной повстречался, приказал помянутому генерал-майору Денисову с полками имени его и подполковника Мельникова 3-го, прибавя к ним бригаду генерал-майора Иловайского 5-го, в 2-х полках состоящую, под командою подполковника Грекова 18-го и 200 человек башкир при адъютанте моем поручике Жилине, ударить на неприятельский авангард, который храбростью оных полков был в глазах моих опрокинут и преследуем поражением до 2-х вёрст до оставшихся в подкрепление оному авангарду ещё 5-ти неприятельских кавалерийских полков и одного пехотного. Тогда неприятель сильно стал наступать на мой авангард, за которым вслед шёл я не более версты с оставшимися при мне полками и, увидя сильное неприятельское наступление, пустил с правого моего фланга в его левый полки: весь Атаманский, Харитонова 7-го и Симферопольский татарский под командою генерал-майора Кутейникова 2-го, который только что освободился в течение месяца от полученной им в сражении при местечке Мире в правую руку саблею раны; сам я с донской конной артиллерией и находящимися при мне конвоем в центре, где способствовал мне генерал-майор Иловайский 5-й, также освобождающийся только от полученной им в сражении при Мире в правую ногу пулею раны. Тут вышло упорное сражение, продолжавшееся более часу…» По итогам дела Платов пишет: «Неприятель потерял большое количество, ежели не больше, то по крайней мере половину кавалерийского корпуса его, из пехотного же полка осталось не более ста человек и те спаслись кустарниками. В плен взят полковник конно-егерского, подполковник гусарский, майор один, обер – офицеров семь, разных полков унтер – офицеров и рядовых ещё не сочтено, но полагательно, что будет более трёх сот человек. Неприятель пардона не просил, войска Российские…, быв разъярены, кололи и били его» (рапорт сопровождается кадрами боя).

Награждение перед строем после боя. Платов: «Поручик Павлоградского гусарского полка Жилин, получивший в правую ногу пулею тяжёлую рану, награждается орденом Св. Владимира 4-й степени. Зауряд-есаулы Муслим Сиксимбаев и Ихсан Абубакиров получают чин есаула. Зауряд-сотник Иждавлет Мисареев, зауряд-хорунжий Мурат Хурурдинов, Ерыш Азаматов, Янмурза Шкалдеев, которые действовали с отличной храбростью и поражая противника, прогнали до самого подкрепления, подавая пример рядовым башкирцам, награждаются следующим чином».

В ОРЕНБУРГЕ

Атаман Углицкий примчался из Петербурга в Оренбург, не щадя лошадей ямских троек и усердно поколачивая по загривку ямщиков. Дома лишь поздоровался с семейными и отправился к князю Волконскому.

Григорий Семёнович раскрыл ему объятия.

– Ну, Василий Андреевич, голубчик, скорее рассказывайте, какие новости привезли из Петербурга?

– Ваша супруга Александра Николаевна и все члены семейства, слава богу, в полном здравии и благополучии, шлют вам глубокие поклоны. Разрешите вручить письмо Александры Николаевны.

– Благодарствую, – князь положил пакет на стол. – Вечером, на сон грядущий прочту… А пока доложите, как на фронте.

У атамана на широком лице с буйно-чёрной бородою появляется мрачное настроение.

– Отступает наша армия, ваше сиятельство, все ещё отступает, – глухо произнёс он. У Смоленска Первая и Вторая армии объединились, а восьмого (20) августа главнокомандующим назначен Михаил Илларионович Кутузов.

– Слава тебе господи! – Князь быстро поднялся, повернулся лицом к божнице – там перед иконами горела неугасимая лампада, и перекрестился несколько раз. От волнения на его обычно тусклых глазах блеснули слезы. – Россия спасена!.. Осчастливили вы меня, Василий Андреевич! Теперь судьба победы в надёжных руках. И Суворов, и солдаты любили, почитали Михаила Илларионовича. Когда в тысяча семьсот девяностом году штурмом взяли Измаил, Александр Васильевич Суворов назвал Кутузова своим способным учеником, а меня, гм, меня… беспокойным Волконским! Раз Михаил Илларионович – верховный вождь армии, будьте уверены, полчища Наполеона Бонапарта обречены на сокрушительный разгром. – Подумав, князь твёрдо добавил: – И на скорый, весьма скорый разгром!

– В Петербурге, ваше сиятельство, все тоже приободрились, повеселели, вполне доверяют Кутузову.

– А как решился вопрос с организацией новых башкирских полков?

– Положительно, ваше сиятельство, решился во всех отношениях, – радостно сообщил атаман. – Разрешите представить указ императора, подписанный в день назначения Кутузова.

Князь приблизил к глазам документ, прочитал вслух, с нескрываемым удовольствием выговаривая каждое слово:

«№2. 1812 г. Августа 8. – Указ, объявленный Главнокомандующему в С. Петербурге Управляющим Военным министерством о сформировании башкирских казачьих полков».

Глаза Волконского радостно заблестели:

«Удалось!.. Конечно, сомнения императора Александра понятны – от августейшей бабушки Екатерины он наслушался подростком всяких ужасов о восстании Пугачёва. Но за эти годы я глубоко узнал башкир – народ честный и бунтовал против произвола заводчиков, купцов, чиновников, за соблюдение условий договора с Иваном Грозным… А России – верны, защищают её в годину военных испытаний…»

Дежурный лакей докладывает: «Прибыл подполковник Ермолаев, начальник губернской канцелярии».

– Конечно, проси! Как раз к делу!

Ермолаев: «Моё почтение князю, поздравляю атамана с благополучным возвращением из столицы». И с живейшим интересом ознакомился с указом.

– А каковы ваши намерения, Алексей Терентьевич? Ермолаев раскрыл папку с бумагами, ведомостями.

– Кантоны давно готовы к организации и отправке башкирских полков. Башкиры буквально надоедают просьбами послать их на фронт. Вот, ваше превосходительство, – подполковник показывает бумагу, – крещёный башкир Михайлов ходатайствует об отправке на войну обязательно с башкирскими всадниками. И ещё – братья Абдулхак и Назир Абдулвахитовы из Девятого кантона… – Он перебирал, проглядывал прошения. – Старшины юртов Габдрахманов Ильмурза, Абдрахманов Абуталип, Хашимов Абдрахман… Да всего около тысячи прошений!

Волконский: – Так не будем тянуть! Немедленно отправьте Третий, Четвёртый и Пятый башкирские казачьи полки из уже съехавшихся ещё до указа добровольцев, через Нижний Новгород к Москве.

– Слушаюсь.

– Я ознакомился с положением в кантонах, – Волконский вынул из ящика стола бумаги. – Начальники кантонов, надо отдать им должное, времени не теряли и усердно поработали… Новобранцы имеются, обученные, ну с вооружением есть недочёты. Но это наша с вами задача, наша обязанность – помочь делом башкирским джигитам.

При этих словах атаман и Ермолаев наклонили головы в знак того, что свой долг знают и выполнят.

– В Первом и Втором кантонах можно сформировать Двадцатый полк… а в Шестом кантоне – два полка: Четырнадцатый и Пятнадцатый. И в Седьмом – два полка. Вот здесь я прикинул свои выкладки, это пока не приказ, а предварительные соображения.

Князь протянул бумаги. «Э-э, не для прохлаждения катался старик по кантонам, – с глубоким уважением подумал Ермолаев. – Всё видел, всё взял на учёт. Старая военная косточка!»

Григорий Семёнович атаману: – Расскажите подробнее о боевых действиях русской армии. И, в особенности, о наших казачьих русских и башкирских полках Оренбуржья.

Башкиры. Худ. Заурвейд. Нач. 19 в.

– Под Смоленском полк шеф-майора Тимирова храбро сражался против французов, наседавших на Сырокоренье! – с упоением говорит атаман.– Из башкирских джигитов Платов собрал ударный отряд, и у Молевых болот в конце июля наши всадники изрядно потрепали французов. А тут Платов бросил в бой ещё шесть казачьих полков, и шеститысячная орда… хе-хе, именно орда генерала Себастиана была изрублена в капусту, ваше сиятельство! – Углицкий разволновался, словно сам отличился в том бою, – И пленных взяли до восьмисот солдат!.. Шесть башкир повысили в званиях.

– Ах, молодцы, ах, удальцы! – восторгается князь. – Нет, не придётся мне, старику, стыдиться за Оренбургское казачье войско!..

СМОЛЕНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

Наполеон все ещё рвётся к генеральному сражению. С этой целью он приказывает своим маршалам: «Обойти Смоленск и ударить в тыл русских войск». Но французы наталкиваются на прикрытие пехотинцев Неверовского. 2 августа под Красным происходит кровопролитный бой. Кавалерия Мюрата шесть раз пытается врубиться в отступающую шагом маршевую колонну русской пехоты, но встречая активное сопротивление, каждый раз с заметными потерями вынуждена откатываться. Прорваться в тылы русских не получилось. На подступах к Смоленску вместе с донскими казаками бьются с неприятелями и отважные конники Башкирии. При этом опять отличается 1-й Башкирский полк. За отличие в храбрости Ихсан Абубакиров представлен в полковые есаулы, что и утверждается командованием. Вместе с казачьим полком Власова важную боевую операцию проводит и Тептярский полк майора Тимирова.

В три часа дня 2 (17) августа раздосадованный Наполеон даёт знак к общему лобовому штурму Смоленска. Ней врывается в Красненское предместье, Понятовский – в Никольское, Даву штурмует Молоховские ворота. К шести часам вечера французы овладевают всеми предместьями города, кроме Петербургского. Кажется, Смоленск падёт в считанные минуты. Но он в этот день устоит:

Генерал Д. П. Неверовский: «Оба дня в Смоленске ходил я сам на штыки, – Бог меня спас: только тремя пулями сюртук мой расстрелян». Героически сражаются за Смоленск молодые офицеры – будущие декабристы: Лунин, Орлов, Глинка, Фонвизин, Граббе, Ентальцев, Повало-Швейковский». Но главным героем смоленской обороны является русский солдат.

Офицеры и генералы докладывают Барклаю де Толли: «Мы не в силах удержать порыва своих солдат, которые бросаются в штыки без всякой команды, понимая, что они заслоняют тут собой порог Москвы – в Россию двери».

Ожесточение смоленского боя сами его участники называют «невыразимым». Именно после Смоленска 13-й бюллетень «Великой армии» засвидетельствовал: «Никогда французская армия не выказывала большей отваги, чем в этой кампании».

Фёдор Глинка: «Французы в бешеном исступлении лезут на стены, ломятся в ворота, бросаются на валы…». Но кончается тем, что к концу дня русские выбивают их из всех предместий.

4 августа к Смоленску подходят войска Мюрата и дополнительные части Нея и Даву. Бомбардировка древнего города усиливается. Весь день город обороняет VII пехотный корпус Раевского вместе с дивизией Неверовского, способствуя возможности подтянуть силы 1-й и 2-й армий, которые начинают переправу. Наполеон выставляет практически все силы (около 180 тыс. человек), поэтому Барклай де Толли принимает решение: «Заменить обескровленный VII корпус Раевского более свежим VI корпусом Дохтурова». Ещё до рассвета 5 августа VI пехотный корпус занимает позиции. Воинам – уфимцам впервые приходится вступить в бой с французской армией. И свой первый бой они провели достойно, вызвав восхищение свидетелей.

Уфимским полком командует генерал-майор Иван Денисович Цыбульский, о котором говорят, что он «человек простой, но заслуженный и храбрый». Начало Отечественной войны застало VI корпус, в составе которого был Уфимский полк, оторванным от 1-й Западной армии. Поэтому, согласно приказу военного министра от 14 июня 1812 г., корпус начал отступление от Лиды, где находился, до Ольшан. Участник этого марша артиллерийский офицер Н. Е. Митаревский: «Шли почти день и ночь, несмотря ни на дождь, ни на грязь, без регулярного распределения отдыхов, варили есть, когда случится, редкую ночь проводили на месте. Вообще поход нашего корпуса от Лиды до Двины был самый иррегулярный… Случалось, что солдаты, идя, забывались и падали, что особенно было заметно в пехоте. Один упадёт – заденет другого, тот опять – двух, трёх и т. д. Падали целыми десятками с ружьями со штыками; но при этом никогда не было несчастных случаев» (кадры марша). В результате ускоренного марша 29 июня корпус прибыл к Дриссе, где и соединился с частями 1-й Западной армии.

Обер-квартирмейстер корпуса Липранди: «Вправо от Малаховских ворот, за форштадтом, расположен Уфимский полк. Там беспрерывно слышны крики «Ура!» и в то же мгновение огонь усиливается. В числе посланных туда с приказанием не подаваться вперёд из предназначенной черты, был послан и я… Я нашёл шефа полка этого, генерал-майора Цыбульского, в полной форме, верхом в цепи стрелков. Передаю ему приказ, а он отвечает: «Я не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов французов, занимающих против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки». Пока генерал-майор Цыбульский говорит это, в цепи опять раздаётся «Ура!». Он начинает кричать: «Стой, стой!» и даже гнать стрелков своих шпагой назад. Но там, где он, ему повинуются и, в то же самое время, в нескольких шагах от него опять слышится «Ура!» и бросаются на неприятеля. Одинаково делают и остальные полки этой дивизии в первый раз сошедшиеся здесь с французами. Липранди докладывает Барклаю де Толли: «Ожесточение, с которым войска наши, в особенности пехота, сражаются сегодня под Смоленском невыразимо. Не тяжкие раны не замечаются до тех пор, пока получившие их не падают от истощения сил и течения крови».

Негодуя на неудачу общего штурма, Наполеон приказывает: «Открыть огонь по городу из 300 орудий!». «Тучи бомб, гранат и чиненых ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви, – все, что может гореть, запылало». Оборонять пылающий город было и опасно, и уже нецелесообразно, поскольку 2-я армия уже организованно вышла на Московскую дорогу.

В ночь на 6 (18) августа Барклай де Толли приказывает Дохтурову: «Оставить Смоленск…». Весь высший генералитет 1-й армии против отступления и пытается воздействовать на Барклая. Граббе: «Граф Кутайсов… любимый всеми и главнокомандующим, на дар слова которого надеялись, принял на себя передать ему желания и надежды первых лиц армии. – Барклай де Толли выслушал его внимательно и с кроткою ласкою ответил ему: «Пусть каждый делает своё дело, а я сделаю своё».

В 4 часа утра 6 (18) августа маршал Даву вступил в город, напоминавший собою, по свидетельству самих французов «извержение Везувия», «огромный костёр, покрытый трупами и ранеными», «пылающий ад». Смоленск горел так, что в нем из 2250 жилых домов уцелело не более 350, а почти все его 15 тыс. жителей ушли вместе с армией – не осталось и одной тысячи. Захватив горящий и обезлюдевший город, французы бросились его грабить. Причём Наполеон, вопреки своему поведению в Европе, смотрел на это сквозь пальцы. Пытаясь оправдать грабёж император говорит Бертье: «Трудно избавить от грабежа город, взятый, можно сказать, на копье и брошенный жителями».

Сражение под Смоленском стоило обеим сторонам тяжёлых потерь: французам – в основном от бесплодных атак, русским – от артиллерийских бомбардировок, пожаров и разрушений. Русские потери в отечественной подсчитал Вяликов в 1947 г. по данным полковых ведомостей 1812 г.: под Смоленском потеряли 11620 человек.