1812—1814: Казаки. Киноэпопея

«Молодые! – грустно сказал себе старик. – Мужиков раз-два, и обчёлся, а остальные пареньки. Жаль, многие ли вернутся? А как мне поступить иначе? Россия ждет скорой помощи от Михаила Илларионовича, а его армия понесла большие потери…»

Князь обратил внимание на горделивого сотника, подтолкнувшего коня чуть-чуть вперед из строя.

– Есть жалобы, претензии? – прищурился Волконский, остановив лошадь.

– Никак нет, ваше сиятельство! Сотня к походу готова.

– Ну и молодцы! – кивнул старик.

– Джигиты рвутся в бой, ваше сиятельство! – вольно, громко продолжает Азамат. – Все мы хотим скорее разбить хранцузов, освободить Ра-асей-скую землю от иноземцев и вернуться на родной Урал. – Лошадей выгуливали на лугах, да вот беда, ваше сиятельство, кочевья-то у нас отрезали, земли и пастбищ в обрез, и-ииэх, где былые просторы! – застонал он.

«Ну погоди, в походе я тебя приструню за длинный язык!» – думает с угрозой Кахым. Но князь не рассердился, он и сам знает, что в предыдущее столетие башкирские земли расхищались беспощадно.

– Кахым, голубчик, – совсем не по уставу обращается он, – распускай новобранцев, пусть простятся с родными, и доброго вам пути в Нижний!

Кахым махнул рукою, командиры полков и сотники повторили его приказ уже по-башкирски, стройные линии полков и сотен сломались, джигиты со смехом, с веселыми разговорами разъехались с плаца.

За крепостью, на берегу реки раскинулся шумный табор, будто забушевал сабантуй, но не весенний, не праздничный, а по-осеннему унылый, с расставанием, со слезами. Пылали костры, в котлах варилась нагульная летняя конина, шумели самовары. Арбы и повозки стояли впритык, бегали с визгом и лепетом дети, лежали на паласах старухи.