Создатель звезд

Таковы были официальные доктрины. Но напряжение войны в итоге вызвало у каждой из сторон глубокое недоверие к их собственным правительствам и настойчивое стремление любой ценой добиться мира. Правительства ненавидели партии мира еще больше, чем друг друга, так как само их существование теперь зависело от войны. Они зашли даже так далеко, что информировали друг друга о тайных операциях пацифистов, раскрытых их собственными секретными службами на территории противника.

Поэтому, когда наконец большой бизнес и рабочие по каждую сторону океана решили остановить войну согласованными действиями, их уполномоченным представителям оказалось весьма трудно встретиться.

3. На острове в океане

К этому времени все человечество, если не считать правительства, искренне желало мира; но общественное мнение в Америке балансировало между желанием просто завершить экономическое и политическое объединение и фанатичным стремлением навязать Востоку американскую культуру. Китай тоже балансировал между чисто коммерческим стремлением принести в жертву идеалы ради спасения мира и процветания и желанием сохранить китайскую культуру. Два лица, которые должны были тайно встретиться для обсуждения условий мира, были типичными представителями своих рас; для обеих из них были актуальны как коммерческие, так и культурные мотивы, хотя к этому периоду чаще доминировали коммерческие.

Был двадцать шестой год войны, когда два гидросамолета – один с Запада, другой с Востока – ночью направились к одному из островов в Тихом океане и опустились в небольшой уединенной бухте. От луны, которая в другое время должна была бы освещать всю акваторию своим потрескавшимся ноздреватым диском, в этот момент едва лишь искрились волны. С каждого из самолетов выбрался пассажир и направился на резиновой лодке прямо к суше. Два человека сошлись на берегу и пожали друг другу руки: один проделал это, соблюдая этикет, второй же – с чуть наигранным братским расположением. Тут уже и солнце выглянуло из-за морской глади, рассылая блеск и тепло. Китаец, сняв свой летный шлем, деловито расправил косу, сбросил грубую тяжелую одежду и предстал в костюме из небесно-голубого шелка, напоминавшем пижаму и украшенном вышитыми золотыми драконами. Другой человек, поглядывавший с едва скрытой неприязнью на этот пышный наряд, торопливо отшвырнул в сторону плотную верхнюю одежду, открывая скромное серое пальто и брюки, которыми американские бизнесмены этого периода подсознательно символизировали их возвращение к пуританству. Закурив сигареты китайского посланника, эти двое уселись, чтобы заняться обустройством планеты.

Беседа была вполне дружелюбной и проходила без помех, потому что существовало соглашение относительно радикальности принимаемых мер. Правительства обеих стран должны быть немедленно свергнуты. Оба представителя были уверены, что это может быть сделано, если попытка будет произведена одновременно по обе стороны океана, потому что в обеих странах и финансам, и людям можно было доверять. Вместо национальных правительств должен быть создан Всемирный Финансовый Директорат, который должен состоять из ведущих торговых и промышленных магнатов всего мира наряду с представителями от организаций рабочих. Первым Президентом Директората должен стать американский представитель, а первым вице-Президентом – представитель Китая. Директорат должен управлять всей экономической реорганизацией мира. В особенности – на Востоке: условия работы на промышленных предприятиях должны быть приведены в соответствие с аналогичными условиями в Америке, в то время как, с другой стороны, должна быть устранена американская монополия в Антарктике. Эта богатая и почти нетронутая земля должна быть подчинена контролю Директората.

Временами во время беседы вставал вопрос о больших культурных различиях между Востоком и Западом; но оба участника переговоров, как казалось, хотели верить, что это было незначительным делом, которое просто не имело права нарушать деловую беседу.

Тут произошла одна из тех случайностей, которые, будучи незначительными по своей сути, производят непропорционально большие эффекты. Неустойчивая натура Первых Людей сделала их особенно подверженными переживаниям из-за подобных инцидентов, особенно – в период их упадка.

Беседа была прервана появлением человеческой фигуры, выплывшей из-за мыса и направляющейся в этот небольшой залив. На мелководье она поднялась в полный рост, оказавшись женщиной, и направилась из воды прямо в сторону создателей Всемирного Государства. Молодая, улыбающаяся, с бронзовой кожей, абсолютно голая, с отяжелевшей после долгого плавания грудью, она в нерешительности остановилась перед ними. Отношения между двумя мужчинами тут же изменились, хотя ни один из них в первый момент не осознал этого.

«Очаровательная дочь Океана, – сказал китаец на том в некоторой степени устарелом и сознательно неамериканском английском, которым теперь пользовались азиаты при общении с иностранцами, – что могут сделать для тебя эти две презренные твари земные? Не могу ответить за своего приятеля, но я, во всяком случае с этого момента, твой раб». При этом его глаза с безупречной вежливостью нежно блуждали по всему ее телу. А она, с той особой грацией, что окружает женщин неким ореолом, когда они чувствуют прикосновение восхищенного взгляда, отжала морскую воду с волос и стояла, готовая заговорить.

Но тут запротестовал американец: «Кем бы ты ни была, пожалуйста, не прерывай нас. Мы на самом деле очень заняты обсуждением дел большой важности, и у нас просто нет времени, чтобы попусту тратить его. Пожалуйста, уходи. Твоя нагота неприятна каждому, кто привык к цивилизованным манерам. В стране современной культуры тебе бы не позволили купаться в таком виде. Мы становимся очень щепетильны в отношении этого».

Болезненный интенсивный багрянец проступил сквозь коричневатый цвет мокрой бронзы, и нарушительница спокойствия вроде сделала попытку уйти. Но китаец воскликнул: «Постой! Мы уже почти закончили нашу деловую беседу. Так взбодри нас своим присутствием. Позволь нам хоть мгновенье созерцать совершенство той амфоры, что образуют твоя талия и твои бедра, и тем самым заставь забыть нас о реальностях нашей беседы. Кто ты? К какому народу ты принадлежишь? Мои познания в антропологии не позволяют мне определить это. Твоя кожа гораздо светлее, чем свойственно для этих мест, хотя и богата солнечным загаром. Твоя грудь говорит о греческой крови. Очертания твоих губ напоминают о Египте. Твои волосы, хотя и были темные, высыхая, проявляют удивительный золотистый оттенок. И твои глаза, позволь мне рассмотреть их… Удлиненные, нежные и проницательные, как у женщин моей страны, бездонные, как дух Индии, они тем не менее кажутся твоему новому рабу не совсем черными, а фиолетовыми, будто зенит небосвода перед рассветом. Разумеется, столь утонченное единство несовместимого покоряет как мое сердце, так и мой разум».

Во время этой страстной речи ее самообладание полностью восстановилось, хотя она изредка и поглядывала на американца, который продолжал старательно не смотреть в ее сторону.

Она ответила почти с той же дикцией, что и ее собеседник, но, к удивлению, со старинным английским акцентом: «На самом деле я полукровка. Ты можешь называть меня не дочерью Океана, а скорее дочерью Человечества, потому что на этом острове оставляли свое семя путники самых разных рас. Мое тело, и я знаю это, выдает свою столь разнообразную родословную в такой странной смеси людей и характеров. Возможно, что и мой разум также необычен, потому что я никогда не покидала этот остров. И хотя с моего рождения прошло меньше четверти века, прошлое столетие значило для меня гораздо больше, чем мрачные события сегодняшнего дня. Меня выучил отшельник. Лет двести назад он вел деятельную жизнь в Европе, но к концу своего долгого жизненного пути он перебрался на этот остров. Он любил меня, как это свойственно старикам. И день за днем давал мне возможность проникнуть в глубину духа прошлого; но о нашем веке он ничего не сообщил мне. Теперь, когда он умер, я стремлюсь ознакомиться с современным миром, но продолжаю видеть все под углом века иного. И поэтому, – заметила она, поворачиваясь к американцу, – если я и нарушаю современные нормы, то лишь потому, что мой отшельнический разум никогда не был приучен относиться к наготе как к чему-то неприличному. Я очень несведуща, почти как дикарь. Если бы я только смогла получить весь опыт вашего великого мира! Если когда-то эта война закончится, я отправлюсь в путешествие».

«Восхитительно, – заметил китаец, – какой изысканно пропорциональный, исключительно цивилизованный дикарь! Поедем со мной на праздник в современный Китай. Там ты сможешь плавать без костюма, поскольку ты так прекрасна».

Она пропустила его приглашение и, казалось, погрузилась в мечты. Затем продолжила с рассеянным видом: «Возможно, я и не страдала бы от этого беспокойства, от этой тяги увидеть мир, если бы вместо этого испытала опыт материнства. Многие островитяне время от времени награждали меня своими ухаживаниями. Но я не могла себе позволить забеременеть ни от одного из них. Все они очень милые, но в душе каждый из них не более чем ребенок».

Американец начал проявлять беспокойство. Но тут вновь вмешался китаец, заговорив своим тихим проникновенным голосом: «Я, – сказал он, – я, вице-Президент Всемирного Финансового Директората, буду счастлив предоставить тебе возможность материнства».

Она серьезно и внимательно посмотрела на него, затем улыбнулась, как ребенок, который просит больше, чем может получить. Но на этот раз американец торопливо поднялся на ноги. Адресуя свои слова к облаченному в шелк китайцу, он сказал: «Ты наверняка знаешь, что американское правительство собирается послать вторую воздушную эскадру с отравляющими веществами, чтобы превратить в безумцев всю твою нацию, вызвать безумство еще большее, чем то, в котором вы уже пребываете сейчас. Вы не сможете защитить себя от этого нового оружия; и для того чтобы я мог спасти тебя, мне не следует больше тратить время по пустякам. Не должен делать этого и ты, потому что нам следует действовать одновременно. Мы уже согласовали все свои действия. Но прежде чем покинуть это место, я должен сказать, что твое отношение к этой женщине весьма убедительно напоминает мне, что у китайцев что-то не в порядке и с образом мыслей, и с образом жизни. Тревожась за судьбы мира, я не забываю своих обязанностей относительно этого. И сейчас я должен заметить тебе, что, когда установится Директорат, мы, американцы, постараемся повлиять на тебя, чтобы изменить эти недостатки, ради спасения всего мира и твоего собственного».

Китаец поднялся и возразил ему: «Этот вопрос должен иметь отдельное частное решение. Мы и не ожидали, что вы воспримите наши стандарты, как не ожидали и вы, что мы воспримем ваши». Он сделал шаг в сторону женщины и улыбнулся. И эта улыбка оскорбила американца.

Нам нет нужды следовать за всеми подробностями пререканий, возникших между двумя представителями, каждый из которых, хотя и был до некоторой степени космополитом по духу, при этом проявлял искреннее высокомерие по отношению к чужим ценностям. Вполне хватало того, что американец становился все более напорист и деспотичен, а противная ему сторона все более беспечна и иронична. Наконец американец повысил голос и предъявил ультиматум. «Наш договор о мировом содружестве, – сказал он, – будет считаться не заключенным, если ты не добавишь пункт, гарантирующий радикальные реформы, которые на самом деле были внесены моими коллегами как условие сотрудничества, а я решил отказаться от них в случае, если они будут нарушать наше соглашение; но теперь вижу, что они являются почти главными. Ты должен отучить своих людей от похотливых и праздных наклонностей и дать им современную научную религию. Учителя в ваших школах и университетах должны сами стать приверженцами современной фундаментальной физики и бихевиоризма и должны вводить в жизнь веру в Богоматерь. Перемены будут трудными, но мы поможем тебе. Вы нуждаетесь в строгом порядке Инквизиторов, достойном Директората. Они будут также присматривать за изменением сексуальной фривольности вашего народа, в которой вы безрассудно расточаете божественную энергию. До тех пор, пока ты не согласишься с этим, я не смогу остановить войну. Следует чтить законы Бога, и те, кто знает это, должны проводить это в жизнь».

Но тут его прервала женщина: «Скажите мне, что означает этот ваш Бог? Европейцы поклонялись любви, а не энергии. И что подразумеваете под энергией вы? Является ли это лишь средством убыстрять движение машин и возбуждать эфир?»

Он ответил ей без всякого выражения, как будто повторяя урок: «Бог есть всепроницающий дух движения, который пытается активизировать себя везде, где бы он ни проявлялся. Бог предначертал великому американскому народу механизировать вселенную». Он помолчал, пристально разглядывая четкие линии своего гидросамолета. Затем продолжил, с большей выразительностью: «Но давай действовать! Время дорого. Или ты служишь Богу, или мы сметем тебя с его пути».

Женщина приблизилась к нему, произнеся: «Несомненно, в этом энтузиазме есть нечто великое. Но так или иначе, хотя мое сердце и говорит мне, что вы правы, мой разум все еще сомневается. Где-то должна быть ошибка».

«Ошибка! – рассмеялся он, подавляя ее олицетворением силы и власти. – Когда человеческий дух приходит в движение, как может он ошибаться в том, что его действия не божественны? Я всю жизнь служил Энергии, этому великому Богу, начав работать мальчиком в гараже и став затем Президентом Мира. Разве не доказал весь американский народ свою веру своим успехом?»

С выражением восторга, но все еще в замешательстве, она во все глаза смотрела на него. «Есть что-то до ужаса ошибочное в вас, американцах, – сказала она, – но, безусловно, вы великие люди». Она посмотрела ему в глаза. Затем неожиданно дотронулась до него рукой и сказала с внутренним убеждением: «Будь тем, кто ты есть. Вероятно, ты прав. В любом случае ты мужчина, настоящий мужчина. Обладай мной и будь отцом моего ребенка. Возьми меня в эти полные опасностей города Америки, чтобы я могла работать рядом с тобой».

Президент был удивлен неожиданной страстностью ее истосковавшегося по чувствам тела, и она видела это; но он повернулся к вице-Президенту и сказал: «Она увидела, где находится правда. А ты? Так война – или сотрудничество в божественных трудах?»

«Смерть нашего тела – или смерть нашего разума, – заметил китаец, но с примесью горечи, которой не хватало убежденности, потому что он не был фанатиком. – Ну хорошо, поскольку душа всего лишь гармония поведения тела и поскольку, несмотря на это маленькое разногласие, мы пришли к соглашению, что координация деятельности является главной на сегодняшний день потребностью планеты, и поскольку в отношении наших различий эта дама сделала выбор в пользу Америки, и более того, если существует хоть какая-то добродетель в азиатском пути развития, она не уступит никакой мелкой пропаганде, а скорее лишь усилится от противостояния… поскольку все дела обстоят именно так, я принимаю ваши условия. Но было бы недостойно для Китая, чтобы столь великие перемены были навязаны ему извне. Вы должны дать мне время сформировать в Азии местную и добровольную партию, которая будет сама проповедовать ваши взгляды и, возможно, придаст им некоторое изящество и утонченность, если я могу так выразиться, которые в данный момент отсутствуют. Именно так нам следует поступить, чтобы обеспечить международный контроль над Антарктикой».

Вслед за этим соглашение было подписано, но было выдвинуто и также подписано новое секретное дополнение, и оба документа засвидетельствовала Дочь Человечества своим четким округлым старомодным почерком.

Затем, взяв каждого за руку, она сказала: «Итак, наконец мир объединен. Как надолго, хотелось бы мне знать? Кажется, будто я слышу брюзжащий голос моего старого учителя, что я до некоторой степени поступаю глупо. Но он покинул меня, и я выбрала нового учителя, Хозяина Мира».

Она отпустила руку азиата и сделала движение, как бы увлекая с собой американца. И он, хотя и был строгим почитателем моногамии, а в Нью-Йорке его поджидала лучшая половина рода человеческого, со всей страстью желал прижать ее разогретое солнцем тело к своей пуританской одежде. Она потянула его в сторону вдоль пальмовых деревьев.

Вице-Президент Мира вновь присел, закурил сигарету и задумался, продолжая улыбаться.

Глава IV. Американизированная планета

1. Создание первого Всемирного Государства

Теперь мы подошли к тому этапу в истории Первых Людей, когда, почти через триста восемьдесят земных лет после европейской войны, задача мирового единства была наконец-то разрешена… но, однако, при достижении этого разум человеческой расы был серьезно искалечен.

Нет нужды детально рассматривать переход от конкуренции национальных суверенитетов к единому контролю со стороны Всемирного Финансового Директората. Достаточно указать лишь на то, что благодаря согласованным действиям в Америке и в Китае поддерживавшие войну правительства почувствовали невозможность дальнейшей деятельности из-за пассивного сопротивления представителей большого международного бизнеса. В Китае этот процесс прошел быстро и почти бескровно; в Америке наблюдались существенные беспорядки, затянувшиеся на несколько недель, пока обескураженное правительство пыталось утихомирить бунтовщиков, введя военное положение. Но теперь почти все население стремилось к миру, и хотя было убито несколько промышленных магнатов, а толпы рабочих в некоторых местах разогнаны и расстреляны, оппозиция была непоколебима. И очень скоро правящая клика рухнула.

Шкала времени 1

Новый порядок в значительной мере включал в себя систему, родственную по организации социализму, однако в основе его лежал индивидуализм. Каждая отрасль промышленности находилась, в теории, под демократическим управлением всех ее членов, а на самом деле контролировалась лишь отдельными главными лицами. Координацию всех отраслей промышленности осуществлял Всемирный Промышленный Совет, на котором руководители каждой отрасли обсуждали дела планеты как единого целого. Положение каждой отрасли хозяйства в Совете отчасти определялось ее экономическим влиянием в мире, а отчасти – отношением общественности. Потому что всякая деятельность людей начинала рассматриваться как «важная» или «неважная», и важная не обязательно должна была быть самой мощной экономически. Таким образом, в Совете возник внутренний круг важных «отраслей», куда входили, в примерном порядке значимости, финансы, воздушное сообщение, техника, наземный транспорт, химическая промышленность и профессиональный спорт. Но истинным источником власти был не этот Совет, и даже не внутренний его круг, а Финансовый Директорат. В него входила дюжина богатых промышленников во главе с американским Президентом и китайским вице-Президентом.

Внутри этой величественной структуры были неизбежны разногласия. Вскоре после того, как эта система обрела жизнь, вице-Президент попытался сместить Президента путем публикации сведений о его связи с цветной женщиной, которая теперь именовала себя Дочерью Человечества. Как ожидалось, отголоски этого скандала должны были настроить добродетельное американское общество против их героя. Но весьма гениальным ходом Президенту удалось спасти и себя, и единство мира. Вместо того чтобы отрицать эту связь, он начал гордиться ею. И в этот момент сексуального триумфа, как он заметил, ему открылась великая правда. Без такого смелого жертвоприношения в виде собственной непорочности он никогда бы не был достоин места Президента Мира; ему следовало бы оставаться американцем. В жилах этой женщины течет кровь многих рас, а ее разум вмещает множество культур. И его союз с ней, подкрепленный множеством последующих визитов, сблизил его с духом Востока и наградил его таким уважением со стороны широких масс, какого как раз и требовало его высокое положение. Как частный человек он настаивал на приверженности моногамии, имея жену в Нью-Йорке; и, как всякий частный человек, он был грешен и должен страдать, испытывая муки совести. Но как Президент Мира он должен нести эту обязанность, чтобы поддерживать этот мир. И поскольку ничто не могло быть признано реальным без физической основы, этот духовный союз должен был быть материализован и символизирован его физическим союзом с Дочерью Человечества. Сдерживая эмоции, он рассказал в микрофон, в присутствии этой мистической женщины, что он неожиданно победил свои личные моральные колебания и как, в неожиданном приливе божественной энергии, он осуществил свое соитие со всем Миром в тени бананового дерева.

Восхитительные формы Дочери Человечества (скромно прикрытые) были транслированы по телевидению на весь мир. Ее лицо, смесь Азии и Запада, стало самым мощным символом единства человечества. Каждый мужчина на планете стал воображать себя ее любовником. Каждая женщина мысленно представляла себя этой величайшей женщиной.

Несомненно, была некоторая правда в тех упреках, что Дочь Человечества раскрепостила разум Президента, потому что его политика в отношении Востока неожиданно стала весьма осторожной. Он чаще сдерживал требования своих сограждан относительно немедленной американизации Китая. И очень часто склонял китайцев к тому, чтобы радушно воспринимать ту политику, которую поначалу они воспринимали с явным подозрением.

Данное Президентом объяснение собственного поведения лишь повысило его престиж как в Америке, так и в Азии. Америка была буквально загипнотизирована столь показной набожностью всей истории. Очень скоро вошло в моду быть в моногамном браке с одной женой, олицетворявшей семейный очаг, и одной «символической» женой на Востоке, или в каком-то другом городе, или на соседней улице, или даже с несколькими в разных местах. В Китае спокойная терпимость, которую с самого начала заслужил Президент, переросла, из-за этого инцидента, в нечто, напоминающее привязанность. И, отчасти благодаря его действиям, отчасти – влиянию его символической жены, американизация Китая была осуществлена без особых беспорядков.

Поэтому спустя семь месяцев после основания Всемирного Государства Китай был полностью поглощен нашествием умопомешательства, называемого американским бешенством, которым его травил бывший враг. Прибрежный район Северного Китая был полностью дезорганизован. Промышленность, сельское хозяйство, транспорт – все бездействовало. Огромные толпы, голодные и почти лишенные рассудка, блуждали по местности, пожирая все растущее на земле и устраивая сражения из-за каждого трупа своих умерших собратьев. Это было еще задолго до того, как болезни были взяты под надежный контроль, и, разумеется, в последующие годы неизбежны были подобные взрывы, вызывая панику по всей стране.

Некоторым наиболее старомодным китайцам казалось, будто все население незаметно заразилось каким-то микробом, потому что по всему Китаю, по всей видимости спонтанно, появились новые секты местного происхождения, называвшие себя энергистами, и начали проповедовать новую интерпретацию буддизма в терминологии, возводящей деловую активность в ранг священной обязанности. И хотя подобное бывает довольно редко, проповедь эта преуспела до такой степени, что за несколько лет вся система образования была заполнена ее адептами, но не без сопротивления со стороны реакционных коллективов старейших университетов. Достаточно странно, однако, что, несмотря на общее признание Нового Пути, несмотря на тот факт, что молодежь Китая была приучена восхищаться движением во всех его формах, несмотря на сильно возросший размер заработной платы, которая позволила всем рабочим обладать личными средствами передвижения, большинство населения Китая, по сути, продолжало относиться к деловой активности как к некоторому ограничению отдыха. И когда, в конце концов, один из знаменитейших физиков доказал, что высшим выражением энергии было состояние равновесия всех сил внутри атома, китайцы применили это положение к себе и заявили, что в их собственном состоянии покоя и заключается самый совершенный баланс всех могущественных сил. Вот таким образом Восток внес свой вклад в религию этого века. Поклонение деловой активности заставило включить туда поклонение пассивности. И оба положения были основаны на естественно-научных принципах.

2. Влияние науки

Наука в этот период среди Первых Людей пользовалась особым почетом. Это было не потому, что она лежала в области, исследовавшейся в пору наивысшего расцвета расы максимально пристально, и не потому, что именно благодаря науке люди получили возможность слегка заглянуть в природу физического мира, а скорее потому, что применение научных принципов круто меняло материальные обстоятельства их жизни. Когда-то не вполне устойчивые научные доктрины начали выкристаллизовываться в твердые и замысловатые догмы; но находчивый научный ум все еще с блеском продолжал упражняться в улучшении промышленных технических средств и, таким образом, полностью завладел воображением расы, мыслительное любопытство которой уже подходило к завершению. Ученый считался олицетворением не только знаний, но и силы, и никакие легенды о возможностях науки не казались слишком фантастическими, чтобы не верить в них.