Манипулятор

Я ничего не сказала, но интерес-то никуда не делся. Он, как ствол бамбука, мгновенно вырос сквозь меня и требовал, чтобы его удовлетворили.

Совсем слега, практически едва чиркнув по краюшку своей биографии он вскользь упомянул о своем криминальном прошлом и вот еще крючок, который очень ловко подцепил еще один росток моего интереса.

Я много с кем общалась. Мои друзья – это мужчины. Многие рассказывали об изменах, но это звучало больше, как желание похвастаться, показать себя альфа-самцом, неким умельцем, повелителем женских писек, что вызывало у меня лично легкую сардоническую улыбку. Ну, нужно парню самоутвердиться, пожалуйста. Разве мне жалко? Но сам рассказ такой тошнотворно напыщенный, местами приторный, будто в рот сыплют чистый сахар и тут же заливают его сахарным сиропом, помешивая деревянной ложечкой, а тебе кажется, что внутри все слиплось и сейчас просто изрыгнется. Не хочется слушать это. Не верится ни одному слову. Хочется просто скорее сменить тему.

Слышала истории и о криминале. Да чего уж там: у меня отец бывал несколько раз в местах не столь отдаленных, пару раз я общалась с милицией. Слыхала и сторонние истории, которые звучат как очередная сказка, но непонятно, для чего эта сказка была рассказана. Какой из нее урок надо вынести? Все преподносилось так, будто криминал – это в общем-то неплохо, вспоминая фанатов-одноклассников, лобызающих бандитский романтизм, превосходно снятый и переданный в массы в фильме под названием «Бригада». Те, кто раньше рассказали о криминале, хотели скорее выглядеть крутыми и серьезным, считая, что, украв в столовой Чупа-чупс, они замарали руки в криминале. Это было слишком по-детски, либо как гопники, которые сидят у подъездов и докапываются до прохожих излюбленными вопросами: «Есть покурить? А если найду?». Это не интересно. Это мерзко.

Здесь же эти две темы прозвучали по-другому. У меня не возникло ощущения, что передо мной чем-то хвастаются. Я просто поняла, что у человека это было в жизни, от этого никуда не деться, не забыть. Видимо, были какие-то последствия, возможно, о которых жалеют, а если не жалеют, то уж точно не забудут. Его слова звучали как простая, безэмоциональная констатация факта: да, было; да, прошло; да, вывод сделал. А мне стало интересно, что конкретно было. Как было? Какие выводы сделал? Но я молчала. У меня уже настолько сильно и крепко вросло «молчи», что я даже не шелохнулась.

Я слушала, как звучит его голос и столкнулась с другой странностью. Мы не первый раз общались с ним. Да, в такой обстановке, точно первый, но общались до этого на перекурах и по работе пересекались часто, и я не слышала тех ноток, которые услышала в тот вечер. Почему, интересно, не слышала их? Их не было? Или была глуха, воспринимая рассказы людей как бормочущее радио? В тот вечер мне очень нравилось, как звучал его голос: сильный, твердый, полный уверенности несмотря на то, что расслабленный, и спокойный. Стиль его общения – это короткие фразы, четкие, резкие, словно он давал мне время осмыслить сказанное. И я осмысливала и понимала, что даже то, как он говорит мне интересно, потому что никогда не слышала, чтобы разговаривали так заманчиво.

Официант принес ему треснутый бокал и его голос сменился. Стал тяжелее, но там не было ни намека на то, что сейчас будет скандал, хотя повод-то был. Я встречала хабалок и среди мужчин, и среди женщин, рвущихся в бой без причины, стремящихся доказать окружающим, незнакомым людям свой социальный статус, авторитет, знание законов и умение оперировать им, хабалок, которые забыли, что такое человечность. Человечность… Умирающее слово в ушах умирающего человечества. В нем же был океан спокойствия, и я прониклась именно тем, как он воспринял человеческую ошибку. Его реакция лилась бальзамом мне на душу. Я уже забыла, что люди могу быть вот такими… людьми. Я забыла, что некоторые ошибки могут быть незначительными, за которые можно сказать «ай-я-яй», ничего страшного не случилось, улыбнуться и попросить заменить бокал. Я больше, чем уверена, что официант тоже сделал выводы, хотя бы, что не все клиенты зажравшиеся мудаки, что у кого-то из них все еще бьется сердце, а не погибший кусок анатомического мяса, завернутый в вынужденную каменную оболочку.

Утром пятница и рабочий день никто не отменял, а на часах буйствовала разрастающаяся ночь. Официант принес счет, и я впервые не платила за себя, что покоробило мою независимость. Дикость, которая напала на меня, еще долгое время терзала. Чувство, что теперь что-то должна, чем-то обязана сильно угнетало. Я не хотела, чтобы за меня платили. Я сама могу. Я в состоянии оплатить свои запросы, а тут такое. Как к подобному относиться, я не понимала. Что я должна чувствовать? Что думать? Растерянность и полное непонимание огорошили, загнали в глухой тупик, из которого надо было срочно выбраться. Я решила, что просто отдам наличкой на следующий день, и инцидент будет исчерпан. Для кого-то это нормально, в порядке вещей, типа так должно быть. Я же настолько привыкла, что в моей жизни нет ничего того, что для других людей нормально. Моя нормальность разительно отличалась от нормальности других. Для меня это было ненормально и другого я не видела. Отдам деньги и все. Мне не нужны чужие, у меня есть свои.

Но мои мысли, полные возмущения, были приглушены, как только мы вышли на улицу. То ли пьяные, то ли безумные от переработки, но я обнаружила себя на его коленях. Он сидел на каменной ограде, сделанной под лавку, я – на нем. Чувствовала, как легко и непринужденно он прикасался ко мне и… отключила голову, отпустила контроль. Скорее намеренно, чем случайно. 12 лет ко мне прикасался один мужчина и с каждым днем я хотела, чтобы эти прикосновения вовсе прекратились. Это не привычка. Нет. Привычка – это покурить сигаретку перед тем, как сесть в автобус. Стоит только разочек не покурить, как уже чувствуешь, что что-то не то, словно весь день перевернулся, причем в плохую сторону. Сразу же возникает желание что-то исправить, сделать так, чтобы чувство незавершенности исчезло. Усмирить его как-то. Привычку чувствуют и желают, чтобы она продолжала бесконечно влиять. К мужу у меня не было привычки. Он не был моей привычкой. Я просто не хотела, чтобы он трогал меня. Не хотела, чтобы меня вообще трогали. Я уже решила, что на моей жизни стоит крест. На моей личной жизни. Мой муж – этот крест. Я буду до старости сидеть с ним, ждать развода и думать, что все могло было быть по-другому, но не сложилось, почему бы не начать довольствоваться тем, что есть. Я убедилась, что все эти «потрогать» начинаются одинаково и заканчиваются также. Эта область человеческой жизнедеятельности меня не удивляла и больше не удивит. Ничего не обычного. Все одно и то же.

Я долго спрашивала себя: почему? Почему обнаружила себя на его коленях и никак не попыталась остановить его руки? У меня был только один предполагаемый ответ – этот мужчина зашел слишком с необычной для меня стороны. И уж если он необычный в столь обычных вещах, в которых люди ведут себя одинаковы, какой же он будет дальше.

Часть IV

Я безумно люблю природу. Она такая чистая, естественная, красивая. Ее невозможно не любить. Я всегда стремлюсь к ней. Уехать. В глушь, чтобы не слышать и не видеть. Каждое лето я собираю тюки, которые едва могу поднять, сажусь в поезд и еду в Карелию, к природе, где человек еще не успел дотронуться своей смертоносной конечностью до природы. Я трогаю ее. Землю. Обязательно землю. Кладешь ладонь на землю и чувствуешь, как она дышит под рукой, как шевелиться трава, как бегут букашки среди ее стеблей, бегут ничем необременённые. Трогаю стволы деревьев, я так хочу, чтобы они поделились со мной своей энергетикой, скопленной за их вековую жизнь. Ты чувствуешь ее, прикасаясь к коре, как она стабильно циркулирует по стволу, питает ветви и корни, большая часть которых видна на поверхности, а низы уходят в землю так глубоко, что их ничто не сможет вырвать. Питает редкую крону, и ты можешь видеть, как жизнью начинают искриться хвоя и листья, как изумруд, полный жизни, сверкающий на солнце. В байдарке я обязательно зажму весло в одной руке, чтобы вторую опустить в воду на ходу. Потрогать воду, источник жизни для каждого из нас, источник, который никакой благодарности не видит от нас. Так часто задумываюсь, глядя на воду, малюсенькими водопадами, прорывающимися через пальцы, о том, что как неправильно мы живем; как сильно мы любим использовать природу, ее дары и себе подобных в корыстных целях, уже не отдавая себе отчёта, лишившись чувства благодарности и насыщения. Мы настолько утратили благодарность, что, когда ты кого-либо благодаришь, человек отмахивается, пожимает плечами и говорит – не стоит, не надо. И все реже, и реже слышишь это умирающее «благодарю». Но природе никто не говорит эти слова. О ней вообще редко задумываются. Это удивительная, планетарного масштаба система стала настолько обыденной, что слезы из глаз катятся, глядя на то, как взрослые люди, не дети, ломают цветущие ветви, которые только начали наполняться новой жизнью, ради того, чтобы украсить обеденный стол, пару дней понюхать исчезающий навсегда запах жизни. Больно. Пока только природе больно…

А карельские вечера – это самый настоящий шедевр, когда сидишь на берегу, не залитым ненавистным бетоном, обтянутым рабицей, на берегу, который сделала природа-матушка, слушаешь, как рядом потрескивает костер, ветерок кружит дым и играет с языками пламени, а вокруг тишина. Не та, кладбищенская, которую крайне редко можно услышать в городе, а такая громкая, насыщенная жизнью, которую мы не замечаем, тишина. Кто-то стрекочет, кто-то поет, кто-то шипит. Тишина заполнена звуками, создающими каждый раз новую уникальную музыку. Послушайте ее…пожалуйста.

А летом в Карелии не темнеет. Испытываешь блаженство, когда сидишь в отрытой палатке, забитой оголодавшими комарами, и смотришь за путешествием солнца. Оно, кроваво-красное, распухшее на лазурном горизонте, заполняет его своим кровавым цветом. Лазурь неба смешивается с кровью солнца и становится насыщенно фиолетовым. Солнце проходит по линии горизонта, едва дотрагиваясь до верхушек спящих деревьев, крадется куда-то в сторону, и, кажется, вот-вот завалится за эти верхушки и все вокруг поглотит ночная тьма. Но нет. Солнце продолжает красться по линии горизонта. Ты смотришь на часы: три ночи. Три ночи! А ты все смотришь на закат, которого так и не будет, потому что еще через пару шажков по макушкам деревьев, и солнце пойдет вверх, уже растягивая по небу жёлтый цвет все ярче и ярче, возвращая былую глазурь. А потом ты возвращаешься в этот бетонный ад, молча слушаешь восторженные рассказы коллег о том, как они наслаждались переполненными людьми пляжами и отелями с all-inclusive. Для приличия они спросят, где ты отдыхала, и с улыбкой на губах я отвечу: «в тайге», дальше смотришь на перекошённое лицо, искривленные губы, померкшие глаза, и кучу скучных, недостойных взрослого человека доводов о гигантских комарах, гнусах, медведях, твёрдой земле, на которой надо спать и меню, состоящем из макарон и тушенки, которое надо есть, отсутствие душа и вкусно пахнущих гелей и шампуней.

Я люблю природу в любом ее проявлении, но зиму люблю больше всего. Красивую, пушистую зиму, как она пытается быть чистой среди урбании и ее отходов. Когда мороз щиплет, вздрагиваешь, хочешь спрятаться от холода и в то же время буквально наслаждаешься ее холодностью. Она не злая, не кусачая. Она нужна, чтобы дать возможность природе выспаться, ведь скоро придет весна и жизнь, выспавшаяся и набравшаяся сил, вновь заструится и взор одарит собою весна…

В 2019 годе, на его безвозвратном закате я пропустила осень. В первые жизни я все пропустила. Как желтеют листья, как они падают, устилая собой дороги, даже не успела пошуршать ими в опустевшем парке. Я пропустила небо, как оно хмурилось, скрывая по ночам звезды. Не подставила лицо осенним слезам… потому что боялась, что потечет тушь. Не обратила внимание на деревья, потому что мчалась на работу не для того, чтобы работать, а для того, чтобы увидеть его. Чтобы услышать голос, чтобы вновь попытаться остаться наедине, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Мчалась на работу, чтобы увидеть его глаза… Небо померкло. Я ничего больше не видела, кроме скользящей под ногами дороги, ведущей меня в офис.

Выходные теперь превратились в дни каторги на галере, где я без отдыха гребу вместе с другими рабами куда-то, куда мне не надо. Я не хотела больше, чтобы были выходные. Они тянулись медленно, время просто издевалось надо мной, не хотело идти вперед. А я застыла. Не могла придумать себе занятие, чтобы не смотреть на часы. За что бы ни бралась, ничего не получалось, начиналась какая-то ломка, словно выворачивало наизнанку от беспомощности.

В один из выходных он прислал со своего личного номера фото…в первый раз. Сколько раз я пересматривала его… боже! и какая детская, глупая радость сжала своей ручонкой сердце, когда добавляла его номер в контакты. И с тех пор всегда ждала, когда он что-нибудь напишет, что-нибудь пришлет, хоть как-то проявит себя. Он делал это нечасто, а когда делал, делал скорее от скуки, нежели от интереса. Свое же поведение я сама себе объясняла воспылавшим любопытством. Мне не хотелось терять с ним едва уловимую связь, я ведь еще не изучила, не поняла его. Раньше общение с людьми быстро сходило на нет. Они быстро открывались, быстро делали что-то не так и мой интерес к ним быстро погибал. Я видела одну и ту же личину, прикрытую различными масками, изучить которые у меня было время. Но он – другой. Он сразу пытался и говорил, что он – редкостное говно, козел, человек со скверным характером. Он пытался сделать так, как делала я, сходу заявляла, что я – говно. Может таких как он, еще сотня тысяч, но я-то таких не встречала. Ни одного. К тому же мне было интересно, как его скверный характер коррелируется с тем, что он делал, что было совсем не скверным.

Иногда мы ходили в бар попить пива и там я вновь слушала, пыталась понять, что с ним не так. Что в нем такого, что влечет меня к нему. А потом, в какой-то момент я с ужасом осознала, что влечет меня не только платонически, но и физически. Да чего уж там, я по-любому помешалась на желании снова и снова ощущать его прикосновения. И снова испытывала когнитивный диссонанс: чем его руки так особенны? Почему, когда я ощущала его руки на себе, у меня не возникало знакомых мне мыслей – «когда это кончится?». Из баров зачастую мы уезжали на такси, где давали больше воли в прикосновениях и я хотела, чтобы машина встала в бесконечную пробку, надеясь пресытиться его руками, чтобы встать утром и не думать о нем больше. Но нет! Я снова рвалась в офис за этими прикосновениями.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.