Иночим великанов. Апокрифы Мирадении

– Ну, что-ж. Пора бы уже и увидеть мир.

9.

Пройдя по стенающим половицам, скрипучего выкидного моста пересекая видавшие виды доски, с границами спада к пахучей заводи с прощальным кваканьем приживал на кувшинках в лице лягушек и витавшими скоплениями мух, они, минуя холод покрывшей арки высоких врат, ступили на твердую каменистую облупленную тропинку, и, сверившись с планом, выдвинулись в близлежащий город на поиски проводника – следопыта. Стояла заурядная погода для разгара осени. Ни жарко не холодно. Мерзляво, но терпимо. Анемания преимущественно не пекла, хоть Джоалю и приходилось крыть веки, дабы лицезреть хоть что-то, вне боли непривычки. Свыкнувшийся к притемненной обстановке замка, он ещё долго смотрел на мир в полглаза, свыкаясь с ярким по своим меркам светом, от которого нельзя умыкнуть в уютные покои. По голому тракту гулял сердитый ветер, кой то и дело старался сорвать шляпу виконта, которая так не удачно, не спасала от лучей света.

Широкий тракт в ложбинки стлавшейся юдоли, был взят под бока низкорослым дерном, тянувшимся простирающими лугами далеко до непроницаемого глазу леса, от времени года, та была уже пожухло жеванной, а граница леса, с фасадом деревьям впереди оголяясь, сбрасывали золотистую листву, которая по велению недоброго ветра, так и наровилась забиться им за шиворот или в глаза. Издалека были слышны трели птиц, вошедшие в такт со звоном верениц колец кольчуги, торивших вблизи ратников. Они, к слову, были хмуры и не спешили знаться, но когда туча скрыла слепящий свет, Джоаль освободившись от гнета, стал оценивающие их рассматривать.

Узловой из них нес наперевес небольшую секиру, и, несмотря на широкий выкатившийся живот, который нарочито высовывался по бокам раздутой котты, сразу было видно тот кряжистый и с не дюжей силой, за кольчугой, идущей вместо рукавов. Он носил открытый шлем-колпак, который был изукрашен несколькими характерными царапинами, что давало связь: мог участвовать в битве у запретных земель. На его шерстяной клетчатой рубахи, с плотной чешуёй квадратов из кожи виднелся зеленоватый герб Субульта, а под всем этим неустанно бренчали коленчатые кольца кольчуги. На ногах после подала утепленной котты, пустились обычные теплые льняные штаны с очевидными подштанниками, и средней крепости поножами.

Двоя других, были много юнее, и на их сухих телах, виднелось схожее облачение, но в бело-зелёной мипарти без герба, а в качестве оружия они предпочитали заурядные приталенные мечи. У одного был обычный чепец из серого льна, испод которого выпирали светлые волосы по свежее выбритые впалые щеки. У другого же был скрывающий голову вытянутый шлем, с слишком широким накостником, отчего он часто курьезно крутил головой для лучшего обзора, избегая слепой зоны, у переносицы.

У каждого из них через плечо горбом почивала котомка в форме сливы, с очевидной дорожной снедью. А под ней, подпоясанным у поясницы, свертком ворсистого серого походного одеяла. У ратника в чепчике, правда оно весело повыше, и был заметен чугунный котелок, примотанный все к той же пояснице. Они были пасмурно тучны и не спешили поднимать фривольные темы бесед, даже меж собой, что натолкнула до поры напаивающегося свежестью приволья Джоаля на витавшую мысль, что они друг другу до этого поручения лишь сотоварищи. И пока они в угнетающем молчании в унисон аккомпанемент отзванивающих калечных рубашек, торили по протоптанной ещё вылощенной камнями дорожке с видами необътных просторов снежных вершин гор во мгле, покобенившийся виконт решил развеять томительную тишину. Так как и Гайт отчего-то при чужих не торопился молоть не заезженные темы для привычных толков ни о чем, почесав слежавшемся языком.

– Скажите судари, коль нам предстоит тернистый путь, как величать вас?

Солдаты восприняли эти слов без энтузиазма. Воин в чепчике хмыкнул, ратник со слепой зоной, споткнулся о большой камень, и только самый тертый покинул лидирующую клиновую позицию, сдав назад ближе к виконту, отчего весь конвой негласно замер. Его не бритое загорело дубленое квадратное лицо, как и шрам на левой скуле, с обветренным годами широким носом, вызывали некую антипатию. Привыкший к восковому блеску господ, Джоаль был далек от сермяжных людей, тем более от тертых воинов, проливавших кровь, и свою, и чужую. Он свыкся читать о битвах, как об очерках на полях поэтов, и не чаял, столкнуться с этим в упор. Бытность умеет удивлять.

– Калиб, сын Ронда. Я бывший сотник армии короля Сибульта. В вашем распоряжении, – топорно значимо произнес он и учтиво протянул руку в теплых рукавицах со стертыми в ворс ладонями. Джоаль довольный первыми шагами на встречу, попытался абстрагироваться от его широко расставленных, отчасти серых и без эмоциональных, глаз, что казалось, хотят укусить.

– Я Джоаль, сын Кармаля. Виконт из рода Лармонтов, – чопорно отмочил в ответ довольный фамильярством ратника тот, и тотчас ощутил всю тяжесть его длани, и хотел было отпустить руку, но тот все ещё не выпускал её, небрежно раскачивая, держа сдавленную эмоцию содрогания сведенных челюстей. Запустил он себя. Хотя распускал ли?

– Большая честь знаться с наследником столь великого воина. Мой отец тоже, отбыл к стенам Антура, в ту досточтимую битву. Аналогично не воротился… – заключил он сокрытой тоской по сложившему голову родственнику.

Движение было продолжено, и настало время остальных, вернее их подбил к этому Калиб, буквально отвесив затрещину, одному и другому за нерадивость к вверенному господину.

– Моз, сир, – в нос пробурчал, и кивнул ратник, у которого на лоб съехал чепчик.

– Коуб, – с присовокуплённым звоном в голове от шлема, гулко сказал второй, который все так же нечего не видел через этот шлем, и ему приходилось отводить выпирающую переносицу вытянутого железного ведра на голове.

– А я Гайт. Но можете кликать меня – Тощий, – звонко отозвался позади всех оруженосец, и все каким-то образом, словно ни видя его прежде, скосив взоры отметили тонкого замыкающего юношу с рыжими волосами, стоймя направленными во все стороны. Тот пожеманился, скроив виноватую мину человека, вклинившегося не в подобающую компанию, и хлебая ши из не своей тарелки.

– Отрадно, что все мы хотя-бы разузнали друг друга по имени, – констатировал Джоаль, и набежавшей ветер задул ему в рот лист жухлый лист дерева, отчего его речь немного потеряла остроту.

Никто не засмеялся над курьезом, как и не стал помогать ему. Выкашливая сырые крошки распавшегося листа, он, заливаясь пятнами краски прервался, и когда вздернул слезоточиво порозовевшие вытаращенные очи, получил уместное предложение от Калиба.

– Холодает сир, и зримы новые тучи. Вношу на рассмотрение замысел, ускориться, и топотать в Ренкор с удвоенной силой. К полудню нам нечего не стоит достичь его частокола стен, скрывшись от новых туч.

– Поддерживаю… – покивав, хрипло отозвался малость опухший виконт, сплюнув очередную порцию растолчённых остатков привкуса непрошено ворвавшегося листа изо рта с раскрывшимися черными песчинками.

Обдуваемая с со всех из четырех сторон света ватага продолжила путь молча. Перед ними множились просторы пажитей и пашней, за фоном косогоров и набухших холмов. Первый весняк вырос из-за скирды поля пастбище за сушеной плетней на крепких жердях. Недовольно скомкав испитое лицо в сети борозд, насуплено поглядывая на солдат предвкушая грабеж, он поправил подол затрапезной рубахи с надетой на плечи дерюжного пальто со свободными рукавами, не выпуская из мосластых рук вил, лицезрев испод навеса седых кучковатых бровей на путников, поправляя козырек треухи. Но его презренный источавший яд взгляд быстро ушел с ратников, и сконцентрировался на молодом человеке, уж слишком в приметных вычурных одеяниях. Джоаль заметя столько манкирования к себе, тут же огорошено, одернул идущего под руку Калиба.

– С чегой-то он так досрочно невзлюбил меня? – фраппируемый, он будто и не заметил, схожих язвительных эмоций и к его солдатам.

– Десятина, – не вдаваясь в подробности, отбрехался он, и, не сбавляя шага, проходя по тракту дальше, точно это был обычный докучливый момент на манер мошкоры.

Луга полные какофонии стрекотавших кузнечиков с прочими насекомыми, были уже опустошены, и урожай миную косьбу, спешно готовился к первым заморозкам перетягиваемый в жгтуах, которые хоть и в Майзе были незначительны, зато в Зиле и прочих околачивающихся у столицы поселениях вдали, и ближе к Антуру, имели не малую востребованность. Стараясь идти в ногу, с солдатами, Джоаль не упускал любого момента посмотреть по сторонам. Анемая наметившая себе путь к зениту, как раз зашла за надзирающую тучу, и он, стравливая журьбу век узрел вдали порыжело зеленого холма отведенного закрытого сенью облака пастбища, редут кентавров.

Те выросли на его своде строем, и пытливо поглядывали из-за холма, на котором была выжжена трава. Фермер, сменил своё недовольство к ратникам и виконту, и учуяв их, спешной, прихрамывающей трусцой скрылся поодаль, в шаткую ветхую хижину, с треугольной и кривой крышей, из небольшой трубы которой веяла слабым столбом дыма.

Кентавры все так же застывшее истуканами стояли в ряд, как если бы вышли осмотреть свои владения. Они были высоки, а кожа их была нечто среднем, между болотной трясиной и дёгтем. Широкие коренастые плечи, крепко слаженный торс, и вытянутая фигура лощади, были подобно выточенным статуям, и завороженный Джоаль не мог насмотреться на них. Их шерсть, идущая от копыт и по хребту, была редкой, но густой. На голове у них виднелись длинноватые и спутанные бурые волосы, тянувшиеся по спине, и ниспадающие на вытянутое скуластое лицо, но благодаря бежеватам острым ушам у некоторых они были убраны, делая им полный обзор перед собой. Среди них стояли и более утонченные в стане и даже лошадиной доли. Они являлись щуплыми самками, и не сразу, но позже Джоаль убедился, что самок в разы больше.

– Видите их? – очарованный видом мифологических существ, ребячески указал пальцем виконт своей невосприимчивой ватаге, на холм, с фалангой копытных.

Стоило муторным глазам, ухватиться за выросший на вершине необычный лес, все как с цепи сорвавшиеся, лихорадочно схватились мечи, даже Гайт. Вытягивая их из ножен, его свора напугала скорее самого виконта, чем группу хладнокровно лицезрящих исподлобья кентавров, коя ещё и лучезарно подсветилась вышедшему из разбежавшихся от ветра облаков зною, отпуская длинные тени по выжженной траве к безучастно пасущейся скотине, забытой бегло мнительным крестьянином. Группа разумных зверей, наконец, постепенно начала вымученно удаляться издавая напоследок брезгливые фырканья. Последним ушел фронтовой поджарый бежевокожий, кой не шевелился, растравив крепкие жилистые руки, и казалось, тот безутешно призирает аккурат лишь Джоаля, под нависающими спутанными темными прядями, усердно скрывавших его усеченное лицо, и туманные эмоции за мороком тени.

Когда все единодушно скрылись, паника в рядах, отступила, и шелест железа возвращающегося в ножны, успокоила дворянина, с его первым походом за стены родного замка.

– С ними нельзя застращать мечами. Эти разумные, – умяв дрожь в связках, указал Калиб, угрюмо посмотрев на своего нынешнего сира. – Будьте внимательны. Заставать врасплох, нападая со спины, их главное различие с дикими идущими напролом.

– И все? – недоумевал Джоаль, все ещё чувствуя отбой сердца по вискам, опамятовавшись, поспешив за уходящей спешно отдаляющейся группой не менее взвитых встречей людей.

– Вдобавок диких самок пользуют, с тем чтобы доить из них молоко. Лепечут, мол продлевает жизнь. А на вкус горькое как задумавшееся коровье. Да ещё сами кентавры все тщатся их отбить назад, отчего напирают на дреколья, и бездумно умирают.

– А отчего так мало самцов у «разумных» если отбивают как правило диких? – вставил озадаченный виконт с малой отдышкой.

– А кто их разберет, то, подчас как накидываешь сеть, а те лепят на своем в пересмешку с лошадиным воем? – подчеркнул Калиб.

Опять началась тихая часть пути. Каменистая тропа сменилась на разъезженную дорогу, с множественными проселочными путями, рытвинами и колеями от колес, свежими вымоинами с зыбью луж, затесавшихся с минувшей ночи, утопленными следами копыт в нагретой застывшей хляби, и категорически недостающими указательными столбами. По бокам ещё растекаясь, водились лощины, но впереди тракта меж обхватывающих его проезжих дорог, громоздился встречный лес, который обретался крайне непролазно тесным, и сквозь частые убористые разлапистые ветви, нельзя было ни рожна прозреть, минуя черноту неясности.

Упершийся в сбивавшую планы закавычку Калиб, как ведущий замер, а с ним Коуб и Моз. Гайт, в своих крагах, лишь уперся на меч, что шел перевязью ему по бедру и свисал на укрытой в легкие поножи голени. Старший ратник ещё долго неясно прибывал в молчанке, прямо смотря на сломанный знак на фоне лесной глуши с граничащим спадом в канаву, помеченным желтым и пахучем дроком, стараясь разобрать выявившиеся буквы, на треснувшей выцветшей доске. Оставив безутешный процесс, он, виновато клюнув широким носом, повернулся к Джоалю, отчего его недельная щетина поверх загорелого обветренного лица, так же сплющилась в гримасу.

– Сир… у меня, есть малая загвоздка, – хрипло выдавил он, повинно потирая шею, кривя устами.

– Да? – как не странно, вполне располагающие поинтересовался тот, на самом деле смотря через воина в густую чащу таинства леса, где меж сбитых веток и свежей пробивавшегося подлеска, по палому насту спавших лимонных листьев украдкой пробегали неизвестные ему маленькие существа, лопая сучья, что щелкали не хуже насекомых.

– Я на поверку, не ведаю дороги, а знак вероломно развален, – сотник, грешно упав духом опустил голову, сморщив морщины возле широко разбитых глаз, ожидая выговора или оскорбления. Но Джоаль к показным острасткам и журьбе не привык. Или до поры?

– А ты вращался там прежде? – лишь искренне поинтересовался тот, со всей прямотой в тоне.

– Мне совестно признавать… но там живут мои сродники по стороне супруги, вот токмо я… из памяти окончательно вывалилось направление…

– Не беда, – повеселел Джоаль, в из ниоткуда прибившейся экзальтации. – У меня есть небольшой путеводитель. Может и без деталей, но тропу укажет.

Он залез в походный вьюк Гайта, и вынул маленьких томик со свекольной обложкой, и знаковым переплетом. Было ещё лазурно и светло, и по сносимому ветром с шелестом страниц оглавлению он нашел потребный город. Ренкор разместилось через непроходимый лес Небарус, в котором по описанию со страниц проживали некоторые племена гоблинов, что ловко пробирались у подножий столетних деревьев, пристраивая к ним хижины, облагораживая прогалины лугами, и держась в стороне от суеты окрестности. Джоаль решил не примерять личину всезнайки, приписывая всю славу себе, и возвестил всем.

– Согласно источникам, свидетельствующих о первых походах на запретные земли, был необходим перевалочный пункт для хранения припасов, и ночлега. Отчего и был выстроен Ренкор, что находиться в десяти лигах от Майзы, а путь к нему лежит, через лес Небарус, и из древни у него было два обходных пути. По ошуюю разветвлённая дорога вела к дельте нагия. А напротив, одесную в глубь, по обозной тропе к частоколу, что будет заметен издалека по пламени в столпе, который тушился, если наступал враг.

Закончив декламацию, и поднимая умные глаза к своим спутникам, он словил заискрившиеся уважение, и слегка прорезавшиеся улыбки на лицах полных сожаления, о своей выпавшей участи.

– Может и не надобен нам никой провожатый, с таким добротным путеводителем? – отозвался Моз, своим звонким и казалось недавно, начавшим грубиться голосом, поверх тонких черт лица, сверкнув в вымученной ухмылке зелеными глазами.

– Он потребен для примерного описания. Тропы и маршруты, да фауна. А нам предстоит выкладывать окольный путь исходя из опыта, которого не знаю, как у вас, у меня, если честно и горсти нет.

Выслушав аргументы, и подхватив вещи, которые успели оказаться на дороге, вовремя само напросившегося привала, в пору расчетов на распутье, вся ватага, заскрипев железом опять продолжала путь. Ближе за полдень спустя восемь лиг с редкими стоянками с обрамляющими стенами сбившихся вековых деревьев и искусавших их у подлесков и кюветов осатаневшей мошкары, вдоволь напоившись выступающим соком деревьев, они все же настигли обзором того самого столпа. В котором и правда маячила крохотная чадящая лампадка, чей курившийся огонек метался от ветра, но стоически, жестоковыйно не гас.

Высокий зубастый частокол в тесном сожительстве с желтолистой дубравой подпирали сторожевые башни, стоявшие между сводом врат, которые были радушно раззявлены, но по движению пальца, острые сплетенные балки обрушались бы в долы в земле, и проход без увесистого челобитного тарана был бы закрыт. Зоркие лучники в вытянутых шлемах издалека заметили группу. Все они шли по протоптанной дороге в окружении все того же непроглядного леса, и боковых насаждений через западающие кюветы, когда мимо них звякая чем попала, громогласно промчалась телега что давеча отголосками звучала из-за спины ещё издали, как пить дать груженная до верха поклажей и звенящим товаром. Кучер с огнем в выторощенных глазах, нещадно стегал свою вороную клячонку, а на оседланном им же ветру его седые распущенные пряди поднимались словно парус, а сидевшая примкнувшая к краю повозки русоголовая девушка с запавшей шеей не внушала признаков жизни. Но лучники даже глазам не повели в сторону безумца в голубоватой камизе ополоумевшего чудодея, взбившего столп пылевой завесы, оставляя за собой непроглядные завесы. Их взоры приковали зеленокоттовые ратники, и по виду богатый граф. Зыкнув со стены вниз, дозорные велели оповестить местную власть о расфуфыренном госте с личной охраной. Мальчишка в изношенной целом семействе рубахе с прорехами и на три размера больше, чем следовало, рачительно ринулся по хлюпающей непрогретой от близлежащей сени деревьев грязи в сторону главной ратуше, не раз упав по осклизлом пути измазав колени в рыхлой вязи.

Вся гурьба пересекла границу врат, самолично не получив и отклика со стены. Пересекая внешний фасад высоких стен частокола, чьи бревна, уходили глубоко в землю, они ждали немногого, особенно Калиб и, двоя других солдат, но впечатления Джоаля было максимально удручающим.

Видя скудные домишки с соломенными крышами, да малокровных девиц в рваных затрапезных сарафанах, он почувствовал ломящие чувство в груди. Его вид был на редкость вызывающим относительно сермяжных горожан, и теперь он начинал понимать искрившую неприязнь фермера. Так же он, близоруко держа голову поднято, нежданно сойдя с тверди, вступил в склизкую чавкающую хлябь, отчего его знаковые дегтярные сапоги, растеряли, свою навязну, и обзавелась серыми кляксами чамура. Остальные, включая Гайта не чувствовали дискомфорта, и даже не заметили, как их сир шатко увязает, свыкаясь с нависшей мыслью, что миновать данную оказию квелого грунта, в пределах границ поселения обнесённым кольями, до поры не удастся. Вокруг грудились множественные разношерстые строение: лавки, жилые склоченные из бревен и редкого камня дома, застревающие в гуще телеги, одинокая покрытая конюшня, и даже небольшая мельница под черепичным навесом с жерновом, и мелким наделом, к коей вместе с котухом примыкала харчевня. Ратуша ближе к середине околотка, к которой и прилегал огонь выросшего почитай шпиль столпа, совершенно не вызвала симпатии, не смотря на в разы приятнее относительно остальных домишек – бревенчатую пропитанную дёгтем обшивку фасада. Так же у здания были крупные окна, в которых зиял свет, несмотря на ещё весьма светлый полдень, не беря в расчёт близящиеся серые тучи, омрачавшие день в ненастный саван.

Форсируя хлябь, радушно устланную по улицам, меж прибитых к стенам домов и лачуг, из которых сыпалась ругань, то мусор, они решились следовать плану. Под этими стенами, должно было быть место с большим скоплением людей, и не тех, кто носил обноски, а странников, бравых воинах… или хотя бы следопытов.

Под очередной крышей из соломы, послышалась желчная ругань, и из прорубленного окна вылетела чугунная сковородка. Она весомо воткнулась в глотавшую всякое грязь, прямиком пред Джоалем, и, утирая капельку отлетевшую к его опрятному носу, тот лишь повел опасливым взгляд по траектории полета, надеясь избежать рецидивов обшивки. Да него дошли лишь последние слова, от басовитой женщины, и тихое блеяние мужчины.

Огибая место рьяной склоки, они скрылись за тенью высокого бревенчатого дома, со стоком прямиком в хлябь, из которого выходило нечто похожее на воду из болот с листьями, но судя по пряному запаху листьев с пихтой, из трубы сверху, это была заурядная баня. Из полуоткрытых запотевших окон то и дело были слышны воодушевленные возгласы с хлестом вымоченных листьев и размокших прутьев, а вырывающиеся поры пара были напоены мятой. Одни из трех створок дома с запотевшими окнами распахнулись, и из них высунулась голая по пояс дева, что со свисающими грудями, и намоченными светлыми волосами, кокетливо призывала их присоединиться, улыбками и мановениями игривых пальцев. Моз и Коуб, ответно свистнули ей, Гайт стесненно качнул головой, Калиб и вовсе не подметил её, а Джоаль, не желал отвлекаться. Отвлекаться надолго…

Они, отпираясь от приятных запахов, топтали затхлое месиво под собой, возмогшая и пробираясь к широкому каменному зданию вблизи мельницы, совмещающей с собой скудный хлев. Строение было двухэтажным, и из небольших окон, не было слышно отталкивающего гула перебранок или непотребных им драк. Это до поры внушало спокойствие. Крыша так, как и у бани имела багровую опалубку, хоть и перекосившуюся, и годами не реставрируемую, облупившуюся с краю. С забитых листьями и грязью желобов то и дело занималась капель безвыходно застопорившейся воды, которая все не желала вытекать полностью, но и оставаться в доле зеве, аналогично не спешила. Чуть выше притворенной двери высилась кованая бирка в форме лепестка, раскачивающаяся на забредающем ветру – Квелый лист. Стены слегка треснули, и спасительная замазка то и дело бросалась в глаза. Бревенчатый второй этаж, тоже не отдавал уверенностью, но все же был пригож, относительно низины. Стоило им подобраться, как дверь, как волшебству отворилась, выпуская светлый зазор. Джоаль хотел было порадоваться остаткам магии, среди земли оставленной ведьмами и магами, но тут же обозначалась истинная цель.

Из просвета прохода надменно выкинули человека. Он, расплескав брызги, упал лицом в хлябь, и не спешил подниматься из пут мягко постланного покрывала улиц. Его вялые движение вкупе веявшего от него перегара, вызвали у всех единодушный призыв омерзения к пьянице. Этот доходяга, был весь в черном облачении, а на ногах были вязнувшие в вялых потугах к движению, каучуковые сапоги, отдающие бурым оттенком. Кисти в перчатках с рваными раструбами без пальцев скребли по холодной грязи, хлюпая редкими пузырьками воздуха. Его длинноватые волосы привиделись черными, но это лишь от долгого отсутствия мытья, что автоматически темнило их. Он все не как не мог подняться, и, безвольно ворочаясь по скользкой грязи, вызвал отчетливое желание покинуть эту жалкую панораму падения человеческой чести – Как вдруг! Из все того же развернувшегося проема выскользнула с отваленной втуне помещения воркотней, небольшая фигура, и Джоаль с группой не обознался – У неё была зеленая кожа.

В небольших сапожках, казалось на дитя, и драпированных бурых ворсистых льняных штанах, в белой кружевной в районе малых плеч рубахе, стягиваемой кожаной жилеткой схваченный перекрестным шнурком, подчеркивая налитых бюст, на свету показалась самка гоблинов. У неё были темно червлёные волосы, развивающие как шапка, а длинные и тонкие у концов уши, держали их в узде от спадания на широкие глаза. В правом ухе на середке болталось две окисленные с редким блеском серьги.

Они ошеломлённые новоиспеченным курьезом ждали от неё все чего угодно, кроме её выкриков и дальнейших действий.

– Хозяин! Подымайтесь, ну, опять обуют же! – она в своей хрипловатой манере, действительно обращалась напрямую к телу, увязшему грязи, которое уже бросило все старание всплыть из трясинной субстанции.

На её плечах была темная увесистая котомка со стягивающим шнурком у ворота, явно не по росту, которая при беге била ей по пятой выпяченной точке, а она каблуками сапог, по её дну, отчего раздавались позвякивания схороненного в ней железа и стекла. А в коротких руках у неё обитал полуторный меч, почти с её рост, с расписным под вязь эфесом на длинной ручке, высвечивающейся из портупеи ножен на колышущейся перевязи. Галопом добравшись до человека, она, воткнув меч в слякоть, и зачала силиться поднять его за опавшие плечи своими короткими, но тем не менее знавшими труд ручками, на которых было всего четыре пальца с каждой из дланей. Зеленая кожа, от её тщетных усилий становилась бутылочной, а меч пал плашмя в объятья хлеставшей брызгами слякоти. При этом она зычно выругалась, как ни Джоаль, ни даже Калиб себе не позволяли, и их уши ушли в трубочки, а лице сконфуженно скривились. С её приходом в свежем воздухе отчего-то проклюнулся четкий привкус бадьяна.