Выбрать волю

Дерек выставил ладони вперёд: мол, я лучше тактично промолчу.

Грэхард вопросительно вздёрнул бровь вверх, взглядом требуя разъяснений.

Вздохнув, Дерек сдался и отметил очевидное:

– Мой повелитель, ну ты же сам видел, у солнечной госпожи такие нежные и красивые запястья…

Хотя Грэхард никак не изменил позу, вокруг него, казалось, сгустилась атмосфера гнева.

Замахав руками, Дерек раздражённо отметил:

– Эй, ты сам гонял меня передавать ей твои вазы и записки! Естественно, я рассмотрел её руки! Что мне прикажешь делать, зажмуриваться каждый раз, когда я её вижу?!

Поборов гнев и ревность, Грэхард сдержанно отметил:

– Ты, как и всегда, прав, зрящий суть.

– Естественно! – тут же повеселел Дерек. – Озвучивать голос разума грозного повелителя – моя главная и святая обязанность! – он выпятил грудь, показывая, как сильно гордится своим статусом.

Ещё несколько минут Грэхард похмурился, осмысливая озвученную голосом разума информацию. Как и всегда, когда он чувствовал себя озадаченным, гнев стал сходить на нет. Мозг привычно принялся анализировать и делать выводы.

Зная эту особенность своего господина, Дерек мудро молчал. Когда же ему показалось, что прошло достаточно времени, уточнил:

– Что у тебя с вечерними планами? Его благолепие и Милдара приводить – или отправить по домам?

Мутно посмотрев на него, владыка кивнул:

– Веди, я скоро буду, – и Дерек упорхнул в Средний дворец, готовить малый кабинет для переговоров.

Конечно, как ни много значила для Грэхарда Эсна, его планы не могли исчерпываться только ею. На этот вечер у него намечалась встреча тайной рабочей группы, куда входил его благолепие – глава совета Небесного – и один анжельский иммигрант. Задача перед ними стояла нешуточная.

Испокон веков в Ньоне самую большую власть имел совет князей. Он держал в своих руках бразды правления, но постепенно и исподволь эти бразды перехватывали владыки. Дед Грэхарда, например, успешно ввёл управляющий орган, отчасти дублирующий полномочия князей – совет министров. Отец Грэхарда постепенно передавал полномочия князей своим ставленникам в этом совете, а уж сам Грэхард хорошенько проредил ряды знатнейших феодалов Ньона.

Но у князей всё ещё оставалась неимоверно бесившая владыку привилегия – создавать законы.

И добро бы только это! Каждый князь норовил в своей вотчине придумывать свои собственные законы, что существенно затрудняло ведение дел в Ньоне. По большей части, совет князей только тем и занимался, что решал, как поступить, когда одни законы противоречат другим.

Мыслями Грэхарда часто владела мечта: ввести на территории Ньона единый свод законов. Не имеющий никакого отношения к князьям.

Работа над этим проектом велась тайно – не хотелось дать оставшимся князьям повод объединиться и свергнуть династию Раннидов, а такое вполне могло произойти, если они почувствуют угрозу своему влиянию.

Так что, начав с гневных метаний, Грэхард, в конце концов, поступил привычным и проверенным временем способом: направил свой пыл в сферу государственных дел. Весь его вечер был посвящён бурной дискуссии по поводу регламентации положения рабов в Ньоне. Анжелец Милдар полагал рабство варварством, к тому же, экономически невыгодным, владыка напирал на то, что никакой возможности изменить существующий строй у него нет, а его благолепие благодушно наблюдал за прекрасным образчиком неконструктивного ора и делал в свой блокнот пометки о том, как всё-таки можно улучшить положение рабов, не трогая сам строй.

Главы одиннадцатая и двенадцатая в одном флаконе

Свадьбы в Ньоне были делом камерным и нешумным. Праздновать их не полагалось, тем более – пышно или публично. Обычно больше времени и разговоров занимал тот этап, когда жених договаривался с отцом невесты. Когда же стороны ударяли по рукам, невеста торжественно передавалась жениху, на рассвете священник Небесного совершал обряд, в тот же день наносились брачные татуировки, и на этом дело считалось законченным.

В этом отношении свадьба владыки Ньона ничем не отличалась от прочих. Больше шума и пересудов вызвал сам факт сватовства – среди тех, кто знал, а их было немного. В остальном же народ узнавал о существовании жены владыки исключительно в случаях рождения наследника – вот это событие праздновали ярко и громко.

От Эсны не требовалось многого. Быть вполне готовой к рассвету, а дальше смирно стоять и слегка улыбаться, пока священник проговорит все необходимые моления. В отличии от женских жриц, которые пели свои заклятия на весьма заунывный мотив, священники Небесного отдавали предпочтение монотонному речитативу. Эсна бы с удовольствием поспорила, кого из них слушать труднее, и кто из них зануднее – что заунывное пение, что безвыразительный речитатив едва ли были способны долго удерживать внимание.

В отличии от неё, Грэхард слушал священника довольно внимательно и относился к обряду достаточно серьёзно, как и ко всему, что касалось религии и традиций. Пожалуй, даже он сам не смог бы твёрдо сказать, есть ли в нём вера в богов, но, во всяком разе, он находил разумным относиться к ним с уважением на тот случай, если они всё-таки существуют. Именно по этой рациональной причине он не очень-то увлекался преследованием иноверцев – любимом развлечении ньонских владык. Мало ли, кто их знает. Вдруг их боги тоже существуют. У него и другие дела найдутся, поважнее, чем ссориться с чужими богами.

Так или иначе, как ни зануден был свадебный обряд, он подошёл к концу. В виду нежелания невесты делать ритуальную наколку для неё обошлись брачным браслетом на марианский манер – религия соседей тоже почему-то не допускала татуировки, поэтому марианцы выкрутились и заменили наколотые изображения на настоящие браслеты. Что касается Грэхарда, то он с гордостью щеголял новым узором, отчего теперь кожа на его руке выглядела воспалённой и покрасневшей.

А дальше между уже супругами произошёл очередной момент недопонимания. Эсна полагала, что брачная ночь на то и ночь, а вот день перед ней стоит провести самым романтичным образом. Она опиралась на опыт своего первого брака. Тогда после обряда они устроили небольшой семейный праздник у Кьеринов, а потом Веймар взял её на свою шхуну. Они были там только вдвоём, весь день ходили под парусом, наслаждались морем и беседовали. К вечеру Эсна уже успела проникнуться к супругу симпатией, потому что он разговаривал с нею не как с несмышлёным существом вроде ребёнка, а нормально, отдавая должное её уму и начитанности. Брачная ночь не казалась уже такой пугающей, да и Веймар был нежен и аккуратен – не только в первый раз, но и во все последующие.

Так вот. Грэхард ждать ночи, естественно, не планировал. Напротив, он успешно освободил весь свой день, сгрудив свои обязанности на более поздний срок, предвкушая всё это время не вылезать из постели. Разговоры, прогулки на яхтах и другие романтичные поступки в его планы, определённо, не входили, к большому недоумению и испугу Эсны, которая рассчитывала узнать супруга поближе и немного привыкнуть к нему.

Надежды такого рода оказались напрасными; сразу после обряда Грэхард успешно схватил жену за руку и потащил по знакомому маршруту – в её спальню. Эсна и пикнуть не успела, как оказалась опрокинута в тёмном алькове на кровать и подвергнута настойчивым поцелуям и ласкам.

По правде сказать, у Грэхарда были некоторые оправдания. Обычно его любовницы так стремились угодить грозному владыке, что успешно уверили его в его полной мужской неотразимости. Все они, и рабыни, и свободные, охотно демонстрировали самую неутомимую страсть, и, каким бы умным человеком ни был Грэхард, он всё же оставался весьма самоуверенным мужчиной, и поэтому легко верил в то, что женщины теряют голову от одного его взгляда или прикосновения.

Возможно, Эсна тоже пошла бы по этому пути, пытаясь изобразить то, что супруг желал в ней найти, но такой резкий бескомпромиссный напор горячо её обидел. Конечно, она не ждала чего-то выдающегося – ну кто в здравом уме будет требовать от повелителя небес и земли романтичных катаний на яхте? – но всё же рассчитывала на некоторые… ухаживания. В конце концов, официальная версия с неземной любовью предполагала какие-то ухаживания. разве нет? Или он исчерпал весь свой влюблённый пыл одним тайным свиданием в саду?

В общем, Эсна смертельно обиделась, и это вылилось в единственный вариант бунта, который она могла себе позволить. Не имея мужества и готовности прямо говорить о том, что её не устраивает, она просто застыла, не стараясь изобразить какой-то энтузиазм, и не взяла на себя труд отвечать на ласки и поцелуи. По сути, она устроилась на манер брошенной поломанной куклы и размышляла о том, что нужно просто перетерпеть. В конце концов, однажды она забеременеет, и получит передышку в такого рода делах.

К чести Грэхарда отметим, что, в конце концов, он таки обратил внимание на непривычную инертность женского тела под ним. В его мечтах ему рисовались совсем другие картинки, и то, что Эсна действовала не по придуманному им сценарию, его неприятно удивило.

Он даже изволил отвлечься от поцелуев, слегка отстраниться и поразглядывать жену.

К его полной досаде, та лежала с самым отрешённым выражением лица и попросту… игнорировала происходящее.

Такой поворот дел его категорически не устраивал, но что делать в подобной ситуации – он совершенно не знал. Женщины, с которыми он делил ложе, неизменно угождали ему сами, и ему не требовалось что-то делать для этого.

В его отуманенный желанием мозг стукнулась мысль, что неплохо бы разобраться, что к чему. Но, по правде сказать, он так долго жаждал обладать Эсной, что было бы странно, если бы мысль такого рода всё же сумела достучаться до его сознания. Отбросив сомнения, он смирился с тем, что реальность разошлась с его фантазиями, и решительно вернулся к прерванному делу.

Возможно, он даже умудрился бы довести его до конца – всё-таки он действительно был слишком одержим желанием обладать этой женщиной! – но, к счастью, Эсна переоценила свои способности по части терпения.

То есть, сперва она действительно всерьёз рассчитывала перетерпеть всё, что её супругу будет угодно с ней сделать; но в процессе неожиданно выяснилось, что вещи такого рода становятся ужасно, невыносимо неприятными, если пытаться просто их перетерпеть.

Эсна крепилась, Эсна сжимала зубы, Эсна постоянно напоминала себе, что её цель – воспользоваться всеми выгодами своего нового положения, а для этого нужно непременно проявлять терпение, когда супруг оказывает тебе внимание подобного рода.

Но всё это в целом было так обидно и несправедливо – особенно после таких, несомненно, романтичных поступков, как тайная переписка, обмен ночными вазами и карабканья по стенам, – что от досады она расплакалась.

Если до этого момента Грэхард просто установил сам с собой, что Эсна – никудышная любовница, которая совершенно не умеет доставлять мужчине удовольствие, то теперь игнорировать факты становилось сложнее. Женщины, даже если они никудышные любовницы, не плачут в постели с мужчиной, которой им желанен.

Вывод напрашивался единственный, а Грэхард, каким бы самоуверенным мужчиной он ни был, оставался всё-таки умным человеком.

В голове его громко прозвучало ёмкое нецензурное выражение.

Мысль о том, что он нежеланен, была настолько революционной, ужасной и нестерпимой, что некоторое время Грэхард думал исключительно нецензурными словами.

Когда первый шок прошёл, и к нему вернулась способность образовывать логические связи, он с ошеломительным удивлением понял, что только что чуть не изнасиловал собственную жену.

Насиловать Грэхарду приходилось.

Однажды.

И это был совершенно не тот опыт, который он желал бы повторить.

Так что да, осознание того факта, что он только что чуть не изнасиловал Эсну, отрезвило его похлеще вылитого за шиворот ведра ледяной воды. Весь любовный чад выветрился из его головы; на место ему пришли досада, недовольство собой и ею и потребность перевалить ответственность с себя-любимого на того, кто подвернётся.

Выбор тех, кто подворачивался, был крайне ограничен, так что претензии достались, собственно, Эсне.

Недовольно отстранившись от дрожащей и глотающей слёзы жены, он сел на край постели, сложил руки на груди и вперил в неё мрачный тяжёлый взгляд.

Неожиданно получившая свободу Эсна неловко прикрылась и попыталась отползти от него подальше, что, впрочем, не очень ей удалось.

– Я смотрю, – язвительно сказал Грэхард, заламывая бровь, – ум женщин из рода Кьеринов сильно преувеличен.

Переход был таким резким и странным, что Эсна аж плакать перестала, и только заморгала удивлённо, пытаясь понять, почему он её отпустил и к чему была сказана эта фраза.

Демонстративно возведя глаза к потолку, Грэхард мрачно вздохнул и продолжил благородное дело переваливания ответственности:

– Я полагал, солнечная, – прибавил он градус язвительности в голос, – что женился на умной женщине. И что эта умная женщина, – подчеркнул он интонацией, – изволит открыть рот и сказать, если мои действия по каким-то причинам будут ей неприятны.

Упрёк был весьма несправедлив; не то чтобы у Эсны было так много возможностей что-то сказать, да и весьма сомнительно, чтобы он стал слушать, что она там лепечет. Тем не менее, цель была достигнута: это не он теперь такой невнимательный, это она теперь такая безалаберная.

Исступлённо вцепившись в край покрывала как в единственную защиту, Эсна растеряно возразила:

– Но ведь вы теперь мой супруг, и имеете право… – его тяжёлый взгляд заставил её поперхнуться словами и замолчать.

– В самом деле, ты меня сегодня разочаровываешь, солнечная, – продолжил сливать яд Грэхард. – По-твоему, значит, выходит, что женился я на тебе, чтобы приобрести этим право тебя насиловать?

Логическая цепочка показалась Эсне идеальной, и она мучительно покраснела, охотно принимая переваленную ответственность на себя. Ей тут же подумалось, что, в самом деле, она кругом виновата, потому что, действительно, априори полагала, что его устраивает такое положение вещей. Некстати припомнился разговор в беседке, где он упомянул идею с похищением, – действительно, если бы насилие его удовлетворяло, это было бы более простым выходом, не требующим таких сложностей со сватовством. Получается, и в самом деле, она совершенно безосновательно оскорбила его, приняв за насильника, и кругом виновата, что не попыталась остановить его вовремя.

Тут Эсне пришла в голову светлая мысль, что, собственно, особой возможности остановить его у неё и не было – и она даже решилась эту мысль выразить:

– Но вы ведь и слова мне сказать не дали! – праведно возмутилась она.

Однако не такой человек был владыка Ньона, чтобы принимать обратно ответственность, которую уже удалось перевалить на другого.

– В самом деле? – обманчиво мягко поинтересовался он. – Вчера у тебя было достаточно возможностей поговорить со мной. Однако вместо того, чтобы честно заявить, что ты не хочешь меня, ты лепетала что-то о том, что мы ещё не женаты, и это единственное препятствие.

Эсна мучительно покраснела. В вопросах переваливания ответственности она была покуда не так искусна, как он, поэтому окончательно убедилась в своей полной виновности.

Пока она предавалась угрызениям совести, окончательно пришедший в себя Грэхард включил режим параноика и перешёл в атаку.

Опершись одной рукой на кровать, он подался к ней, поймал её взгляд и пугающим голосом развил тему:

– Что ставит перед нами интересный вопрос, солнечная. Раз выясняется, что я нежеланен тебе как супруг, то с какой стати ты, вопреки воле отца, выбрала меня?

Что-то возмущённо пискнув, Эсна отвела глаза, притянула ноги к груди, чтобы быть подальше от него, и попыталась укутаться в покрывало ещё плотнее.

– Возникает мысль, – с опасной мягкостью, за которой виднелась сталь, продолжил он, – что действовала ты не вопреки воле отца, а в соответствии с ней. Это многое объясняет, солнечная, – промурлыкал он. – Пожертвовать дочерью, чтобы получить шпиона в стане врага…

– Да нет же! – подскочила от возмущения Эсна, которой этот совершенно очевидный ход размышлений крайне не нравился.

– Нет? – слегка наклонил он голову набок. – А почему же тогда?

Лицо его изображало чистое и нарочито невинное любопытство.

Эсна снова мучительно покраснела. Идея признать, что она поддалась внезапному порыву, напридумывала невесть что и попросту пожалела его, казалась изначально провальной, поэтому она отвела взгляд и буркнула:

– Я просто растерялась.

Выражение его лица она не видела, но скепсис в его голосе читался неприкрыто:

– В самом деле? Знаешь, солнечная, версия со шпионажем звучит куда правдоподобнее.

– Это не я к вам сваталась! – открестилась она, но фокус не прошёл.

– Насколько я помню первоначальный план твоей семьи, – он снова отстранился и сложил руки на груди, – весь этот фарс с жасмином был призван единственно придать приличный вид вашему отказу. Так что я всё-таки хотел бы получить более внятные объяснения. Ты говоришь, это не шпионаж, очевидно, что это не внезапно вспыхнувшая страсть, – что тогда?

– Ну, есть несколько причин… – уклончиво ответила Эсна, лихорадочно выстраивая в голове систему этих самых причин. Встретившись с ним взглядом, она осознала, что явно испытывает его терпение, поэтому торопливо выдала первую версию: – Грозный повелитель не видел себя со стороны в тот день. Ваш гнев был осязаем. Я испугалась, что отказом подпишу смертный приговор всему своему роду.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.