Тайны Реннвинда. Проклятие дня

– Можно было управиться и быстрее. – Отзывается Бьорн. – Но эта желна никак не хотела поддаваться, а других птиц поблизости не обнаружилось.

Я вижу, что его ладони и запястья слегка оцарапаны ветками, а к рукавам школьной рубашки, закатанным до локтя, налипли паутина и мельчайшие частицы древесной коры. Видимо, парню пришлось полазать по вековым соснам и елям.

Прическа Бьорна тоже видоизменилась: растрепанные светлые волосы от затылка свободно спадают на плечи, а основная их масса сверху теперь наспех прихвачена в небрежную гульку на макушке. Судя по капелькам пота на его шее, парень задержался из-за того, что прыткий дятел гонял его по лесу, издеваясь, не меньше часа.

– Ты не мог посадить ее в клетку? – Ворчит Улле, отставляя от себя мешок подальше.

Хельвин разражается нервным смехом.

– Где я тебе клетку-то возьму?

– Ну, не знаю! В зоомагазине! – Ржет Ульрик.

Птица, трепыхнувшись, бьется о приборную панель автомобиля, и ненадолго затихает.

– А ты как справился, Улле? – Спрашиваю я. – Нашел что-нибудь?

– Разумеется! – Парень гордо вздергивает подбородок.

– Супер! А то я переживала. – Ловлю в зеркале заднего вида взгляд Бьорна.

– Что я тебе, идиот, что ли, какой-то? – Ульрик выуживает свободной рукой расческу из внутреннего кармана. – Вот!

Она розовая, с блестящей ручкой, на щетине – несколько длинных волос.

– Как хорошо, что ты пошутил про трусики. – Выдыхает Бьорн, ударяя ладонью по рулю. – А я, уж было, поверил.

– Почему пошутил? – Сводит брови Ульрик. – Трусики я тоже прихватил, было слишком заманчиво, чтобы не соблазниться!

Мы с Хельвином снова смотрим друг на друга, и в салоне воцаряется молчание.

Но в следующий момент Ульрик разражается таким звонким и заразительным смехом, что всю неловкость как рукой снимает.

– Трусики покойницы? И вы поверили? Серьезно? – Хохочет он.

Бьорн ударяет его кулаком в плечо.

– Шутник хренов.

– А вдруг бы это оказались трусики не Эллы, а ее мамули? – Продолжает Улле. – Или того хуже – папулины?

– Прекрати, – я тоже толкаю его сидение локтем.

Возможно, мы с этими ребятами могли бы дружить, сложись все иначе.

– Хватит меня бить! У меня есть девушка! – Стонет Ульрик, отбиваясь от новых ударов Хельвина. – Меня интересуют исключительно ее трусики!

– Боже, – отворачивается Бьорн.

– Кстати, о моей девушке. Ты не мог бы надавить на газ? Вокруг нее кружат какие-то бестелесные типы, и я слегка, знаешь ли, ревную.

Несмотря на шутку, на нас обрушивается напоминание о том, что все очень серьезно. Пока мы тут смеемся, Сара там изнемогает в ожидании. Ей очень страшно, и времени остается все меньше. Поэтому мы все с облегчением выдыхаем, когда Бьорн давит на газ, заставляя автомобиль ускориться.

– Наконец-то! – Встречает нас Анна. – Так трудно было поймать какую-то птицу?

Она открывает дверь шире, позволяя нам войти в трейлер.

– Совсем нетрудно, я же делаю это каждый день, – хмыкает Бьорн.

Ульрик передает ей мешок и расческу, найденную в комнате Эллы.

– А где Сара? – Интересуюсь я с ходу.

В гостиной все готово к ритуалу, кругом разложены свечи, амулеты, какие-то книги, на полу расстелены джутовые коврики, а на столе рассыпан пепел. Но вот подруги своей я нигде не вижу.

– Я велела ей прилечь. – Анна указывает рукой за ширму.

– Сара? – Я кладу на стол могильную землю и отправляюсь туда.

Обхожу ширму и заглядываю в уголок, служащий подруге спальней. Трудно назвать это полноценным местом отдыха: на двух квадратных метрах размещаются постель, выдвижной столик, на котором можно делать уроки, полки с книгами, настольная лампа и штанга под потолком, держащая вешалки с немногочисленной одеждой. У нас в съемной квартире во Флодберге балкон был в два раза больше, чем эта клеть за ширмой.

– Сара? – Наклоняюсь и отдергиваю одеяло.

В следующую секунду в меня вонзаются тысячи ледяных иголок: пусто, на постели никого нет.

– Сара! – Я оглядываю комнатушку, ударяю руками по скромным нарядам на вешалке, наклоняюсь под стол. Это глупо, человеку там не спрятаться: просто меня охватывает паника. – Сара!

Бросаюсь в уборную: трейлерный туалет не шире того, что бывает в поезде или самолете, но спрятаться там можно. Дергаю дверь, и застываю в изумлении. Подруги внутри не оказывается, зато маленькое окошечко распахнуто настежь. Если встать на унитаз ногами, подтянуться…

– Что… – Бьорн спотыкается на полуслове.

Влетев за мной следом в уборную, он застывает в изумлении, а затем выплевывает ругательство и выбегает обратно.

– Сара! – Кричу я, забираясь на злосчастный унитаз.

Из гостиной слышатся крики, ругань.

– Сара-а! – Ору я, повиснув на раме.

И вижу, как мимо меня в сторону леса пробегает Ульрик, а за ним Бьорн и Анна.

– Черт…

Я застреваю, не зная, куда лучше сдвинуться – назад или вперед. Пока решаю, их фигуры уже скрываются в лесу. Отталкиваюсь локтями и… кубарем лечу с окна. Палки, камни, мусор – я собираю, кажется, все. Ударяюсь о деревянное полено и замираю на земле, ощутив боль в плече.

Черт!

Встаю и бегу вслед за остальными в заросли деревьев. Затем останавливаюсь. «Нет, нам нужно разделиться, нужно осмотреть всю территорию – Сара не могла удрать далеко».

Я обхожу трейлер по кругу, потом исследую развалины, двигаюсь в сторону города и почти дохожу до оживленной улицы. «Нет, она могла уйти, куда угодно».

Вот только зачем?

Почему Сара ушла?

Что-то выманило ее из дома? Она тоже услышала зов?

Я возвращаюсь к трейлеру и сажусь на ступени. Уже смеркается. Достаю телефон и набираю тетю.

– Да? – Ее голос звучит тревожно. – Ты где, Нея? Тебя целый день не было дома!

Я вздыхаю.

– Ингрид, пропала Сара. Мы у нее дома, пытаемся разобраться, что случилось, так что я задержусь, хорошо?

– Может, тебе лучше вернуться домой? В том районе небезопасно!

– Все хорошо, со мной друзья. Я позвоню, обещаю.

И не дожидаясь нового потока нотаций, обрываю соединение. В следующее мгновение из леса показывается Анна.

– Я должна была это предвидеть! – Сетует цыганка. Она выглядит растерянной и напуганной. – Нельзя было отпускать ее от себя ни на секунду!

Я вскакиваю.

– Наверное, она услышала тот же зов. Наверное, Сара не соображала, что делает.

– Тогда сейчас она на пути к своей смерти. – Женщина входит в трейлер, я – за ней. Она бросает взгляд на часы. – Скоро ночь, и, значит, они вот-вот встретятся.

– Так давайте, скорее проведем ритуал!

– Да. Да… – Анна оглядывает стол, затем обращает взор на мешок, лежащий на полу и придавленный у горловины швейной машинкой. Внутри все еще мечется, хотя и уже не так активно, пойманная птица. – А где дхампири?

– Вы убежали все вместе.

– Тогда нужно ждать его возвращения. Только ему призрак может указать дорогу.

– Ждем.

Не знаю, сколько проходит времени прежде, чем из леса, препираясь и обвиняя друг друга, выходят парни. Я бегу им навстречу.

– Не нашли?

Они виновато крутят головами. Ульрик темнее тучи и выглядит запыхавшимся.

– Уже смеркается, нужно быстрее провести ритуал! – Кричу я.

И они подрываются, точно по сигналу.

– Закройте дверь. – Просит Анна, когда мы вбегаем в трейлер.

Цыганка взвинчена до предела, но ей приходится взять себя в руки, чтобы подготовиться к главному действу.

– Что теперь будет? Как нам ее спасти? – Голос Улле дрожит.

– Бери птицу. – Тихо говорит женщина.

Парень бросается к мешку, позабыв о том, что еще недавно боялся даже прикасаться к его содержимому. Он выдергивает горловину из-под машинки и запускает внутрь мешка руку.

– Ах, ты… – Изловчившись, парень вынимает бедную птицу.

Ульрик держит ее двумя руками: крепко-крепко. Поворачивается к цыганке. В руках у той короткий топорик с острым лезвием. Она берет птицу за горло и, не обращая внимания на ее попытки кричать и сопротивляться, придавливает ее к столу, и… хрясь!

Мы замираем.

Голова желны откатывается в сторону и падает со стола.

А тело еще продолжает дергаться.

Мы стоим, словно истуканы, и, не дыша, наблюдаем за тем, как кровь медленно и толчками заливает стол. Едва тельце пернатой жертвы перестает шевелиться, цыганка ловко наполняет ее кровью глиняный сосуд, стоящий на столе, и отбрасывает тушку в сторону, словно ненужную тряпку.

– Господи спаси… – Шепчет Ульрик.

Я вижу птичью башку на полу. Мощный длинный серо-белый клюв, красная «шапочка» на макушке и выпученные белые глазенки. Ужас…

– Всем молчать, – приказывает Анна. – Господь тут ни при чем.

Она зажигает свечи, ссыпает в сосуд землю с могилы Эллы, тщательно перемешивает деревянной палочкой, добавляет из какого-то стеклянного сосуда голубоватую жидкость, снова перемешивает, а затем… давясь, пьет.

Фу-у-у…

Глядя, как цыганка борется с тошнотой, я делаю шаг назад. Меня пошатывает от ужаса, ноги становятся ватными. Я вижу, как сереет лицо Улле, как тени от свечей носятся под потолком, как сгущается тьма, а затем… рука Бьорна ложится на мое плечо, и он не дает мне упасть.

«Я тут, я с тобой», – говорят его глаза.

И мне становится легче дышать.

Но в комнате теперь не только мы. Анна садится на стул и, закрыв глаза, начинает медленно расчесывать свои волосы расческой Эллы и что-то тихо шепчет, шепчет, шепчет.

Глава 11

– Анна, вам плохо? – Улле наклоняется к женщине.

– Стой, дурень! – Бьорн прихватывает его за ткань рубашки на спине и резко дергает.

Парня отбрасывает назад, словно тряпичную куклу.

– Эй, полегче! – С возмущением восклицает Улле.

Хельвин бесцеремонно затыкает ему рот своей ладонью:

– Заткнись. – Шепчет он. – Если ты помешаешь ритуалу, дух Эллы может найти прибежище в теле Анны. Лучше прикуси свой язык и не встревай.

Цыганка икает и с трудом подавляет рвотный рефлекс. Черная жижа из земли и крови сползает с ее губы по подбородку, глаза темнеют. Теперь она, молча, раскачивается, прижав расческу к груди.

– М-м-м…. м-м-м…

– И что дальше? – Не выдерживает Ульрик.

И тут тело Анны начинает сотрясаться в конвульсиях: она дергается так, будто ее вот-вот вырвет, отбрасывает расческу на пол и с силой вцепляется в ручки кресла. С ее губ срывается тихое рычание, затем тарабарщина на цыганском, а потом женщина резко замирает и низким голосом выкрикивает:

– Приказываю тебе! – Вбирает в грудь воздуха. – Приказываю – явись!

– Пойду-ка я отсюда, – бормочет Улле, пятясь назад, когда ее глаза вдруг начинают закатываться за веки.

Пламя свечей вспыхивает ярче и поднимается выше, а затем – гаснет. В трейлере воцаряется такая леденящая тишина, что я хватаю Бьорна за руку. И вдруг понимаю – Ульрик схватил тоже, только правую руку. Хельвин, вздохнув, отцепляет его от себя. Мою же руку он не скидывает.

Вокруг темно и жутко от того, что не знаешь, с какой стороны придет неведомое. Может, оно уже окружило нас со всех сторон, а, может, только что проникло в тело Анны и готовится нанести удар.

– И что? – Шепчет Улле.

Кажется, его зубы стучат от страха.

Я медленно оглядываю комнату. Пахнет кровью, дымом и благовониями. Глаза еще не привыкли к мраку, поэтому перед взором пляшут рыжие всполохи. Ах, нет – это глаза Бьорна. Осознание этого заставляет сердце сжаться. Парень прекрасно видит в темноте: это его особенность. Но он не человек в полном смысле этого слова – и это то, что роднит нас и одновременно разводит по разные стороны баррикад.

– Ты покажешь мне, Элла? – Раздается его голос.

Я пытаюсь проследить за его взглядом. Парень смотрит в пустоту на противоположной стороне стола от Анны, замершей в странной позе – будто не дыша.

– Покажи!

Меня сотрясает от его требования, как от раската грома. Голос Хельвина словно режет меня пополам.

Улле съеживается:

– Она тут?

– То, что от нее осталось. – Отвечает Бьорн холодно. – Сейчас она выглядит ровно так, как выглядела тогда, когда испустила свой последний вздох.

Я тупо пялюсь в темноту. Мне хочется ощутить то же, что и он, увидеть девушку, почувствовать энергию, но пустота остается пустотой. Неужели, Бьорн сейчас видит истерзанное тело Эллы? Неужели, смотрит ей в глаза? У нее вообще остались глаза?

– Нет. – Говорит Хельвин. Но это не ответ на мой вопрос, он обращается к Элле. – Это приказ оракула. У нее вещь, принадлежащая тебе.

И в эту же секунду, покачнувшись, с грохотом опрокидывается стул. Кто-то взвизгивает от неожиданности. В первое мгновение я решаю, что это Улле, но потом смотрю на него и понимаю – это мой собственный голос. Просто от страха я перестала себя контролировать.

– Тебе придется, – склонив голову набок, твердо произносит Бьорн.

Фраза звучит, как угроза. И в следующее мгновение возле нас проносится ветер. Я понимаю, что это дух девушки: пролетает мимо и скрывается прочь.

– Что это было? – шепчет ошарашенный Ульрик.

Но его вопрос остается без ответа: Бьорн срывается с места, толкает дверь и выбегает на улицу. В трейлер врываются ветер и запах сосен.

– За ним! – Кричит Улле.

Но в этот момент Анна, издав низкий гортанный звук, падает со стула на колени и упирает ладони в пол.

– Беги! – Бросаю я Улле и опускаюсь на колени рядом с ней.

Перед тем, как выбежать, парень щелкает выключателем у выхода, и в трейлере загорается свет.

– Анна, что с вами? – Глажу цыганке спину. – Все хорошо?

Женщина дергается всем телом, пытаясь вдохнуть воздуха, но у нее это не получается. Она начинает трястись сильнее.

– Дышите! – Ору я, видя, как она бледнеет. – Дышите! Боже…

Меня саму трясет от страха за ее жизнь.

Она тянет ртом воздух, но вместо вдоха у нее получается низкий горловой звук, от которого все мое тело буквально немеет. Это не голос, это точно что-то потустороннее.

– Дышите! – Ударяю я ей по спине.

И, выгнув шею, женщина вдруг избавляется от всего, что проглотила. Ее рвет на вышитый цветастый коврик черной земляной смесью, густо приправленной птичьей кровью.

– Все хорошо, – приговариваю я, поглаживая ее спину.

Анну снова рвет фонтаном: кажется, конца и края этой черной жижи не будет. Я вскакиваю, беру с полки что-то похожее на полотенце, чтобы вытереть ей лицо, но сверху на меня падает что-то тяжелое. Это шкатулка с картами. Я не успеваю среагировать, и таро рассыпаются по полу.

– Ой, – приседаю и начинаю собирать их.

– Плохой знак, – сипло произносит женщина.

Тяжело дыша, она вытирает рот рукавом и усаживается на пол. Собрав карты в шкатулку, я подаю ей полотенце и вижу, что пот градом катится по ее бледному, как мел, лицу.

– Вам нужна помощь.

– Я просто без сил, – выдыхает Анна. – Беги… Беги за ними!

– А вы?

– Со мной все будет в порядке. – Обещает она. – Сейчас отпустит, и я позвоню Хельвинам. Они вас найдут. Они помогут.

Ее глаза закатываются, руки слабнут, но у меня нет выбора – я вскакиваю и бегу к двери.

– Простите! Простите!

– Помоги Саре. – Цыганка кивает, сжав челюсти в подобие улыбки. – Помоги…

Хлопнув дверью, я несусь в темноту леса. Под ногами слышится хруст веток и шорох травы.

– Улле! – Ору я, теряясь в лабиринте темных стволов деревьев. – Бьорн!

Несусь наугад. Ветви хлещут по щекам, я пытаюсь закрываться от них руками. Бегу, бегу, бегу. Прислоняюсь к одному из шершавых стволов, чтобы отдышаться. Поднимаю взгляд вверх. Стальные тучи доедают огрызок желтой луны, а сосны тянут к ним верхушки, точно адепты, поклоняющиеся этой темной силе.

– Улле! Бьорн! – Кричу я из последних сил.

И прислушиваюсь к зловещей тишине. Холодный воздух обжигает горло, щекочет нос. Тихо.

И, наконец, где-то вдали хрустит ветка.

Я замираю, стараюсь не дышать. Но сердце бьет в грудь, точно молот.

– Сюда! – Это голос Ульрика.

Я с облегчением выдыхаю, отпускаю ствол сосны и бросаюсь на этот звук.

Глава 12

– Где мать Сары? – Спрашивает Ульрик, когда мы находим друг друга в полутьме.

Парень хватает меня за руку, его ладони липкие от пота. Он тяжело дышит.

– Осталась в трейлере, сказала, позовет Хельвинов на подмогу.

– Идем! – Он не дает мне отдышаться. – Бьорн побежал туда.

И мы набираем ход, продираясь сквозь кусты и стволы высоких сосен. Ульрик тащит меня за собой, забывая, что я в юбке, и по моим голым ногам хлещут колкие ветви.

– Он видит ее? Видит призрак Эллы? – Задыхаясь, интересуюсь я. – Она показывает ему дорогу?

– Наверное! Я видел только, как сверкают его пятки. Ах, да, и еще глаза. Что бы там не видел парень с фарами вместо глаз, я склонен ему верить!

Непроглядное черное небо почти доело луну. Мы пробиваемся в чащу почти на ощупь, вокруг кисло пахло землей и тиной, сластит гнилью.

– Кажется, мы на болоте. – Стону я, ощущая, как влажно хлюпает под подошвами ботинок.

– Бьорн! – Взвывает Улле. – Эй, дружище!

– Заблудились. – Говорю я, хватаясь рукой за ребра.

Где-то внутри больно покалывает.

– Бьорн! – Вопит Ульрик, оглядываясь по сторонам.

Его голос разносится эхом. Вместо ответа слышится уханье совы.

– Я здесь! – Доносится откуда-то справа.

– Он здесь! – Выдыхаю я, сжимая ладонь Улле.

– Откуда шел его голос?

– Черт…

– Бьо-о-орн! – Вопим мы наперебой.

– Сюда! – Слышится вдалеке.

– Туда! – Указываем мы одновременно в разные стороны.

– Нет, – опускает мою руку парень, – нам сюда.

И тянет за собой в черноту и сырость чащи.

– Я тут! – Наконец-то, раздается невдалеке.

– Это он… – Радостно вздыхаю я.

Надо признаться, меня уже успело охватить отчаяние.

– Ты здесь, боже… – Сама не понимаю, как влетаю в его объятия.

Сердце колотится, как сумасшедшее. Окунаюсь в его запах, и словно оказываюсь дома – на секунду это ощущение побеждает мой страх.

– Нея. – Парень прижимает меня к груди, но не теряет бдительности. Нервно оглядывается по сторонам, не забывая, где мы находимся, и зачем сюда пришли. – Вы тут. Так, хорошо. А где цыганка?

– Осталась в трейлере, сказала, позвонит твоему отцу. – Я отстраняюсь. – А Элла? – Это глупо, но я тоже оглядываюсь по сторонам. – Где она? Ты ее видишь?

– Где призрак? – Напоминает о своем присутствии Улле.

Парень оперся рукой о дерево, чтобы отдышаться.

– Она исчезла. – С досадой сообщает Бьорн и всплескивает руками. – Просто растворилась в воздухе.

– Завела в чащу и смылась? – Уточняет Ульрик. – Мы в западне?

Бьорн кладет руки на лоб.

– Дай подумать… Черт… черт! – Он оглядывается по сторонам, его глаза вспыхивают ярким светом, будто зажигаются два огонька. – Куда ты подевалась, твою же… Аргх-х!

Его руки падают вниз.

Это тупик.

– Подождите. – Говорю я. – Подождите. – Делаю круг по своей оси. Тени деревьев сливаются в густую темно-серую муть. – Она не просто так нас сюда привела. Оно здесь. И Сара тоже… Сара!

– Сара! Сара-а-а! – Начинают кричать парни.

А когда мы замолкаем, чтобы прислушаться к бродящему меж деревьев ветру, где-то вдалеке раздается треск ломающихся веток.

– Что это? – Нахмуриваюсь я.

Земля содрогается. Это чьи-то тяжелые шаги.

– Это оно. – Бьорн машинально ухватывает меня за талию и зашвыривает себе за спину.

Я замираю, слыша, как растет его пульс, как учащается сердцебиение. Парень напряженно вглядывается во тьму.

– Ох, и не нравится мне это… – Только успевает произнести Ульрик, как вдруг где-то вдали раздается истошный женский крик.

– Сара! – Срываемся мы с места и бежим туда.

Хельвин сразу отрывается от нас двоих. Я едва успеваю заметить, как широки его шаги, когда его фигура взрезает черноту леса и скрывается между стволами.

– Сара-а-а! – Кричу я так, будто этот крик может кого-то спасти.

Но прелая темнота кажется бесконечной, а крики все усиливаются.

– Нет! Не-е-ет! – Можно различить в треске ломающихся ветвей.

Это она. Ее голос все ближе.

Ульрик давно обогнал меня и тоже скрылся во тьме, теперь я бегу только на этот звук, вытянув руки, чтобы ненароком не врезаться в одно из деревьев. Земля под ногами такая склизкая, что сдирает на ходу башмаки. Приходится быть осторожнее, чтобы не потерять обувь и не упасть.

– Не… – Голос подруги обрывается.

Затем слышится грохот и рев. Нечеловеческий, низкий, трубный. Не рев реактивного двигателя, но и не рычание зверя. Что-то потустороннее, от чего волоски на руках поднимаются дыбом, а дыхание сковывает льдом.

Я появляюсь на поляне как раз в тот момент, когда в мою сторону летит что-то огромное. Едва успеваю увернуться, как оно обрушивается на землю в паре метров от меня. Взрывает почву так, что вибрация бьет по ногам.

– Нея-я-я! – Звенит в ушах голос Сары.

Я замираю и медленно поворачиваюсь, чтобы рассмотреть то, что упало практически к моим ногам. И в эту же секунду меня парализует от страха.

С земли, рыча и ухая, поднимается что-то огромное, темное, долговязое. Простынь голой кожи вздувается струпьями и свисает лохмотьями, мелькает синевой и пузырится грязной черной жижей.

– Что… – мои губы немеют.

Тряся дряблыми обвисшими кусками плоти, обнажающими человеческий череп на широких плечах, чудовище вдруг оскаливается. И, обнажив остатки изгнивших зубов, издает громкий звук, больше похожий на разъяренное булькающее шипение.

– Нея! Беги! – Отрезвляет меня крик Сары.

Но я все еще не могу пошевелиться. Хватаю ртом воздух и смотрю, как, заволакивая ноги, двигается на меня эта чудовищная махина.

Где все? Что происходит?

Едва успеваю краем глаза поймать разбросанных по поляне и лежащих на земле Сару и Ульрика, как надо мной нависает огромная ручища. Хлоп!

И вырвавшийся откуда-то из темноты Бьорн сбивает чудище с ног. Удар все же приходится вскользь по моему плечу, и я тоже отлетаю назад и падаю спиной в дерево. Бах!

«Как же больно…»

На мгновение меня оглушает, и я теряю ориентацию в пространстве, но звук ломающихся, крошащихся неподалеку от меня костей и боль в собственном теле быстро приводят в чувство.

Рывком поднимаюсь, дергаю рукой, головой. Вроде все цело. Оборачиваюсь, пытаясь оценить ситуацию, и чувствую, как звенит в висках. А сбоку мелькают тени: двое ожесточенно вколачивают друг друга в грязь. Это Бьорн, чья рубашка разодрана, а тело вываляно в грязи, и чудовище, раззявившее провал черной пасти и изошедшее липкой слюной.

Я в ужасе отползаю, не переставая следить за схваткой. Хельвин наносит мощный удар в башку, и со скальпа чудища слетает здоровенный кусок кожи.

Монстр отшатывается назад, но тут же, словно робот, снова бросается в бой. Все человеческое в нем – руки, ноги, туловище – быстро теряют нормальный образ: из глазниц от удара выпадают ссохшиеся черные глазные яблоки, как шелуха, слетают с плеч ошметки истлевшей одежды, из дыр между ребрами, волнуясь мелкой дрожью, стекает слизь – то, что когда-то было его внутренними органами.

Когда-то – значит, до смерти. А теперь он живой мертвец, иначе как понимать, что чудище, представляющее собой скелет с остатками полуразложившихся тканей, ходит на двух ногах, издает какие-то звуки и обладает силой?

– Бьорн! – Надрывается в крике Ульрик, поднимаясь с земли и бросаясь на подмогу другу, когда тот получает от живого трупа удар по голове.

Монстр валит Хельвина на землю и пытается вцепиться в его грудь зубами, но Улле, позабыв о страхе, накидывается на него сзади и пытается провести удушающий. Трудно задушить того, кто и так не дышит, поэтому не удивительно, что чудище тут же отбрасывает парня от себя мощным ударом локтя и снова возвращается к лежащей на земле жертве.

– Бьорн! – Захлебываясь в страхе и повисшем над поляной запахе разложения, ору я.

И тот встречает чудище мощным ударом в шею. Слышится хруст рассеченной гортани и булькающий хрип. Хельвин роняет чудовище на землю и принимается молотить кулаками так, будто в него самого бес вселился. В этот момент я ощущаю что-то странное: смесь волнения, гордости и… страха от того, что Бьорн превращается в этой схватке в настоящего зверя, не знающего пощады.

Он не просто бьет нежить, точно заведенный, он рвет его руками на части, ломает, отшвыривает в сторону кости, разрывает полуистлевшие внутренности и с глухим рыком вбивает черепушку с перекошенным подобием лица в землю.

Руки Бьорна мелькают точно крылья мельницы, мощные плечи становятся еще шире, а жилы на шее надуваются. Уверена, никто и ничто в этот момент не может его остановить. Он как робот – выполняет ту главную и важнейшую функцию, что заложена в него природой: несет смерть, и делает это без капли сожаления или раздумий. Он убивает, ведь его тело – лучшее из оружий против этих тварей.

Монстр дергается, стараясь вырваться, но в следующий миг проломленный череп раскалывается на части, и трухлявые конечности, зависнув на миг в воздухе, обрушиваются наземь.