Не судьба

– Я давно жду от тебя, что ты позовёшь меня замуж. Я согласна.

После этого Таня сама предложила интим. Юра решил, что с Таней у него будет очень спокойная и упорядоченная супружеская жизнь. Их родители тоже, казалось бы, с первой встречи нашли общий язык. Особенно легко это далось отцам.

С Леной Юра перестал встречаться. Она ему однажды позвонила и сказала:

– Я всё понимаю и не стану тебе мешать. Выбери правильную жену. Но помни, что я тебя всегда найду. Секс со мной – это не измена твоей жене, это исполнение условий твоей вечной любви ко мне! Ты ведь уже сделал мне предложение, и осуществление нашего брака лишь отложено, но не отменено. Я верю, что мы когда-нибудь поженимся. А пока ты женись на ком хочешь, но не забывай, что как бы ни развивалась твоя и моя семейная жизнь, нам суждено соединиться, потому что так запланировано на небесах. Я ведь ясновидящая ведьма. Я буду следить за тобой, а себя не обнаружу. Я уже родила мальчика, совсем не курю и не пью. Но если бы ты знал, как иногда хочется закурить и напиться до соплей!

«Да ну её!» – подумал Юра. Он даже был рад окончанию их отношений. Поигрались в любовь – и хватит. Он старался внушить себе мысль о том, что теперь их странная связь логически завершена, однако в глубине души очень не хотел потерять её. Юра понимал, что стоит Лене появиться и поманить его – и он помчится потрахаться с ней куда она скажет.

В апреле 1967 года Юра и Таня поженились, а в сентябре уехали на работу в Японию. Там Юра безвыездно проработал примерно четыре года без отпуска, растеряв волосы, ухудшив и без того расстроенное зрение, а также печень. Хорошо хоть, что зубы пока продолжали сохранять практически идеальное состояние, благодаря доставшейся от мамы прекрасной стоматологической наследственности. Что же касается Тани, сначала она некоторое время была просто домохозяйкой, а потом ей удалось устроиться библиотекарем посольства. По выходным они всегда вставали очень поздно и сразу переходили к обеду в ресторане, причём Таня предпочитала хоть по чуть-чуть выпивать, предпочитая виски, а также обязательно выкурить сигарету. Потом после обеда либо ходили вдвоём в кино, либо ездили по распродажам в крупные универмаги, предварительно изучив газетную рекламу. Татьяна умудрялась всегда выглядеть надменной и ухоженной, носила мини-юбки и тем самым демонстрировала всем свои прелестные ноги. Посольских дам, расплывшихся и потерявших фигуры, это ужасно раздражало. Весила Таня около 50 кг, ела очень много и жадно, однако при этом совершенно не толстела и любила говорить, что «не в кобылу корм». Свою прекрасную фигуру она объясняла умеренным курением дорогих сигарет. Умеренное курение и умеренную выпивку Татьяна считала нормой. Юра ничего не запрещал жене, однако сам относился к курению и спиртному гораздо сдержаннее. Он считал, что раз жене хочется, пусть не отказывает себе, а у него печень с детства не в порядке. Такое отношение к вредным излишествам устраивало их обоих.

Работа в Посольстве СССР в Токио продолжалась около четырёх лет, причём без отпусков, так уж получилось. Там Юра насмотрелся многого. Работа в посольстве перевернула представления Юры как о дипломатах, так и о советском государственном аппарате, особенно его руководящей верхушке. Более того, взгляд на СССР с внешней стороны позволил ему сделать кощунственный по тем временам вывод о неизбежности краха Советского Союза вследствие нежизнеспособности его общественно-политического строя, в основе которого – отрицание частной собственности и ложное представление о будущем человечества. Понятно, что своими мыслями Юра ни с кем не делился. Он знал, что жена в душе разделяет его взгляды, однако не был уверен, что она когда-либо не скажет лишнего, особенно под влиянием алкоголя. Юра нередко вспоминал, как однажды пьяный советник посольства Денисов брякнул ему: «Социализм не так уж и хорош, ты только посмотри, как шикуют не только японские богачи, но и те, кого называют у нас средним классом, а при социализме человек с высшим образованием, но без связей вообще никто!», и в такие моменты вспоминал испуганный взгляд его жены, смотревшей с нескрываемым страхом то на мужа, то на Юру. Её опасения были понятны: а вдруг Юра передаст слова «кому следует». Другой бы на месте Юры так и сделал. Но Юра как скрытый диссидент в душе одобрял диссидентские настроения, поскольку во всё возрастающей степени ненавидел СССР.

В советское время дипломаты представляли собой отдельную касту, неплохо замаскированную от населения внутри СССР. Об их жизни, особенно в пресловутом «капиталистическом окружении», советским людям знать полагалось лишь то, что они «выполняют трудную и почётную работу, помогая нам строить коммунистическое общество». Чтобы попасть на работу в посольство, торгпредство или иную структуру советских загранучреждений, надо было состоять в комсомоле или единственной в стране партии, проскочить через мелкое сито разных парткомов и комиссий, пройти проверку КГБ и собеседование в специальном отделе ЦК КПСС – логова управления всем неповоротливым советским государством, ведомства косного и удивительно ретроградного, боявшегося любых веяний эпохи и нагло прикрывавшегося заботой о моральном и идеологическом благополучии населения большой державы. Поэтому советские учреждения за рубежом были напичканы сотрудниками КГБ, которые в основной своей массе были, по мнению Юры, достаточно насмотревшегося на них за границей, самой развращённой частью советского общества и не могли вносить какой-либо весомый вклад в развитие поистине грандиозных дипломатических усилий государства. Реальную работу выполняли те, кто не был связан с КГБ и исправно тянул дипломатическую лямку, не тратя время на слежку за коллегами. Но таких было на удивление немного.

Период перестройки и последовавшее за ней исчезновение Советского Союза с политической карты мира показали удивительную способность к мимикрии и перерождению именно цековских и кагэбэшников, считавшихся в СССР наиболее благонадёжными. Достаточно посмотреть на списки руководящих сотрудников многих министерств и ведомств. С другой стороны, можно порадоваться тому, что любовь к Родине, а точнее, к Великой России позволила и Президенту, и многим другим вытравить из себя остатки коммунистической идеологии, совершенно не совместимой с нормальной жизнью. За это все они заслуживают не осуждения, а похвалы. Нашему главному герою идея построения коммунизма была противна с детства, что давало ему в период работы в посольстве возможность легко стряхивать пропагандистскую лапшу со своих ушей и относиться ко многому в жизни со здоровым юмором и цинизмом.

Советские дипломаты не были исключением из мировой практики. Каждое загранучреждение любого государства – это замкнутый мирок, не допускающий в свои ряды командировочных и туристов, трепещущий перед московским начальством и мечтающий лишь о материальных благах. Среди дипломатов всегда найдутся и жуткие неряхи, и, и алкоголики, и страстные охотники за чужими жёнами, и напыщенные дураки, то есть все те, кого мы ежедневно видим в повседневной жизни. Поэтому не стоит покрывать советских дипломатов толстым слоем грима романтики и исключительности. Гораздо полезнее подкинуть пищу для ума осведомлённых читателей, а неосведомлённым помочь открыть глаза хотя бы чуть-чуть шире, если, конечно, они способны на некое усилие над собой.

Однако, как ни покажется это странным, даже сейчас многие в России остаются в плену лжи советского периода. Видимо, придётся подождать ещё лет сорок-пятьдесят.

8. Из практики загранработы

Случившиеся в Токио с нашим героем истории весьма забавны и поучительны для всех без исключения. Итак, далее следует

История первая. Не вовремя высунулась

В Японии летом очень жарко. Однако для дипломата очень важен дресс-код: на работу надо являться comme il faut, то есть в пиджаке и при галстуке, и не снимать при иностранцах ни то, ни другое весь рабочий день. Предвечернее солнце палит нежадно и жарит лучами людей, снующих в небольшом дворике у ворот посольства. Неумолимо приближается время большого приёма в честь заместителя председателя совета министров СССР, находящегося здесь с официальным визитом. К сожалению, пожилому зампредсовмина по-человечески не-повезло: некто из местных попытался ударить его не то палкой, не то чем-то вроде того. Последствия удара были гораздо менее заметны, чем в результате покушения на цесаревича-наследника Николая Александровича 29 апреля 1891 года в городе Оцу. Но те детали хорошо известны, а эти не разглашаются. Многих наших били за границей и даже убивали. Иногда убийства были вполне мотивированными, например, в случаях с Войковым и Воровским. Однажды в Нидерландах советскому послу врезал по физиономии местный полицейский, разразился крупный скандал, а советский министр иностранных дел кривомордый Громыко, который был известен всему миру как Mr Nyet, ещё и обвинил немолодого заслуженного дипломата в том, что тот сам во всём виноват. Про инцидент с зампредсовмина известно только, что в основном удар пришёлся по спине очень немолодого и известного в японоведческих кругах переводчика и автора известного словаря Льва Анатольевича, постоянно находившегося при высокопоставленном госте. Переводчик слегка пострадал, но госпитализация не потребовалась. А высокий гость, видимо, отделался испугом. Глядя на его холёную физиономию советского бюрократа, Юра подумал, что высокопоставленного гостя давно изнежили советская действительность и подобострастие подчинённых, и поэтому угроза физического насилия может серьёзным образом сказаться на его душевном и физическом состоянии. Однако в данном случае Юра ошибся: тот благополучно прожил ещё целых сорок лет. Видимо, тоже в душе был пофигистом.

Все в посольстве гадают, как пройдёт приём после случившегося и в какой форме японская сторона принесёт извинения. Но если извинений не последует, а такое в принципе кое-кто в посольстве допускал, то насколько уместно в таких условиях проводить приём и потчевать гостей? Может, приём вообще отменить? Но в таком случае это будет воспринято как признание советской стороной полного провала миссии зампредсовмина.

Между тем, судя по звукам и запахам из окон посольской кухни, посольский повар Иван Гаврилович уже вовсю командует местными поварами, которые под его пристальными взорами готовят закуску и выпивку. Поэтому резонно предположить, что послу уже известно кто и как будет извиняться.

И тут некстати появляется маленькая рыжеватая собачонка.

Немногие знали, что кто-то из посетителей консульского отдела подарил её заведующему отделом Александру Васильевичу, матёрому кагэбэшнику, умело строившему из себя «своего в доску». Юра как обжора остаётся благодарен ему за первое знакомство с местной кухней, в частности за приобщение к суси (寿司), сасими (刺身) и сакэ (酒), оказавшимися весьма приятными. Собак вообще-то в посольстве держать вроде бы нельзя, но глава консульского отдела живёт тут же во дворе, рядом со служебным зданием и, несомненно, имеет неписаное право на некоторые поблажки.

Собачка обычно пряталась от солнечного зноя, но суета во дворе и запахи с посольской кухни её всегда интересовали: «Может, и мне перепадёт хоть чуть-чуть?». Именно перепадёт, потому что швырнут объедки перед ней на асфальт, к чему она успела привыкнуть. Подношения, иногда даже щедрые, были нередкими, потому что в посольстве время от времени кого-нибудь вкусно угощали.

Далее во дворе появляется сам посол – «его превосходительство» Олег Александрович, импозантный, холёный мужчина в возрасте чуть более 50 лет, властный, но до смешного боявшийся жены – Татьяны Александровны, в молодости очень красивой, весьма ухоженной и более властной, чем муж. Посол подходит ко второму лицу в посольстве советнику-посланнику Алексею Петровичу, невзрачному человечку того роста, который в народе метко прозвали «метр с кепкой», и негромко говорит:

– Извиняться приедет сам премьер-министр.

– Вот как? Замечательно, Олег Александрович! Это наверняка следствие ваших с ним хороших отношений. Но вот одна маленькая проблема: тут бегает приблудная собачонка, которая вполне способна напугать высокого гостя.

– Где она? А-а, эта…Видимо, случайно проскочила, когда ворота открывали. Вот к чему приводит электрический контроль ворот! Теперь смотрят только на пульт, а смотреть ведь надо на ворота, но на ворота вам всем, как я снова убеждаюсь, плевать. Я же предупреждал. Ну что, бросим все дела и будем говорить только о собаке? Выгоните её!

– Видите ли, Олег Александрович, собачка-то не приблудная, – вклинивается в разговор начальства советник Кузьма Прохорович, седенький благообразный старичок, смахивающий на сбрившего бороду Деда Мороза. – Она, насколько я подметил, живёт у Александра Васильевича и должна его слушаться. А вот и он сам.

Александр Васильевич, предчувствуя возникновение неприятной проблемы, уже примерно полчаса безуспешно пытается подманить собачку, но она уверенно держится поближе к вкусным кухонным запахам и на хозяина плевать хотела. Заведующий консульским отделом стоит возле собаки, весь багровый от злости, в его протянутой руке кусочек не то сосиски, не то небольшая косточка. Однако собачку подношение не заинтересовало.

– Тогда вот что, – скомандовал посол, – Алексей Петрович и Александр Васильевич, оба срочно займитесь отловом собаки и выдворением её с посольской территории. Подключите всех наших. Развели тут, понимаешь, чёрт те что…Несерьёзно это!

Советник посланник кликнул всех оказавшихся рядом и повелел срочно призвать остальных, желательно мужчин, но можно и женщин, особенно формами попышнее. Таких в любом нашем госучреждении всегда хватает. Мы, мол, её обложим со всех сторон и погоним к калитке или воротам, быстро приоткроем и потом ещё быстрее закроем, главное – напугать собачонку и выгнать с посольской территории. Посольские поспешно сбежались, поскольку предстояло нечто неординарное и наверняка нескучное.

Первым пришёл советник Александр Семёнович, высокий и невероятно толстый, стрижка ёжиком, огромное пузо нависает над ремнём, вечно потный, но благоухающий не то дешёвым одеколоном, не то чем-то другим не лучше. За ним с поистине королевским достоинством важно несла свои пышные телеса, то есть завлекательно вибрирующие груди и смешно подрагивающий зад, Лидия Петровна, его рослая супруга. Подтянулись и остальные. Выскочила жена Юры Татьяна, которая первым делом закурила и потом стала вникать в ситуацию, предпочитая не лезть в толпу. Все дружно потеснили собачку в угол посольского переднего двора недалеко от ворот, в котором перпендикулярно сходились две стены служебных строений.

Собаке это явно не понравилось, она напряглась и злобно оскалилась. Александр Васильевич явно растерялся. И тут посол счёл нужным поторопить его и остальных собравшихся:

– Александр Васильевич, я готов забыть о том, что собака тут оказалась по вашей милости, только схватите её и выгоните. У нас времени меньше 20 минут, скоро премьер-министр приедет, а мы что, вроде как собакой его припугнуть собираемся? Что он и другие о нас подумают?!! Стыд и срам! Прошу действовать поживее!

Слова о скором приезде премьер-министра заставили всех напрячься. Александр Васильевич тем не менее зачем-то быстро удалился, и это кое-кого удивило («смылся в самое неподходящее время!»). Собаку зажали в самый угол. Она, продолжая скалиться, сжалась, готовая ко всему. Вокруг неё плотно стояли приодевшиеся для приёма посольские сотрудники и их жёны. Стоявшие сзади и плохо соображавшие что надо делать напирали на передних, вследствие чего кто-то наступил на ногу соседу или соседке, кто-то дышал в затылок или ухо стоявшему рядом тем смрадом, что выдаёт больная пищеварительная система. Оказавшаяся во дворе одной из последних супруга советника-посланника Капитолина Никифоровна, выше мужа минимум на голову, уже находилась при полном макияже и приготовилась идти в зал приёмов, но оказалась не в силах справиться с охватившим её любопытством. С одной стороны, она боялась помяться и испачкаться, с другой, опасалась остаться в стороне от остальных, а главное – в неведении о происходящем. Терзаясь любопытством, Капитолина Никифоровна подошла к стоявшим сзади, вместе с другими стала подталкивать впереди стоящего, спрашивая шёпотом: «А что тут вообще случилось?». Ей не ответили, и лишь Юра, к которому она тоже обратилась с вопросом, кивнул подбородком вперёд и сказал: «Собака». Капитолина Никифоровна уставилась недоумённо на Юру, поскольку из-за спин ничего не видела. Тем временем передние испытывали нажим сзади и невольно делали шажки вперёд, на испуганную собачонку, а та явно предчувствовала недоброе и негромко рычала.

Неожиданно, довольно бесцеремонно расталкивая собравшихся коллег, на первый план снова вышел Александр Васильевич. Все немного отстранились назад, предчувствуя развязку. Левую руку Александр Васильевич вытянул в сторону собаки, сделав ею что-то вроде успокоительного жеста, а правая вдруг описала полукруг и обрушила на голову несчастной собачонки не то бейсбольную биту, не то большую палку. Раздался хруст костей. Собачка вздрогнула, дёрнулась и упала. Все оцепенели.

Татьяна дёрнула мужа за рукав и негромко сказала:

– Живодёр! Неужели не мог чем-нибудь накрыть и схватить? А он сразу убивать!

Её тут же поправили:

– Таня, не распускайте нюни! Александр Васильевич мастерски решил проблему, лучше посмотрите, как чисто сработано. Ни капельки крови!

Александр Васильевич услышал последние слова и весь содрогнулся. В руках у него появился пакет из плотной бумаги, в который он положил оставшееся от собаки и пошёл к калитке, вышел на улицу и скрылся из виду. Спустя минут семь-восемь он вернулся без пакета. Все с изумлением увидели, что Александр Васильевич плачет совсем как маленький ребёнок. Он всхлипнул, смачно засопел и тыльной стороной кисти руки стал вытирать глаза и нос. Обращаясь к смотревшим на него со смешанным чувством изумления, любопытства и даже возмущения коллегам, Александр Васильевич сказал:

– Я ведь собак очень люблю. Вот уж никогда не думал, что убью такую маленькую, добрую, беззащитную. Никому ведь никогда не угрожала, а я её так… За что?!!

– Какая же она беззащитная? Вы что, не видели, как она скалилась? – затрясла нехилым бюстом от удивления Лидия Петровна, не любившая животных.

– Так она же маленькое живое существо! Защищалась как могла, это инстинктивно. Мы ведь её жутко напугали своими злобными лицами. Нас вон сколько, и все против неё…А она…Бедная, несчастная, она так мне верила, а я убил её! Подлец я после этого! А ну вас всех подальше, думайте что хотите, а я после приёма напьюсь в стельку.

Теперь всем стало ясно, что самое интересное позади. Пора встречать приглашённых на приём. Посольская компания минут на пять-семь разошлась и затем снова собралась во дворе. Вскоре раздался вой полицейской сирены. Автоматические ворота распахнулись, и въехала кавалькада чёрных автомобилей марки «Ниссан». Из второй машины вышел знакомый всем по теленовостям рослый, смуглый, спортивного вида уже немолодой мужчина и с улыбкой протянул руку буквально подбежавшему к нему сияющему Олегу Александровичу, с явно фальшивым восторгом залепетавшему:

– Your Excellency, dear Mister Prime Minister, welcome to the Soviet Embassy! I am so glad to greet you here.

К премьер-министру подошёл зампредсовмина, с важным высокомерием и натужно улыбаясь выслушавший слова извинения, после чего оба, театрально улыбаясь, принялись усердно трясти друг другу руки. Со стороны всё выглядело так, будто гостя поздравляют не то с днём рождения, не то с чем-то другим, не менее радостным. Все пошли в посольский зал приёмов. А там мощный кондиционер, фуршет, напитки, закуски…

Время пролетело быстро. Премьер-министр уехал с приёма первым, посол проводил его до автомобиля. Зампредсовмина сослался на усталость, отягощённую плохой адаптацией к смене часовых поясов, и ушёл по лестнице наверх в отведенную ему рядом с квартирой посла шикарно обставленную квартиру для высокопоставленных советских гостей. Оставшись без высокого начальства, поскольку посол и советник-посланник тоже быстро удалились, посольские и их жёны стали вести себя проще, налегая на оставшиеся в изобилии шикарную выпивку и дорогую закуску. Некоторые пили-ели неприлично жадно, кое-кто быстро наклюкался до неприличия. Александр Васильевич сдержал слово и, спотыкаясь, вытирая руками рот и нос, а потом руки об штанины и ещё при этом довольно внятно матерясь, с трудом ушёл к себе, поддерживаемый женой. В небольшом зале приёмов стесняться было некого, поскольку там находились только свои, поэтому стали расслабляться прежде аккуратно и туго подтянутые узлы галстуков, быстро расстёгивались верхние пуговицы рубашек (сейчас у нас всегда так неприглядно выглядит Жириновский, это у него, видите ли, стиль такой), зал быстро наполнился табачным дымом. Юра мельком глаза заметил, что окутанная сигаретным дымом жена заметно пьяна. Ладно, чёрт с ней, только бы не споткнулась. И тут она оглянулась и послала мужу воздушный поцелуй. Значит, пора её уводить, понял он.

Поскольку завтра был новый рабочий день, а угощения быстро исчезали, некоторые вскоре потянулись к выходу. Татьяна тоже вышла и громко спросила Юру:

– Ты ничего не порвал? Не испачкался? Мне вот жирная корова Лидка на ногу наступила. Небось, нарочно. Не думай, что я перепила. Я в норме.

– Тихо ты! Идём скорее, будь осторожнее и держись за меня. Да выбрось ты сигарету! Лидка уже за рулём, мне она шепнула, что готова как обычно подвезти нас.

Лидия Петровна сидела за рулём старенького и купленного явно по дешёвке «Шевроле», выпущенного в эпоху дешёвой нефти и моды на огромные автомобили, и молча курила. Она и курила, и машину водила. Супруг не курил и водительских прав никогда не имел. В его понимании, как и в понимании отца Юры, чётко засел принцип руководящего советского хамья: вождение автомобиля – занятие не для начальства, водить должны нижестоящие лица, специально обученные шофёрскому ремеслу. Юра и Татьяна сели в машину на задние сиденья.

Тяжело пыхтя, в машину втиснулся и Александр Семёнович, явно основательно и вкусно поддавший и закусивший, отчего он улыбался и был благодушен. Он плюхнулся рядом с женой на переднее сиденье и с ходу заявил:

– А мой тёзка лишь в самом конце расслабился. Учти, Юра, убивать тоже нужно умеючи! Дипломат должен быть всегда готовым к убийству! Чистоплюям здесь не место.

– Санька, не пори х. ню! – сказала Лидия Петровна, внимательно глядя перед собой на проезжую часть и продолжая держать губами потухшую сигарету.

– Лидунчик, ты чё, это правда жизни! А Юра, насколько я заметил, ещё витает в идеалистических облаках и не всегда врубается в суровую реальность. Верно ведь, Юра?

Юра молча кивнул. Спорить не хотелось. А Александр Семёнович продолжил, поскольку его распирало нередко проявлявшееся в более-менее подходящих ситуациях, особенно после принятия спиртного, желание поораторствовать и поучить молодое поколение уму-разуму:

– В дипломатической работе всё может случиться, мы ведь тут все как на войне. Всегда, даже, я бы сказал, во сне каждому из нас надо оставаться внутренне мобилизованным. Начальство прикажет убить – убивай и не медли!

Он сытно рыгнул, потом икнул, поёрзал на сиденье и сказал:

– Внукам потом расскажешь о сегодняшнем дне. Подумаешь, собаку убили! Туда ей и дорога. А поскольку каждый факт требует классификации и обобщения, скажу прямо: в жизни вообще опасно высунуться не вовремя. Вот шавка и схлопотала! Делай правильный вывод!

Юра всегда считал Александра Семёновича жирным дураком, не более. Тем не менее в его словах была доза здравого смысла.

История вторая. Рукопожатие с фашистом

У второй истории есть точная дата: 21 августа 1968 года. По всему миру в тот летний день разнеслась поразительная новость о том, что Советский Союз вместе с некоторыми другими государствами-членами Организации Варшавского договора пошёл на беспрецедентную меру: военную оккупацию своего военно-политического союзника – тоже входившей в ОВД Чехословацкой Социалистической Республики. Было арестовано и отправлено самолётом в Москву почти всё руководство государства и коммунистической партии. Взамен были назначены другие люди. Иными словами, СССР устроил в союзной Чехословакии настоящий государственный переворот! В оправдание этого невиданного поступка советское руководство сослалось на необходимость «защиты завоеваний мировой системы социализма» и попыталось мотивировать свои действия некими принципами «пролетарского интернационализма», которыми верхушка КПСС не раз прикрывала преступления правящего режима. Остальной мир отнёсся к случившемуся с недоумением и даже возмущением, поскольку предложенная СССР трактовка событий в Чехословакии и оправдание её оккупации была совершенно неубедительной. Внутрипартийные события в Чехословакии никоим образом не могли хоть в малейшей степени угрожать Советскому Союзу. Из членов Организации Варшавского Договора не согласилась участвовать в военной оккупации Чехословакии лишь Румыния, лидер которой Чаушеску захотел выглядеть белой вороной в социалистическом концлагере, что впоследствии не спасло его вместе с женой, которую ненавидела вся Румыния, от мучительной смерти где-то в румынском захолустье, да ещё и на проезжей дороге.