Война за Австрийское наследство. Часть 1. Война из-за Уха Дженкинса

Сергей Мозгов

Война за Австрийское наследство. Часть 1. Война из-за Уха Дженкинса

Начало войны.

Глава 1

Зарождение конфликта.

… Погоня продолжалась уже более часа. Корабль испанской береговой охраны вел преследование неизвестного брига, обнаруженного им у северо-западного побережья Кубы. И хотя на беглеце не было поднято никаких опознавательных знаков, капитан корабля Жуан де Леон Фандиньо не сомневался, что это был британский торговец, занимавшийся контрабандной торговлей в здешних водах, как и большинство его соотечественников.

Расстояние до беглеца заметно сокращалось. Тяжело груженый торговец явно уступал в скорости испанскому кораблю, предназначенному для лихих абордажей.

Фандиньо предвкушал легкую победу – ни один торговец не мог противостоять кораблю береговой охраны, вооруженному 16 – 20 пушками, (включая пушки на вертлюгах). Его люди – около 80 человек – тоже были настроены весьма решительно. За каждого захваченного контрабандиста после продажи судна и его груза они получали неплохие «призовые».

Дистанция между судами продолжала уменьшаться. На повторный сигнал остановиться торговец не реагировал, надеясь, видимо, на чудо или появление британских военных кораблей. Но ни того, ни другого не произошло.

Наконец, наметанный глаз капитана определил, что пора уже пустить в дело свои погонные пушки. Приказ «открыть огонь» был отдан и канониры, только и ожидавшие этого момента, разрядили два носовых орудия по убегавшему судну. Два фонтанчика воды, вздыбившиеся вблизи борта беглеца, показали, что он не ошибся с определением расстояния.

Но британца это не остановило. Более того, он пытался отстреливаться из своих кормовых пушек. Это только еще больше раззадорило испанцев. Они снова и снова разряжали свои орудия, целя в такелаж и рангоут судна, стараясь не повредить корпус корабля – ведь его еще нужно было продать.

Их упорство было вознаграждено. Беглец, после непродолжительного боя, спустил паруса и в ожидании своей участи лег в дрейф. Капитан Фандиньо, подойдя к очередному «призу» ближе, смог прочитать на его корме название – «Ребекка» (“Rebecka”).

Закрытость обширных американских владений Испании для иностранных торговцев и одновременно неспособность метрополии самостоятельно насытить свои колонии промышленными товарами привело к развитию в невиданных масштабах контрабандной торговли, основным очагом которой стала Вест-Индия. Карибы буквально кишели контрабандистами всех мастей и оттенков, большинство из которых составляли выходцы с Туманного Альбиона. Для борьбы с ними испанское правительство создало специальную флотилию береговой охраны – гуарда-косту (guarda-costas ) – состоявшую из небольших, но быстроходных и хорошо вооруженных судов. Владельцы этих судов были, как правило, частные лица, получившие патент на такого рода деятельность1.

По договору 1713 года Гуарда-коста получила право останавливать в море иностранные торговые корабли и проверять их судовые бумаги для выяснения вопроса – занимаются они контрабандой или нет. И испанцы широко и бесцеремонно пользовались этим правом. Корабли гуарда-косты, получая щедрое вознаграждение за каждое задержанное судно, уличенное в незаконной торговле, без устали рыскали по просторам Карибского моря в поисках добычи. Они не ограничивались проверкой одних только документов, как то предусматривалось договором, а осматривали весь корабль. И если на его борту находили хотя бы небольшое количество товара, который подпадал под определение «контрабандный», судно задерживалось и вместе с грузом конфисковывалось в пользу испанской короны. Зачастую береговая охрана и с честными торговцами поступала так же, как с теми, кто занимался запрещенным промыслом, если встречала их в так называемых «подозрительных широтах», то есть в районах, где торговые корабли попадали под подозрение в ведении незаконной торговли.

Список жертв гуарда-косты постоянно пополнялся. Далеко не всегда торговцы, а тем более контрабандисты, смиренно отдавали себя в руки береговой охраны в надежде на правосудие и заступничество британских властей. Некоторые отчаянные головы больше полагались на свою удачу, быстроту судна и мощь его пушек. И тогда волны Флибустьерского моря, давно привыкшие к орудийному грохоту и лихим абордажам, становились немыми свидетелями очередной схватки между подданными его британского величества и испанского короля.

По данным британского правительства с 1713 по 1731 год испанцами в Вест-Индии было конфисковано порядка 180 английских торговых кораблей. В последующие годы взаимных претензий меньше не стало. Контрабанда, с одной стороны, и пиратство, с другой, продолжались, что серьезно осложняло отношения между Англией и Испанией.

В октябре 1737 года Георгу II была подана петиция от торговцев, требовавших добиться от Испании возмещения понесенных убытков и отмены унизительного права на осмотр британских торговых судов.

Парламентская оппозиция не замедлила воспользоваться негативной реакцией общественности на беззакония, творимые испанцами в вест-индских водах. Спекулируя на недовольствах торговцев, пострадавших от действий гуарда-косты, она предприняла в начале 1738 года активное наступление на своих политических противников, чтобы в очередной раз попытаться сокрушить кабинет вигов во главе с премьер-министром Робертом Уолполем, бессменно находившимся у власти уже 17 лет (с 1721 г.).

В марте 1738 года перед Палатой Общин предстал некий Роберт Дженкинс, назвавшийся капитаном торгового брига «Ребекка». Он поведал парламентариям душещипательную историю о том, как 7 лет назад, в апреле 1731 года, его судно было захвачено испанским кораблем береговой охраны2. Дженкинс не скрывал, что, будучи обнаруженным у берегов Кубы, он не выполнил требование гуарда-косты остановиться для досмотра и оказал ей вооруженное сопротивление. Но силы были неравны, и после короткого боя он вынужден был сдаться.

В отместку за неповиновение испанский капитан, поднявшись со своими людьми на палубу «Ребекки», кипя злобой и ненавистью ко всем англичанам, подошел к Дженкинсу и на глазах у застывших от ужаса матросов отрезал ему ухо. В качестве доказательства своих слов рассказчик достал из кармана белую тряпицу и, развернув ее, показал изумленным членам парламента отрезанное ухо. «Испанец швырнул мне его в лицо и велел отнести моему королю, – сказал капитан. – При этом он пообещал, что и с его величеством сделает то же самое, если представится удобный случай».

Взрыв негодования потряс стены парламента, заглушив последние слова Дженкинса. Сменяя друг друга, ораторы от оппозиции обвиняли правительство в бездеятельности и предательстве национальных интересов страны. Раздались призывы покончить с произволом испанской гуарда-косты и потребовать у Мадрида компенсации за нанесенный материальный ущерб.

«Разве мы какая-нибудь третьеразрядная нация, чьи права и достоинство можно безнаказанно попирать»? – с гневом в голосе вопрошал мало кому тогда известный тридцатилетний Уильям Питт, призывавший наказать зарвавшихся испанцев.

С большим трудом Уолполю удалось тогда погасить вспышку праведного гнева парламентариев, пообещав им начать с Испанией переговоры по урегулированию всех спорных вопросов, касавшихся торговли в Новом Свете.

Нельзя сказать, что до этого кабинет Уолполя никак не реагировал на жалобы своих торговцев. Еще в январе 1738 года, вскоре после получения петиции, было принято решение усилить британское присутствие в Карибском море, для чего на Ямайку в середине марта была отправлена эскадра из 2 кораблей и 3 фрегатов3 под командой коммодора Чарльза Брауна.

Браун должен был обеспечить безопасность английских торговцев в тех районах, где инциденты с испанской береговой охраной случались чаще всего, особенно в Наветренном4 и во Флоридском проливах. В случае встречи с кораблями гуарда-косты Браун получил прямое указание захватывать их и вести в свой порт.

Находившиеся на тот момент на Ямайке суда – “Dunkirk” (60), “Kinsale” (40) и шлюп “Drake” – коммодор мог оставить себе, если найдет их состояние пригодным для службы, в противном случае он должен был отправить их домой. Получили предписание следовать на Ямайку и суда из состава Западно-африканской эскадры: “Falmouth” (50), “Diamond” (40) и шлюп “Spence”, которые также поступали в распоряжение Брауна.

Таким образом, к маю 1738 года в вест-индских водах собрались довольно внушительные силы англичан, в результате чего гуарда-коста заметно снизила свою активность. За весь 1738 год она не задержала ни одного торгового судна, ходившего под флагом Соединенного королевства.

Между тем, британское правительство выставило Мадриду счет на сумму в 343 тысячи фунтов стерлингов, которые испанцы должны были выплатить британским торговцам за нанесенный гуада-костой материальный ущерб. Для силового подкрепления своих финансовых требований в мае из Спидхеда в Средиземное море была направлена эскадра из 9 линейных кораблей и 2 фрегатов5 под командой контр-адмирала Николаса Гэддока.

Помимо желания оказать давление на мадридский двор, в Лондоне посылкой эскадры преследовали еще одну цель. Там весьма опасались за свои недавние приобретения, полученные по Утрехтскому договору – Гибралтар и остров Менорка.

В феврале 1727 года испанцы попытались вернуть себе Гибралтар, совершив нападение на крепость без формального объявления войны. Пятимесячная осада, однако, не принесла им успеха, так как на море безраздельно господствовал британский флот, который оказывал гарнизону всемерную поддержку, подвозя ему подкрепления, боеприпасы и продовольствие, а также ведя антибатарейную борьбу.

Теперь, когда отношения с Испанией обострились, не было никакой уверенности, что Мадрид не захочет проделать нечто подобное и с Меноркой.

Коммодору Джорджу Клинтону, стоявшему с эскадрой в Порт-Магоне на Менорке, было приказано повысить бдительность, чтобы не быть застигнутым врасплох. Однако возможности Клинтона были более чем скромные. Он располагал всего лишь одним линейным кораблем “Gloucester” (50) и шестью мелкими судами6. Отразить с этими силами серьезное покушение на остров было бы весьма проблематично, учитывая возросшую мощь испанского флота. Эскадра Николаса Гэддока должна была обеспечить безопасность Менорки, являвшейся важной военно-морской базой англичан.

Помимо этого адмирал должен был присматривать за Гибралтаром, заботиться о безопасности своих торговцев, требовать возврата любых захваченных британских судов, и если в этом будет отказано, атаковать испанских захватчиков, будь то капер или королевский корабль.

Появление эскадры Гэддока у испанских берегов (она крейсировала между Гибралтаром и Картахеной) вызвало настоящий переполох в Мадриде. Там не сомневались, что Англия настроена весьма решительно, чтобы отстаивать свои требования.

Со своей стороны, король Испании Филипп V также имел немало претензий к британскому правительству. В 1713 году он согласился на передачу Англии, так называемого, Асьенто – монопольного права на ввоз в испано-американские колонии негров-рабов сроком на 30 лет. (До этого Асьенто было закреплено за Францией). Договор предусматривал, что торговля рабами должна была вестись через единственный порт – Картахену-де-Индиас – после уплаты соответствующих торговых пошлин. Но британские торговцы, дабы уклониться от законных платежей, лишь малую часть привезенных из Африки рабов продавали через указанный порт. Основная же масса живого товара реализовывалась в других местах, минуя фискальные органы, и тем самым лишая испанскую корону значительной доли своих доходов.

Об английских контрабандистах, которые подрывали монополию Испании на торговлю со своими колониями и сильно били по ее бюджету, мы уже говорили.

Еще одним раздражающим для Мадрида фактором стало основание в 1733 году на, так называемой, «ничейной земле», являющейся буфером между испанской Флоридой и британской Южной Каролиной, новой 13-ой британской колонии – Джорджия. Своим рождением она обязана бывшему офицеру британской армии полковнику Джеймсу Оглторпу (Oglethorpe), который и стал ее губернатором. Испания требовала ликвидировать колонию, но Лондон, на словах признавая незаконность этого шага, отказался оставить новоприобретенные территории.

Тем не менее, Его Католическое Величество совершенно не горел желанием воевать с Англией, по крайней мере, сейчас, не имея союзников. Поэтому он волей-неволей согласился на предложенные Уолполем переговоры.

(В то же время, не полагаясь на их благоприятный исход, испанское правительство предприняло меры по приведению армии и флота в боевую готовность).

Переговоры открылись в Лондоне и проходили под непосредственным руководством Уолполя. Общий язык находили с трудом. Выказывая жест доброй воли, английская сторона согласилась уменьшить предъявленную первоначально сумму компенсации до 200 тысяч ф. ст. Затем, во время многочисленных встреч полномочных представителей, указанная сумма еще несколько раз менялась в сторону уменьшения. Но до соглашения дело не доходило. Испанцы с большой неохотой шли на какие-либо уступки. Лишь пребывание у берегов Испании эскадры Николаса Гэддока, за которой маячили главные силы Ройял Неви, делало мадридские власти сговорчивее, что позволило, в конце концов, прийти к некоторому компромиссу.

14 января 1739 года в Эль Пардо – одном из загородных дворцов Его Католического Величества – была подписана конвенция, согласно которой Мадрид обязался выплатить вест-индской кампании 95 тысяч ф. ст. Эта сумма должна была быть выплачена в течение 4 месяцев после ратификации конвенции. Кроме того, Испания обещала пересмотреть методы борьбы с контрабандной торговлей.

Уолполь чувствовал себя триумфатором. Ему удалось, как тогда казалось, пресечь на корню зарождавшийся англо-испанский конфликт, не допустив его перехода в горячую стадию.

9 февраля контр-адмиралу Гэддоку было приказано возвращаться с эскадрой в Англию. Однако немедленно выполнить это распоряжение адмирал не мог. Его потрепанные зимними штормами корабли выглядели не самым лучшим образом. А потому сначала он решил сделать заход на Менорку для проведения необходимого ремонтных работ. Только в апреле Гэддок смог снова выйти в море. Но с возвращением домой пришлось повременить.

В Гибралтаре адмирала ждал новый приказ министерства, предписывавший ему оставаться на Средиземном море еще на неопределенное время.

Оказалось, что рано Роберт Уолполь и его сторонники праздновали победу. Испанское правительство тянуло с ратификацией конвенции, заявляя, что она была навязана Испании под угрозой применения силы. Мадрид требовал пересмотра договора и уменьшения суммы выплат до 68 тысяч фунтов стерлингов.

Снова начался переговорный процесс. Испанская сторона вела себя все более и более дерзко. В конце концов, как будто для того, чтобы вообще исключить возможность достижения какого бы то ни было соглашения, испанцы отказались выплачивать какие-либо деньги, подтвердили свое право на осмотр британских торговых судов и потребовали убрать эскадру Гэддока от берегов Испании.

Объяснение такому вызывающему поведению Мадрида могло быть только одно. Испанцы надеялись на поддержку Франции, с которой уже давно велись переговоры о союзе.

Но оппозицию, похоже, ни сколько не смущала перспектива заключения франко-испанского союза. Преследуя свои корыстные цели, она снова пошла в атаку на правительство, толкая его к войне или отставке.

«Если мы воздержимся от сильных мер против Испании из уважения к Франции, – ораторствовал Питт, умело играя на давней ненависти британцев ко всему дому Бурбонов, – мы позволим ей предписывать наше поведение и держать нас в зависимости».

Ему вторил лорд Арджил, утверждая, что британский флот сможет с успехом сражаться со всеми флотами мира.

Глава 2

Подготовка к войне

.

После срыва переговоров испанской стороной ряды сторонников «немедленного возмездия» значительно расширились, и не только в парламенте. Сам король Англии Георг II в погоне за дешевой популярностью встал на их сторону.

Противиться усилившемуся давлению на правительство становилось невозможно. Премьер-министр должен был сделать свой выбор. Будучи противником войны, которая в его глазах была «самым пагубным делом», Уолполь старался все внешние осложнения устранять дипломатическими средствами. В данном случае, несмотря на все его усилия, эти средства не сработали. Роберт Уолполь решил подчиниться воле парламентского большинства, поступившись своими убеждениями. Война с Испанией стала теперь неизбежна.

Летом 1739 года Британия приступила к мобилизации Королевского Флота (Ройял Неви) – гордости нации.

Англичане по праву могли гордиться своим флотом, самым мощным в Европе, а значит и в мире. Он обеспечивал Великобритании господство на море, на чем основывались ее авторитет и могущество, безопасность и процветание. Флот был главным орудием британской политики, ее карающим мечем и щитом одновременно.

К лету 1739 года в британском флоте по бумагам числились 121 линейный корабль и 49 фрегатов. Из этого огромного количества судов только 86 кораблей и 31 фрегат могли быть использованы в военных действиях. (Приложение 1)

Остальные были или слишком ветхими, или нуждались в капитальном ремонте.

Более детально, с разбивкой по рангам, состав британского флота представлен в следующей таблице.

Сразу отметим, что в Англии к разряду линейных причислялись также 50-пушечные корабли, которые в Испании и Франции относились к фрегатам.

Из 86 линейных кораблей только 35 были готовы к немедленной службе. Остальные стояли разоруженные в сухих доках, и требовалось время, чтобы их вооружить, подготовить к выходу в море и обеспечить командами.

Бросается в глаза имевшаяся диспропорция между линейными кораблями и более мелкими судами 5 и 6 рангов. Адмиралтейство явно отдавало предпочтение строительству линейных кораблей, незаслуженно обделяя своим вниманием малые силы флота.

Король Испании Филипп V мог противопоставить огромному британскому флоту гораздо более скромные силы. Некогда мощнейшая морская держава – Испания – после подписания Утрехтского мира в 1713 году и войны Четвертного альянса (1717 – 1720 гг.) фактически лишилась своего флота.

Стараниями первого министра Филиппа, Хосе Патиньо, занимавшего этот пост с 1726 по 1736 год, испанский флот, словно птица Феникс, восстал из пепла. Правда, своего былого могущества он не достиг, но не считаться с ним было нельзя.

К 1739 году испанский король располагал порядка 40 кораблями, вооруженными от 50 пушек и выше. При этом только два из них были 80-пушечными и один 110-пушечный. В завершающей стадии строительства, в разной степени готовности, находились еще 6 линейных кораблей, которые в ближайшее время могли вступить в строй. Кроме этого имелось полтора десятка фрегатов и других малых судов. Причем слишком ветхих кораблей, неспособных к выходу в море, было среди них совсем немного.

Силы флота были разделены на три эскадры, которые базировались в Кадисе, Ферроле и Картахене. Часть кораблей, используемая для транспортировки сокровищ из Нового Света, находилась в Вест-Индии и Буэнос-Айресе (см. Табл. 2).

Командующим флотом, хотя и чисто номинальным, был 19- летний инфант дон Филипп, носивший звание генерал-адмирала. Это был младший сын Филиппа V и его второй жены Элизабет Фарнезе.

Как видим, британский флот, даже за вычетом небоеспособных кораблей, обладал почти двукратным превосходством над флотом Испании.

Совершенно иным было соотношение сил на суше. Армия Филиппа, имевшая около 80 тысяч человек, почти в четыре раза превосходила по своей численности британские войска.

Действительно, английская армия мирного времени насчитывала около 20 тысяч человек. Но она могла без особых трудов удвоить и даже утроить свой состав за счет воссоздания ранее расформированных полков, от которых оставался так называемый костяк или скелет, то есть офицерский и унтер-офицерский состав, находившийся на половинном жаловании. Но, естественно, на это потребовалось бы некоторое время, и, наверняка, немалое.

(В войну за Испанское наследство британская армия насчитывала более 60 тысяч человек. Ее сокращение началось за несколько месяцев до заключения Утрехтского мира. К рождеству 1712 года были расформированы 13 драгунских и 22 пехотных полка. Когда договор был подписан, были расформированы еще несколько полков. В итоге было уволено из вооруженных сил более 33 тысяч человек.

В 1722 году численность армии составляла всего 18 тысяч человек.

В 1727 году из-за угрозы войны с Испанией армия была увеличена на 8 тысяч человек, но через три года вновь была доведена до прежнего уровня).

Однако британские стратеги намеревались вести войну исключительно на море и в колониях, где Испания было особенно уязвима. А потому первоочередное внимание уделялось флоту.

Из сухих доков в гавани выводились стоявшие на хранении корабли, точнее говоря, их корпуса, так как они были без рангоута, оснастки и пушек. Стараниями тысяч портовых рабочих суда постепенно обретали свои привычные черты. К ним вновь возвращались их величественный и одновременно грозный вид. Ввысь устремлялись стройные мачты; паутина снастей оплетала рангоут; корабельные орудия, пылившиеся в арсеналах, занимали свои места на батарейных палубах.

В портовых городах открывались вербовочные пункты, где для привлечения внимания прохожих вывешивались национальные флаги и били в барабаны. Зычными голосами призывали всех желающих записываться матросами на корабли Его Величества, обещая различные блага и возможность разбогатеть на войне.

Богатство Испании испокон веков основывалось на ее монопольной торговле со своими заморскими колониями, из которых она беспощадно выкачивала их природные ресурсы, главным образом золото и серебро.

А потому в Англии еще с елизаветинских времен считалось, что Испанию легче всего поставить на колени атаками на ее флотилии галеонов, перевозившие драгоценности из Нового Света, и разрушительными рейдами на ее наиболее важные и богатые колонии.

Правительство Уолполя намеревалось придерживаться подобной тактики и сейчас. Было очень соблазнительно еще до объявления войны захватить испанские галеоны, ведшие заокеанскую торговлю. Их захват с лихвой покрыл бы тот ущерб, который нанесла британской торговле гуарда-коста, и лишил бы Мадрид денег, которые ему потребуются для ведения войны.

По заведенному еще в XVI веке порядку лишь две особые флотилии, снаряжаемые ежегодно в Кадисе, имели право торговать с американскими колониями.

Первая флотилия, именовавшаяся флотом Тьерра-Фирме (то есть флотом Материка) обслуживала вице-королевства Перу и Новую Гранаду. Обычно она выходила из Кадиса в августе – сентябре. Она шла на юг к Канарским островам и, поймав северо-восточный пассат, пересекала Атлантику и входила в Карибское море в районе Наветренных островов. Проследовав вдоль побережья Венесуэлы и цепочки Подветренных островов на запад, она становилась на якорь в Картахене – крупнейшем порту Новой Гранады, где распродавалась часть взятого с собой товара7. Затем, приняв на борт колониальные товары, в том числе новогранадские изумруды и жемчуг с острова Маргарита, корабли следовали в Порто-Бело на Дарьенском перешейке.

С их прибытием там устраивалась грандиозная ярмарка, на которую, помимо табака, какао, ценных пород дерева, в больших количествах свозилось серебро и золото в слитках, добытое в Перу и Чили, отчего флотилия неофициально называлась «золотой» (la Flota de Oro). Товар сначала доставлялся морем в Панаму, затем через джунгли Панамского перешейка  на мулах перевозился на карибское побережье. В марте, наполнив трюмы, флотилия брала курс на Гавану, огибая Кубу с запада.

Вторая флотилия, официально именовавшаяся флотом Новой Испании, покидала Кадис в апреле – мае. Она повторяла путь галеонов Тьерра-Фирме до входа в Карибское море, затем шла вдоль цепочки Больших Антильских островов на запад (с заходом в Санто-Доминго), входила через Юкатанский пролив в Мексиканский залив и в конце лета бросала якорь в порту Веракруса.

Разгрузившись, галеоны принимали на борт местную продукцию, а также драгоценные металлы, главным образом серебро, добытое на мексиканских рудниках. Помимо этого они брали на борт азиатский товар8, доставленный через Тихий океан с Филиппин так называемым Манильским галеоном. (Товар выгружался в мексиканском порту Акапулько, а затем по суше перевозился в Веракрус).

Обратно галеоны отправлялись в феврале следующего года, делая обязательную остановку в Гаване, где ждали прибытие «Золотой флотилии».