Мультивселенная ошибочных миров. Часть 2

Через пару десятков минут послышался стрекот лопастей. Это был вертолет отдела военной полиции Монта. Бест вернулся к Яркому и Попугаю, которая постепенно пришла в себя. Девушка не помнила, что с ней было после того, как она активировала протокол абитума, и никто не спешил отвечать на ее расспросы. Яркий попросту не знал, что ей сказать.

– Папарацци уже здесь, – заметил он, взглянув на капитана.

– Нам сейчас не до общения с прессой, – процедил Бестселлер, – уходим. Нам еще весь город со сканерами прочесывать.

Репульсоры на его абитуме загудели, и капитан быстро поднялся в воздух.

Работы действительно предстояло очень много. «Элект» еще около суток вырезал поглотителей в разных районах города, оставляя за собой кровавые следы, по которым следовали репортеры. В прессе эту операцию окрестили «Мученики с клыками», а репортаж о ней еще долгое время крутили по всем каналам.

***

Вокзал. Множество аурно-магнитных путей и дорог, сплетающихся меж собой в огромную паутину людских жизней, которые разбредаются по всему миру, движимые своими целями. Они уносятся вдаль на многоэтажных поездах, которые плавно со свистом проносятся сквозь континент, помогая каждому достигнуть желаемого.

Вокруг лишь стекло и нежно-голубой металл. Это центральный вокзал Хвиттроппа, расположенный за чертой города. Само здание построено в виде пирамидальной ледяной горы. Олицетворение безирка, который построен на самом высоком скалистом утесе в мире. Хребет Чистый Пик. Это место знаменито по всему миру, и дело вовсе не в живописных пейзажах. Условия, климат, и, что самое главное, люди. Здесь нет ничего, что доставалось бы легко и просто, и нет такого дела, с которым мог бы справиться человек бесхарактерный. Только мужество и суровая целеустремленность.

И лишь сильнейшему позволено править этим местом. Стин Дорхафт размеренно шел по крайней станции, ожидая свой поезд. От охраны и сопровождения бургомистр полностью отказался. В этом и не было конкретной необходимости. Он сам олицетворял всем своим существом надежную крепость духа и силы. Люди вокруг перешептывались, наблюдая за ним и парой его странных спутников: худощавый юноша с сине-седыми волосами, который в мороз расхаживал по вокзалу в одной рубашке, и одноглазая девушка с естественными огненно-красными прядями, которые топорщились во все стороны острыми иглами.

В отличие от Никса, Крета была одета по погоде: в плотный белоснежный пуховик с мехом на воротнике и высокие ярко-красные сапоги с металлическими пластинами на щиколотках. Сам Джелед не удосужился пополнить гардероб перед важным мероприятием, поэтому отправлялся на межбезирковые соревнования в школьной форме. Оба казались чудовищно маленькими и низкими, стоя возле бургомистра Дорхафта, который, облачившись в синровую тяжелую броню, был почти под три метра ростом. Взрослые школьники на его фоне казались учениками начальных классов, что не очень устраивало Джеледа и Марли.

Но они говорили о другом:

– Тебе незачем тащиться со мной на другой конец континента, – стонал Никс, – почему ты увязалась за мной?

– За тобой?! – возмущенно воскликнула Крета и скрестила руки на груди, – У меня там свои интересы, знаешь ли. К тому же, имею право. Ведь, как оказалось, меня выгонят из школы, если ты проиграешь в турнире. Поэтому я имею все основания занять место на трибуне и посмотреть воочию, как ты одолеешь их всех.

Никс лишь устало отмахнулся.

– Свои интересы? – вздохнул он, – Например?

– Это единственное место во всем Вербрехене, где мне покажут истинную красоту управления своим потенциалом, – фыркнула она, – ты поймешь, когда сам посмотришь на это. Настоящая, истинная аура куда эффективнее и… зрелищнее, чем вонючая синра!

Сверху послышался глухой смешок.

– Не спорь с ней, парень, – Стин похлопал их по спинам, подталкивая вперед, к вагону поезда, – у девушки явно есть определенный пунктик по поводу синры, и даже я не стану ее разубеждать в том, что это изобретение – не зло.

– Так вы знаете? – ахнула Марли, уставившись на него своим золотым глазом.

– Знает о чем? – недоуменно вертел головой Никс.

Они остановились прямо перед распахнутыми дверьми, и очередь из нескольких десятков людей, что стояли позади них, загудела.

– Запрыгивайте, черт, – Дорхафт почти раздраженно затолкал их внутрь поезда.

Он продолжал подгонять их до тех пор, пока они не проследовали в свое купе первого класса, где все трое уже могли спокойно расположиться на мягких диванах и продолжить дискуссию. Крета живо сбросила с себя пуховик и длинный шарф, оставшись лишь в малиновой вязаной кофте, теплых штанах и своих красных сапогах, снимать которые до прибытия в отель она категорически отказывалась. Процедура их надевания была чрезмерно болезненной, чтобы проходить через подобное дважды в день.

Стин развалился на одном из двух диванов, и тот моментально вмялся в металлический синий пол под тяжестью бургомистра и его доспехов. Механические суставы громко скрипели в унисон стону дивана, поэтому некоторое время все молчали, не имея возможности услышать друг друга.

Наконец, все расположились вокруг овального столика, который служащие поезда тут же заставили напитками и закусками, не жалея ничего для бравого бургомистра и его юных спутников. За рядом бутылок и подносов теперь почти не было видно Крету, но девушка не особо из-за этого расстраивалась. Она незамедлительно набросилась на еду, забыв о недавнем разговоре.

Никс и Стин довольно переглянулись.

– Тебя что-то беспокоит, мой мальчик, – нахмурился Дорхафт, разглядывая потускневший взгляд юноши, – расскажи мне.

Никс ответил не сразу. Он не ожидал, что его переживания лежат прямо на поверхности даже для такого твердолобого человека, как бургомистр.

– Мне кажется, что… – он замялся, разглядывая собственную ладонь, кожа которой была иссини белого мертвенного цвета, – то, что я делаю, этого недостаточно. Не знаю, как это выразить, господин Дорхафт. Сколько себя помню, всегда был скептиком. Не рассчитывал на многое, знаете ли. Но сейчас я свято верю, что во мне скрыто нечто большее, чем я показываю вам, и готов показать всему миру на турнире.

– И что же это, по-твоему? – пожал плечами Стин, разглядывая Джеледа.

– Эту силу, как мне известно, – Никс говорил медленно, стараясь подбирать подходящие слова.

Никто не знал, кем стал Таниэль Редэм после «того несчастного случая в Игле», поэтому он уже очень долгое время считался мертвым. Лишь единицы знали, что на самом деле случилось в ночь рождения Алтиорема Игнаса. Более того, количество этих людей практически свелось к нулю после смерти Наместника Эмили.

– Эту силу дал мне отец, – продолжил Джелед, – сразу после моего рождения. Это был его подарок, которым он успел наградить меня перед смертью. Клянусь, будь это только моя сила, я бы ни за что не сказал бы таких вещей, которые похожи на идеализированные мечты мальчишки. Но все не так. Ради отца, который до сих пор, в каком-то смысле, заботится обо мне, я хочу полностью овладеть «этим».

– Ради отца? – усмехнулся Стин, переводя взгляд на Крету, которая все это время не отвлекалась от еды.

На щеках Никса появился легкий румянец. Ощутив его, он покраснел еще сильнее.

– Конечно, дело не только в нем, – почти шепотом добавил он, – но это второстепенно. Как мне хотелось бы верить.

– В этом нет ничего постыдного, мой мальчик! – расхохотался Дорхафт, позабыв об этике перед девушкой, – Признаться, я и сам многое делаю ради удовлетворения своих наивных романтических порывов.

– О чем это вы? – удивленно встряла Марли.

– Ни о чем! – резко оборвал ее Джелед и почти окунул головой в тарелку, на что в ответ получил крепкий подзатыльник неожиданно жесткой женской рукой.

Стин в очередной раз рассмеялся, поглаживая светлую бороду, заплетенную в тугую широкую косу.

– Дети… – протянул он себе под нос, и продолжил более громким тоном, – Я помогу тебе, мой мальчик, но об этом не должны знать члены жюри и комитет турнира. Разумеется, я делаю это не для того, чтобы сжулить, – он назидательно потряс пальцем в воздухе, и металлическая броня вновь заскрипела, – но ты прав кое в чем. Но и ошибаешься в другом.

Никс озарил его немым вопросом удивленного взгляда.

– Думается мне, – бургомистр продолжал почесывать бороду, задумчиво глядя в потолок, – что то, что я видел тогда в порту, и то, что я вычитал из рапорта полицейских об убийстве трех поглотителей на окраине Клиина, о да, не сомневайся, я ознакомился с тем делом и сразу догадался, что это ты, так вот, все это не предел твоих возможностей. Это факт. Но радоваться еще рано. Конечно, это хорошо, что ты такой крутой и можешь большее, но… ты не можешь. Твое тело тебе этого не позволит. Взгляни на себя, Никс, – Дорхафту даже не пришлось наклоняться, чтобы дотянуться до юноши рукой и ткнуть его пальцем в костлявое плечо, – ты хлипкий и слабый.

– Эй, – сконфузился Джелед, – не очень-то вежливо.

Стин ткнул его в плечо еще раз, как бы подчеркивая свою правоту, и убрал руку.

– А иначе до тебя и не дойдет, что к чему, – заверил он юношу, – ты слаб, и с этим надо что-то делать. У меня есть решение, но ты должен трезво понимать, почему я хочу тебе помочь.

– Вы хотите, – встряла в разговор Крета, – чтобы Никс продолжил ваше дело?

– Почти, – кивнул Стин, – я знаю, что Никс продолжит мое дело. И все из-за того же дела о трех убитых поглотителях на окраине Клиина. Суть лежит на поверхности. Большинство людей, даже обладая твоими способностями, прошли бы мимо, оставив все на Очистителей, которые попросту не могли успеть жертвам на помощь в ту ночь. Немногие, возможно, помогли бы, но убивать не стали. Причин тому много, начиная от элементарного страха того, что их покарает правосудие, и заканчивая тем, что многие попросту на это не способны. Но ты убил, Никс. Размозжил им головы своим льдом, не оставив и шанса на спасение.

Джелед сидел неподвижно, потупив взгляд на бутыль с замерзшей голубой жидкостью. Всматриваясь в нее, он видел внутри Дориана Силверграфта, который так и остался под толщей льда в ту ночь. Никс не знал, что тогда он убил лучшего ученика школы и своего одноклассника. Он верил, что лишь обездвижил его. Передал в руки правосудия. Думал, что Очистители подобрали его тогда, спасли и посадили за решетку.

Но правда была иной. Тело Дориана еще не окончательно трансформировалось в момент их битвы, и те раны, что ему нанес Никс, оказались для него смертельными. Джелед этого не знал. Кровь его одноклассника, который пусть и свернул со светлого пути, была на его руках. И бургомистр Дорхафт восторженно хвалил его за это.

– Неужели для него не было ни малейшего шанса на реабилитацию, – прошептал себе под нос юноша, все еще не сводя глаз с бутылки, которая уже покрылась коркой льда.

– Ты все еще веришь в эту чушь? – удивился Стин, – Конечно, нет. Им можно вырвать клыки, выкачать из них всю эту кровь, которая больше напоминает концентрированное дерьмо, но они не станут людьми. Никогда. Это тупые животные, которые хотят лишь жрать и множиться, поглощая все больше хороших людей в свое стадо.

– Вы так резки в высказываниях о них… – протянула Крета.

– Ох, – Стин до крови прикусил губу, припоминая все те слова, которые только что вырвались из его рта, – прости меня, юная Марли. Я не хотел оскорбить никого, кроме этих тварей. Еще раз извиняюсь.

Крета закатила глаза. Бургомистр абсолютно не понял, что она имела в виду.

– Может, это всего лишь предположение, – пожала плечами девушка, – но может они не хотят всего этого. Чтобы к ним так относились, и… всей этой войны между Очистителями и Поглотителями. Это глупо. Мы не можем отрицать, что они, в каком-то странном смысле, представляют собой обратную сторону эволюции.

Стин усиленно делал вид, что не слушает ее. Бургомистр взял со стола жирную фазанью ножку, оторвав ее от тушки, и принялся громко чавкать. Марли это не остановило.

– Как это может стать новым витком эволюции, девочка? – Пренебрежительно спросил он, продолжая жевать.

– Факты на лицо, – пожала узенькими плечами Крета, – она живут дольше, их организм развивает в себе новые особенности, и их способности направлены, зачастую, на выживание и развитие. Только за год организм поглотителя развивается настолько, что может запросто отращивать утерянные конечности и внутренние органы. Это, как минимум, может стать прорывом в медицине, но человечество этим не пользуется! Мы могли бы излечить болезни и победить смерть. Но ученые создали эту дрянь, которую окрестили синрой, и теперь производят с помощью нее оружие и множество тех вещей, которые лишь укорачивают наши жизни.

– Это не так, – хмуро произнес Стин.

– Нет, это так. – Твердо ответила она. – Или почему Очистители до сих пор носят маски и шлемы, заменившие им противогазы?

Дорхафт глубоко вздохнул и отрыгнул, откладывая в сторону обглоданную кость.

– Ты можешь бесконечно долго злиться на своего отца, юная Марли, – причмокнул он, – и у тебя есть на это полное право. По крайней мере, из того, что я слышал о том инциденте, это так. Ты можешь злиться и ненавидеть его, всеми силами попирая то, что он делает для всех нас, но твой образ мышления точно такой же. Гены не отнять, девочка. Этот извращенный гений, который видит развитие там, где другие наблюдают лишь нечто враждебное, он у тебя вот здесь, – Стин постучал пальцем по виску, – и ты его не выбросишь так просто. К сожалению. Твой отец, которого я знаю не так хорошо, как мне бы хотелось, увидел будущее в светящейся зеленой жиже, которую многие в то время считали затянувшимся экспериментом. Он работал над тем, что многие даже тогда еще не хотели принимать, и так он построил тот мир, который ты видишь сейчас. Ты живешь в городе, который освещен синрой. Едешь в поезде, который работает и передвигается при помощи синры. Ты ешь еду, выращенную на синре.

– Я бы с легкостью отказалась от всего этого, если бы могла, – заявила Крета.

– Может быть, – усмехнулся Дорхафт, – но нельзя отрицать, что мир стал лучше благодаря синре. Когда-то давно аура считалась священной, а изобретение Сиена Сабтила называли богохульством. Теперь все иначе. Мы везде и всюду пользуемся этой «дрянью», а людей, которые превращают ее в собственную ауру, открыто называем животными.

– К чему вы клоните? – простонал Никс, которому этот разговор был интересен не более чем пейзажи за окном.

Поезд пулей пролетал мимо мерцающих городов вдоль горного хребта, который постепенно становился все ниже и ниже, по мере того, как экспресс продвигался вглубь континента. Чистый пик теперь был зелено-бурым. Они подъезжали к границе с Грислом.

– Все просто, ребятки, – Стин задумчиво поджал губу, – вы не должны забывать, где таится зло и коварство, а в чем все же есть доброе начало. Синра и истинная аура – это лишь инструменты. Может быть, Дрю Фейн хочет мира во всем мире. А может, Наместник Хилари хочет взорвать наш мир к чертям собачьим. Но едва ли это так. И мы не в праве их судить только по тому, как в наших глазах выглядят их методы.

Некоторое время все молчали. Слишком правильная мысль, чтобы перебить ее чем-то еще. Но Никсу не терпелось узнать то, что касалось непосредственно его.

– Вы что-то говорили о том, что можете помочь мне… – скромно произнес он.

– Поднимись, – кивнул Дорхафт и сам встал со своего дивана, – ты ведь знаешь о сути моего потенциала.

Джелед настороженно кивнул. Разумеется, он знал. В Хвиттроппе не было человека, который в глубине души не хотел бы такую же силу, как и у их бургомистра. Этот потенциал прозвали Волей, и не было слова, более подходящего для описания силы Стина.

Вся ее суть заключалась в том, что Дорхафт становился сильнее и выносливее усилием собственной воли. Чем большая опасность ему грозила, чем больше ран появлялось на его теле, тем сильнее становился он сам. Конечно, и у него был предел, но на это случай он носил свои доспехи, которые расширяли границы его возможностей. Его потенциал на своем пике практически приравнивал его по силе к самим потомкам Редэма. Огонь ему был не страшен, ведь его тело становилось практически неуязвимым к физическим атакам.

Воля могла сделать из твердолобого воина гения, который мыслит на несколько шагов вперед, что превращало Дорхафта и в непревзойденного тактика. Все эти возможности с легкостью отвечали на вопрос о том, почему Поглотители так долго не могли проникнуть в его безирк. Поначалу они боялись, но даже когда страх прошел, границы северной горной «крепости» оставались неприступными благодаря стараниям Стина.

Он вытянул руку в тяжелой металлической броне вперед, выставив ладонь вверх. Латы на предплечье со скрипом разъехались в стороны, и между пальцами возникло синеватое свечение, обрисовавшее многоугольную сферу.

– Первое время будет немного больно, – заметил бургомистр.

Прежде, чем Никс что-то ответил, он поместил аурную сферу, которая легко прошла сквозь одежду и кожу, в его грудную клетку. Джелед заискрился синими импульсами, что раздавались по всему его телу. Юноша задергался в легких конвульсиях, медленно опускаясь на диван.

– У него припадок! – воскликнула Крета, боясь к нему прикоснуться.

– Возможно, – вновь пожал плечами Стин, так же усаживаясь на свое место, – я его предупреждал. Эта сила не приживается так просто. Особенно в чужом теле. Он будет испытывать боль каждый раз, когда будет переступать через свой предел. Но теперь он, хотя бы, сможет это делать. Новые горизонты, – загоготал Дорхафт, отпивая прохладительный напиток из стакана.

Поезд уже пересек границу между Грислом и Кеделасом, и бургомистру северного безирка становилось жарко в своих доспехах с меховым начесом.

Они проехали еще с полчаса, прежде чем Никс окончательно пришел в себя. Юноша быстро заморгал. Перед глазами все плыло, и он практически ничего не видел перед собой. Ему потребовалось приложить немалые усилия, чтобы опереться руками о диван и сесть поудобнее.

– Теперь все не так просто, верно? – заметил Стин.

– Но почему? – Джелед с трудом ворочал языком.

Он выглядел как пьяница, который пребывал в своем привычном повседневном состоянии. Все его движения были вялыми. Взгляд до сих пор был мутный.

– Ты быстро освоишься, – отмахнулся Дорхафт, – как раз успеешь к турниру. Первое время Воля будет заставлять тебя прикладывать усилие, чтобы сделать буквально все. Готов поспорить, что даже дыхание сейчас дается тебе не просто так.

Это было так. Грудная клетка Никса расширялась и сжималась вновь с протяжным внутренним скрипом и стоном, эхом проносящимся по всем его суставам. В глазах все плыло каждый раз, когда воздух проникал в легкие, и, выдыхая, он видел мир вокруг не намного четче прежнего. Однако, тошноты и головокружения, которые он почему-то ожидал почувствовать, не было. И все же это не сильно облегчало ему жизнь, и Никс слушал бургомистра вполуха.

– Многие думают, – тем временем продолжал Стин, – что моя сила заключается в том, что она увеличивает мои физические параметры. Отчасти соглашусь. Но журналюги чудом окрестили мой потенциал верным словом. Моя сила в том, что увеличивается моя воля. Именно воля к победе толкает нас вперед. Именно это стремление позволяет нам достигнуть невозможного. Но иногда воля нужна даже для того, чтобы сделать нечто совсем простое. Например, пошевелить рукой, или выпить стакан воды.

– Но до первого боя в турнире меньше трех дней! – испуганно воскликнула Марли, – Что вы натворили?! Как теперь он будет сражаться?

Дорхафт заметно нахмурился.

– Не повышай на меня голос, девочка, – сурово пригрозил он, – и не смей со мной так разговаривать. Иначе живо отправишься домой. Никс придет в норму за это время. Для победы в первом раунде и половины его сил будет вполне достаточно.

– Но в итоге… – еле лепетал Джелед, – это поможет?

Стин довольно улыбнулся и кивнул.

– С тем, что я дал тебе, – заверил его он, – ты сможешь стать сильнейшим.

***

Ломка не прекращалась уже вторую неделю. Его трясло и лихорадило до потери сознания, но даже когда он вновь приходил в себя его состояние не улучшалось. Дрю не чувствовал себя так плохо почти три десятка лет и теперь с трудом переносил подобные тяготы.

Всему виной была аура Эмили Редэм, которую он выпил перед тем как убил Наместника на острове Эдейл. Жар и галлюцинации лишь усиливались, и новые жертвы и их аура не помогали. Становилось только хуже. Окончательно утратив веру в собственное спасение, Фейн заперся в собственных покоях в Хидрибе и ожидал смерти.

Постепенно его взор застлал огонь. Нескончаемый коридор пламени, в который попал поглотитель, уносил его все дальше, пока, наконец, боль не осталась позади. Но Дрю не почувствовал облегчения. Это было невозможно находясь в окружении огненной стихии, которая оставляла на его теле обширные ожоги. Раны тут же пузырились и покрывались белесой гнойной коркой, после чего медленно затягивались, оставляя глубокие рубцы.

Фейн продолжал идти вперед. В конце коридора появился тусклый просвет, и поглотитель ускорил шаг. Языки пламени обжигали все сильнее. Выйдя из коридора, он без сил рухнул на выжженную землю. Лихорадка и эти раны окончательно вытянули из него последние остатки жизни. Он с трудом дышал.

Послышались тяжелые шаги металлических сапог. Они становились все громче, эхом растекаясь по сухой огненной пустыне. Даже шум пламенных смерчей, что бушевали на горизонте, не мог приглушить грохот доспехов и треск земли под его ногами. Густая аура вдавливала Фейна в почву, не давая вдохнуть и пошевелиться. Он с замиранием сердце ждал, когда его, наконец, пронзит клинок смерти.

Изогнутая тень огромной косы нависла над ним.

– Вот оно, – подумал Дрю, – неизбежный рок.

Свист разрезанного воздуха пронесся у его уха. Клинок вестника смерти пробил почву в паре сантиметров от его головы. Металл полыхал, и на виске появился очередной ожог. Поглотитель хотел отодвинуться от косы в сторону, но стоило ему пошевелиться, и рука в тяжелой перчатке из раскаленного докрасна металла схватила его за горло. Через секунду он уже болтался в воздухе, глядя в не моргающие огненные глаза, пронизывающие его душу насквозь.

Страх. Это было единственное, что он сейчас чувствовал. Священный дух мог испепелить его по щелчку пальцев, оставив жалкое ничто, коим он перед ним и так являлся. Легендарный воин, что не нуждался в представлении, сжимал его горло с такой силой, что шейные позвонки хрустели и крошились на кусочки, вызывая дикую боль.

Он не мог знать, сколько он так провисел. Каждое мгновение в этом измерении тянулось вечность, и, меж тем, век здесь пролетал за секунду. Но, наконец, Редэм отшвырнул его в сторону, и Дрю прокатился кубарем по твердой сухой земле. Не было кости в его теле, которая до сих пор осталась целой. Не было и сантиметра его кожи, что не покрылся алыми ожогами. Он скрежетал зубами, сдерживая боль. Фейн не знал, почему именно, но точно понимал, что показывать при Великом Редэме свою боль никак нельзя. И он терпел.

– Ты пришел за мной, – шипел он сквозь сомкнутые челюсти, – чтобы забрать мою душу за то, что я сделал, верно?

Он чувствовал, как металлические клыки у него во рту начали плавиться. Кипящая жидкость заполнила глотку, но он лишь сплюнул черно-серый сгусток и вытер израненные губы.

– Я убил ее, – продолжил он, – убил ту, что подарила нам нового правителя мира, как он себя называет. Но он не достоин называться твоим потомком! В нем нет ничего, кроме твоей силы! Лишь огонь и безумие в его сознании. Жаль, это вижу только я. И лишь я могу разглядеть в тебе Бога!

– Я не Бог, – возразил Редэм.

Его тяжелый глухой голос истошно бурлил, переполняемый силой. От его слов воздух перед ним колыхался, будто он выдыхал кипящие языки пламени.

– Но я укажу тебе, – продолжил легендарный воин, – твой путь.

– Разве я здесь не для того, чтобы ты оборвал его? – Изумился Фейн. – Разве я не заслуживаю смерти от руки Редэма?

Воздух вокруг заколыхался еще сильнее. Всей своей кожей он чувствовал гнев воина, что стоял перед ним. Животный истинный страх не покидал его тела. Одно из сильнейших существ в мире трепетало перед ликом неизбежной гибели.

– Рано! – Заявил Редэм. – Ты еще не исполнил свою миссию. Твой долг передо мной и перед всем миром еще не уплачен, Фейн. Ты еще не погрузил человечество в истинную Веру. Веру, что приведет твое измерение к Катарсису.

Горячий воздух раздирал его легкие, но он нашел в себе силы, чтобы заговорить вновь.

– Вера? – перед глазами все расплывалось в клубах пара, и Дрю вытянул руку вперед, чтобы стать чуточку ближе к Редэму, – Что за вера может сотворить подобное? Какая вера может объединить все человечество под эгидой единой цели? Во что мне верить?!

– Три истинных бога были рождены в твоем мире, – звучно ответил легендарный воин, – и все трое предстанут пред тобой в нужный момент, Дрю Фейн. Ты увидишь их и уверуешь, ведь только божество может обладать той же силой, что и они. Они станут богами, которых будут восхвалять. Им будут поклоняться. Их будут бояться. Века. Тысячелетия. Даже когда само солнце взорвется, погрузив мир во мрак, эта вера продолжит витать в черной пустоте холодного космоса.