
Полная версия
Общество с ограниченной ответственностью
– Да, правильно. – Макс выдохнул и бросился к реке.
Олега нигде не было. Максим озирался по сторонам, не понимая, куда пропал друг. В какой-то миг взглянул на горизонт и обомлел: далеко от берега в лунной дорожке плыл Олег. Он плыл кролем, ныряя и выныривая, как мячик.
Куда он поплыл пьяный по судоходной реке?! Макс заметался по берегу. Попытался окликнуть пару раз, но понял, что это бесполезно, разделся и прыгнул в воду.
Макс греб на пределе сил. Плавал он отлично, как пешком ходил, совсем не уставал. Но сейчас задача стояла догнать пьяного Олега и вернуть его в стойло. Олег был совсем близко, его голова то ныряла, то выныривала метрах в пяти-семи от Максима.
С севера подул холодный ветер, небо заволокло тучами, погода быстро портилась, как это часто бывает в средней полосе России. С утра солнце, в обед дожди, к вечеру опять солнце. За Волгой на той стороне сверкали молнии и гремел гром. Все ближе и ближе.
– Олег! – Макс крикнул, почти догнав друга. – Поплыли обратно! Вика в баню пришла.
– Да чего ты мне чешешь! – Олег заржал и развернулся на спину. – Не придет она, я прикалывался.
– Ты куда поплыл-то на ночь глядя? – Волны были достаточно большие, приходилось бороться со стихией.
– Да я до буйков и обратно, – Олег кивнул на мигающую точку вдалеке.
– Это ж ось судового хода, а не буйки, – Макс истерично засмеялся.
– Какая разница?
– Большая. Вон, смотри, баржа идет, – Макс показал головой в сторону. Давай обратно!
– Да ладно, давай до буйков. – Олегу было море по колено. И вдруг его накрыло волной. – Тьфу ты, блин, давай реально обратно, а то утону – ты отвечать будешь… перед Викой. – Он нервно хохотнул, и его снова накрыло. Волны были как на море. – Опять хлебнул, тьфу, блин, поплыли быстрей обратно.
И они развернулись. Макс плыл молча, боясь растратить раньше времени драгоценные силы. Олег же плыл по-собачьи, как-то неуклюже, на боку и все время оглядывался назад, на спасительный буек, до которого было гораздо ближе, чем до берега. Максим плыл рядом и чувствовал, что друг движется очень тяжело. Но они упрямо плыли вперед. Плыли, плыли и плыли. Казалось, целую вечность.
Пошел дождь. Стало совсем хреново.
Наконец парни выбрались на берег под проливным дождем, спотыкаясь добрели до бани и зашли в парную. Олег тут же растянулся на полатях.
– Кайф. А Вика где? Обманул!
– Ладно Вика, а Александр Степанович где? Он же тут должен был лежать.
Но Олегу было пофигу на Александра Степановича.
– Кайф вообще! Вот бы Вику сюда с Лерой, а Славу в клетке запереть вместе с Шариком, – он потянулся всем телом. Раздался хруст, как будто кто ломал сухие ветки.
– Слушай, а ты не развалишься случайно? Давай аккуратнее. …Слышишь?
– Чего? – Олег прислушался. Крупные капли дождя барабанили по жестяной крыше, было тепло и спокойно.
– Музыки не слышно, а вечеринка в самом разгаре должна быть. Пойду я проверю, странно все это.
– Давай-давай, шуруй. Вику увидишь – скажи, чтоб в баню шла. – Олег засмеялся и плеснул ковшик воды на камни.
Макс оделся и вышел.
База словно вымерла. Правда, шел дождь. Может, поэтому? Но почему музыки нет?
Он медленно подходил к ресторану, когда увидел толпу. Сотрудники стояли сбившись в кучу под дождем, как нахохлившиеся воробьи на морозе, и тихо переговаривались.
Откуда-то справа вышла Наташа с сумкой, бледная как мел. Макс ее окликнул:
– Наташ, что случилось-то? Вы чего тут все?
Жена дернулась и вдруг заплакала:
– Константин Петрович умер. Я захожу, а он холодный, я скорую вызвала, а она, она так и не приехала, больше часа прошло.
– Умер? Как же так? А скорая почему не приехала? – Максиму иногда казалось, что они вообще приезжают зафиксировать какой-то конечный результат: либо смерть, либо полное выздоровление. По крайней мере в их городе так и было. Макс все никак не мог осознать случившегося.
Чуть в стороне от толпы стоял Александр Степанович. Он был какой-то потерянный в своем халате под проливным дождем, по щекам катились слезы, хотя вряд ли это были слезы – скорее, обычные капли дождя. Александр Степанович не способен был плакать.
Максим подошел и молча встал рядом. Надо было, наверное, что-то сказать, но что? Что тут скажешь? Довольно долго они просто стояли молча. Люди рядом переговаривались.
Со стороны бани показался Олег с Викой. Вика плакала. Олег обнял ее и прижал к себе.
– Вик, ну перестань, давай я тебя домой отвезу, – Олег, пораженный внезапной смертью Константина Петровича, практически протрезвел и надел маску благодетеля.
– Хорошо, – Вика всхлипнула.
– Такси только вызову, а то я немного выпил, – его рука скользнула по спине Вики и ниже. Внутри вспыхнуло желание. Слишком много в нем было жизни, чтобы думать о смерти даже в такой момент.
– Олег, ты чего? – Вика слегка отстранилась.
– Да я так. Инстинкты, – он провел рукой по лицу, пытаясь удержать маску, и посмотрел в сторону ворот.
В следующее мгновение в них въехала скорая.
Макс постоял еще немного. Достал из кармана телефон и перезвонил на пропущенный Славе.
– Ты понимаешь, что это значит? – Лера немигающим взглядом уставилась на Славу.
– Да ужас, ужас, кто бы мог подумать, жить и жить бы еще…
– Да погоди ты! Сейчас же весь расклад изменится, нам надо Олега с Максом на себя перетащить.
– Лер, да о чем ты говоришь-то?
Но Валерия напряженно думала, в глазах как молнии мелькали мысли.
– Подожди, а деньги от сделок Константин Петрович тебе отдавал – ты их в ячейку положил, правильно?
– Ну да, и что?
– И чьи теперь это деньги?
– Жены?
– Какой жены, если он их у нее отобрал?!
– Константина Петровича?
– Да, но он умер.
– Надо сказать Александру Степановичу.
– Не надо.
– Слушай, Лер, даже не думай.
– Почему? – Лера села на кровать. – Смотри, Константин Петрович умер, жена с Александром Степановичем не разговаривают, они враги. Уверена, что и Константин Петрович ничего ему не говорил, они последнее время не особо общались на личные темы.
– Да, но я в тетрадке у него расписался за эти деньги.
– Расписался? Зачем?
– Так порядок такой, ты же знаешь.
Константин Петрович вел бизнес по старинке. Флешкам и компьютерам он предпочитал шариковую ручку и коленкоровую тетрадь.
– И где теперь эта тетрадь? Может, в сейфе у него?
– Может.
– Значит так, – сухо сказала Лера, – пока не дергаемся, я ее через неделю заберу.
– Как?
– Скажу Александру Степановичу, что документы нужны по «Техпрому», они в сейфе, он вряд ли что поймет, отдаст ключи от сейфа, и я все заберу. Он мне доверяет, – добавила она через паузу.
– Лер…
– Что?
– Нельзя красть мясо у акулы.
– Можно, если акула старая и глупая.
Слава вскочил и кругами заходил по комнате.
– Слушай, я не могу об этом думать сейчас, это какое-то кощунство.
– Почему?
– Ну ведь Константин Петрович только что, как говорится… Тебе его совсем не жалко?
– Жалко, конечно, но ведь он же уже умер, у-мер, – сказала она по слогам, – это свершившийся факт. А мы-то живы! Слав, сколько там денег?
– Много. – Он помолчал и назвал цифру.
Лера выпрямилась, как сеттер, почуявший добычу.
– И ты еще думаешь? Когда мимо пролетает жар-птица, надо хватать ее за хвост и тянуть изо всех сил на себя!
Встреча
Солнце заливало всю комнату ярким светом. Саша открыл глаза, тяжело вздохнул, встал, задернул шторы и опять лег. Время было около обеда. Прошло уже больше месяца, как он вернулся. Но ничего не менялось.
Он вспомнил первый день. Сердобольная соседка отдала ключ от их двухкомнатной хрущобы, какие-то деньги, ценные вещи.
– Ох, мать-то тебя как любила, как любила! – запричитала она, заглядывая Саше в глаза, но он молча отодвинул ее, открыл дверь и зашел в квартиру.
Как будто на машине времени перенесся в прошлое, в 90-е. Ковры на стенах, пластиковый дождик в дверном проеме, стенка с книгами, старый проигрыватель – все, как было в детстве. Мать даже ремонт не сделала: в основном деньги уходили на сына.
Весь следующий месяц он просто без цели шатался по городу, тратил остатки денег, занял десять тысяч у Артема и выскулил пятнадцать у Светы с условием, что он отвяжется. Но эти деньги тоже быстро исчезли. Завтракал он в ресторанах, обедал там же, а ужинал в самом крутом месте города. Отличный вид из окна, хорошая музыка, а кухня – ох, пальчики оближешь. Нет, он, конечно, мог бы питаться в столовой или попробовать готовить сам, но кому это надо, если есть рестораны, а готовить он не умел. Все было хорошо, только деньги быстро кончались.
Наверное, можно было пойти работать. Мамаша бы так и сделала, вот была работящая тетка, хлебом не корми – дай повкалывать. Но ведь он никогда не работал, нечего было и начинать, не было такого опыта в его жизни, может и к лучшему. А потом, Саша ничего не умел. Правда, долго где-то учился, переводился, брал академы, такой вечный студент. Учился, учился да так и не выучился. Задача была деньги из матери тянуть как можно дольше на «поиск себя»: это не мое, то не мое…
Можно было, конечно, доехать до дяди Миши, маминого сожителя. Но вряд ли бы он чем помог. Тот еще жук был. Саша его немного побаивался. Денег бы точно не дал, но замучил бы советами, а то бы еще, не дай бог, и работать заставил.
Миша был такой полукриминальный тип из прошлого, бандос из 90-х. Рынок держал у них на районе. Там, на рынке, мама с ним и познакомилась. Она была красивая женщина в молодости, крымская татарка, высокая статная шатенка – в нее можно было влюбиться. Не во всех ведь можно: попробуй полюбить страшную корягу. А красивую девушку любить легко, лишь бы характер нормальный был. Но вот как она΄ его полюбила и полюбила ли вообще – это вопрос. Человек он был жесткий, даже жестокий, но, видно, выбирать не приходилось.
Можно было как угодно относиться к криминалу, к бандитам, но с появлением Миши жизнь стала легче, что факт, то факт. До него она пахала за троих, торговала на рынке, моталась в Польшу, навьюченная, как верблюд, огромными баулами, штурмовала поезда в Варшаве, открыла ларек, платила тем же бандитам – как же без этого, время такое. А то вон у строптивого соседа ларек сгорел. У них, правда, тоже сгорел, короткое замыкание, но все ж не бандиты сожгли.
А дядя Миша махом решил все проблемы. Финансовые трудности исчезли, но стало еще тревожнее. Дядя Миша был так же похож на дядю Мишу, как Саша на балерину. Это был здоровенный кавказец, такой моджахед, спустившийся с гор грабить и убивать. Говорил он с сильным кавказским акцентом. Ходили слухи, что он чеченец, что он убил человека, через труп шагнул – так говорили. Да много чего вообще тогда говорили, но он был опасный, это факт. Ездил на наглухо тонированной черной девятке – длинное крыло, литые диски, все дела, а потом вообще на мерседес пересел.
Вокруг него всегда крутилось много людей. Но ближе всех к нему был Гарик, племянник, сын сестры. Вообще, по паспорту его звали Игорь, но все называли Гарик. Это была уже улучшенная версия дяди Миши. Он хорошо говорил по-русски, но внешне был непонятной породы. Высокий, крепкий метис. Раскосые глаза, смуглая кожа. Не исключено, что сестра согрешила с азиатом. Такой Брюс Ли местного разлива. Постоянно дрался и тренировался, тренировался и дрался. Его можно было смело назвать правой рукой дяди Миши.
А левой рукой, да и то с натяжкой, был Иван. Они его звали на свой манер – Вано. Этот был чистокровный русак. Огромный, как медведь, наделенный недюжинной физической силой человек. Но добрый по своей сути, не агрессивный. Правда, если его разозлить, он мог наломать дров. Про Ваню также говорили, что он воевал, был в горячих точках. Какое-то военное прошлое у него было: то ли десантник, то ли спецназовец.
Короче, эта троица и еще несколько человек калибром поменьше держали рынок, а заодно и весь их район.
Кроме физической силы и наглости, у них было и оружие. Дядя Миша без пистолета из дома вообще не выходил. У него был наган непонятной системы. Он его особо и не скрывал. Говорил, что на заводе выточили. Всегда с собой носил заявление без даты – мол, нашел, иду сдавать в милицию – на случай, если его схватят с оружием. Наверняка и Гарик с Ваней были вооружены. Гарик был на условном сроке, над ним уже занесли меч правосудия, но он как-то вывернулся. Вообще, он был старше Саши лет на семь-восемь, но казалось, между ними десятилетия прожитой жизни.
Дядя Миша жил отдельно в соседнем подъезде. Он скупил на площадке все квартиры, в одной жил сам, в другой сестра с Гариком. Еще одна была в резерве.
К маме регулярно заходил в гости. Наверное, у него было много женщин, мама была лишь одной из.
Иногда к ним заезжали и Гарик с Ваней обсудить срочные дела. По обрывкам фраз, доносящимся с кухни, можно было составить общее впечатление об их работе. Они били людей. «Нет, говорит, денег, прикинь?! Я ему маваши в голову зарядил, он упал, потом встал, потом снова навернулся, сотряс жесткий, конечно, ванька-встанька, блин, неваляшка» (взрыв хохота). Пытали. «Мы его за ногу к бамперу привязали и газ в пол, так он сразу все отдал, гаденыш, но мы ж не звери, оставили ему чуток на инвалидную коляску» (опять взрыв хохота). Пытались давить морально. «Он нас как увидел, затрясся весь! Конечно, мы ж ему все что можно переломали, я ему так и сказал: в следующий раз с женой твоей то же самое сделаем, а может, и еще чего поинтереснее» (и опять веселый смех). Жгли машины, ларьки. «Я на колесо бензинчика плеснул, спичку бросил, так чего-то хорошо загорелось, как в песне, помнишь, гори, гори, моя звезда» (и снова смех).
Вообще, несмотря на тяжелое время, в их доме тогда часто смеялись. Конечно, природа у этого смеха была неправильная, тяжелая, за ним стояли боль, слезы, лишения и страдание. Но тем не менее он был, и это факт. Богатырский смех жестоких и сильных людей, от которого у Саши иногда кровь стыла в жилах.
А потом смех затих. В Гарика стреляли. Впервые Саша увидел дядю Мишу обескураженным. Они о чем-то говорили с мамой на повышенных тонах. Назревали какие-то разборки. Дядя Миша то ли что-то просил у мамы, то ли что-то требовал. После этого Сашу срочно отправили к бабушке. В Крым. В Ялту. Где растет золотой виноград. Школу он заканчивал уже там. А этот мир куда-то исчез. Осталось только неприятное послевкусие. Нет, конечно, в Ялте тоже были бандиты, разборки, но это было вроде рядом, но в то же время далеко, в параллельной жизни.
Если уж быть предельно честным, то Саша никогда не испытывал к ним каких-то негативных эмоций несмотря на то, что΄ они говорили и делали. Наоборот, ему даже где-то льстило, что он рядом с такими людьми. Были от этого свои приятные бонусы: местные хулиганы стали обходить его стороной, а некоторые даже искали дружбы, знакомства; он мог спокойно приходить в любой ларек, брать без денег все, что ему нравится, как при коммунизме. Но Саша старался не наглеть.
В последнюю ночь перед отъездом, когда Саша уже должен был спать, а на самом деле просто лежал и смотрел в потолок, неожиданно пришел Гарик. Дядя Миша был в соседней комнате с мамой и на тревожный звонок сам открыл дверь.
Гарик был возбужден, они даже на кухню не пошли, он прямо в прихожей заговорил тревожным шепотом:
– Он на Ваньку попер.
– Да тише ты!
– Да он спит, ладно, – Гарик перешел на шепот, стало неразборчиво, но потом снова сорвался: – Короче, я ему в печенюшку засадил, кровищи капец море.
– Да тише ты!
Гарик опять сбавил тон, а потом вдруг вообще замолчал.
– И че? – вдруг неожиданно резко в наступившей тишине раздался голос дяди Миши.
– Ну всё, че. Ласты склеил он, мы его вывезли.
Через паузу Гарик еще что-то добавил, но Саша не расслышал.
Если у Саши и были до этого какие-то сомнения насчет этих людей, то с последними словами они рассеялись как дым. Гарик только что убил человека. Было тревожно. Короче, Саша был рад, что уезжает.
– Он спит? Я на минутку. – Открылась дверь, и Саша тут же зажмурил глаза. – Сашок, братик, ты спишь?
Гарик почему-то почти всегда называл его братом.
Саша открыл глаза и посмотрел в темноту. Он бы дорого дал, чтобы увидеть глаза Гарика, но видел только силуэт.
– Уезжаешь завтра, братишка? Ты смотри там хохлам спуску не давай, бей первым, как я тебя учил, помнишь?
– Ага, – Саша кивнул в темноте и вдруг почувствовал такую тоску, он почему-то был уверен, что видит Гарика в последний раз, да и то только силуэт. Что невозможно долго жить вот так вот, как он живет.
– Давай я тебя обниму, братишка, ты береги себя, ладно? – Они обнялись, и Гарик вышел из комнаты.
С тех пор Саша действительно не видел ни Гарика, ни дядю Мишу, и вообще никого из них, кроме мамы, конечно.
Она иногда приезжала к нему, привозила денег, подарки. Ему и бабушке.
Времена бандитского беспредела кончились. Пришли другие бандиты, в погонах.
Как ни странно, они пережили эти лихие времена практически без потерь. Гарик, правда, присел ненадолго. Но в целом ничего страшного. Дядя Миша легализовался, купил колхоз. Они так и остались связаны с рынком. Что-то выращивали, что-то продавали. Фермерское хозяйство, в общем. Какое-то огромное количество гектар, мама говорила, но Саша не запомнил. Гарик и Ваня тоже в деле, хотя Саша не мог представить этих людей с мотыгой, окучивающих картошку или собирающих колорадского жука.
Честно говоря, он о них вообще не думал, жил в свое удовольствие. Мама исправно переводила деньги, сначала бабушке, а потом, когда она умерла, ему. А когда еще загранпаспорт появился, то вообще лафа началась. Он вступил в наследство, продал дом бабушки и путешествовал по миру. Знакомился с девушками, жил как хотел. На какое-то время к нему прибилась Света с компанией. Как-то они сняли обалденную яхту с обслугой в складчину. Так круто было. Необычный опыт. Иногда арендовали чартер, так просто удобнее. А если уж не было возможности, то только бизнес-классом летали. Короче, было что вспомнить. Со смертью мамы все закончилось.
Саша вздохнул и покосился на телефон. Спать не хотелось, идти было некуда. Да и не на что. Может, все-таки позвонить дяде Мише, попросить денег? Мама говорила, у нее какая-то доля в колхозе. Может, все-таки закинуть удочку?
Саша сел, потом встал, походил кругами, решился и набрал номер, но тут же сбросил. Вспомнил кое-что, и сразу расхотелось.
Был один случай в детстве, который он старался забыть изо всех сил, и практически ему это удалось. Он стоял особняком от всего, что ему довелось к тому моменту узнать и понять. После этого события он постепенно стал таким черствым и равнодушным. Может, детская психика так среагировала. Это как друга его в детстве напугали, и он стал заикаться. Страх давно прошел, а друг так и заикается. Саша где-то слышал, что через регрессивный гипноз можно вернуться в детство и убрать нежелательное событие из памяти; если стереть из воспоминаний момент, который травмировал психику, то и душевное здоровье восстановится, как будто ничего и не было. Саше казалось, что он сам, без всяких гипнозов это убрал и с ним все нормально, но это было не так.
Тогда Миша еще только появился в их жизни, Гарик только-только начал называть его братом, а он сам был пухлым школьником с портфелем и мешком со сменкой. Короче, это было очень давно, в прошлой жизни. Тогда еще он любил животных, любил маму и часто улыбался. Бабушкам уступал место в автобусе, девочек не обижал, ведь они слабее, а он мальчик, будущий мужчина, должен защищать, уступать и любить. Так его учили, так он думал. А еще Саша старался хорошо учиться. Будешь хорошо учиться – будешь хорошим человеком, и все у тебя будет.
В тот день он шел в школу, как обычно, в райне обеда: они учились во вторую смену. Вдруг рядом тормознула белая БМВ и засигналила. Время было голодное, машины то были не у всех, а у кого были, то в основном отечественные. Иномарки только-только начали появляться. Саша остановился и открыл рот. У него было ощущение, что рядом приземлилась летающая тарелка. Тонированное стекло медленно опустилось, и Саша увидел Гарика, а рядом девушку, как ему тогда показалось, невероятной красоты.
– Привет, пионер, прыгай назад, подкину!
Саша молча залез в салон. Пахло кожей, дорогими сигаретами и еще чем-то неуловимым, но очень и очень приятным. Это ж каким надо быть хорошим человеком и как хорошо учиться, чтобы так жить, ездить на такой машине и с такой девушкой!
– Здравствуйте! – Саша робко поздоровался, но его не услышали.
– Братишка мой новый, Мишка мамку его… – Дальше Гарик разразился трехэтажным матом, в красках описывая своей спутнице, что, по его мнению, делает дядя Миша с Сашиной мамой.
Саше стало плохо, стыдно и противно. Он хотел выйти, но мощная бэха с ревом сорвалась с места и быстро набрала скорость. Девушка смеялась. Она не казалась уже такой красивой.
Гарик начал дальше задвигать какую-то пошлость, вдруг о чем-то вспомнил и крикнул Саше:
– Сашок, закрой уши, не слушай нас, ты еще маленький.
Но Саша уже все слышал. Неожиданно вместо школы они тормознули у административного здания.
– Я сейчас, быстро вопрос один решу и отвезу тебя. Жди здесь. – Гарик пулей выскочил из машины.
Саша замешкался, а потом тоже вышел, ему уже не хотелось ехать с Гариком. С портфелем и сменкой он кинулся за Гариком – хотел сказать, что пешком дойдет.
Забежав в здание, тут же очутился в каких-то лабиринтах, коридорах, огромные тюки стояли вдоль стен, валялась отколотая плитка. Он пошел вперед по коридору. Запах сырости, плесени. Перекошенная дверь в туалет, еще дальше – открытая дверь. Там что-то шумело, радио играло.
Саша заглянул и увидел женщину лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Она ему тогда показалась почти бабушкой. Такая, рожденная в СССР. Осколок прошлого. Дородная, ярко накрашенная, с пышной химической шевелюрой. Бусы на шее. На плечах шаль. Она была похожа на их школьную директрису. Женщина сидела за столом и щелкала костяшками счетов, что-то записывала в тетради. Рядом лежал пухлый телефонный справочник и стоял бюст Ленина. Ну прямо Советский Союз. Саше бросились в глаза толстые хищные пальцы с ярко-красными когтями, все в золотых кольцах. Она так лихо ими управлялась со счетами. Щелк, щелк, щелк.
В следующий момент женщина оторвала взгляд от тетради и посмотрела на Сашу.
– Мальчик, тебя как зовут? Ты как сюда попал? Хочешь конфетку?
Она улыбнулась. Сверкнул золотой зуб. Тут же в руке материализовалась конфета, Саша не понял, откуда она ее достала.
– Спасибо, не надо, я случайно зашел. – Он хотел еще что-то сказать, но не стал, развернулся и побрел обратно.
Гарика в кабинете не было, а дальше идти ему не хотелось. Он сделал несколько шагов, когда за спиной раздался звук спускаемой воды в туалете. Саша оглянулся и увидел, как из туалета вышел Гарик и направился в кабинет к женщине. Почти сразу оттуда раздался крик.
– Я прошу, не надо!!! Я закричу!!! Я прошу!!! Гарик, пожалуйста!!! Ай, не надо!!! Больно!!! Больно!!!
Крик перешел в визг, послышалась какая-то возня, удары. Саша в ужасе двинулся к кабинету. Он хотел броситься на выход, но почему-то шел к открытой двери. Как мотылек летел на огонь. Саша заглянул в дверной проем и увидел Гарика, который держал женщину за волосы, словно тряпичную куклу, и бил головой об стол. Бусы разлетелись, лицо было все в крови. После очередного удара Гарик остановился, поднял ее за волосы и прислушался. Избитая, в полуобморочном состоянии, она бормотала под нос одну и ту же фразу, как пономарь:
– Не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо… – По щекам катились слезы вперемешку с кровью.
– Я предупреждал тебя, Том, что так будет. – Гарик отпустил ее, и женщина тут же обмякла, упала на стол.
– Не надо, я прошу, пожалуйста, не надо… – тихо-тихо звучал голос, шепотом.
Какое-то время Гарик стоял рядом размышляя, потом что-то повернул сбоку – старый советский приемник ожил, и звучавшая фоном песня заполнила собой все пространство:
Книг сотни страниц, Мир сказочных лиц, Рифм строгая власть, Но я спешу теперь Из строк судьбу сложить.
Тихий шепот, мольбы о пощаде, какие-то посторонние звуки – все утонуло, погасло. Только песня. Она тогда, казалось, звучала из каждого утюга.
Гарик взял болтающуюся как плеть безжизненную руку женщины, положил на стол, секунд пять смотрел на нее.
Кто ты, мой новый герой?Ты будешь здесь, я знаю.Тебе обычных дел сюжетМешает быть со мной.Саша в ужасе замер, не в силах пошевелиться и отвести взгляд.
Наконец Гарик решился, взял бюст Ленина и изо всей силы шарахнул им по руке женщины. А потом еще и еще. Словно гвозди заколачивал.
Она завизжала каким-то диким, животным криком. И этим криком, как огнеметом, выжгло все чистое и светлое, что было в душе у Саши. Все перевернулось, все смешалось. Она кричала и кричала, невозможно было вынести. Саша сорвался и бросился бежать по коридору, что-то задел, какую вешалку, она с грохотом упала на пол.