Москит. Я убью свое прошлое

– Ты чего наделал? Он же подохнет сейчас, – яростно шептал круглолицый. – Тебе что приказали – живым, чтоб идти и говорить мог…

– Не подохнет, – успокоил коллегу второй, он, как и предполагалось, был ростом повыше, но в плечах поуже. И более поджарый, похож на породистого молодого пса, которому по кочкам да болотам скакать пока что в радость, ибо дури много, сил тоже, девать некуда. – Не подохнет, я не до отказа закрутил, сейчас оклемается и своими ножками к машине пойдет. Наручники давай.

В ответ что-то стукнуло глухо, круглолицый взял Илью за плечо, чтобы перевернуть на живот, и получил удар лбом в переносицу. Запрокинул голову, захлюпала хлынувшая из носа кровь, Илья сел рывком и локтем с разворота врезал поджарому локтем в глаз. Тот молча рухнул рядом, Илья вскочил, подобрал свой рюкзак и лежащий рядом нож, что заботливо прихватили с собой «загонщики», когда накинули на мышку аркан. Шнур валялся рядом, Илья поднял его, свернул петлей, набросил ее на шею плотному и перекрутил от души, с силой. Подержал немного, пнул бьющееся как в агонии тело в спину, врезал уже приходящему второму ботинком по ребрам и рванул прочь.

Снова вверх по мокрому склону, оскальзываясь на траве и глине, выползти, полежать немного, подышать, глядя в темное небо над головой, почувствовать на лице первые теплые капли, упавшие из туч. Десять секунд, пятнадцать, двадцать – и голова перестала кружиться, только зверски саднило кожу шеи, содранную шнуром, да глухо стучало сердце. Но громкий шорох и треск снизу заставили вскочить, всмотреться в темноту, уже затянутую серой дождевой сеткой. На дне канавы шевелился кто-то, отплевывался и быстро и негромко говорил что-то, явно, в телефон. Докладывал обстановку и свои координаты, не иначе, и если первое еще можно внятно донести до руководства, то остальное звучало примерно так: я в канаве по шею в грязи, «объект» упустили. Ах, нет, пардоньте, веду преследование: бормотание стихло, зато усилились трески, шорох и натужное сопение: уцелевший «комитетчик» лез из канавы с упорством активированного колдуном зомби. Он и внешне походил на нежить – грязный, косматый, рукав куртки оторван, сам перекошен на левый бок, локоть прижат к ребрам. И под глазом должен быть «фонарь», но отсюда не видно, да Илью и не тянуло рассматривать физиономию преследователя с близкого расстояния. Он вскочил, закинул рюкзак за спину и, сжимая в ладони рукоятку ножа, побежал по тропке мимо нежилых домов и полуразвалившихся бараков к насыпи, по которой неслась, сверкая в темноте огнями, электричка из Москвы.

И вроде близко была «железка», грохотали и гудели в темноте поезда – товарняки, пассажирские, электрички – а все ж бежать до нее оказалось прилично, Илья выдохся, сбавил прыть и постоянно оглядывался. Последний «комитетчик» тащился следом, как приклеенный – догнать не мог, но и не отставал, в мороси и темноте за спиной Илья видел высокую фигуру – тот уже перестал гнуться набок, двигался вполне себе ровно и умеренно прытко, но сил на финальный бросок у него не оставалось. «Отвали, сволочь» – Илья обернулся еще раз и сам едва не свалился: тропинка здесь переходила в дорожку, заасфальтированную еще в эпоху молодого Брежнева, нога провалилась в выбоину, и Илья едва не вскрикнул от боли. Поэтому больше головой не вертел, перешел на неширокую рысь и смотрел то себе под ноги, то по сторонам – хоть и тихо вокруг, но все ж таки неуютно среди заброшенных, превращенных в помойку, строений, и хочется побыстрее проскочить насыщенный запахами тухлятины участок. Шаги позади стали отчетливыми, Илья притормозил, обернулся на ходу и повернул зажатый в ладони нож, прижал холодный мокрый клинок к тыльной стороне руки. Да, по-другому, видно, не получится, этот глупый щенок прет следом то ли одержимый азартом погони, то ли желание выслужиться подгоняет. А, может, за голову мышки награда нешуточная объявлена, и надобно эту голову хозяину доставить отдельно от хвостика и лапок, на блюде со льдом, как один психопат пару месяцев назад требовал.

«Ни за что сдохнешь, дурак. И не найдут ведь» – Илья снова рванул во весь дух, под ногами с мерзким стуком шевелился мокрый щебень, пахло металлом и дождем. Зимой тут почище было, а сейчас словно кто-то тонким слоем вытряхнул над полотном «железки» содержимое мусорного контейнера – бумажки, пакеты, остатки скользкой гниющей органики и прочая дрянь устилали путь к рельсам. Илья влетел на насыпь, притормозил, услышав слева низкий протяжный рев – к вокзалу шел то ли товарняк, то ли скорый, из-за поворота в полукилометре уже блеснул и снова пропал за лесополосой отблеск прожектора на головном вагоне.

– Стой, сволочь, или стреляю! – заорали снизу, посыпался щебень, и, почти утонувший в грохоте подходившего поезда, прозвучал выстрел.

«Ничего себе!» – Илья отпрыгнул вбок, уходя с линии огня, глянул влево – поезд пер с лязгом и грохотом, по глазам резанул яркий свет, ослепил так, что слезы выступили. А снизу по насыпи карабкался «комитетчик», и ловко так, споро, словно только тем всю жизнь и занимался, что по мокрому щебню мухой летал, а, может, и летал – черт его знает. Зато в беспощадном желто-белом свете видно, как оборванный «зомби» поднимает правую руку и целит в ноги прыткой мышке, помня о приказе шкуру ей не портить и здоровье для беседы с заинтересованными лицами сохранить. О поименованных лицах не мешало бы узнать поподробнее, уж явно не господин извращенец и его раненый на голову телохранитель с того света прытким юношей руководят, здесь чье-то другое присутствие видится. Кто-то третий в игру вступил, причем ровно с того места, где она оборвалась, как показалось Илье, два месяца назад, вступил, и натравил свою свору на того, кто всю жизнь был Кондратьевым, умер, чтобы воскреснуть как Андреев, и что его завтра ждет – лучше не думать. Думать пока о другом надо, и чем быстрее, тем лучше…

Тепловоз гудел, казалось, в самое ухо, оглохший и ослепший Илья застыл у края насыпи, и под надвигавшийся грохот колес и безумный свет прыгнул вперед, перемахнул через рельсы, «подрезая» прущую махину, оказался на соседнем пути. Еще рывок, нога поехала по скользкому от дождя рельсу, вывернулась, Илья грохнулся на одно колено и едва не заорал от боли – мышцу словно разорвало от лодыжки вверх, нога не слушалась, и на миг ему показалось, что ступня осталась под колесами товарняка. Тот летел рядом, обдавал теплой тугой воздушной волной, пахшей горячим металлом, а справа, недалеко, где-то в районе вокзала, блеснул еще один «лобовой» фонарь – от перрона отходила электричка, и шла она навстречу товарняку. Но и это еще полбеды, ее света хватило, чтобы разглядеть на пустых пока рельсах высокую поджарую фигуру – человек двигался быстро, уверенно и бежал к Илье, на ходу поднимая пистолет.

«Вот скотина» – Илья кое-как перебрался через рельсы, оказался на краю насыпи, съежился, закрыл голову руками и, стараясь не выронить нож, покатился по щебню вниз. С рюкзаком на спине проделывать этот трюк на будущее он зарекся, к финалу Илье казалось, что в теле у него не осталось ни одной целой кости, ныло и гудело все – спина, руки, плечи. А особенно лодыжка, вернее, уже и голень правой ноги – при малейшем движении нога отвечала такой болью, что приходилось стискивать зубы, чтобы не заорать. Перелом, вывих, растяжение – все, что угодно, может, даже и два в одном, или три. Пока понятно одно – если и перелом, то не открытый, крови нет, обломков костей не видно, но чтобы в этом убедиться, надо задрать штанину и посмотреть. А сейчас не до того – живой, здоровый и полный служебного рвения юноша чешет вниз по насыпи, улепетывая от догнавшей его электрички, катится вниз, привычно приземляясь на задницу, но не выпуская из руки пистолет. И бежит в темноте к оврагу, тому самому заветному овражку, вонючему, грязному, как прямая кишка, длинному и глубокому, к оврагу-мечте, куда так стремился Илья. Во-первых, место глухое, нормальный человек тут только белым днем рискнет пройти, и не один, а в компании, но уж никак не в одиночку, а ночью тут если только бомж из местных или крыса проскочит, и обоим все равно, кто на пути попался. А во-вторых, ведет эта кишка прямиком к вокзалу, откуда – на выбор – в Москву можно уехать на электричке или на автобусе. Да только не сегодня, и не завтра, может, вообще тут останется – ибо шагу сам ступить не может, от боли аж искры из глаз летят, какая уж тут Москва. И поганый «комитетчик» где-то поблизости бродит, носом землю роет, чуя добычу, а также головокружительный взлет своей карьеры. Мотив у юноши железный, служебные перспективы для него открываются сказочные – дело дрянь…

Илья кое-как перевернулся на спину, сел, уставился на согнутую в колене правую ногу. Болит зверски, стоит только мышцы напрячь, о том, чтобы идти, и речи нет, болевой шок и обморок гарантированы. «Только бы не перелом» – повторил он и, опираясь на ладони, отполз подальше от тропинки к лопухам и крапиве скривился от разившей из зарослей вони и затих. Ночное зрение и слух у «комитетчика» оказались превосходные, легкое движение не ускользнуло от него, юноша прекратил рыскать наугад и двинул к источнику шума. Счет шел на секунды, Илья едва ли не до крови прикусил губу и грохнулся на бок, не забывая прижимать клинок к правому запястью. И прислушивался к каждому звуку – шелесту травы, робкому стрекотанию мелкой живности, шороху дождя по широким листьям лопуха и шагам, тоже тихим, но быстрым и мягким, точно кошачьим. Так хищник мчится к застигнутому врасплох грызуну, выпускает когти и обнажает клыки, не оставляя мышке шансов.

Человек был близко, с шумом раздвинулась крапива, хрустнула под подошвой пустая пивная банка, от пинка отлетела в лопухи. Человек постоял так немного, толкнул Илью носком ботинка в плечо.

– Подъем, урод. Или пристрелю прямо здесь. Хочешь сдохнуть на помойке? – негромкий лязг затвора поддержал угрозу. Илья не шевелился, не сводил глаз с темных штанин «комитетчика», маячивших прямо перед носом. Назойливо маячивших, долго и нудно, до тех пор, пока юноша не сдал немного назад. Еще удар, еще партия угроз, но уже дежурных, выданных для собственного успокоения – мышка попалась, ей не уйти, она лежит смирно, а кошку не видит и, кажется, не слышит. Охота завершена, осталось отнести добычу хозяину.

– Взяли, – услышал Илья. – Овраг за железной дорогой, на тропинке. А черт его знает, где это, я тут в первый раз. Да, пришлось стрелять, два раза. Не знаю, вроде, жив, дышит. Сейчас посмотрю.

«Загонщик» присел на корточки, прижал мобильник плечом к уху и рывком перевернул Илью на спину. Наклонился, всматриваясь в лицо жертвы, и сквозь прикрытые ресницы Илья видел, что рожа «комитетчика» расцарапана и заляпана грязью, рукав ветровки выдран с корнем, а на футболку вообще лучше не смотреть, бомжи приличнее выглядят. Юноша потянулся к лицу Ильи, попытался оттянуть тому нижнее веко, чтобы проверить рефлексы – хотя один черт знает, чтобы разобрал в темноте, даже если бы и успел. И отшатнулся, выронил телефон – Илья открыл глаза, улыбнулся «комитетчику»:

– Привет. Хорошо бегаешь, молодец. Вернее, бегал. Отбегался ты, дядя. Держи.

И выкинул вперед руку с ножом. Два колющих удара в живот, третий в горло – и быстрее, как можно быстрее назад, подальше от содрогающегося в агонии тела, от тошнотного запаха крови, от хрипов и воплей из брошенного мобильника. И никак не дотянуться до него, если только перелезть через умирающего «загонщика», да и плевать бы на этот телефон, но проворный гад успел доложить наверх, где он находится, где настиг добычу. А что та оказалась хитрее – так кто ж угадать мог, лежала себе, дохлятиной прикидываясь, и вдруг такая незадача приключилась…

Но объяснять все это Илья никому не собирался, особенно тем, кто прибудет к оврагу минут через пятнадцать, самое большее – через полчаса. Город небольшой, добровольные помощники из местных у «загонщиков» найдутся, думать надо, и думать быстро, время летит быстрее грохочущих по насыпи поездов. Если бы не нога – мчался бы он к вокзалу, или уже бы в электричке к Москве ехал, но чертово «если бы» на планах отхода поставило жирный крест. Значит, придется встречать остальных здесь, отсидеться не получится, «загонщики» обшарят весь овраг и прилегающие территории, с больной ногой не уйти. Палку бы какую под костыль приспособить – Илья осматривался в темноте, кое-как поднялся на четвереньки и подполз к затихшему «комитетчику». Вранье, что снаряд дважды в одну воронку не попадает – кривясь и преодолевая приступы тошноты, он, как прошлой зимой, обыскивал убитого. Правда, дело тогда происходило в его квартире, и двух «гостей» он прирезал ножом, которым Ольга себе вены вскрыла, но суть дела не меняется. Тот же выворачивающий кишки запах крови, та же тяжесть мертвого тела, и та же добыча – «иж» и запасной магазин к нему.

Илья нашел мобильник, выдрал аккумулятор и зашвырнул куда подальше, чертыхаясь, отполз к лопухам, привалился спиной к брошенному кем-то холодильнику без дверцы, вытащил из рукоятки «ижа» магазин. Да, покойник не наврал, стрелял он, действительно, дважды, в обойме оставалось восемь патронов. Илья загнал обойму обратно, прикинул расклад – початый магазин плюс еще десять в запасной – есть, чем встретить коллег убитого, только паршиво, что последний придется себе оставить. Погано, что все вот так закончится, но тут, как ни крути, всюду конец карьеры маячит, даже не на горизонте, а гораздо ближе.

Илья поднял голову к небу, положил «иж» на колени, вдохнул, поморщился от тухлой сырой вони. Вот же привела судьба – на помойке отстреливаться придется, затейница-фортуна стоит, поди, в сторонке и посмеивается. И с места не сойти – очередная попытка подняться закончилась фейерверком перед глазами и липкой испариной на лбу. Наверное, все-таки перелом, от боли аж зубы сводит. Может, не ждать «комитетчиков», а по-быстрому все оформить, восемнадцать патронов в наличии имеются, а ему сейчас одного хватит. «Не наигрался? Вот он, твой ход» – по хребту побежали мурашки, сразу вспомнилась и тяжесть «тауруса» в руке, и холодный дульный срез у виска, и дрожь в руках… «Снова второй раз в одну воронку? Сколько можно?» – Илья ухмыльнулся себе под нос и насторожился – все, вторая серия русской рулетки отменяется, за ним пришли, сейчас начнется другая игра.

Шаги он расслышал издалека – шли со стороны старых домов привокзального микрорайона. Этот кто-то шел уверенно, торопился, и что-то бормотал себе под нос – то ли обстановку докладывал, то ли указания получал. Давно заткнувшийся мобильник убитого молчал где-то в крапиве, но тишина эта ровным счетом ничего не значила. Аккумулятор сел – хорошее объяснение, сойдет за неимением других гипотез. Илья подобрался, поднял «иж», снял с предохранителя и приготовился. Если вспомнить анатомическую мишень, то стрелять придется в «десятку» – голова, шея, хребет, а посему целиться надо тщательно, не торопиться и бить наверняка. Раз уж судьба ему навсегда остаться в этом протухшем овраге, то прихватит он с собой ровно семнадцать шакальих голов, и никак не меньше. Ну, давайте уже, погнали, что ли…

Человек приближался, и каждый его шаг сопровождался странными глухими шлепками, точно этот кто-то шел босиком. Илья поднял «иж» на уровень глаз, прицелился в показавшуюся над крапивой макушку, положил палец на спусковой крючок. А человек тем временем умолк, прекратил болтовню и остановился так резко, словно споткнулся. Впрочем, так оно и было – ноги убитого «комитетчика» протянулись через тропинку, на них-то с полными недоумения матюками и налетел человек.

– Эй, але, ты чего разлегся? – голос отрывистый, глухой, полный презрения и страха одновременно. Ответа по понятным причинам не последовало, человек постоял еще немного и подошел поближе.

– Хорош прикидываться, – голос звучал увереннее, в нем появилась злость, даже остервенение. Послышался странный звук – это ночной прохожий пнул убитого, и, не дождавшись реакции, присел рядом с телом на корточки.

Илья опустил пистолет и подался вперед, рассматривая человека, но морось и темнота скрывали его, оставили только длинный силуэт, облаченный в футболку и шорты фасона «семейники» и резиновые шлепки, а лет ему тридцать или даже меньше. Прохожий посидел так в позе бандерлога, неустанно матерясь и сплевывая, потом решился, для придания себе бодрости выругался особенно громко и принялся обшаривать убитого. Вляпался руками в кровь на животе «загонщика», разразился насыщенной фразой, и принялся вытирать руки и штаны убитого. «Вот они, шакалы, ждал – получи» – Илья не сводил с человека глаз, а сам все прислушивался, ловил каждый звук. Но нет, все как обычно – поезда, шорох дождя и матерный речитатив: «бандерлог» еще не оставил своих планов поживиться, топтался рядом, перешагнул черед убитого, и оказался на расстоянии броска. Нагнулся и принялся деловито, с некоторой сноровкой обшаривать карманы штанов покойника, выкопал что-то и заорал, перекрывая вой подлетавшей электрички, почувствовав, как его схватили за лодыжку. Дернулся бежать, но Илья сжал пальцы и рванул мародера за ногу так, что тот грохнулся аккурат на покойника, заорал еще громче и от приключившегося временного паралича даже сопротивляться перестал.

– Сюда иди, паскудник, – Илья рванул его за футболку, швырнул в лопухи и скривился от запаха дешевого пойла – парень уже основательно набрался и странно, как вообще держался на ногах. Навык, вероятно, плюс генетика: наследственность – великое дело. Илья приставил «иж» ко лбу грабителя:

– Попался, гад. Ты за что его убил? Отвечай, или пристрелю, – он сжал мародеру горло, не забывая впечатывать дульный срез в узкий лоб под мокрой темной челкой.

Глаза «убийцы» стали размером с суповую тарелку, Илье даже показалось, что черные расширенные с перепугу зрачки крутятся в разные стороны. Ничего внятного произнести пойманный «на месте преступления» не мог, мычал только, разевал рот, а под конец расплакался, призывая в свидетели и родственников, и обитателей потустороннего мира.

– Не я, я его не трогал, я мимо шел, а он лежит, – разобрал Илья. Снизошел, убрал пистолет, и спросил душевно:

– А кто тогда?

– Чтоб я сдох, – поклялся мародер, – я шел, он лежал, я….

– Карманы обшарил. Молодец, нервишки у тебя крепкие, – похвалил парня Илья. – На дозу не хватает?

По едва различимому в темноте выражению лица стало понятно, что попал в точку, пробегавший оврагом падальщик не брезговал ничем, что объяснимо. Микрорайон за «железкой» давненько снискал себе дурную славу, да и было отчего. Не микрорайон – слезы, три девятиэтажки да десяток хрущоб. Магазин, палатки с пивом и прорва свободного времени у обитателей, ибо из коридоров этих домов дорожки вели строго вниз, в лютую глубину, на дно, откуда падали оставалась одна дорожка – в могилу. Пили, кололись, жрали, нюхали все возможное и невозможное, добывая на «синтетику» средства любым способом. Вот и этот экземпляр плоть от плоти племени своего – шел себе на промысел, а тут тело лежит, грех мимо пройти не обшарить, может, и сыщется чего. А дышит тело, или уже перестало – не его, прохожего, дело, об этом пусть другие думают, кому положено…

Илья вскинулся, прислушался – показалось или нет, но к оврагу, вроде как машина подъехала? Или обостренный слух так причудливо обычные звуки синтезирует, или галлюцинацию подкинул? В любом случае, проверять все это неохота, да и недосуг.

– Ладно, – сжалился Илья, – уговорил. Мое дело сторона – ты его завалил, или не ты. Да пофиг мне, – видя, как мародер корчит рожу и старательно подбирает слова оправдания.

– Вон там в траве посмотри, правее. Нашел? Бери, дарю, – распорядился Илья чужим мобильником. Бандерлог обрадовался, бережно протер экран о футболку, убрал телефон в карман шорт и уставился на благодетеля.

– Тебя как звать? – спросил Илья и снова прислушался. А вот сейчас точно не глюки – по насыпи идут люди, несколько человек, неуверенно идут, слышатся голоса и шорох гравия под ногами.

– Леха, – представился грабитель, но Илья оборвал его:

– Валим, – он приподнялся и снова прикусил губу, чтобы не орать от боли, – это менты, сейчас нас обоих повяжут. Я тебе помог, а ты мне помоги, – не дожидаясь ответа, он ухватил мародера за плечо и кое-как поднялся на ноги, подхватил рюкзак, бросил в него пистолет.

– Менты? – подгонять Леху не пришлось. Ясное дело, он давно бы уже смылся куда подальше, бросив невесть как оказавшегося рядом с трупом доброго человека, но Илья такой возможности мародеру не давал. В обнимку поковыляли прочь по тухлой тропинке, вылезли наверх, и остановились, предусмотрительно отойдя подальше от ближайшего источника света – фонаря над крыльцом закрытого магазина.

– Ты куда, Леха, топал? Уж не на вокзал ли? – Илья снова попал в точку: если пойло в изобилии продавалось в непосредственной близости от мест обитания аборигенов, то за веществами надлежало ходить к местному очагу культуры – на вокзал. Несомненно, местные барыги, скоро положение поправят, и вещества будут доставляться точно по адресу заказчика, но пока крюк Лехе и ему подобным приходится делать немалый.

– Что употребляешь? – он снова медленно ковыляли к домам, Илья ловко прыгал на левой ноге, поджав правую, как раненый пес, подбитую лапу.

– Соль, – буркнул Леха. Судя по тону, он уже успел пожалеть о своей доброте и отзывчивости к чужой беде и начал соображать, что дело тут нечисто.

«Соль» – это хорошо, синтетический аналог кокаина дешев и легален, прекрасное средство очистки генофонда, доступен к употреблению внутрь всеми непротивными природе способами, но Леха, судя по виду его локтевых сгибов, предпочитает внутривенно. И, видимо, недавно укололся, раз сразу погнал за новой дозой – качественный приход наступает быстро, но эффект держится недолго, а сразу «после того» становится страшно – не больно, а именно страшно. Так страшно, что хочется бежать куда-нибудь, сломя голову, но если вовремя сделать еще укол, то страха не будет. Жизнь от укола до укола. Вот Леха и побежал, да пришлось вернуться, а время его, видимо, на исходе.

– Я тебе куплю. Вернее, денег дам, сам купишь, – пообещал Илья, и уточнил, глядя на воспрявшего в эйфории наркомана:

– Не знаешь, где тут без проблем заколоться можно? Квартира, комната, чтобы тихо было?

Риск огромный, но и ситуация та еще, чудом выскользнул, «комитетчик», как ни крути, помог, хоть и в дохлом виде. Кабы не его тело бездыханное, лежать бы сейчас Илье рядом с «загонщиком» не в лучшем виде. И черт ли, бог ли ему обдолбыша послал – разбираться некогда, спасибо вам, духи предков, с меня жертвенный костер, только подождать придется, сейчас не до вас.

– У Колобка можно, – прогнусавил Леха. – Он один живет, квартира ему после бабки осталась. Только ему тоже купить надо…

– Купишь, купишь, – Илья вцепился в Лехино плечо, тот покачнулся, но устоял, – деньги на месте отдам, не волнуйся. Топай, чего встал, – подогнал он, поджал ногу и запрыгал на отдохнувшей левой опираясь как на костыль, на плечо наркомана к крайнему подъезду панельной девятиэтажки.

Лифт не работал, и, судя по состоянию дверей, давно. Створки перекосило, одну явно пытались выдрать, но не совладали и оставили в покое, основательно погнув и покорежив. Из шахты смачно сквозило тухлятиной и следами человеческой жизнедеятельности, Илью едва не вывернуло – пожалуй, в овраге дышалось полегче, и если тут с первого до последнего этажа так несет… Но гнилая вонь отвязалась уже на третьем этаже, из-за намертво заколоченных окон в подъезде было душно и жарко, Илья взмок, пока они едва ли не полчаса тащились – как и следовало ожидать – на последний этаж. Каково было старушке, передавшей квартиру по наследству беспутному внучку, Илья оценил только сейчас. Даже если лифт и был тогда исправен, бабушке, явно, приходилось нелегко. Или в те незапамятные времена в подъезде было чище? Не валялись на ступеньках и площадках истоптанные обрывки рекламных газет и листовок вперемешку с использованными шприцами, не громоздились по углам и вдоль стен битые пивные бутылки и мятые банки. И не жались в темных углах лестничных площадок мутные личности, сквозь зубы легким матерком приветствовавших Леху и нехорошо поблескивавших глазами в сторону его напарника. Не надо даже оборачиваться, чтобы почувствовать на себе испытующий взгляд обдолбанного аборигена, насквозь нехороший, изучающий незнакомца – ответит или нет, если ему в глаз дать? А если ответит, то как? И что у него в рюкзаке?

Подъем занял минут двадцать, как Илья не торопился убраться подальше от оврага, быстрее не получилось. На малейшее резкое или неосторожное движение нога отзывалась уже не пронзительной, а тупой тяжелой болью, перед глазами мутнело, и без того темный подъезд превращался и вовсе уже в пещеру. Лехе тоже приходилось нелегко, он сопел и тяжело дышал, нарика ощутимо мотало, и неизвестно кто кого доволок до финиша – к заветной двери, обшитой изодранным дерматином, они подползли едва ли не на карачках. Кнопка звонка оказалась декорацией, Леха яростно заколотил в дверь, и долбил в нее кулаками до тех пор, пока створка не приоткрылась.