Рыцарский турнир

Годфри спотыкаясь и тяжело дыша нёсся по улицам, а Мерек и Арио, как могли, помогали Акорту и Фултону не отставать. Те хватали воздух ртом и прокладывали себе путь огромными животами.

"Не останавливайся!" – подбадривал Мерек Фултона, волоча его за руку. Арио же просто толкал Акорта локтем в спину, если тот мешкал, заставляя товарища всякий раз рычать от боли.

Пот тёк у Годфри по загривку, и он в очередной раз мысленно проклинал себя за то, что выпил несколько лишних пинт эля. Но мысль о Дариусе заставляла его ноющие от усталости ноги двигаться дальше, сворачивать на всё новые и новые улицы, пока, наконец, после длинной каменной галереи они не попали на городскую площадь. Там, примерно в ста ярдах от них, были городские ворота – массивные, угрожающие, возвышающиеся на пятьдесят футов в высоту. Годфри посмотрел в ту сторону, и сердце его упало, когда он увидел, что их створки были уже широко открыты.

"НЕТ!" – вырвался у него невольный крик.

Годфри запаниковал, глядя, как запряжённая лошадьми повозка с Дариусом, представлявшая собой клетку на колёсах, под охраной имперских стражников въехала в проём.

Годфри ускорил бег и рванул вперёд, сбиваясь с ног. Он даже не знал, что может двигаться так быстро.

"Мы не успеем", – сказал Мерек, озвучив то, что и так было ясно, и попытался его остановить.

Но Годфри отбросил его руку и побежал дальше. Он знал, что это безнадёжно – повозка была слишком далеко, слишком хорошо охранялась, и на ней были слишком крепкие замки, но он всё равно бежал, пока его ноги не подкосились от усталости.

Он стоял согнувшись пополам посреди дворцовой площади, и уверенная рука Мерека лежала у него на плече.

"Мы не можем его так отпустить!" – крикнул Годфри.

Арио подошёл к нему, качая головой.

"Его уже не вернёшь", – сказал он. "Побереги себя. Нам ещё предстоят сражения".

"Мы найдём другой способ вернуть его", – добавил Мерек.

"Какой?!" – умоляюще спросил Годфри голосом, полным отчаяния.

Никто не смог ему ответить, и они все просто стояли и смотрели, как железные двери захлопываются у Дариуса за спиной, будто отрезая ему вход в мир живых.

Сквозь прутья решётки ещё виднелась повозка с Дариусом, быстро углублявшаяся в пустыню, уносившая его всё дальше от Волусии. Облако пыли вздымалось из-под колёс и вскоре совсем скрыло повозку из виду, а сердце Годфри рассыпалось на часть, когда он осознал, что подвёл своего последнего друга и упустил свой последний шанс искупить вину.

Тишину нарушил бешеный лай дикой собаки, и Годфри увидел, как из переулка появился Дрей и, рыча и лая, как одержимый, бросился через площадь за своим хозяином. Он тоже всей душой желал спасти Дариуса, и, добежав до железных ворот, он прыгнул на прутья и стал тщетно пытаться перекусить из своими зубами.

Годфри в ужасе смотрел, как имперские солдаты заметили Дрея и обменялись сигналами. Один из них достал свой меч и приблизился к псу с явным намерением его зарезать.

Годфри не знал, что на него вдруг нашло, но что внутри него щёлкнуло. Это было для него слишком – он не мог вынести столько несправедливости за раз. Если он не мог спасти Дариуса, он должен был, по крайней мере, спасти его любимого пса.

Годфри слышал, будто со стороны, как он сам крикнул что-то, а затем сорвался с места, не контролируя своё тело. Со странным чувством нереальности происходящего, он обнажил свой меч и через долю секунды увидел, как его лезвие вонзилось в сердце стражника.

Огромный имперский солдат недоверчиво посмотрел на Годфри сверху вниз, потом его глаза выпучились и он неподвижно застыл. Мгновением позже он замертво рухнул на землю.

Годфри услышал боевой клич, и увидел, как двое других имперских стражников ринулись на него в атаку. Они высоко подняли своё устрашающее оружие, и он знал, что ему с ними не тягаться. Он умрёт здесь, у этих ворот, но он хотя бы будет знать, что умрёт в благородном порыве.

Злобный рык развеял его мысли, и Годфри боковым зрением увидел, что Дрей развернулся и бросился на нападавших стражников. Он впился клыками в горло одному их, повалил его на землю и рвал его зубами, пока тот не перестал шевелиться.

Одновременно с этим, Мерек и Арио подоспели на помощь и своими короткими кинжалами закололи второго стражника в спину, прикончив его раньше, чем он добрался до Годфри.

Все они замерли в тишине. Годфри смотрел на следы резни, шокированный своим поступком и своей неожиданной храбростью. Дрей подбежал к нему и стал лизать его ладонь.

"Я и не знал, что ты на такое способен", – восхищённо сказал Мерек.

Годфри не нашёл, что ответить.

“Я сам не знаю, что только что натворил”, – ответил он откровенно. Всё расплывалось у него перед глазами. Он вовсе не собирался действовать – это получилось само. Была ли это настоящая храбрость? Он мог только гадать.

Акорт и Фултон в страхе оглядывались по сторонам, высматривая имперский солдат.

“Нам пора делать ноги!” – крикнул Акорт. “Сейчас же!”

Годфри почувствовал, как его подтолкнули в спину, и он побежал за остальными. Вместе с Дреем они убегали подальше от ворот, в глубь Волусии, и Бог знал, что ещё им было уготовано судьбой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дариус сидел в своей клетке, опершись спиной на железные прутья. Его запястья и лодыжки были закованы в кандалы, соединённые между собой длинной тяжёлой цепью, всё его тело было в ранах и синяках и казалось таким тяжёлым, будто весило тысячу фунтов. Повозка подскакивала на ухабах, а Дариус смотрел сквозь решётку на пустынное небо и чувствовал себя бесконечно одиноким. Они ехали по бесплодной равнине, где, насколько хватало глаз, не было ничего, кроме пустоты. Создавалось впечатление, будто они давно покинули границы мира.

Крыша повозки была накрыта брезентом, но солнце проникало в промежутки между прутьями и ложилось полосами на пол, обдавая пленника волнами жара, заставляя его потеть даже в тени, и усиливая его мучения.

Но Дариус уже не обращал на это внимания. Его тело, распухшее от шишек и гематом, жгло с головы до пят, а конечности ныли после долгих дней боёв на арене. Он не мог уснуть, поэтому время от времени просто закрывал глаза и пытался прогнать воспоминания, но всякий раз ему начинали мерещиться лица его друзей, погибших в бою рядом с ним: Дезмонд, Радж, Люци и Каз – всех их настигла жуткая смерть. Все они умерли, чтобы он смог выжить.

Он был победителем, совершил невозможное, но сейчас это не имело для него значения. Он знал, что близится его смертный час, что наградой за все его подвиги станет путешествие в столицу Империи, где его заставят развлекать публику на ещё большей арене, сражаясь с ещё худшими врагами. Вместо кубков и почестей, за свою отвагу он получит только смерть.

Дариус предпочёл бы умереть прямо сейчас, не проходя всё это заново. Но даже это было не в его власти – он был скован и беспомощен. Сколько ещё должны были продлиться его пытки? Почему он должен увидеть смерть всех, кого любил, прежде чем умереть самому?

Дариус снова сомкнул веки, тщетно пытаясь ни о чём не думать, как вдруг к нему вернулось воспоминание из раннего детства. Он тогда играл во дворе дедовской хижины – махал посохом и молотил им по стволу дерева, пока наконец дедушка не выхватил игрушку у него из рук.

"Нельзя играть с палками", – накинулся на него старик. "Хочешь привлечь внимание имперцев? Хочешь, чтобы они считали, будто ты – воин?"

Дед переломил палку через колено, и Дариус вспыхнул от гнева. Это была больше, чем палка – это был его всемогущий посох, его единственное оружие. Этот посох был для него всем.

Да, я хочу, чтобы они знали, что я – воин. Никем другим я быть не желаю, – кричал Дариус про себя.

Но, когда дед развернулся и пошёл прочь, ему не хватило духу сказать это вслух.

Дариус поднял обе части палки, и слёзы, покатившиеся у него из глаз, полились на обломки дерева в его руках. Он поклялся, что однажды отомстит Империи за всё – за свою жизнь, свою деревню, свой народ, и всё, с чем они мирились столько лет.

Он уничтожит всех врагов. И его воинская слава разнесётся по миру.

*

Дариус не знал, сколько проспал, но, проснувшись, сразу заметил, что снаружи яркий утренний свет сменился тускло-оранжевым предвечерним, и пустынное солнце начало клониться к закату. Ветер стал намного прохладнее, и его раны занемели, лишая его возможности пошевелиться и устроиться хоть немного удобнее в тесной повозке. Лошади неустанно трусили по жёсткой каменистой дороге, его голова от тряски постоянно билась о металл решётки, и ему казалось, что его череп вот-вот расколется. Он протёр глаза, стряхивая запёкшуюся грязь с ресниц, думая о том, долго ли ещё осталось до столицы. По его ощущениям, они уже должны были доехать до края земли.

Он несколько раз моргнул и выглянул наружу, ожидая увидеть там неизменную пустоту до горизонта. Однако, на этот раз он разинул рот от открывшегося зрелища. Впервые с начала поездки он даже сел прямее, чтобы лучше видеть.

Повозка замедлила ход, стук лошадиных копыт стал немного тише, дорога стала гладкой, и Дариус жадно всматривался в новый незабываемый пейзаж: там, посреди пустыни, как оплот какой-то потерянной цивилизации, вздымалась огромная городская с стена, доставшая до неба и простиравшаяся во все стороны, без конца и края. На ней выделялись огромные золотые двери, над которыми на парапетах рядами выстроились имперские солдаты. Дариус с первого взгляда понял, что они прибыли в столицу.

Звук дороги изменился – теперь лошади глухо стучали подковами по деревянному настилу, и Дариус, опустив взгляд, увидел, что повозка въехала на изогнутый откидной мост. Они проехали мимо сотен стражников, охраняющих мост с обеих сторон, и те проводили их настороженными взглядами.

Небо сотряслось от оглушительного скрежета, и Дариус увидел, как впереди, будто желая его проглотить, отворяются невероятно высокие створки золотых дверей. За ними показался сияющий город – самый величественный из всех, что ему доводилось видеть. Не было никаких сомнений, что сбежать из такого города невозможно. В подтверждение его мыслям, до Дариуса донёсся отдалённый громоподобный рёв, который он немедленно узнал – так ревела арена, новая арена, полная жаждущей крови публики. Именно она должна была стать его последним пристанищем. Он не боялся, только молился о том, чтобы умереть стоя, с мечом в руках, до конца не предав свои идеалы чести.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Торгрин с Эйнджел на спине в последний раз, дрожа всем телом, подтянулся на золотой верёвке и, наконец-то, выбрался на верхушку скалы. Он стоял на коленях и переводил дыхание, а пот ручьями стекал у него по лицу. Он обернулся назад и увидел далеко внизу, сразу под отвесными скалами, у которых бушевали волны, свой пришвартованный на пляже корабль, который казался теперь таким крошечным, что Тор с трудом понимал, как сумел взобраться на такую высоту. Позади него с кряхтением вылезли на верх Рис и Селезия, Элден и Индра, О'Коннор и Матус – как и в прошлый раз, все они по верёвкам взобрались на Остров Света.

Тор, истощённый подъёмом, не поднимаясь с колен, обвёл взглядом раскинувшийся перед ним ландшафт, и сердце его сжалось от боли. Прежде чем он увидел жуткое зрелище, он успел учуять тяжёлый запах гари и дыма и ощутить жар от тлеющих костров – дела рук тех неведомых существ, что взялись уничтожить остров. Они сожгли дотла и сравняли с землёй место, которое совсем недавно казалось раем, неуязвимым ни для какого зла. Остался только пепел.

Торгрин поднялся на ноги и немедля тронулся в путь. С бешено колотящимся сердцем он бежал вглубь острова, всюду ища Гувейна. Состояние этого места нагоняло на него дурные мысли, и не хотел думать о том, что он может найти.

"ГУВЕЙН!" – кричал Торгрин, сложив руки, как рупор, у рта, мчась по дымящимся холмам.

Его голос эхом отдавался от склонов, будто дразня его, а потом снова повисала тишина.

Высоко в небе раздался одинокий крик, и Тор, подняв голову, увидел, что Ликополз всё ещё кружит над ним. Она вскрикнула снова, нырнула вниз и направилась к центру острова. Тор сразу почувствовал, что она ведёт его к сыну.

Тор побежал быстрее, остальные – за ним, и вместе они высматривали посреди обугленной пустоши хоть какие-то человеческие следы.

"ГУВЕЙН!" – снова позвал Тор. "РАГОН!"

Чем дольше он смотрел на разорённый, почерневший остров, тем меньше верил в то, что кто-то здесь мог выжить. Пологие склоны холмов, ещё недавно зелёные от шелковистой травы и раскидистых деревьев, теперь напоминали чью-то кожу, покрытую ранами и ожогами. Тор гадал, какие существа, кроме драконов, были способны учинить такой разгром, и, что ещё важнее, кто их контролировал, кто прислал их сюда и зачем. Кому мог настолько понадобиться его сын, чтобы послать за ним армию?

Тор поднял глаза к горизонту, надеясь заметить Рагона или Гувейна, и сердце его упало – их там не было. Только тлеющие угли вспыхивали красными точками на холмах.

Он убеждал себя в том, что Гувейн мог как-нибудь спастись. Но не знал, как это было возможно. Если такой могущественный колдун как Рагон не смог остановить побывавшие здесь неведомые силы, то как бы ему удалось спасти его сына?

В первый раз с самого начала поисков Тор начал терять всякую надежду.

Они бежали и бежали, то поднимаясь в гору, то сбегая вниз, и, когда они взобралась на верхушку особенно высокого холма, О'Коннор, шедший впереди, вдруг возбуждённо замахал руками.

"Там!" – крикнул он.

О'Коннор показывал в сторону обгоревшего остова древнего дерева с искорёженными обугленными ветвями. Тор присмотрелся и увидел под деревом неподвижное тело.

Он тотчас понял, что это был Рагон. Но Гувейна нигде не было видно.

Тор, исполнившись ужаса, рванулся вперёд и упал на колени рядом с колдуном, всюду ища своего сына. Он надеялся, что Гувейн мог прятаться в складках мантии Рагона, или где-то поблизости – например, в расселине между валунами.

Но, увы, его там не было.

Тор протянул руку, коснулся истлевшей чёрной мантии и осторожно перевернул Рагона на спину, надеясь, что тот жив. Перед ним блеснул луч надежды – веки Рагона слабо трепетали. Тор схватил его за плечи, всё ещё горячие от пожара, откинул его капюшон и дрогнул, увидев, что лицо Рагона тоже было обожжено и изуродовано огнём.

Рагон начал хватать ртом воздух и кашлять, цепляясь за жизнь. Тор был подавлен. Он не мог видеть этого, прежде красивого и доброго, человека в таком жалком состоянии. Он пожертвовал собой, защищая остров, защищая Гувейна, и Тор невольно чувствовал в этом свою вину.

"Рагон", – обратился к нему Торгрин, и слова застряли у него в горле. "Прости меня".

"Это мне нужно умолять тебя о прощении", – ответил Рагон сиплым еле слышным голосом. Он надолго закашлялся, а затем продолжил. "Гувейн…" – начал было он, но снова затих.

Сердце Тора выпрыгивало из груди. Он не хотел слышать продолжение, потому что боялся самого худшего. Как он снова посмотрит Гвендолин в глаза?

"Скажи мне, – потребовал Тор, тряся его за плечи, – мой мальчик жив?"

Рагон беззвучно открывал и закрывал рот, пытаясь набрать воздух, и Тор жестом попросил О'Коннора передать ему бурдюк с водой. Тор влил воду в приоткрытые губы Рагона, и тот, кашляя, сделал несколько глотков.

Наконец, Рагон покачал головой.

"Всё намного хуже", – сказал он шёпотом. "Смерть была бы для него лучшей участью".

Рагон умолк, а Тора охватила дрожь. Он не мог дождаться, чтобы услышать объяснения.

"Они забрали его", – выговорил Рагон. "Выхватили у меня из рук. Они пришли сюда и сотворили всё это только ради него.

Кровь застыла у Тора в жилах при мысли о том, что его драгоценного ребёнка забрали злобные чудовища.

"Но кто?" – спросил Тор. "Кто за этим стоит? Кто могущественней тебя, кто мог это сделать? Я думал, что твоя сила, как и сила Аргона, не знает равных во всём мире".

Рагон кивнул.

"Да, никто в этом мире не смог бы нас одолеть", – сказал он. "Но эти существа были из другого мира. Они явились не из ада, как я сперва подумал, а из гораздо худшего места – из Земли Крови".

"Что за Земля Крови?" – спросил Тор недоумённо. "Я побывал в аду, – добавил он, – и не могу представить, чтобы существовало место ещё хуже".

Рагон покачал головой.

"Земля Крови – это не совсем место. Это скорее состояние. Такое тёмное зло, что тебе и не снилось. Это обиталище Кровавого Властелина, и с каждым поколением оно становится всё темнее и могущественнее. Это война между Измерениями. Старая как мир битва добра со злом. Каждый хочет властвовать. Боюсь, что Гувейн – это и есть ключ к господству: кому он достанется, тот и получит власть над миром. Навсегда. Аргон не говорил тебе об этом. Он не мог тебе сказать. Ты был не готов. Но он обучал тебя для величайшей войны всех времён".

Тор слушал с открытым ртом, пытаясь разобраться.

"Я не понимаю", – сказал он. "Они забрали Гувейна, чтобы убить?"

Колдун отрицательно покачал головой.

"Хуже. Они забрали его, чтобы вырастить, как своего. Сделать из него демонического ребёнка, который им нужен, чтобы исполнилось пророчество и они смогли уничтожить всё добро на земле".

После этих слов Тору было сложно усидеть на месте. Сердце его бешено колотилось, виски пульсировали – ему хотелось действовать.

"Я верну его", – сказал Тор, чувствуя, как холодная решимость потекла по его венам. Крик Ликополз, которая кружила над ними и тоже жаждала мести, подтолкнул его ещё сильнее.

Рагон протянул руку и, с неожиданной для умирающего силой, схватил Тора за запястье. Он заглянул Тору в глаза, и от его пронизывающего взгляда у того по коже побежали мурашки.

"Ты не сможешь", – сказал он твёрдо. "Ни один человек не выживет в Земле Крови. Плата за вход туда слишком высока. Ты должен уяснить, что, даже не смотря на твои способности, попав туда, ты погибнешь. Вы все погибнете. Ты ещё недостаточно могущественен. Тебе нужно учиться. Развить свои силы. Отправиться туда сейчас будет безумием. Ты не только не заберешь сына, но и обречешь всех на смерть".

Но Тор был непоколебим.

"Я сталкивался с самыми тёмными кошмарами этого мира, с самыми сильными существами", – сказал Торгрин. "И мой отец был в их числе. Но я никогда не отступал в страхе. Я встречусь с этим тёмным властелином, каким бы ужасным он ни был. Я попаду в Землю Крови любой ценой. Там мой сын. Я верну его или умру".

Рагон покачал головой, закашлявшись.

"Ты не готов", – сказал он затухающим голосом. "Не готов… Тебе нужна… сила… Тебе нужно… кольцо", – его перебил приступ кровавого кашля.

Тор в отчаянии смотрел на него, желая узнать, что тот имел в виду прежде, чем он умрёт.

"Какое кольцо?" – спросил Тор. "Наша родина?"

Последовало долгое молчание, нарушаемое только хрипом Рагона. Наконец, он едва заметно разомкнул веки.

"Священное… кольцо".

Тор схватил Рагона за плечи, надеясь, что тот договорит, но вдруг почувствовал, как тело в его руках окаменело. Глаза Рагона замерли, он испустил жуткий предсмертный вздох, и, секунду спустя, перестал дышать.

Он был мёртв.

Острая боль пронзила всё тело Тора.

"НЕТ!" – закричал он, вскинув руки к небесам. Сотрясаясь от рыданий, он обнял Рагона, этого благородного человека, отдавшего жизнь за его сына. Он был раздавлен горем и чувством вины, но под этой тяжестью в его душе зародился новый порыв.

Тор посмотрел вверх и сразу понял, что должен делать.

"ЛИКОПОЛЗ!" – завопил он голосом убитого горем отца. Это был яростный крик человека, которому больше нечего терять.

Ликополз услышала его зов – она откликнулась таким же яростным криком, и пошла на снижение. Спустя несколько кругов, она приземлилась в нескольких футах от Тора.

Без раздумий, Тор подбежал к ней, запрыгнул ей на спину и крепко ухватился за её шею. Снова ощущать под собой дракона придавало ему сил.

"Подожди!" – крикнул О'Коннор, мчась к нему вместе с остальными. "Куда ты летишь?"

Тор ответил им отрешённым взглядом.

"В Землю Крови", – объявил он, с небывалой уверенностью. "Я спасу своего сына. Чего бы мне это ни стоило".

"Ты погибнешь", – возразил Рис, выступая вперёд с мрачным выражением лица.

"Если так, то я погибну с честью", – ответил ему друг.

Тор поднял глаза к горизонту и увидел исчезавшую вдали вереницу горгулий – он собирался последовать за ними.

"В таком случае, ты не должен идти один", – сказал Рис. "Мы поплывём за тобой на корабле и встретимся с тобой там".

Торгрин кивнул и крепче прижался к Ликополз. Внезапно она взмыла в воздух, и он вновь испытал приятное, почти забытое ощущение полёта.

"Торгрин, нет!" – услышал он горестный крик за спиной.

Он узнал голос Эйнджел, и у него кольнуло в груди.

Он не хотел её бросать, но не мог даже оглянуться. Впереди его ждал сын, и он собирался, пусть и ценой собственной жизни, найти его и убить всех тварей на пути.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Гвендолин в сопровождении Крона прошла через распахнутые перед ней слугами высокие арочные двери в тронный зал, и восхитилась открывшимся зрелищем. Когда двери за её спиной с гулким эхом захлопнулись, в дальнем концу огромной пустой комнаты она заметила одинокую фигуру восседающего на троне Короля. Она пошла к нему, проходя сквозь разноцветные снопы света, лившегося из витражных окон и расписывавшего стены и пол зала образами рыцарей древности и батальными сценами. Это место одновременно внушало трепет и успокаивало, вдохновляло и пугало призраками давно ушедших времён. Она явственно ощущала их присутствие в воздухе, и всё это вместе очень напомнило ей Королевский Двор. Внезапно у неё в груди кольнуло от тоски – этот зал заставил её с новой силой скучать п отцу.

Король МакГил выглядел задумчиво: он сидел, подперев подбородок кулаком, и лицо его было омрачено тяжёлыми мыслями. Гвен догадывалась, что его обременяли обязанности правителя. Он показался ей одиноким, заточённым в этом месте и вынужденным в одиночку нести груз всех проблем королевства на своих плечах. Она прекрасно понимала, каково ему.

"А, Гвендолин", – сказал он, и при виде её его лицо просветлело.

Она ожидала, что он останется сидеть на троне, но он немедленно вскочил и поспешил вниз по ступеням из слоновой кости, чтобы её поприветствовать. Он тепло улыбался и держал себя просто, без капли высокомерия, обычно присущего королям. Эта простота помогла Гвендолин наконец расслабиться после неприятной встречи с его сыном, от которой её до сих пор трясло. Она не знала, стоило ли рассказать о случившемся Королю, но решила пока придержать язык и посмотреть, что будет дальше. Ей не хотелось показаться неблагодарной, а тем более – начинать их разговор с жалоб.

"После нашей вчерашней беседы я не могу думать ни о чём другом", – сказал он и ласково её обнял. Крон у ног Гвен заскулил и ткнулся мордой Королю в ладонь. Тот, улыбаясь, опустил на него взгляд. "Кто это тут у нас?" – приветливо спросил он.

"Крон", – ответила хозяйка, испытав облегчение от того, что они сразу понравились друг другу. "Мой леопард, а точнее – леопард моего мужа. Хотя, думаю, сейчас он мой ничуть не меньше, чем его".

Она с радостью наблюдала за тем, как Король опустился на корточки, взял голову Крона в ладони, почесал его за ухом и без страха поцеловал в морду. Крон в ответ лизнул нового приятеля в нос.

"Хороший зверь", – сказал Король. "Приятно для разнообразия увидеть кого-то кроме собак".

Гвен была удивлена его добротой, потому что вспомнила слова Мардига.

"Значит, животным вроде Крона позволено здесь находиться?" – спросила она.

Король запрокинул голову и рассмеялся.

"Конечно", – ответил он. "А почему нет? Кто тебе вообще такое сказал?"

Гвен поколебалась, готовая рассказать ему о своём приключении, но сдержалась. Она не хотела выглядеть в его глазах доносчицей, и её сперва нужно лучше узнать этих людей, эту семью, прежде чем делать какие-либо выводы и поспешно встревать в семейную драму. Сейчас разумнее было промолчать.

"Вы хотели меня видеть, Ваше Величество?" – спросила она вместо ответа.

Он мгновенно посерьёзнел.

"Верно", – сказал он. "Наш вчерашний разговор прервали, а нам нужно ещё многое обсудить".

Он развернулся и жестом поманил её за собой. Вместе они молча пошли через огромный зал, и звуки их шагов умножались эхом. Гвен подняла голову и стала рассматривать высокий куполообразный потолок, гербы на стенах, боевые трофеи, оружие, доспехи… Она восхищалась царившим здесь порядком, и обычаем гордиться рыцарскими подвигами. Похожие залы были и в Кольце.

Они пересекли комнату и в дальнем её конце прошли сквозь ещё одни двойные двери, сделанные из дубовых досок в фут толщиной и отполированные долгими годами службы. Двери вели на примыкавший к тронному залу просторный балкон добрых пятидесяти футов в ширину, столько же – в глубину, и обрамлённый мраморной балюстрадой.