Роза Ветров

– А я вот нет! – то ли ворчливо, то ли насмешливо пробормотала тётка, появляясь на палубе. Держась за свою трость, она только что вышла из каюты. – Ксения, посмотрите на неё, какая бесстыдница!.. Точно дожидалась, пока я забудусь крепким сном, чтобы остаться со своим женихом наедине…

– Что вы, кирия Ирина, – невинно развёл руками Артемиос и со свойственной себе тактичностью перевёл всё в шутку. – Мы ничто и никогда не предприняли бы за вашей спиной!

Кирия Ирина недоверчиво зацокала языком и покачала головой, так что белый хлопковый чепчик на ней немного покосился. Старуха была, конечно, далека от идеала любящей тётушки. Зачастую её капризы выводили юную Ксению из себя, но со временем она научилась под них подстраиваться. В какие-то мгновения она всё же улавливала в своих чертах схожесть с тёткиными – разрез глаз, формы губ и носа, – и с негодованием думала о том, что на старости лет могла стать такой же. Неужели её будущее – это ворчливая, несмотря на все богатства мира, недовольная своей жизнью старая матрона, что завидовала молоденьким девушкам, чья красота, молодость и любовь навсегда канули для неё самой в лету? Разве её конец будет столь же печален?..

Когда капитан дал звучный сигнал, Ксения вздрогнула. Артемиос взял свою невесту под одну руку, а её милую родственницу под другую и с самым гордым видом стал спускаться вместе с ними вниз по трапу. Толпа на пристани не утихала, и Ксения с улыбкой про себя подумала, что Стамбул всё-таки ничуть не переменился. Как только греческие путники опустились на турецкую землю, какой-то мальчишка в феске отдавил кирие Ирине ногу. Другой предложил кириосу своих лошадей, но тот вежливо отказался. Нас, мол, скоро встретят.

– Где носит твоего непутёвого братца? – вопрошала кирия, оглядываясь по сторонам. – Неужели нельзя хоть раз сделать так, как велено?

– Уверен, что кириоса Спанидаса просто что-то задержало, – миролюбиво предположил Артемиос, но Геннадиос всё ещё нигде не показывался.

Капитан корабля дал ещё один сигнал – на этот раз к отбытию, – и волны вновь рассеклись о корму корабля. Порт понемногу опустел, хотя споры на рынке до сих пор доносились до их ушей. Какой-то иностранец обвинял местного в том, что тот продал ему несвежую рыбу. Турецкая, греческая, английская и французская речь смешались в одну кучу. Наконец, Персакис откликнулся на просьбу мальчишки, почти за гроши раздававшего приезжим свежую печать, достал из кармана белого дорожного костюма несколько монет и насыпал их в ладонь незнакомцу в обмен на газету.

Лицо мужчины резко побелело, как только он развернул первую страницу издания и вчитался в её содержимое.

Ксения поймала быстрый взгляд жениха и перехватила из его рук печать. Силы покидали её по мере того, как глаза бегали по строчкам. Если бы не Артемиос, вовремя придержавший свою невесту за талию, она бы точно лишилась чувств.

В той газете писалось о следующем: сегодня утром кириоса Геннадиоса Спанидаса задержали субаши. Коджи Хюсрев Паша уже восемь лет являлся главнокомандующим султанскими войсками и так же приставил к этому делу своего чауша – неужели средний брат Мехмеда? Кириос Спанидас считался главным подозреваемым в деле об убийстве визиря Фазлы-Кенана-Паши – дяди Мехмеда?! Накануне его смерти кириос Спанидас прилюдно повздорил с Пашой и даже угрожал ему на глазах у посетителей султанского мейхане. Расследование продолжалось…

Ксения устало прикрыла веки. Как это похоже на Геннадиоса – угрожать именитому Паше прямо на людях!.. Не жалеть ни себя, ни мать, ни дядю!.. Подвергать их всех адовым муками, только бы не держать своего мнения при себе!..

Эгоист! Несчастный эгоист!

Вот почему она тогда уехала, вот почему не пожелала и дальше мириться с такой жизнью… но сможет ли она привыкнуть к той, где повесят её брата?..

– Ксения! – махала тетушка ей веером в лицо. – Ксения, приди же в себя!

– Геннадиос! – прошептала она одними губами. – Боже мой, как же он похож на отца!..

Мимо как раз проехал фаэтон, и Артемиос остановил его. Он подал Ксении руку и предложил кирие Ирине отправиться на какой-нибудь постоялый двор вместе с сопроводителем, пока они не узнают подробностей, но тётка проявила упрямство и даже без посторонней помощи забралась в экипаж. Постучав кучеру по плечам тростью, она сама приказала ему трогаться.

Не в пример тётке Ксения всю дорогу провела словно во сне, и каждая улочка, показавшаяся ей смутно знакомой, откликалась в её сердце болью и воспоминаниями. Здесь брат и его друзья как-то раз убегали от аскеров42, потому что решили поглядеть за каретой, в которой ехали жёны султана, и, конечно, оказались пойманы с поличным… Кажется, то была идея Геннадиоса!.. В другой раз Дима – Румянцев всегда был чересчур романтиком! – вступился за слепца, который случайно задел глиняные горшки одного торговца и разбил их… От того торговца дружная компания тоже бегала неделю. Ксения вновь улыбнулась, но щемящая ностальгия вмиг стёрла с её лица улыбку. Почему жизнь всегда забирала у них всё самое ценное?..

За углом показался ухоженный домик дяди Анатолиоса, и Ксения сразу же узнала материнский садик. Только рука митеры создавала такую красоту!.. Что же с ней будет теперь, когда Геннадиоса увели?.. Найдёт ли она в себе силы и дальше заниматься цветами?

– Оставайтесь здесь, кирия Ирина, – сказал Персакис её тетке, когда Ксения уже убежала в дом. – Нам необходимо сейчас же увидеть кирию Спанидас!

Артемиос недолго слушал ворчания старой матроны, но всё равно с трудом догнал свою невесту на одном из поворотов в коридоре и только успевал отвечать на удивлённые расспросы слуг. Да, деспинис уже здесь. Да, мы знаем про Геннадиоса…

– Митера!..

Дочь рухнула у ног матери в гостиной и приложилась мокрой щекой к её жилистой руке. Митера, не верившая своим глазам – неужели это действительно Ксения?! – обняла её, что оставалось сил, и несколько раз всхлипнула в пышную золотистую шевелюру дочери. Несколько секунд женщины провели в скорбной позе, никого вокруг не замечая, и только спустя время кирия Мария нашла в себе силы поприветствовать будущего зятя кивком головы. На большее она – увы! – способна не была.

Артемиос отнёсся к горю тёщи с пониманием, но наблюдал за этой сценой далеко не один. В комнате они с Ксенией застали ещё трех молодых людей, один из которых – в штабном мундире османского лейтенанта – вскоре вышел вперёд, представился и подал Персакису руку.

– Мы были здесь, когда субаши увели Геннадиоса, – взялся разъяснить Мехмед-бей. – Поддерживали госпожу Спанидас, как могли. Мы его друзья.

– Я наслышан о вас, – как можно приветливее откликнулся Артемиос и пожал протянутую руку. Он, хоть и бывший моряк, но всегда с теплом относился к сухопутным войскам! – Позвольте представиться, я – кириос Персакис…

– Вы жених деспинис Ксении, – подал голос другой юноша в штатском и откашлялся в кулак. Должно быть, сын графа Румянцева?.. – Да, мы знаем о вас.

Услышав своё имя, Ксения всё-таки поднялась на ноги. Перед глазами расплылось, когда она увидела друзей брата, к которым и сама успела привязаться, но недюжинным усилием воли девушка всё-таки подавила первый порыв. Ей очень хотелось крепко обнять каждого – даже Диму! – и поблагодарить за то, что они сделали для её матери… но что скажет на это Артемиос?.. Они, честно признаться, думали о том же самом, но только Вачаган осмелился озвучить свои мысли вслух:

– Жаль, что здесь ваш жених, деспинис. Да и с недоброй вестью свиделись… иначе мы бы вас обняли.

– Ничего предосудительного в этом нет, – неловко пробормотал жених. – Я знаю, что вас связывает многолетняя дружба.

– И общее горе, – снова встрял Румянцев. – Вы должны нас понять… мы слишком много всего вместе пережили.

На миг они с Ксенией переглянулись, но Дима отвёл взор первым. Что-то шевельнулось в его душе – неужели она настолько сильно повзрослела, как ему показалось на первый взгляд? – и он вновь поднял его, но на этот раз она как будто специально не смотрела в его сторону. Словно между ними никогда не было колыбельной на чердаке и того поцелуя, и многих других… Юноша почувствовал, как гнев поднялся в нём с новой силой. Она предала их любовь за красивые платья, вернулась с женихом – таким приторным, что аж тошно! – а он должен чувствовать себя виноватым? Возможно, только лишь за то, что разглядывал её при наречённом!..

Тем временем Вачаган сделал сестре друга комплимент, что за все эти годы она очень похорошела, и она сердечно поблагодарила его за это, а затем спросила о дяде Анатолиосе:

– Он пытается добиться аудиенции у сераскера. Считает, что это поможет. Есть ли у вас план получше?

В голосе Димы сквозило столько подчёркнутой отчуждённости, что даже в такой момент это насмешило Ксению. Маленький обиженный мальчик до сих пор не свыкся с тем, что первая любовь когда-то предпочла ему другую жизнь. Он даже не пытался понять её! Как это по-детски… Он всё ещё держал обиду? На обиженных возят воду! А ведь Артемиос никогда не вёл себя так незрело. Артемиос…

– Аудиенции может быть недостаточно, – озадаченно проговорил Персакис, и Ксения посмотрела на него с восхищением. – Нам нужен чёткий план действий, как вызволить вашего друга из беды.

– Вызволить его из беды? – отстранённо пролепетала кирия Мария. Всё это время она сидела на кушетке возле своих любимых комнатных цветов и, собрав руки на коленях, почти не двигалась. – Вам придётся поторопиться… смерть уже дышит моему сыну в спину.

Тишина, воцарившаяся после этой реплики, придавила всех своей тяжестью. Лишь спустя какое-то время Мехмед заговорил, клацая шпорами на сапогах:

– Кириос Персакис, вам с деспинис лучше остаться здесь. Пока мы ищем лазейки…

– Хорошо, Мехмед-бей. Слово военного.

– У тебя есть какая-то новая информация? – нахмурив брови, спросил Вачаган. – Помимо того, что кроме Гены подозревают ещё и твоего отца?

– Не знаю, насколько это хорошо, – тяжело вздохнул Мехмед, хватаясь за кобуру на поясе. – Или плохо…

– Говори же, не томи!

– Ибрагим сказал, что лекари обнаружили в теле нашего дяди часть ножа. Похоже, что убийца не рассчитал удар, и нож надломился прямо в теле. Преступник, видимо, не заметил этого, когда убегал.

– Что это за нож? – задумчиво спросил армянин. – Я могу сходить к Нерсесянам и узнать, где и кто мог бы его приобрести. Лучше них никто не разбирается в таких вещах.

– Хорошо, – одобрительно кивнул турок, вынул из кармана листок бумаги и подал его армянину. – Здесь всё, что известно про этот нож. Поезжай к своим ювелирам и разузнай всё, что сможешь. А мы с Димой отправимся к его отцу…

– К моему отцу? Зачем?

– Он международный дипломат. У Александра Михайловича наверняка есть доступ к бумагам, которые не видят простые смертные. Это может быть полезно. Ты согласен?

– Вынужден признать, – вяло отвечал Дима.

– У нас нет выхода, – с горечью резюмировал бей. – Нужно действовать.

***

– Ты был груб с Персакисом, – отругал друга Мехмед, когда генеральное консульство Российской империи с его развевающимся на ветру флагом показалось прямо за поворотом, а кучер остановил лошадей у самого входа. Всю дорогу они ехали молча, а Дима всё время отворачивался и хмурил брови.

– Правда? – неприветливо буркнул русский и спрыгнул на землю. – Я и не заметил…

Мехмед усмехнулся с видом человека, который нисколечко этому не поверил, но затем его внимание целиком захватило бежевое кирпичное здание с чёрными зубчатыми воротами и белыми массивными колоннами. Как выделялось оно среди броских восточных построек с традиционным исламским орнаментом на дверях и окнах!.. Девушки в европейских шляпках только что прошли мимо и поздоровались с Димой по-французски. Он что-то ответил им – так же по-французски, – и они исчезли в дверях, скрывая озорные лица веерами. Двухглавый орёл на крыше приковывал взгляд, и турок неожиданно понял, что оказался в ином мире. В мире одного из своих друзей. Как часто по юности ему доводилось вновь и вновь испытывать это чувство?..

– Пойдём, – схватив приятеля за руку, позвал Румянцев, и они вместе перешли дорогу и встали у высоких, дубовых дверей, над которыми возвышался портрет императора Николая Павловича. – Надеюсь, отец окажется не слишком занят, чтобы принять нас.

Как только молодые люди вошли внутрь, Мехмеда со всех сторон обдало дорогим парфюмом и французской речью. Как слепец, он шёл за своим поводырём по пятам и старался ни на шаг не отставать от него – в бесчисленных коридорах консульства легко и заплутать! Так много комнат и дверей… и за каждой какой-нибудь важный чиновник в чёрном сюртуке обязательно заполнял стопку бумаг. И где они только брали их в таком количестве?.. За одной из дверей раздался взрыв мужского хохота – наверняка, молодые секретари консула баловались партией в штосс! – а за другой кто-то явно дымил курительной трубкой так, что запах табака разлетелся по всему этажу.

– Служба в консульстве, – замечая озадаченность друга, пошутил Дима и повёл его по витиеватой лестнице наверх. Какой-то мужчина с живописной бутоньеркой в кармане поприветствовал «юного графа» по-русски и пожал ему руку. – Скучнее некуда! Хуже может быть только чиновничество в каком-нибудь министерстве…

– Поэтому-то ты отказался от должности секретаря, которую тебе предлагал отец?

– Целый день перебирать бумажки и играть в штосс? Я бы не вынес такой жизни!

– Жизни без полёта фантазии, не так ли? Лучше слоняться без дела по городу, но зато не заковывать себя в рамки.

Дима улыбнулся, признавшись, что друг, пожалуй, знал его даже слишком хорошо. Несколько коридоров молодые люди вновь преодолели молча и, окончательно сбив дыхание на лестнице, наконец вышли на нужный этаж. Только что в кабинет графа Румянцева зашла какая-то девушка с подносом в руках, и Дима без труда её узнал. «Наденька!». Солнечный зайчик заслепил глаза, а за полуоткрытой дверью раздался весёлый мужской хохот.

– Ну-с, ваше сиятельство, – протяжно проговорил граф Румянцев и подал графу Воронцову руку над шахматной доской. – Вынужден признать, что эту партию я запомню надолго.

– Полно вам, полно, Александр Михайлович, – удовлетворённо покряхтел Воронцов, поднялся на ноги и поклонился коллеге, слегка склонив голову набок. – Вы храбро сражались. Уверен, что в следующий раз ваш ферзь всё-таки устоит перед чарами моей королевы…

Почтенные мужи вновь рассмеялись, пожимая друг другу руки, и Мехмед сквозь щёлочку между створками увидел, что, хоть отец друга за все эти годы заметно постарел, седина ему, впрочем, очень шла. Интерьер в кабинете старшего Румянцева отличался изысканностью. Дорогие портсигар и чернильница, ломившиеся от литературы книжные полки, позолоченная статуэтка греческой богини победы Ники на рабочем столе и портрет какой-то Лопухиной на стене – так, во всяком случае, назвал её Дима, – всё это приковывало его непривыкший, чисто восточный взгляд.

Закончив с наблюдениями, он спросил у друга:

– О чём они?

– А!.. – махнул тот рукой. – Обычная светская болтовня.

Постукивая аккуратными каблуками о лакированный пол, граф Воронцов – как истинный дипломат, всегда с иголочки! – показался перед молодыми людьми и первым же делом заключил юного графа в объятья.

– А!.. Митя Александрыч! – хохотнул граф, сознательно коверкая имя юноши. Так он хотел показать своё отеческое к нему отношение. – Посмотрите, кто тут у нас… Александр Михайлович! Чадо ваше ненаглядное пожаловало.

Мехмед хлопал ресницами, – русский он разбирал ещё хуже французского! – и честно прождал, пока Воронцов закончит с любезностями. Зато ими вскоре озадачился Александр Михайлович, обнял сына и пожал руку его другу. Русские и правда чересчур любили расшаркиваться в дверях! Но, слава великому Аллаху, через какое-то время всё-таки с покончили с этим.

– Мехмед-бей, – обратился к гостю старший Румянцев. К счастью, на турецком!.. – С добром ли к нам пожаловали?

– Нам нужна помощь, – со вздохом отозвался Дима. – Боюсь, батюшка, без вас мы не справимся.

Александр Михайлович с готовностью кивнул и любезно отошёл в сторону, пропуская вперёд молодых людей. У дверей они с Воронцовым вновь пожали друг другу руки, и когда его сиятельство покинул их, Румянцев жестом подозвал к себе Наденьку.

– Принеси ещё чаю, голубушка.

Через несколько минут Наденька вернулась уже с подносом. Мехмед и Дима опустились на широкий диван, как нельзя кстати нагретый до них Воронцовым. Турок до сих пор озирался по сторонам в недоумении, и старый граф лично налил ему в стакан чаю.

– Не хотите ли сахару, Мехмед-бей? – гостеприимно предложил хозяин, постукивая по краям своей чашки ложкой.

– Благодарю, ваше сиятельство, – неуклюже отнекивался Мехмед, боясь напомнить графу, что держал пост.

– Я прошу простить за то, что у нас нет армуды. Мы обычно не пьём в них чай.

– В Рамадан мусульмане не пьют и не едят до заката солнца, батюшка, – всё-таки напомнил отцу Дима, и в его взгляде сквозил ласковый упрёк. Как вы, мол, не догадались!..

Неловкая пауза затягивалась, и Мехмед чуть не ошпарил ногу чаем. Он и раньше знал, что отношения между отцом и сыном оставляли желать лучшего, но находиться при подобной сцене оказалось гораздо сложнее, чем просто слышать о них. Он еле сдержался, чтобы не извиниться и не покинуть это чужое место, но, вспомнив о Геннадиосе, сдержался и заговорил:

– Ваше сиятельство, ваш сын сказал правду. Мы очень нуждаемся в вашей помощи.

– Чем я могу быть полезен? – увлечённо поинтересовался граф.

– Вы, наверняка, слышали про нашего друга, Геннадиоса Спанидаса. Его задержали по ложному обвинению, и мы ищем пути, как бы вытащить его.

– Припоминаю. – Старый граф отставил чашку обратно на столик и сморщил лоб. – В последнее время очень много разговоров про смерть вашего дяди, Мехмед-бей. Даже в султанских покоях…

– Он говорил, что вы были знакомы. Что вместе просили аудиенции у султана, – вдруг вмешался Дима и подался немного вперёд. В родной обстановке с близким человеком он явно чувствовал себя проще, чем друг, что не могло того не радовать. Несмотря на разногласия, мир в семье Румянцевых оказался не таким уж и шатким!.. Любовь между ними всё-таки ощущалась.

– Все это так, – кивком головы поддержал мысль сына отец. – Впрочем… Об умерших плохо не говорят, тем более, при его родных… Но, если вы хотите правды, то ваш дядя отличался крутым нравом, юноша. Не каждый мог с ним сладить.

– Я знаю это, – с полной покорностью внимал племянник, – но поверьте, что в семье он становился самым любящим человеком из тех, кого я знаю.

– Увы, но однажды я стал свидетелем обратного, – лукаво сощурился Румянцев.

Мехмед сглотнул, не сразу найдясь с ответом, и озадаченно переглянулся с другом. Пока турок собирался с мыслями, Дима сам обратился к отцу:

– Расскажите нам всё, что знаете, батюшка. Нам необходимо знать.

– Ваш дядя, Мехмед-бей, – вздыхая, продолжал Румянцев, отвечая на просьбу сына, – несколько раз прилюдно спорил с вашим отцом, а однажды прямо на совете дивана они чуть не оторвали друг другу бороды.

Отец… снова он?!

– В семье мне никто… об этом не рассказывал, – хрипло молвил гость.

– Не думаю, что это то, чем можно гордиться, но до нас, дипломатов, подобные вещи доходят очень быстро. – Гордость за свою должность переполняла старого графа, пусть он и занимал её с тех пор, как закончил университет. Жаль, что ответственность и рациональность не передались в наследство сыну!.. – Правда, я не знаю, кто был виновен больше, но Мустафу-Пашу я не осуждаю. Его брат умел выводить из себя.

– Даже вас, батюшка? – удивлённо вопрошал сын. – Никогда в это не поверю!..

– Я выучен держать всё в себе, Дмитрий Александрович, – улыбаясь, отвечал Диме отец. – Годы практики берут своё, но, даже если я никогда не бил тебя в детстве, это не значит, что я никогда этого не хотел.

Дима хмыкнул, совсем, похоже, не обидевшись, а Мехмед неловко поёрзал на месте. Наденька как раз принесла на подносе какие-то баранки и плюшки, и живот неожиданно заурчал, напомнив о том, что с утра не получил ни кусочка.

– Хорошо, – пролепетал он немного погодя, пару раз моргнул и облизнул губы, чтобы не смотреть на плюшки. – Если мой дядя так часто вздорил со всеми, то, наверняка, у него имелись серьёзные недоброжелатели. Помимо, конечно, родного брата…

Старый граф задумчиво нахмурил брови, а потом постучал указательным пальцем по лбу.

– По правде сказать, был один такой случай.

Дима и его турецкий друг так резко подались вперед, что чуть не стукнулись лбами.

– Что это за случай, отец?

– Я не могу ручаться за него, сынок. Этим слухам уже более двадцати лет, а тогда я еще не занимал эту должность.

– И всё же?..

Александр Михайлович покряхтел в сжатый кулак, после чего подозвал к себе Наденьку и отправил её в архив за «Историей русской дипломатии в Константинополе». Через пятнадцать минут девушка покорно вернулась, придерживая толстый фолиант подмышкой, и передала его в руки хозяину.

– Это был блестящий молодой бей, – рассуждал вслух Румянцев, переворачивая шершавые страницы фолианта, пыль от которого поднималась так сильно, что Дима несколько раз закашлялся. – Султанзаде!..43 На какое-то время его даже назначили хранителем султанских покоев… а!.. Вот же он!

Упоминание «молодого и блестящего» Вильдан-бея красовалось на самой верхней строчке пятьсот пятой страницы. Граф поводил по буквам пальцем, прежде чем озвучить её содержимое:

– Говорят, что ваш дядя, на тот момент немногим старше, тоже претендовал на этот пост, но Вильдан-бей оказался удачливее. Не из-за родственных связей с султаном – его мать уже давно жила в провинции и никакой власти при дворе не имела, – а исключительно по личным достоинствам. Позже такое случалось не раз, и Фазлы-Кенан-Паша даже перестал скрывать свою неприязнь к сопернику.

– Но убили моего дядю, а не Вильдан-бея, – на нервах вспылил Мехмед. – Не понимаю, как это может быть связано.

– Это всё, что известно широкой общественности про их отношения, – спокойно отвечал старый граф, которого ничего не могло вывести из себя, – но кто знает, что ещё стряслось между ними? Если хотите вести собственное расследование и помочь своему другу, то всё-таки советую вам повидаться с Вильдан-беем.

– Вы думаете, что он убил моего дядю?

– Это не исключено. Всего он вам, конечно, не расскажет, но зато вы сможете прощупать почву…

– Спасибо за помощь, отец, – с улыбкой обратился к старому графу молодой. – У нас остался только один вопрос: известно, где бей-эфенди проживает теперь?

– Он уже давно ушёл со службы, но, насколько я знаю, женился и поселился с молодой женой неподалёку от Топкапы. Я сейчас напишу вам, где находится его дворец…

Мехмед выходил из кабинета Румянцева ни жив ни мёртв, и даже толком не попрощался с его сиятельством. Дима за руку вывел его за порог, захлопнул за собой входную дверь и увёл друга подальше в коридор. Как только он сделал это, турок заговорил:

– Не нравится мне всё это.

– Что именно? – недоумевал русский.

– То, как он говорил о моём дяде и отце, как будто хотел… отвести от себя подозрения.

Молодой Румянцев заметно изменился в лице.

– Ты издеваешься, что ли?! – прошипел он зло. – Зачем моему отцу убивать твоего дядю?