Клиника доктора Бене Финкеля

Наша задача была другая. Не в том наша задача, чтобы отрицать проблему: отрицать проблему не значит решить проблему. Наша задача была решить проблему, показав как с новым объектом исследования, решаются старые задачи, которые поставили в тупик биопсихиатрию. Не отказываться от симптоматики шизофрении, а объяснить ее с точки зрения психической энергии! Понимаешь, Бенедикт? А для этого нужно было изменить объект исследования, но сохранить научный метод, а не впадать в детство сартровского субъективизма. Вот, где беда, и никто не видит этой беды. Старая парадигма материализма и дарвинизма – вот с чем надо бороться. А биопсихиатрия только одно из следствий. И на место метариализма придет не субъективизм немецкого идеализма, а единая истинная рационалистической философии Платона, Декарта, Спинозы, Шеллинга, Лейбница, Эйнштейна!

Сколько раз я говорил об этом в институтах и университетах. Меня никто не хотел слушать, а потом и вовсе уволили. Теперь я сижу дома, выживший из ума старый дурак, чья мудрость никому не нужна. Никому кроме моей красавицы дочери. Если бы не ты Бенедикт, она бы никогда не вышла замуж. Ничего и никто не были ей интересны, кроме науки. И она пошла по моим стопам. – гордо выпрямился старик. – Я знаю, как это опасно плыть против течения, – спохватился он минуту спустя, – но что нам остается кроме древней истины римлян: «Делай что должно, и будь что будет»?

– И все же, – говорил профессор в другой раз, – антипсихиатры кое-что сделали настоящего! Эксперименты Давида Розенхана! Они доказали, что диагностика биопсихиатров ничего не стоит, когда симулировали болезнь, а психиатры не смогли их отличить от настоящих психотиков!

О. Власова «Антипсихиатрия»:

«Д. Л. Розенхан пытается доказать факт, что постановка психиатрического диагноза не зависит от реального состояния „пациента“. В начале статьи, содержащей изложение хода и результатов проведенного им эксперимента, он пишет: „Вопрос о нормальности и ненормальности никоем образом не должен подвергать сомнению то, что некоторые действия являются ненормальными или странными. (…) Но нормальность и ненормальность, разумность и безумие, а также диагнозы, которые следуют за ними, могут быть совсем не привязаны к реальному состоянию“. Для доказательства этого утверждения в 1972 г. Розенхан и проводит несколько экспериментов. В первом эксперименте участвовали 8 добровольцев (3 женщины и 5 мужчин): три психолога, педиатр, психиатр, художник и домохозяйка, восьмым добровольцем был сам Розенхан. Эксперимент проводился в США, в двенадцати совершенно различных по оснащенности и профилю больницах, которые были расположены в пяти различных штатах на Восточном и Западном побережье. Персонал больниц ничего не знал об эксперименте. Перед добровольцами (Розенхан называет их псевдопациентами) стояла следующая задача: все они должны были симулировать слуховые галлюцинации, говорить, что слышали голос того же пола, что и они сами. Все остальные события жизни и личностные качества пациентов не фальсифицировались. Как только псевдопациенты попали в больницу, они прекратили симулировать галлюцинации, не предъявляли жалоб и вели себя как полностью здоровые люди. Четкого срока пребывания в психиатрической больнице заранее не оговаривали, это зависело от усилий самого псевдопациента, именно он должен быть убедить персонал в том, что здоров. В итоге все псевдопациенты пробыли в психиатрических больницах от 7 до 52 дней (в среднем 19 дней), их подвергали медикаментозному лечению и выписали с диагнозом „шизофрения в состоянии ремиссии“. Фактически в этой части эксперимента Розенхан исследует процесс стигматизации. В конце своего „отчета“ он пишет: „Как только человека называют ненормальным, все его действия и качества окрашиваются этим ярлыком. И действительно, этот ярлык настолько силен, что большинство нормальных поступков псевдопациентов не замечались или были истолкованы сквозь его призму“. Второй эксперимент был проведен на базе клинической больницы, сотрудники которой, услышав о результатах первого эксперимента, утверждали, что у них бы таких ошибок быть не могло. Персоналу сообщили, что в течение трех месяцев один или несколько псевдопациентов попытаются попасть в их больницу. На протяжении этого времени все сотрудники сдавали письменные отчеты о каждом новом больном. В итоге из 193 пациентов, которые за эти три месяца „прошли“ через больницу, 41 были признаны псевдопациентами хотя бы одним членом штата, 23 – хотя бы одним психиатром, 19 – одним психиатром и одним сотрудником. На самом же деле не одного псевдопациента за три месяца в эту больницу не попадало».

Тогда Бенедикт Яковлевич впервые услышал об экспериментах Розенхана, и уже всегда будет держать их в мозгу, как держал впоследствии весь важный экспериментальный материал, который указывал на крушение старой парадигмы, и на необходимость новой научной парадигмы: исследование самоактуалов Маслоу, эксперименты Милграма, исследование визинарных компаний Д. Коллинза и Д. Пораса, эксперименты Розенхана и др.

Профессор Белогородский, которого Бенедикт успел полюбить как родного отца, оказал также глубокое влияние и на его политические взгляды. Леви-Финкель смутно представлял себе все также, но он не сумел бы тогда так четко все сформулировать, как это сделал Петр Николаевич в их частых задушевных беседах.

– Холодная война периода двух сверхдержав никогда не была противостоянием двух противоположных систем, – любил говорить он. – Никогда не верь пропаганде ни одной из сторон, врут обе. Читай Бертрана Рассела: «Образование и здоровое общество», «Власти и личность», «Власть», «Воздействие науки на общество», «Борьба за счастье», «Дороги к свободе», «Практика и теория большевизма». Он, кстати, в книге «Воздействие науки на общество» предсказывает, что биопсихиатрия выродится в формы биологического контроля психики властями. Но не об этом речь. Артур Шлезингер пишет в «Циклах американской истории», что пропаганда обеих супердержав стала зеркальным отражением друг друга, когда демонизировали противоположную сторону и идеализировали свою собственную. Действительно: нам запад рисовали империей зла, а западу – безбожный большевизм виделся империей зла.

Но если посмотреть в суть идеологий, на которых держались обе системы, так ли уж они различны? Там Дарвин и Адам Смит, здесь – тоже Дарвин и Маркс. Обе системы самого вульгарного материализма и экономизма, а различие их только в том, что один материализм утверждает, что люди – индивидуальные животные и живут в конкуренции, а другой материализм утверждает, что люди социальные животные и живут… нет, дарвинизм не признает мира, в марксизме всеобщая борьба приобретает вид смертельной борьбы классов. Вот и все различие, которое мнимое, как ты можешь видеть, между этими двумя системами.

В этом беда обеих систем, которая стала причиной их ложного противостояния как якобы противоположных идеологических систем. На самом деле это было старое противостояние на почве национальных предрассудков, известное испокон веку, когда одно государство просто хочет поглотить другое, безо особых идеологических на то причин.

Но было и что-то новое и хорошее в обеих системах – ведь эти две супердержавы были первыми попытками построить научные государства! Грубыми попытками, и все таки попытками положить в основу государственного устройства не догмы мифологий и не поклонение жреческим кастам, а действительно научное обоснование мира и государства. Наука оказалась ложная, это правда. Но ложная она оказалась одинаково здесь и на западе. Марксизм – такой же дарвинизм и экономизм, как та теория, которая сегодня в основе современного капитализма. Частная и государственная собственность – это только частности системы, которые не затрагивают фундаментального базиса теории, одинакового у обеих стран. Вот возьми хотя бы «Открытое общество» Поппера и сразу убедишься. Он хвалит Маркса за Экономизм и ругает Милля за психологизм. В этом общее этих систем: они обе за материализм и экономизм, и обе против метафизики духа и психологизма!

К. Поппер «Открытое общество и его враги»:

«Милль считал, что изучение общества, в конечном счете, должно быть сводимо к психологии, а законы исторического развития должны быть объяснимы в терминах человеческой природы, «законов психики» и, в частности, законов ее прогрессивного развития. Милль, как мы установили, верил в психологизм. Маркс бросил ему решительный вызов. «Правовые отношения, – утверждал он, – так же точно как и формы государства, не могут быть поняты… из так называемого общего развития человеческого духа…». Глубокое сомнение в психологизме – это, пожалуй, величайшее достижение Маркса как социолога»

Борьба левых и правых высосана из пальца. Настоящая борьба идет между наукой и невежеством. А левые и правые примеряют разные научные теории: левые говорят, что человек может стать цельным индивидом только в цивилизованном сообществе, правые говорят, что индивид всегда противостоит другим индивидам, и цивилизация состоит в том, что единение людей отрицается. Это все теории грубого материализма, которые разработали смешной «научный эгоизм», оправдывая все невежество и низость человека «борьбой за выживание». Но ты только посмотри на людей и природу, и истина станет самоочевидна. Природа разве живет индивидами? Разве биологический мир не есть такой же мир силового поля, одного огромного силового поля, где все элементы системы взаимосвязаны и определяют друг друга? Дарвин говорит, что мир животных – это мир эволюции приспособления к среде в борьбе за выживание. Возможно, так и есть, возможно, меняются когти и пуховое оперенье, челюсти и зубы, но ведь силовое поле всегда одно и то же! Ты думал об этом, Леви-Фикнель, мой мальчик? В чем это силовое поле? Да, в том что животным миром правит голод и холод: половой голод, пищевой голод, тепловой голод. Голод, как основа цикличного неравновесия, запускающего энергию биологического поля. Как бы не шла эволюция животного мира, он всегда останется этим силовым полем голода. Разве также с человеком? Разве человек не способен научным мышлением решить проблему голода? Разве человек не открыл все энергии природы и не взял себе их силу? Разве человек не богач и миллиардер по сравнению с самым приспособленным животным миром? Как можно сравнивать несравнимое? Биологическую энергию и психическую энергию интеллекта человека?

– Но ведь и там и там голод, Петр Николаевич? – засмеялся тогда Бенедикт. – Здесь голод пищевой, а там голод – интеллектуальный! Разве страсть к познанию не есть голод?

– Совершенно верно, этот голод и лежит в основе психической энергии: голод познавать! Знание ради самого знания, а вовсе не ради биологического выживания. Если человеку надо выбирать между смертью за истину и жизнью во лжи, что во все времена делали порядочные люди? Это и есть силовое поле интеллекта: мышление о мышлении как говорил Аристотель, или «просто жажда знания», как говорил Бертран Рассел.

Но смотри, какая большая разница между интеллектуальным голодом и голодом биологическим! Интеллектуальный голод можно насытить, можно снять, а пищевой – нельзя! Голод материальный движется по кругу, потому что это силовое поле материальных энергий, которые способны двигаться только по кругу, потому он ненасыщаем: от равновесия к неравновесию. Голод интеллектуальный движется по прямой: он насыщаем, это силовое поле интеллекта, которое растет и набирает энергию в процессе познания, и меняет мотивацию голода на мотивацию удовольствия!

Как же можно сравнивать эти две энергии я тебя спрашиваю, Бенедикт, нищую биологическую энергию, которая всегда будет двигаться по кругу пищевого, полового и теплового голода, тогда как психическая энергия способна своим интеллектом взять себе силу всех прочих энергий космоса?

И зачем человеку подражать животным, которые вынуждены жить в боли и страхе, пожирая друг друга, когда человек может жить в любви и дружбе, работая сообща и справедливо распределяя заработанное? Единая истина науки и единое поле дружбы и искренности – вот основа левой теории. Что могут противопоставить этой красоте очевидной истины правые: свой дарвиновский мир крови и страха, оправдывающий «научным эгоизмом» патологию человеческой психики?

Почитай непременно «Циклы американской истории» А. Шлезингера. Это лучшая книга об американской истории, которую я читал. Шлезингер – профессор и друг Джона Кеннеди. Ты небось слышал о Кеннеди? И как Кеннеди и Франклин Рузвельт он был левым, он был демократом. В этой книжке и пишется, что вся история Америки – борьба левых и правых. Он называет эту борьбу циклами, потому что думает, что эта борьба – части единой системы равновесия, что левые и правые составляют одну систему, и движутся по типу цикличного дисбаланса, от неравновесия левых к равновесию правых и наоборот. Там же он цитирует других писателей, которые говорят, что исследования показывают, что те кто поддерживает демократию, не поддерживают капитализм и наоборот, так что навряд ли, делают они вывод, капитализм и демократия части одной системы. Я рекомендую тебе эту книгу, чтобы ты понимал всю широту понятия «левый», и не слушал вульгарную пропаганду, где левыми называют только марксистов.

Чтобы понять Маркса, хорошо бы тебе почитать «Открытое общество» К. Поппера. Поппер – самый большой враг социализма (недаром же он друг Ф. Хайека), у него легко понять, почему такая радикальная критика социализма несправедлива. При этом он хвалит Маркса, как философа свободы! Да-да, так и пишет что Маркс искал свободы. Он хвалит его за то, что Маркс отказался от психологизма, и утвердил историю на экономизме! Вот где вселенская глупость, потому что без законов психологии человек никогда не познает общества! Маркс пытался со своим психологизмом и провалился! Все видели живой эксперимент длинной в 70 лет и видели его результат! Таковы следствия экономизма, который хвалит Поппер. Он ненавидит психологизм, не может быть говорит законов психологии в основе общества. И когда Милль утверждает, что именно законы психологии в основе общества, он нападает и на Милля.

Да кто только не писал об этом отвращении Маркса к психологии! Бертран Рассел видел его главную ошибку именно в отказе от психологии! Поэтому когда Поппер хвалит его за это, сразу обнажается слабость критики социализма. Он не видит истинных прегрешений Маркса. Ошибка Маркса не в идее единства людей – это единство само собой разумеется. Его ошибка в философии материализма и в мистике гегельянства, а уже из этой лживой философии родился смешной мутант его диалектического материализма и его отвращение к настоящей науке – к психологии. Маркс считал, что он перевернул с головы на ноги идеализм Гегеля, и что он стал реалистом, когда идеальная диалектика Гегеля стала материальной диалектикой у него. На самом деле он перешел от одной смешной мистики к другой еще более смешной мистике, ведь у Гегеля хотя бы сохраняется понятие духа в философии. Маркс смеялся над Шеллингом, который якобы начал критиковать Гегеля, и остановился на полпути из трусости, и не стал материалистом, а завис в поисках жалкого компромисса между идеализмом и реализмом. А прав оказался Шеллинг: компромисс между идеализмом и реализмом и есть рационалистическая философия, которая сохраняет и метафизику и научный метод, и дух как энергию познания и общие законы природы как связь теории с практикой. Маркс ушел в мистику, Шеллинг остался на почве науки и рационализма.

Кьеркегор развивает идеи Шеллинга в «Болезни к смерти» и «Или-Или» – гениальных психологических и психиатрических трудах, на которых выросла вся современная гуманистическая психология. И это противоположный Марксу подход о психологической основе человека и общества и есть настоящая наука.

Общая природа человека – это законы природы его энергии. От этой общей природы никуда не уйдешь. Это и есть социализм, которым так пугают современные капиталисты. И напрасно пугают, левые ничего не проиграли кроме юродивой философии Маркса, их путь только начнется с настоящей наукой, которая вырастет на базе психологии. Сейчас ведь нет никакой науки, Маркс был еще большим мистиком, чем немецкие идеалисты, над которыми он смеялся, и у которых перенял все их фантастические глупости в виде диалектической логики (почитай об этом в «Бунтующем человеке» Камю и в «предательстве интеллектуалов» Ж. Бенда). Поппер говорит, что все социалисты противны «племенным духом» – так он называет «коллективные представления» первобытных людей. Он утверждает в «Открытом обществе», что сначала появились институты общества в виде этих коллективов дикарей, и только потом из этой неразличимой массой вместе с разумом отделился индивидуум. Из этого факта он делает вывод, что сначала были институты общества, а не законы психологии, потому что законы психологии начинаются с индивида. Вот какая глупость, Бенедикт, ты только послушай! Да ведь эти самые институты в виде «коллективных представлений» дикарей, о которых писали все уважающие себя антропологи, и Леви-Брюль и Дюркгейм, ведь это не более чем силовое поле психики! Что знает г-н Поппер о единице психологии? Сегодня никто не может сказать что есть единица психологии, уже точно не индивид ее единица! Один человек может быть меньше единицы, когда его психика включена в более широкое силовое поле, а может быть больше единицы, потому что в нем возможно два или больше силовых полей! Важно что единица – не индивид, а силовое поле!. И тогда вся аргументация Поппера рушится как снежный замок!

Да, сначала были этот «племенной дух» дикарей, да, тот же дух во всех «Левиафанах» деспотий, от древнего востока до советского коммунизма. Но ведь этот племенной дух ничего общего не имеет с единством разумных людей, ты понимаешь, Бенедикт? Это совершенно разные силовые поля, и потому качество их единения будет совершенно разным! Когда их изучат, они подтвердят правоту моих слов! Это качественно совершенно разные силовые поля: первым не нужен разум, у дикарей и всех примитивных обществ его нет, они держатся на насилии; вторых держит разум и совесть. Поэтому первые будут трухлявыми и будут легко разваливаться – что может продержаться на страхе и боли? А вторые будут крепкими как цемент, и не будут поддаваться коррозии. Почитай, Бенедикт, исследование самоактуалов Маслоу, он подтверждает мою правоту: он говорит, что самые здоровые люди, с умом и совестью, лучше других умеют дружить, и в то же время больше других любят одиночество. То есть смотри какой казус: чем лучше ты индивид, тем лучше ты социален! А они, эти бездари, противопоставляют социальное и индивидуальное, понимаешь? Никогда так не делай. В настоящем социализме индивид будет самым свободным, потому что дружба увеличивает энергию индивида. Деспотия убивает энергию индивида – но это совершенно другое соединение силового поля, и они врут, когда каждое соединение людей называют деспотией! И вот тебе доказательство. Совсем свежие эксперименты ученых Стендфордского университета о визинарных компаниях, Джерри Пораса и Джима Коллинза. Они так назвали компании с мировым именем, которые многие годы оставались лидерами рынка, и оказали необратимое воздействие на мировую культуру. Оказалось, что все эти компании левые-левые в смысле отказа от иерархии и и поддержания самой широкой социальной политики. Почитай, тебе будет интересно.

– Тогда что же такое индивидуализм капитализма? – спросил заинтригованный Бенедикт. – Понятно, что и экономическая и правовая система современного капитализма в самом деле много лучше того, что мы имели в советской республике. По крайней мере, там есть средства защищаться от государства и постараться выжить на рынке, даже если конкуренция и коррупция будут мешать. Какая-то свобода индивида.

– Ты все правильно сказал, Бенедикт. Современный индивидуализм капитализма – это промежуточная стадия между двумя этими крайностями, между «плохо и хорошо», так сказать. Это лучше, чем «племенной дух» деспотий, где все держится на страхе, на насилии и на конформизме; и в то же время это много хуже, чем взаимопомощь и единство истинной дружбы развитой цивилизации, где править будет совесть и единая истина зрелой науки. Ты только представь себе общество, где все люди дорастут до интеллекта Пифагора и Сократа, Перикла и Анаксагора, Платона и Цицерона, Декарта, Спинозы и Лейбница, Бертрана Рассела и Эйнштейна, Ренана и Швейцера, Толстого и Герцена, Кропоткина и Чехова, Уеллса и Шоу, Марк Твена и Селинджера, Ремарка и Кафки, Шеллинга и Ясперса, Лессинга и Чернышевского, Белинского и Милля, Свифта и Карлейля, Гоголя и Булгакова, Теккерея и Мильтона, Руссо и Ромена Ролана, Газданова и Тургенева, Вольтера и Дидро, Флобера и Золя, Достоевского и Ганди, Спенсера и Камю, Жорж Санд и Байрона, Гете и Шиллера, Вильгельма и Александра Гумбольт и тд!

Социализм духа – это единство дружбы, единство совести и разума, которое Маслоу заметил у людей самого высокого интеллекта, а Порас и Коллинз у руководителей самых успешных компаний. Именно о таком социализме писали русские духоборцы, которые с самого начала не хотели иметь ничего общего с диктатурой пролетариата марксизма: Кропоткин и Герцен, Чернышевский и Толстой, Белинский и Огарев, Чехов и Некрасов. Марксизм объединяет людей палкой, диктатурой, государственной собственностью, угрожая войной буржуев и пролетариев. Это и не есть единение в истинном смысле. Поэтому несмотря может быть на искренние поиски науки и справедливости, получилось как всегда в таких случаях все наоборот: классическая деспотия с насилием и подчинением, бесправием народа и произволом власти, с господами, которые беззастенчиво грабят рабов, и наконец, с мистикой в виде марксистско-ленинского катехизиса, и инквизицией, которая боролась с еретиками. Еще Рассел сравнивал коммунистическую партию с католической церковью.

Духоборцы ищут совсем другого единения, настоящего, которое возможно только при свободном научном мышлении, когда едины совесть, сочувствие и разум. Они могут быть сколько угодно различны во вкусах и количественных уровнях способностей; но в этом главном, в совести и постижении истины законов природы они едины как близнецы братья. О таком социализме говорили все великие мыслители, потому что лучше других понимали природу человека, и чувствовали какова эта природа на высших стадиях эволюции духа, сознания. Ведь взять скандинавский социализм: разве государственная собственность сделала его социализмом или диктатура пролетариата? Нет! Забота друг о друге, протестантская этика, христианская культура. Социальная поддержка неимущих – это всего лишь реализация древнего принципа самых первых левых общин пифагорейцев, «а у друзей все общее» – они дают столько, сколько считают нужным, и только если считают нужным. Коммунизма из под палки не получается.

– А С. Хантингтон? Который пишет, идеологии вообще все искусственные и только религиозное сознание – настоящее? Он ведь посмеялся над идеологическим противостоянием времен холодной войны, как над недоразумением, и заявил, что только теперь, когда все идеологии доказали свою несостоятельность мир обретает свое истинное лицо в религиозных культурах планеты.

– Хантингтон «Столкновение цивилизаций»? Это смешная книга, которая доказывает факт «самоубийства разума» в философии субъективистов. Разум, который отрицает сам себя, обосновывая «истинность» магического сознания, и отрицающий научный прогресс – это разум-самоубийца. Невежды хотя бы ничего не знают о разуме и просто ненавидят цивилизации, которых они не понимают. А современная философия субъективизма логическими доводами, своими софизмами и спекулятивной мистикой схоластов отрицает рационализм: получается, что доводами разума отрицают сам разум.

Конечно, ничего кроме глупости он не мог сформулировать на такой философской платформе. Что мир делится на различные культуры религиозного сознания, которые все стремятся уничтожить друг друга чтобы доминировать, и что только западная цивилизация имеет универсальные ценности. Как можно утверждать какие-то универсальные ценности, если отрицать науку и общую природу человека? Только наука может сформулировать универсальные ценности как открытые законы природы человека.

– Значит, религиозное сознание – это сознание невежд? – Бенедикт вспомнил, как много значили для его отца его священные книги, и каким умные и глубоким человеком он был.

– Вовсе нет. Посмотри у Ясперса его теорию осевого времени: разум начался с началом этических религий. Само слово «религия» очень многозначно, оно приобрело множество смыслов за тысячелетия полемики, в центре которых была религия разных времен и народов.

Религия как первая рефлексия об этике, как первая метафизика законов природы человека – это разум и предтеча науки. Религия – как магическое мышление, как догмы мифологии – да, это сознание невежд, первобытное сознание, и именно в этом смысле говорит о религиях как самоидентификации народов Хантингтон. К каким выводам может прийти человек, который начал свой анализ с таких ложных посылок? Нет, магическое сознание – это просто победа невежества, которая говорит о грандиозном кризисе науки, а вовсе не доказательство незначительности любой идеологии и возврат к истинности сакрального сознания. Прямо, Мирча Элиаде какой-то.