Операция бюрократия

От этого не самого хорошего обращения пес начал сдавать. Он сильно похудел, шерсть свалялась крупными, тяжелыми катышами. Атаковали блохи и глисты. Верный страж понимал, что не способен уже и на четверть, тех возможностей, которыми располагал ранее.

Видимо, также решили и новые хозяева. Они стали меньше бояться верного охранника и, быть может, даже пересмотрели свое отношение к собаке. Однажды вслед за одним из воров из дома вышел очень узнаваемый человек. Он быстро подошел к охраннику, умелым движением отстегнул ошейник и уверенным голосом произнес заветное слово, указывая рукой на преступника.

Сначала пес не поверил своим ушам, но собачий мозг, опасаясь, что человек передумает, моментально отдал команду всему телу. Затекшие лапы не имели былой прыти, но навыки и хватка позволили псу задержать вора. Он выместил на злоумышленнике всю ярость, скопившуюся в душе. Страж знал, что за расправой наблюдают другие преступники и хотел, чтобы они видели, что будет с ними, если они не перестанут расхищать его владения.

– Молодец, собака! – одобрительно проговорил новый хозяин. Он подкрепил свои благие намерения по отношению к охраннику, поглаживанием забывшей о ласке головы и кусочком самого настоящего сахара.

В душе пса затеплилась надежда, что вскоре все станет как раньше. Его будут любить и будут разрешать делать свою работу. И, действительно, жизнь немного изменилась в лучшую сторону. Его накормили, вычесали щеткой, и тот самый узнаваемый человек выгулял пса за забором. Страж гордо шел рядом с новым хозяином, не натягивая поводка. Он видел недоумение в глазах не только животных, но и встречных прохожих. Пес был рад: вся округа теперь узнала, что он никуда не делся, он на месте, на посту. Пес видел, как смотрят на хозяина окружающие, и ему это нравилось.

Ему стали разрешать ловить воров. Не всех, одного из десяти, а может из сотни, кто его знает, все-таки собаки не умеют считать. Он не мог понять, почему ему не разрешают брать всех подряд, почему дают возможность ловить лишь отдельных. Наверное, у нового хозяина есть свой расчет, впрочем, не собачье это дело обсуждать людей, нужно радоваться тому, что имеешь…

Вот так, другими словами, можно было бы описать историю органов отечественной безопасности обсуждаемого периода времени. Жалко? Обидно? Но вполне возможно, что все было именно так…

* * *

На рабочем столе генерал-майора ФСБ Лутовинова Александра Анатольевича зазвонил телефон. Генерал поднял трубку и несколько минут молча слушал собеседника.

– Да, хорошо, давайте встретимся. К примеру, завтра в десять. Подходите к третьему подъезду, вас будут ждать, – генерал положил трубку, снял и протер очки.

– Интересно, откуда она взяла этот номер, – подумал генерал, его ведь знают только сотрудники и хорошие знакомые, – ну да ладно завтра узнаем.

Генерал был худощавым, очень бодрым и работоспособным мужчиной. На вид ему давали, максимум пятьдесят с хвостиком, хотя на самом деле было шестьдесят два. Родился он в тяжелом 1933 году, в семье колхозников в Курской области. Он хорошо помнил голод и лишения, помнил оккупацию и послевоенную разруху, многое познал в своем детстве и юности будущий генерал. Быть может, именно эти знания и опыт помогли ему стать тем, кем он стал.

В каком государстве земного шара, возможно, чтобы невысокий худенький парнишка из простой крестьянской семьи стал генералом самой могущественной спецслужбы в мире?

В 1951 году его призвали. Он служил срочную службу в одной из частей НКВД, дислоцированных в Закарпатье. Она ему много дала, служба по призыву. На ней у него до конца сформировались моральные и волевые качества. Именно там он познал, что такое справедливость, добро и настоящая мужская дружба. Будущий генерал активно участвовал в ликвидации остатков украинской повстанческой армии. Был ранен, награжден правительственной наградой.

После выздоровления он поступил Московское пограничное военное училище МГБ СССР, которое окончил с отличием. Потом год на границе и переход в КГБ. Дальше очень интересная жизнь и служба. Целый ряд дальних командировок. Исколесил полмира и дослужился до генерала. Сам дослужился, своим умом, усердием и старанием. Просто так, в такой структуре генералами не становились.

Когда новая метла в лице горе-руководителей начала выметать коридоры Лубянки, в ее поле зрения, в первую очередь попадали такие как генерал Лутовинов. Именно их, невзирая на здравый смысл, логику и расчет, вместе с целыми отделами начали сокращать, оптимизировать штаты и всяческими путями выживать со службы.

Однако его не тронули, потому как служебная деятельность генерала была направлена исключительно на внешнюю работу, за пределами нашего многострадального государства.

А таких захватившие власть не особо боялись. Они вычищали тех, кто мог угрожать лично им, тех, кто обеспечивал безопасность внутри страны. Вот такие были наиболее опасны, потому как знали, что к чему, зачем и какое имеет отношение. Вот таких знатоков нужно было выметать в первую очередь, пока они что-нибудь не выдумали на основе своих абсолютно не нужных знаний.

Держать пиранью в аквариуме… так это нужно быть настоящим ценителем экзотики, это, наверное, красиво и модно, а еще можно получать адреналин при кормежке, опустив руки как можно ниже к воде. Но ведь цапнет, на то она и пиранья, найдет момент и укусит, занесет в рану какую-нибудь неизвестную инфекцию и поминай, как звали. Мораль отсюда простая: пиранью долой, заведем гуппи.[14] Вот это классная рыбка вроде бы есть, глаз радует, не требует ничего и нестрашно.

Вот собственно, чем занимались реформаторы после развала СССР. Еще бы уничтожив страну, нужно было добивать все внутренние силы, которые могли бы совершить попытку ее восстановления. В этом списке были не только силовики, нужно было добивать партийные и советские органы, профсоюзы, ветеранские организации, крупные заводы и колхозы, да много было «работы» для полного триумфа демократии. Поэтому реформы были нужны как воздух, срочные и решительные!

Видел все это Александр Анатольевич, не мог не видеть, но сделать ничего был не в силах, как бы ни хотел. Он был солдатом, простым воином, который привык выполнять свой долг перед Родиной. Да и ничего бы не сделал он, в одиночку. Правильно сказал поэт: «Единица – вздор, единица – ноль, один – даже если очень важный – не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный…»[15].

Поэтому стараясь заглушить боль, охватившую благородное сердце, генерал ударился в работу, именно ту, что за границей. Он и раньше был весь там, а сейчас набросился на нее с каким-то остервенением. Так и прослужил до сегодняшнего телефонного звонка.

Бесспорно, жизненный путь генерала Лутовинова А.А. достоин отдельной книги, и она была бы очень интересной и захватывающей, но… недоступной для обычных читателей. Не увидят люди в ближайшее время этого произведения, потому что каждая страница еще долго будет иметь гриф «Секретно».

Впрочем…, итак понятно, что Илья Григорьевич дал Зое Константиновне очень хороший телефон…, правильный.

* * *

Генерал смотрел в глаза собеседнице и удивлялся тому что слышал. Он не мог поверить, что его страна, которой он с честью служил и отдавал лучшие годы своей жизни, способна к порождению таких монстров, о которых рассказывала эта женщина. Он знал о падении нравов российского общества, но не хотел верить тому, что все плохо до такой вот степени, что все чаще, практически в любом месте можно встретить таких моральных уродов, как эти из фонда, или из милиции.

Александр Анатольевич несколько раз уточнял подробности, что-то записывал. В конце беседы позвонил по телефону и отдал какие-то распоряжения.

– А вы на каком фронте воевали, Зоя Константиновна? – спросил генерал.

– На Центральном, его потом в первый Белорусский переименовали, у Рокоссовского, саниструктором.

– А мои родители на первом Украинском. Вот это совпадение: два фронта и на Курской дуге вместе и при штурме Берлина! Представляете мама два года искала отца и нашла только в конце войны! – сказал генерал, – кстати, она тоже саниструктором была.

– А я с мужем на фронте познакомилась, – удивилась перемене темы женщина.

На тему войны проговорили долго. Видимо, тот человек, который дал контактный телефон Александра Анатольевича, его очень хорошо знал. Генералу было приятно общаться с женщиной, настолько она была искренна, скромна и внимательна. Он разговорился. Александр Анатольевич и сам бы не смог объяснить, почему он начал вспоминать историю большой любви своих родителей. Бывает такое, когда люди сами по хотят выговориться, даже перед первым попавшимся человеком. Так случилось и с генералом.

Отец будущего чекиста ушел на фронт добровольцем. Тогда, в годы войны, так было в подавляющем большинстве случаев. Мальчишки правдами и неправдами приписывали к своему возрасту пару лет, чтобы получить заветную повестку. Мужчины, страдающие сложными заболеваниями, умышленно «теряли» медицинские книжки и притворялись совершенно здоровыми людьми. Имеющие слабое зрение прятали в карман очки с мощными линзами и наизусть заучивали строчки из таблицы окулиста, многие упрашивали здоровых товарищей пройти за них медкомиссию, по подложным документам… Так было везде: по всей огромной стране, в крупных городах и маленьких районных центрах, куда стекались бесконечные потоки добровольцев из самых отдаленных хуторов и деревень.

Уйти на фронт, записавшись добровольцем, считалось в обществе, признаком хорошего тона и нормой поведения. Практически никто не прятался, не уклонялся, а если таковые и находились, то составляли мизерный, совсем ничтожный процент. Добровольно записывались в Красную Армию все подряд: рабочие и колхозники, ученые и интеллигенты, депутаты и дети советских и партийных работников, даже самых высокопоставленных: Сталина, Берии, Хрушева, Фрунзе, Микояна и многих других рангом пониже. Все воевали, на то она война и была Народная, Отечественная и Священная.

На фронт уходили целыми семьями. Уходили и не возвращались…, тоже целыми семьями. В республике Северная Осетия-Алания есть маленький населенный пункт Дзуарикау. Это родина братьев Газдановых[16] погибших на полях войны и таких семей было много…

Отец генерала в августе 1941 года тоже ушел добровольцем, а мать не смогла эвакуироваться и осталась с тремя детьми и престарелой матерью в оккупации. Этот период жизни с ноября 1941 по февраль 1943 года, Александр Анатольевич вспоминал со слезами на глазах. Первая же встреча с фашистами обернулась для Лутовиновых потерей козы, кур и практически всех запасов продуктов. Глафира Петровна, мать будущего генерала, понимая, что теперь их, скорее всего ожидает голодная смерть, попробовала уговорить, гогочущих немцев, очищающих погреб, оставить хоть что-нибудь.

Высокий долговязый фашист, улыбаясь, внимательно слушал мать. Он кивал головой и проговаривал: «Гут, гут», а потом сильно ударил женщину кулаком в лицо. Бросившийся на защиту матери восьмилетний Саша тоже получил удар, от которого отлетел в стенку и потерял сознание. Очнулся он уже после ухода немцев, от прикосновения нежных материнских рук и слез. Мама нежно гладила голову, а слезы капали прямо на его распухшее лицо.

– Защитник ты мой, маленький, – проговорила женщина, увидев открытые глаза сына. Вот эта фраза, интонация маминого голоса, возможно, и явилась определяющей в выборе профессии сына.

Он выжил, несмотря на голод и лишения, обрушившиеся вместе с оккупацией на жителей захваченных территорий. Нужно ли говорить, что год жизни, проведенный практически без еды, превратил и без того худенького мальчика, в высушенную «тростинку», навсегда оставив фигуру излишне худощавой.

За жизнь семье Лутовиновых пришлось заплатить очень высокую цену. Выдержать испытания не смогли младшая сестренка и бабушка Саши. Невозможно передать словами боль и горечь утраты самого родного и близкого человека, особенно маленького, ни в чем не повинного пятилетнего ребенка.

Часто по ночам Саша слышал приглушенные стоны матери. Она сильно сдала, осунулась, а глаза приобрели какой-то неизвестный ранее, неестественный блеск. Спустя десятилетия Александр понял, что так выглядит отблеск жгучей ненависти и осознал, что наиболее ярко он разгорался при встрече матери с полицаями или фашистами. Именно ненависть к врагу подтолкнула убитую горем женщину к тому, чтобы бросить двух оставшихся детей на дальнюю родственницу и уйти на фронт сразу после освобождения.

Однако мать ушла воевать не просто так, она начала поиски отца, чтобы попасть именно к нему. Отправной точкой этого поиска, был приезд в село военного корреспондента.

Военкор газеты «Красная Звезда», высокий широкоплечий майор в круглых очках с толстыми линзами, приехал в село по просьбе отца.

– Он воюет в 60-ой армии[17], геройский нужно сказать человек, – майор вдохновенно рассказывал про отца, – я познакомился с ним в госпитале, писал о нем в газете. Но вы не волнуйтесь ничего серьезного. Это он меня попросил заехать. Пришлось небольшой крюк сделать. Да вот и письмецо от него, сами почитайте.

Глафира Петровна дрожащими руками взяла аккуратно свернутый треугольник и принялась читать: «Сообщаю тебе, моя дорогая женушка, что на сегодняшний день я жив и практически здоров, чего и вам желаю. Нахожусь на фронте в какой-то сотне километров от вас, уничтожаю немецкую сволочь, гоним ее на запад. Освобождаем родную землю, города и села. Освобождаем отцов и матерей, братьев и сестер от фашистского кошмара.

Глаша, вчера я находился в очень тяжелом бою, меня ранило в ногу, но я этого не заметил и продолжил сражаться за нашу священную Родину. Не переживай, рана небольшая, заживает. Сейчас чувствую себя хорошо.

Как вы там, мои ненаглядные? Много ужасного рассказывают местные жители, побывавшие в лапах у фашистских извергов! Надеюсь у вас все хорошо. Скоро войне конец. Ждите, приеду после войны. Крепко вас всех целую и обнимаю тебя, маму и особенно деток моих Саню, Иришу и маленькую Олюшку. Ваш отец!». Там же в треугольнике был высушенный маленький полевой цветочек.

Прочитав письмо, долго не могла успокоиться Глафира Петровна. Как раненый зверь несколько минут металась она из стороны в сторону. Быстро выбившись из сил, мать села на колоду, резким движением сдернула с себя платок и срывающимся голосом сообщила журналисту: «Не уберегла я ни маму, ни Олюшку, кровиночку нашу! Как мне теперь ему в глаза смотреть?».

С того дня мать словно подменили. Она подолгу отлучалась, приходила домой уставшая, но сдержанно собранная, без эмоций. Потом Саша узнал, что она ухаживала за ранеными красноармейцами, опыта набиралась. Стирала бинты и одежду, помогала хоронить.

Всегда приносила домой немного еды: несколько вареных картофелин, иногда сахар, бывало хлеб, консервы или шоколад. А потом примерно через два месяца, договорилась с кем-то из высоких чинов о призыве и пришла домой уже в форме, быстренько собрала детей. Вместе заколотили хату и пошли к отцовской троюродной сестре, поплакали и расстались.

На прощанье мать крепко обняла сына: «Прости меня, мой хороший! Прости меня, сыночек мой ненаглядный…, так надо! Не смогу я по-другому, должна я, понимаешь? Имеются у меня к фашистам счеты! Может и не свидимся больше, война! Иришу береги, ты – мужчина! На свете много добрых и хороших людей, которые помогают и еще помогут тебе в жизни. И ты не должен забывать о ближних, при каждой возможности приходи им на помощь!».

Навсегда запомнил Саня эти слова, свет маминых глаз и ее слезы. Так и жил дальше, как мама сказала: помогал всем, кому мог, кто был рядом. Делал это бескорыстно, не ждал ничего в ответ и считал, что так поступать – ПРАВИЛЬНО.

Найти отца сразу, матери не удалось. Долгих полтора года в пределах одного фронта две родные души были недалеко друг от друга, но в конце концов встретились. Прошли много инстанций для того чтобы воевать в одной части и до конца войны не расставались ни на минуту. Не расставались и после войны до самой смерти жили вместе. Жили с любовью и нежностью, даже не поссорились ни разу.

Бережно хранил Александр Анатольевич в душе воспоминания о родителях, сестрах и войне. Он наизусть знал строки того заветного письма, впрочем, как и других немногих писем, пришедших с фронта. Они хранились у него в сейфе рядом с совершенно секретными документами и были для него дороже всего на свете, там же была и газета, которую передал ему когда-то, тот самый, широкоплечий майор, и несколько пожелтевших, побитых временем фотографий. А больше и не сохранилось ничего…

– Простите за нескромный вопрос, а где же вы мой телефон взяли и почему представились ветераном войны? – спросил генерал.

– Мне так посоветовали, а про телефон просили не говорить, – простодушно ответила Зоя Константиновна.

– Ну да ладно, неважно, кто дал, главное, что правильно сделали!

Попрощались они очень тепло. Напоследок генерал попросил ее прекратить всяческие контакты с милицией. Он несколько минут объяснял суть. Его доводы напомнили недавние советы Ильи Григорьевича, и она согласилась. Женщина поняла, что нужно просто поверить этому человеку, но дальше все пошло очень непредсказуемо. Водоворот будущих событий закрутил Зою Константиновну и привел к тому, к чему привел.

* * *

После выхода из кабинета посетительницы, генерал несколько минут задумчиво смотрел прямо перед собой. Его мысли были связаны с только что поступившей информацией. Жаль, что она была не по профилю его деятельности. Жаль, что нельзя было задействовать все мощности подчиненных ему сил и средств. Впрочем, этого и не требовалось.

– Разрешите, товарищ генерал, – после короткого стука в дверь раздался сиплый голос подполковника Ташаева.

Они знали друг друга давно, лет двадцать. Можно сказать, что подполковник оказался в безопасности благодаря протекции будущего генерала. Тогда еще, майор Лутовинов курировал разработку специального оборудования на одном из закрытых предприятий. В ходе работы он случайно обратил внимание на перспективного молодого инженера, обладающего отменными аналитическими способностями, пытливым умом и уникальной интуицией.

Так Ташаев оказался в КГБ, за что всю службу был очень признателен будущему генералу. Служили, правда, в разных подразделениях, до самой перестройки. Тогда генерал почувствовал, что офицера нужно забирать к себе, переманил и тем самым спас от неминуемого увольнения, потому что через некоторое время весь отдел, в котором служил Ташаев, был ликвидирован.

Нужно ли говорить, что подполковник был бесконечно благодарен и предан генералу. Верность – это очень важное качество, которое присуще не только животным. Оно просто необходимо супругам, друзьям, детям, коммерческим партнерам. Много на свете людей, которым в жизни нужна верность, но совсем другое дело, когда она проявляется по отношению к нечто большему, чем человеческие отношения. Например, долгу или Родине.

Можно привести десятки тысяч примеров, когда это чувство толкало русских…, советских людей на самопожертвование во имя высокой цели. Может ли кто-нибудь из западных философов, ученых или просто умников понять истоки русского патриотизма? Нет, не могут! Они бесчисленное количество раз пытались это сделать, но не смогли, потому что это не дано им при рождении.

Подполковник ассоциировал генерала и с долгом, и с Родиной. Нужно ли говорить о том, что он даже не допускал мысли, о том, что генерал может сделать что-то, противоречащее чести офицера и безопасности государства. Начальник вызывал у подчиненного большую человеческую симпатию. Но это было не просто так, а потому что он был настоящим человеком.

Однажды для лечения находящейся между жизнью и смертью супруги капитана Ташаева понадобились лекарства, которых в Союзе просто не было: ни в обычной аптеке, ни в ведомственной поликлинике, ни для лечения членов ЦК КПСС. Убитый горем Ташаев поделился своими проблемами с двумя сослуживцами в курилке конторы. Просто так рассказал, потому что тяжело держать в себе переживания, хочется человеческого сочувствия и понимания.

Через три дня на рабочем столе капитана появился небольшой бумажный сверток с набором импортных упаковок необходимых лекарств. Невозможно описать чувства любящего мужа, когда к нему пришло осознание, что ему помогли. Неизвестно кто и каким фантастическим способом, но помог.

– Ошибается партия – бог есть! – думал Ташаев, спешивший как можно быстрее попасть на седьмой этаж больницы. Чувство радости переполняло его, – но кто же помог, кто?

Этот вопрос долго не давал ему покоя, и Ташаева не покидало непреодолимое желание разгадать загадку. Обычный человек навсегда бы остался в неведенье, но муж спасенной женщины был не простым человеком, он был сотрудником КГБ СССР. Кроме того, офицер обладал незаурядными умственными способностями и оперативной хваткой.

Через несколько месяцев, несмотря на тайну Ташаев все-таки докопался до истины, быть может, не в полном объеме, но очень близко к тому. Он узнал, что доставку лекарств произвел очень секретный резидент одной из передовых европейских держав по закрытому каналу связи. Конечно, не просто так, а по приказу Лутовинова.

Невозможно описать словами чувства, овладевшие капитаном. Он попытался поблагодарить, но генерал очень удивился и вежливо выпроводил растроганного офицера. Александр Анатольевич всегда был такой: скромный, деловой и вежливый. Иногда Ташаев ловил себя на мысли, что невольно подражает генералу, но не видел в этом ничего плохого, потому что так вело себя большинство подчиненных Лутовинова.

– Да, Сергей Владимирович, проходи, присаживайся, – генерал медленно встал из-за стола, прошел к середине кабинета и пожал подчиненному руку.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – отвечая на рукопожатие, поздоровался подполковник.

– Вот только, что из моего кабинета вышла женщина. Ты ее видел. С ней поступили очень подло, – генерал сделал паузу и посмотрел на него поверх очков, – думаю, никто не вправе так относиться к ветеранам Великой Отечественной войны! Поэтому мы с тобой ответим по справедливости, коль больше некому и поработаем по твоей бывшей специальности. Хватку – то еще не потерял, по старому профилю?

– Никак нет, товарищ генерал, не потерял. Даже скучаю иногда по старой работе, – улыбнулся Ташаев.

– Ну и ладно, ну и хорошо! Работать будешь на выходных, скопилось поди?

– Да кто ж ее считает переработку, товарищ генерал?

– Ну кто, кто? Я вот видишь взял и посчитал, наконец-то. Возьмешь недельку, другую, передохнешь малость и отработаешь чуть-почуть. Отдыхать оно тоже нужно с пользой, для души, сердца и дела! К отдыху привлечешь своих бывших сослуживцев, надежные-то отставники остались, я надеюсь?

– Найдутся, товарищ генерал…, совсем замаялись на гражданке! Думаю, будут рады тряхнуть стариной, воют от тоски по службе!

– Ну и ладно! Для начала хочу знать полную информацию и предложения о том, что будем делать дальше. Ситуация вкратце такова…

* * *

Через несколько дней, после встречи с генералом, около десяти утра раздался телефонный звонок.

– Да, слушаю, – ответила Зоя Константиновна.

– Алло, Зоя Константиновна? – в трубке раздался юношеский голос, как показалось полный энергии и оптимизма.

– Да, я вас слушаю.

– Зоя Константиновна, я аспирант академии МВД России, Дмитрий Курочкин, вам удобно говорить или мне перезвонить позже?

– Удобно, говорите, – женщина поразилась напору собеседника.

– Мне посоветовал с вами связаться майор Никешин, ну участковый помните, к которому вы обращались по поводу мошенничества с фондом? Он такой круглолицый…

– Я вспомнила, Дмитрий, что вы хотите?

– А можно при встрече, Зоя Константиновна, когда назначите, когда захотите. Ну, пожалуйста!

Последняя фраза собеседника вызвала у нее улыбку. Она вдруг представила себе этого аспиранта молодым человеком в чуть старомодных очках, неловко сидящих на носу, покрытом крупными конопушками и с лохматым рыжим чубом, торчащим из-под кепки. Конечно, она согласилась на встречу и пригласила Курочкина домой. Он приехал быстро, буквально, через полчаса, и если бы Зоя Константиновна была не таким открытым, искренним и чуть наивным человеком, то она могла заподозрить неладное. Еще бы приехал подозрительно быстро, участковому телефон она не давала, да и вроде даже не представлялась.

Ожидания женщины не оправдались, аспирант оказался крепко сбитым, коренастым крепышом. Он был открыт, весел, обладал оптимизмом и достаточно тонким чувством юмора, чем сразу вызвал симпатию хозяйки дома. Посетитель был неплохо воспитан и пришел в гости со скромным, но очень вкусным вафельным тортом, и она с удовольствием пригласила юношу пить чай. Пока гость резал торт, он успел рассказать очень веселый анекдот про Чебурашку-милиционера и Гену-уголовника.

– Симпатичный парень, – с улыбкой подумала Зоя Константиновна и спросила уже вслух, – так чем же я могу вам помочь, Дима?