Закопанные

– Закройся, конь бздиловатый, – с налившимися кровью глазами процедил Зажим. – Или задушу.

Сава понуро опустил голову, обхватив сальные волосы руками. Он затрясся, когда из кабины снова стали раздаваться крики, на этот раз они звучали куда громче, чем прежде, и они были пронизаны неподдельным ужасом. Хлестко, друг за другом прогремели еще два выстрела, и крик перешел в надрывные хрипы.

– Зажим… – начал было Ходжа, но уголовник обжег его испепеляющим взглядом, прижав к своим губам палец.

Тягучими, клейкими каплями потянулись секунды. Кричащий снаружи человек затих, и одновременно с этим в камеру начали просачиваться тонкие струйки дыма.

– Горим. Колымага горит, Зажим! – запаниковал Ходжа. Он метнулся к стальной двери и затряс решетку: – Эй, кто там есть! Открывайте, шоб вас!! Тут дым, щас все сгорим к едрене фене!!

У люка кто-то завозился, затем громко щелкнуло, и крышка приоткрылась. В образовавшуюся щель тут же скользнул солнечный лучик, уткнувшись в лицо Савы. Зэк с шумом втянул в себя воздух, зачарованно глазея на мельчайшие ворсинки, которые, попав под свет луча, вальяжно плавали в спертом воздухе.

Крышка люка отодвинулась еще больше, мелькнул темный силуэт человека, и внутрь с лязгом упала связка ключей.

Ходжа издал радостный возглас и коршуном кинулся к ним.

– Ай-ля-ля! Валим, быстро!

Он толкнул ногой крышку люка, распахивая его настежь. И тут же замер на месте, словно наткнувшись на невидимую стену.

– Ты че? Че забуксовал?! – сдвинул брови Зажим.

Ходжа повернулся:

– Открывай «стакан», Зажим. Все, как в маляве написано.

Зажим метнул колючий взгляд в сторону одиночной камеры.

– А если…

– Нет, – замотал головой Ходжа. – Я не хочу под нож Доктора ложиться. Он ведь без башни. Ты хочешь? Я – нет. Помнишь, что он с Чебуреком сделал?! Его потом по частям хоронили.

Зажим с трудом сглотнул застрявший в глотке комок. То, что сотворили с Чебуреком, который посмел ослушаться Доктора, он помнил хорошо – несчастного привязали конечностями к четырем машинам, как в старину к лошадям, и разорвали.

– Надо идти всем вместе, – подытожил Ходжа.

Зажим, помедлив, с неохотой приблизился к «стакану». Глаза остановились на луже, образовавшейся на полу. Сквозь щели одиночной камеры продолжали падать капли. Изнутри было слышно, как кто-то хрипло дышит.

«Обоссалась, шлюха», – промелькнула у Зажима мысль, и отчего-то этот факт вызвал у него легкое возбуждение. Выбрав из связки ключей нужный, он сунул его в скважину.

Ходжа подошел к Носу:

– Вставай. Быстро! Идешь с нами.

Нос, звякнув наручниками, послушно поднялся на ноги. Его нижняя губа оттопырилась, десна блестела от скопившейся слюны. Глаза затуманены пленкой, словно он находился под воздействием наркотиков.

– Не вздумай шутить, утырок, – предупредил с угрозой Ходжа. Нос пялился на зэка с идиотской улыбкой, словно того вообще не существовало. С таким же успехом Ходжа мог что-то втолковывать скамейке, вмонтированной в пол автозака.

Между тем Зажим дважды повернул ключ, и стальная дверь «стакана» со скрипом отворилась. Зэка обдало духотой и прелой смесью из женского пота и мочи. Сквозь спутанные темные волосы на Зажима, моргая, безмолвно таращились распахнутые глаза.

– Вылазь, – скомандовал Зажим. Женщина не шевелилась, и тогда он протянул руку, бесцеремонно схватив ее за волосы. Рванул на себя, и незнакомка взвизгнула, ударившись головой о боковую стенку «стакана». На ней была мокрая от мочи серая юбка, засаленная блузка. Руки зэчки нервно мяли хлопчатобумажную косынку.

– У меня нет времени возиться с тобой, кобыла, – пропыхтел Зажим, выволакивая женщину наружу. Наклонившись к ней, зашептал прямо в ухо:

– Или ты идешь с нами, или останешься здесь. Только дохлой. Живой я тебя не оставлю.

Несколько секунд осужденная затравленно смотрела на Зажима, затем торопливо кивнула.

– Выходим, – приказал зэк. Сощурившись, он помахал в воздухе рукой, разгоняя струящийся сквозь щели дым.

– А ты чего расселся, мудило жирное? – рявкнул Ходжа, глядя на Саву. Грузный уголовник, кашляя, умоляюще сложил руки.

– Парни… – жалобно захныкал он. – Мужики, ну не надо…

– Мужики лес валят, – скривился Ходжа. – Встал, ущербное! Пошевеливайся! И так дышать нечем, кабина горит! Не ссы, Макар, я сам боюсь, хе-хе!

Сава снова заплакал, и женщина с удивлением повернула нечесаную голову в его сторону.

– Пожалуйста… У меня УДО… – взвыл Сава. – Я не могу… не скажу ничего, сукой буду!!! Мне же к сроку потом еще «пятерку» добавят!

Зажим грубо толкнул женщину к открытому люку. Едва удержавшись на ногах, она покорно засеменила к выходу и, пригнувшись, начала выбираться из автозака.

– Ходжа, проследи за ней, – бросил Зажим, и зэк, понятливо кивнув, схватил за локоть Носа.

– Пошли, шнобель, – ухмыльнулся он. Нос засмеялся, показав уголовнику грязно-серый язык.

Когда они тоже вылезли наружу, Зажим присел на корточки перед задыхающимся от кашля Савой.

– Не пойдешь? Тогда я закрою тебя здесь.

Сава ошеломленно поднял на уголовника глаза.

– Что?..

– То, валенок. И ты поджаришься, как кусок свинины. Жирной свинины, – подчеркнул Зажим.

– Зажим… ну зачем ты так? Вы можете просто уйти, а я выйду наружу и останусь тут! – выкрикнул Сава. – Притворюсь, что меня башкой шарахнуло и я ничего не помню!

Зажим покачал головой:

– Не катит, жирдяй. Или с нами, или ногами вперед, к бородатому старику на небо. А может, к черту. Я не собираюсь вставать у Доктора поперек дороги из-за такого мешка с дерьмом, как ты.

– Нас убьют, – шмыгнул носом Сава, и по его обвисло-грязным щекам потекли слезы, чертя светлые дорожки по чумазой коже.

Зажим поднялся на ноги.

– Когда твоя толстая жопа будет шкварчать, как сало на сковородке, ты вспомнишь мои слова, – сказал уголовник, кашляя. Закрыв рот рукавом, он стал вылезать из грузовика. – Пиши письма, валенок.

Сава в немом ступоре смотрел, как зэк постепенно исчезал в проеме люка, затем его прорвало, словно застарелый гнойник:

– Нет! Постой, Зажим!! Я с вами!!

Ничего не услышав в ответ, он торопливо пополз к выходу и высунулся наружу. В глаза мгновенно ударил солнечный свет, и он непроизвольно зажмурился. Открыв глаза, заелозил, проталкивая свое полное тело через отверстие.

– Хе-хе, Винни-Пух объявился! – заулюлюкал Ходжа. Он быстро обыскал труп водителя, рассовывая по карманам нехитрую добычу: триста рублей и зажигалку. – А мы каталися на бронекатере… Перевернулися к едроне матери… – гнусаво запел он. – Залупа синяя переливается… А раки красные за хер кусаю…

– Заткнись, – оборвал его Зажим, напряженно озираясь по сторонам. – Где… все?

– Тут никого нет, – ответил Ходжа, морща нос. – Видать, наши в чащу ушли.

Зажим посмотрел на Саву, который все никак не мог выбраться наружу. Его круглое, мясистое лицо в грязных разводах приняло испуганно-плаксивое выражение.

– Давай быстрей! – заорал уголовник, теряя терпение.

Сава прикусил губу. Клубы едкого дыма от горящей кабины, которые сухой ветер швырял ему в лицо рваными клочьями, приводил зэка в неописуемый ужас. Набрав в легкие воздуха, он, упершись руками в основание люка, изо всех сил рванулся вперед. Затрещала тюремная куртка, кожу обожгла боль, но дело сдвинулось с мертвой точки, и, наконец, мужчине удалось полностью выкарабкаться наружу.

Поднявшись на ноги, он с ужасом уставился на труп водителя-конвоира. Вместо головы – влажно-красный блин с белыми вкраплениями. Когда до сознания Савы дошло, что это не что иное, как осколки черепа, его внутренности скрутили спазмы.

Заметив это, Зажим усмехнулся. Шагнув вперед, он с силой ударил носком ботинка в бок Митрича. Тело мертвеца неохотно колыхнулось.

– Нечего глазеть, – сплюнул Зажим и, еще раз оглядевшись по сторонам, приказал:

– Быстро в лес.

Сава отвел взор, его всего мутило, и ему стоило громадных усилий не вывернуть свой желудок наизнанку. Неуклюже перебирая толстыми, как колонны, ногами, он кинулся к зеленеющей листве. Ходжа тащил женщину, вызволенную из одиночной камеры. Поначалу заключенная пыталась робко сопротивляться, но Ходжа отвесил ей хлесткую пощечину, и та притихла.

Нос брел рядом, глядя себе под ноги.

Прежде чем скрыться в лесу, Зажим, словно вспомнив о чем-то, резко обернулся. Зрелище пылающей кабины автозака завораживало.

«Я мог бы смотреть на это целую вечность», – внезапно подумал уголовник, и уголки его губ, тонких, как сложенные лезвия, непроизвольно разъехались в стороны. Зэк улыбался, но улыбка эта была мстительно-злобная.

Почерневшая кабина автозака пылала яростным факелом; со стороны создавалось впечатление, будто она даже уменьшилась в размере, прогнувшись и съежившись. Огонь быстро перекинулся на кузов грузовика, от задранного вверх переднего колеса в воздух столбом поднимался черный смрад. Пожираемый языками пламени грузовой автомобиль напоминал издыхающего мастодонта, которого сразила молния.

– Хер вам на рыло! – крикнул Зажим, потрясая в воздухе сжатым кулаком. Глаза его сверкали триумфальным огнем, ноздри раздувались, как у зверя, одержавшего победу над соперником. – И залупу на воротник! Так вот!

С этими словами он исчез из виду. Едва колыхнулась ветка, смутное напоминание о том, что секунду назад тут стоял человек, и все.

* * *

Спустя несколько минут стало ясно, что в лесу их никто не ждал.

– Ну?! Где они?! Где люди Доктора? – злился Зажим, бестолково мечась из стороны в сторону. – Что за гребаные кошки-мышки?!

Его правое веко снова дергалось в нервном тике, а пальцы постоянно сжимались и разжимались, будто он разрабатывал кисти с помощью невидимых эспандеров. Казалось, первому попавшемуся под руку он не задумываясь свернет шею.

– Не кипишуй раньше времени, Зажим, – успокаивающе проговорил Ходжа. – Уйдем подальше от дороги. Скоро сюда легавых понаедет с псами, а те специально натасканы на нашего брата… Тогда нам точно хана!

– Куда уйдем?! Лес большой! – выкрикнул Зажим. – Куда? Направо? Налево? Говори, ты же знаешь эти края! Где это озеро, как там его…

– Сиреневое, – подсказал Ходжа.

– Ну?!

– Домой, – неожиданно раздался глухой голос. Все обернулись. Пошатнувшись, женщина осторожно дотронулась пальцами до ствола березы. Рука была в царапинах, с бугрящимися венами, ногти грязные, неровно постриженные.

– Домой? – переспросил Зажим. Он придвинулся к заключенной, смахнув сальные волосы, закрывающие ее лицо. Неприязненно скорчился, опустив взгляд на ее юбку, влажную от мочи.

Лицо женщины было бледным и отталкивающим, рот приоткрыт, как у слабоумной, на носу зрел прыщ. Рыбьи глаза тупо уставились в крошечного жучка, который торопливо полз по стволу дерева, спеша по своим жучиным делам, и в этих тусклых кукольных глазах жизни было ровно столько, сколько в давно потухших углях.

– Домой, – безучастно повторила женщина, даже не удостоив взглядом Зажима.

– Мать моя на коньках, – проворчал Ходжа. – Свел Бог с дурой сумасшедшей.

Он ущипнул зэчку за грудь, но она лишь вяло отвела руку уголовника. Ходжа плотоядно улыбнулся.

– Говорят, психички такие сладкие в постельке, – хихикнул он. – Фигурка-то у тебя ничего! А вот рожей не вышла, только фраеров в подворотне пугать!

– Домой, – в третий раз произнесла женщина и вдруг, развернувшись, посмотрела Зажиму прямо в глаза. – Отпусти.

Зажим усмехнулся. Глядя на стоявшую перед ним зэчку, он вновь испытал то странно-волнительное возбуждение, которое нахлынуло на него там, в чреве автозака, когда он стоял перед «стаканом» с ключами в руках.

«У нее сочное тело. Тело зрелой самки», – пронеслась у него мысль.

Да, судя по всему, баба явно не дружит с башкой, и мозги у нее наверняка давно скисли, как забытый на подоконнике борщ, но разве это так важно? Сейчас и здесь?

Зажим почему-то подумал о рыбе. Да-да.

О сушеной рыбе.

О вобле, у которой со временем слегка подпортилась голова (как говорится в известной поговорке), а из жабер уже явственно ощущается душок. Но если закрыть глаза на подобные мелочи, то в целом рыбка даже вполне ничего, как раз под пиво. Оторвать голову, и вобла готова к употреблению, а о неприятном запахе можно забыть. Как и о том голимом автозаке, в который люди Доктора пустили «красного петуха»…

– Закрой хлебало и слушайся меня. Усекла? – спросил он, в упор глядя на женщину.

Беглый зэк хотел прибавить что-то еще, но, к всеобщему изумлению, женщина сделала то, что от нее ожидалось меньше всего, – она плюнула в Зажима.

Все замерли, лишь Нос снисходительно улыбнулся.

Несколько секунд Зажим ошеломленно безмолвствовал, затем, хрипло выдохнув, ударил заключенную. Жесткий кулак пришелся в рот, расплющивая губы. Хрустнул выбитый зуб, и женщина упала на куст, при этом даже не вскрикнув. Сунула в рот загрубевшие пальцы и, вынув отколовшийся зуб, зажала его в кулаке.

– Дура, – бросил Зажим, наматывая на кулак волосы зэчки. Ее голова болталась, как надетая на палку картонная коробка.

– Не надо, – пискнул Сава. – Пожалуйста!

Приблизив к женщине свое багровое от бешенства лицо, Зажим предупредил:

– Еще так сделаешь, вырву ноги. Будешь ползти на руках.

– Зажим… – начал Ходжа, но, наткнувшись на ледяной взгляд уголовника, прикусил язык.

– Мне плевать, зачем вы нужны Доктору. За то, что он вызволил меня, я сам с ним рассчитаюсь, это мой головняк, – цедя слова, пояснил Зажим. – Но если хоть какая-то шваль из вас будет мне мешать, я закопаю ее живьем.

Он вытер плевок с лица и брезгливо размазал его по грязным волосам женщины.

– Вставай, шлюха.

Женщина медленно выпрямилась. От удара ее нижняя губа мгновенно вздулась, подбородок блестел от крови, но она, казалось, совершенно не обращала на это внимания. Изо рта выскользнул язык, торопливо слизывая кровь. Рот растянулся в идиотской гримасе, безжизненной и холодной.

Зажим брезгливо смотрел на нее.

– Эй, смотрите! – послышался дрожащий голос Савы. Он стоял перед старой сосной, пристально разглядывая свежую зарубку. Ходжа метнулся к зэку, коснулся рукой желтоватого среза. Понюхал пальцы, испачканные древесной крошкой.

– Совсем недавняя, – определил он, отряхивая ладонь. Повернулся к Зажиму:

– Надо идти. И это, как его…

– Что «это»? – резко спросил Зажим, не выпуская из пальцев волосы уголовницы. Ходжа указал на кровь, которая продолжала сочиться из разбитой губы женщины.

– Ни к чему нам лишние следы. Ни кровь, ни сопли, ни ссанье. Собаки враз все учуют.

Приблизившись к зэчке, он подмигнул ей.

– А если что, бить можно в живот. На теле много мест, где кулак не оставляет следов. Да, цыпа?

Ухмылка на лице заключенной стала еще шире.

«То ли издевается, то ли и вправду конченая дура», – подумалось Зажиму, и в какой-то миг ему, матерому уголовнику-рецидивисту, убийце, стало неуютно. Он разжал пальцы, высвобождая сальные волосы женщины. У него возникло ощущение, что он смотрит на старую, облепленную паутиной дверь в заброшенном подвале, сквозь щели которой тянет стылым холодом. Что там, за этой дверью?

И вообще, кто эта ненормальная? Куда ее везли вместе с ними в «стакане»?!

Впрочем, сейчас времени для допроса не было. Возможно, он получит ответы на эти вопросы. Зажим не без труда заставил себя отвести от нее взгляд.

– И все равно я не въезжаю, – угрюмо сказал он. – Почему тот, кто за нас впрягся, сбежал? Почему не дождались нас?

Ходжа пожал плечами:

– Значит, свой интерес был. Может, пацаны светиться не хотели перед нами. Доктор же написал в маляве: «Жду возле Сирени». Все, баста. Айда, шевелим булками.

С этими словами он пихнул в бок Носа.

Мутные глаза-монетки зэка замерцали. Словно припустил дождь, и вода в луже, на дне которой лежали эти самые монетки, слегка очистилась.

– Снимите это, – мягко сказал он, поднимая закованные в наручники руки. – Мне неудобно в них идти.

– Да щас, разбежался! – заржал Ходжа. – Может, еще массаж сделать? Внутренний?

Нос терпеливо ждал, не убирая руки, и Ходжа влепил ему подзатыльник. Только после этого, недовольно поведя плечом, Нос зашагал в чащу.

Зажим развернулся к женщине:

– Пойдешь сама или мне выбить тебе еще один зуб?

Не дождавшись ответа, он схватил заключенную за плечо и сильно сжал его. Несчастная вскрикнула, и Зажим с удовлетворением кивнул.

– Вот и хорошо. Учись быть послушной.

Женщина зашаркала ботинками со стоптанными каблуками, шелестя травой.

– А ты что встал, валенок? – прикрикнул Зажим, глядя на замершего Саву.

Толстый зэк отвел взгляд. В его глазах стояли слезы, и он не хотел, чтобы уголовник это видел.

* * *

Через полчаса они нашли еще одну зарубку. Ходжа долго и придирчиво разглядывал рубец на стволе тополя, потом, зачерпнув горсть земли, густо замазал его.

– Если собака возьмет след, это не поможет, – осмелился высказать свое мнение Сава. – Тем более земля скоро высохнет и…

– Если бы у бабушки были бы рога, она бы стала трамваем, – не дал ему договорить Ходжа. Он отошел на пару метров, критически разглядывая результат своей работы.

– На вкус дерьмо, но мажется хорошо, – пробормотал он. – Ну хоть как-то замаскировали. Ладно. Передохнем три минуты и дальше.

Он посмотрел на Зажима, который появился из-за кустов, застегивая ширинку. На материи старых брюк в паховой области темнело влажное пятнышко. Зэк окинул мрачным взором тополь, задержав взгляд на лепешке грязи.

– И долго нам так шарахаться? – недовольно поинтересовался он. Шлепнул дубовой ладонью по шее, убив присосавшегося комара. На блестевшей от пота коже с чумазыми разводами остался ярко-красный кружок. – Глотка пересохла, пить хочу.

– Да и я бы сейчас кваску навернул, – вторил ему Ходжа, нервно облизнув сухие губы. – А еще лучше пивасика.

– Хрена с два тебе тут пивасик обломится, – сдвинул брови Зажим. – Я, может, тоже хочу булочку с маком да девочку раком!

– Хм… булочки тут не вижу, а баба есть, – сально улыбнулся Ходжа, показывая на женщину. Зажим брезгливо скривил губы:

– Не в моем вкусе. Эх, хоть бы ручей какой попался!

Сава вздохнул, пробубнив что-то невнятное.

– Че ты там пукнул, ущербное? – окликнул его Ходжа.

Сава откашлялся и поправил очки.

– Я хотел сказать, что если поблизости нет водоема, нужно поискать низины или холмы… У… в общем, у подножий часто можно найти воду. Также можно выкопать ямку…

Зэк говорил сбивчиво и нерешительно, словно заранее был уверен, что его слова не будут приняты во внимание.

– И еще… В крайнем случае можно использовать обычную траву. Положить ее в пакет, завязать узлом и положить на солнце. Из-за солнечных лучей в пакете появится влага. Понимаете? Пакет также можно завязать на листьях дере…

– Валенок, у тебя что, есть пакет? – прервал его Зажим.

Сава замотал головой.

– Тогда не хрен трепать помелом, – заключил уголовник. – Иди копай яму.

– Яму? – растерянно повторил Сава и, словно ища поддержки, повернул голову к женщине, но едва ли она слушала их разговор. После того как Зажим ударил ее, она вообще не проявляла какого-либо интереса к происходящему, равнодушно пялясь куда-то в чащу.

– Конечно, яму. Сам сказал, в яме вода, – вмешался Ходжа. – Я тоже по «ящику» видел. Там арабы заставляли верблюдов в пустыне воду искать, и те рылами песок разгребали.

– Да, но… даже если мы найдем на дне ямы воду, ее нужно очистить, – торопливо проговорил Сава. – Воду нужно хорошенько прокипятить. Мы же не будем разжигать сейчас костер, когда нас наверняка уже начали искать?

– Знаешь, толстяк, вот гляжу я на твою хитрую рожу и думаю, что больше всего ты хочешь, чтобы нас нашли, – сквозь зубы произнес Зажим.

Сава раздражал его, и он даже не пытался скрывать своего отношения к неопрятному грузному зэку.

Плечи Савы сгорбились, и он понуро опустил взгляд.

– Придется делать фильтры, – выдавил он. – Как минимум из песка, мха и гравия. Для этого нужно соорудить треногу. Нужны тряпки, куда насыпать все это…

– Все, заткнись, – устало сказал Зажим. – Достал уже. Ученый-копченый, бляха-муха.

Сава умолк. Поискав глазами, он присел на корточки и кряхтя выковырял из земли крупный камень. Найдя еще поменьше, он ударил по нему тем, что побольше.

– Совсем сбрендил, – сказал Ходжа, скептически наблюдая за мужчиной. – Ты что, думаешь, что вода из камня потечет?!

Зажим хмыкнул:

– Не-а. Он стрелы будет делать, как бибизяны первобытные.

Все это время Нос сидел, прижавшись спиной к облепленному мхом пню, безучастно наблюдая за происходящим. На худом небритом лице застыло каменное выражение, а его глаза полусонно щурились, лишь изредка вспыхивающие в них крохотные искорки свидетельствовали о том, что заключенный внимательно следит за всем, что творится вокруг, ничего не упуская из виду.

Где-то вдали раздалась дробная трель дятла.

Ходжа оживился, повернув голову на звук.

– Интересно, он свою бабу так же трахает, как клювом букашек долбит? – осведомился он, почесав подмышку. – Прикидываю, сколько раз он кончить может за минуту!

Зажим посмотрел на уголовника как на умалишенного.

– Мне бы твои проблемы, Ходжа, – обронил он. – Ладно. Пора двигать.

– Парни, постойте, – послышался голос Савы.

Зэки обернулись.

Сава, отколов от маленького камня кусок треугольной формы, встал у молодой березы. Приставив осколок к стволу дерева, он, словно молотком, ударил по нему плоской стороной крупного камня, ловко вгоняя острие под кору.

Ходжа и Зажим переглянулись.

– Березовый сок хотя бы очищать не нужно, – вытирая пот со лба, произнес Сава.

Уголовники приблизились к дереву. Из надреза выглянула прозрачная капля. Повисев секунду на осколке камня, она, блеснув на солнце, сорвалась в траву.

Зажим мгновенно приник к березе, жадно раскрыв рот.

– Ешь вода и пей вода, – засмеялся Ходжа. – И срать не будешь никогда! Оказывается, не такой уж ты и валенок, Сава!

Толстый зэк смутился.

– Конечно, самый лучший сок ранней весной, – словно извиняясь, сказал он. – Но… что есть, то есть.

Таким же способом Сава сделал еще одну насечку с другой стороны ствола. Зэк успел лишь присесть перед драгоценным источником влаги, как неожиданно откуда-то издалека донесся мерный шум. И доносился он с воздуха.

Сава застыл на месте. Не прошло и секунды, как его мозг, словно принтер, выкатил лист с одним-единственным словом: «вертолет». Он с надеждой задрал голову.

Шум приближался, уже слышались характерные звуки работающих лопастей винтокрылой машины.

«Плюх-плю-плюх!..»

Зажим, посерев от страха, прижался к березе.

– Тихо, – прохрипел он. – Всем молчать! Глотку перегрызу, если что!!

Ходжа вытер грязной рукой губы, поблескивающие от березового сока.

Вертолет постепенно удалялся, и вскоре все стихло.

– Все, привал окончен, – хмуро проговорил Зажим. – Подъем – и вперед.

Сава с сожалением взглянул на сочившийся из надреза сок – он даже не успел утолить жажду. Обмакнул подушечку толстого пальца в прозрачную дорожку, лизнул. С губ сорвался вздох.

– Шевелись, – бросил Зажим, толкнув его в плечо. Сава вжал голову в плечи и безропотно поднялся на ноги.

Никто из них не заметил, как Нос ухмыльнулся, обнажая обломки почерневших зубов.

* * *

Спустя 5 часов

– Слышь, Ходжа!

Зэк, идущий первым, оглянулся. Зажим толкнул Носа, следовавшего за Ходжой.

– Ну?

– А почему тебе такое погоняло дали?

Уголовник осклабился:

– Про Ходжу Насреддина слышал?

– Ясен хрен.

– Ну и вот, – ответил Ходжа и отвернулся, продолжив путь.

Зажим хрипло хохотнул.

– Насреддин, говоришь? Так тот вроде еще тот перец был. Нае…л всех подряд, даже главных беков, падишахов и прочих всяческих фраеров.

– И что? – вяло отозвался Ходжа, словно чувствуя подвох.

– А ты тормоз. И тупишь постоянно.

Ходжа криво усмехнулся. Он не хотел отвечать Зажиму. Этот крепкий, прожженный жизнью зэк напоминал ему гранату с выдернутой чекой, которую сжимали уставшие исцарапанные пальцы. Только рука дрогнет, все, всем кобздец. Вот если бы такое сказал Сава или Нос…

– Ходжа Насреддин был уважаемым пацаном, – продолжал развивать свою мысль Зажим. – И себе на уме. А ты халявщик. Понтов до кучи, а в реале – гулькин хер. Трешься там, где для собственной шкуры теплей.

Ходжа глубоко вздохнул, пытаясь держать себя в руках. Если бы они сейчас сидели в хате в присутствии других зэков, едва ли Зажим позволил бы себе подобный базар. Потому что за каждое слово нужно уметь держать ответ. Но сейчас… сейчас ситуация была несколько иная. А вступать в прямой конфликт с Зажимом, который физически сильнее его, он не осмеливался.

Ходжа исподлобья взглянул на заключенную, которая молча брела рядом с Зажимом. Он нахмурился. Мимолетная тень воспоминаний скользнула где-то в глубине сознания, и он мучительно размышлял, что бы это значило.