Территория заблуждения

Юлия Флёри

Территория заблуждения

Пролог

Многие уже посматривали в сторону выхода из ресторана, хотя вечер только начался. Невеста не спускала вожделенного взгляда с мужчины напротив и нервно закусывала губу, как только он смел отлучиться для того, чтобы поприветствовать кого-то из гостей. Она была в белом. Весьма интересный выбор для женщины далеко за тридцать с двумя неудачными браками за плечами, но это едва ли волновало кого-то кроме Анютки Ковалёвой. Нет, конечно, Анюткой она давно не была, но беспечная невеста называла её именно так и никак иначе. А, может, её волновало вовсе не платье, а выражения безмерного счастья на лице молодой?.. Да, кажется, она, действительно, счастлива. А почему бы и нет? Восемь лет без покоя и сна, которые ушли на то, чтобы завоевать его внимание… Оно того стоило.

Холодным взглядом Аня окинула и самого жениха. Сегодня он был безупречен. Как всегда строг, как всегда, с интеллигентным наклоном головы, с чуть свободной улыбкой, с выражением снисходительности к окружающим на лице. Он выбрал смокинг. Наверняка, чтобы соответствовать невесте, не иначе. Смокинги он не любил. И условности не любил. И рамки приличия, и чувствовать себя кому-то обязанным не любил тоже! Сейчас он был обязан своей жене. Обязан… Ведь она старалась сделать его счастливым. Он и выглядел счастливым. Настолько, насколько это возможно именно сейчас. Ведь новобрачные всегда счастливы. Ну… или почти всегда.

Абсолютно спокоен, плечи расправлены. Бокал игристого вина в руке. Почти не тронут, ведь настоящие мужчины не пьют лимонад… Он беседует с грузным толстяком, который только появился. Судя по выражению лица, разглагольствует о «женатой» жизни. Интересно было бы послушать… Один быстрый поворот головы и заметил её. Как бы Аня ни старалась, но не успела вовремя увести взгляд, пришлось приветственно улыбнуться и напряжённо выдохнуть. Они уже здоровались в самом начале церемонии, тогда ей даже удалось выдавить из себя несколько нужных, правильно подобранных для такого торжественного момента слов. Можно было обойтись и без них, ведь поздравлял Павел. Он умел сказать так, чтобы произвести впечатление, и достаточным было просто согласно кивнуть, поддерживая поздравление, но требовательный взгляд ожидал именно слов. Её слов.

Аня неловко улыбнулась, понимая, что поговорить всё-таки нужно. Хотя… нет, не поговорить, ей и сказать-то нечего, так… очередная попытка выдать бессвязный словесный поток.

– Никогда не понимала смысла в этих торжествах, – вздумала она оправдать кислоту своей улыбки и салютовала бокалом. Таким же, едва тронутым, как и его. Оглянулась по сторонам в поисках поддержки, но присутствующих больше интересовала закуска. Можно было позволить себе расслабиться. – И всё же вы отлично смотритесь вместе, – немного неуклюже, множественно кивнула Аня собственным словам и прикрыла веки, понимая, что говорит не то.

– Я был на твоей выставке. По-прежнему ничего в этом не смыслю, но постарался состроить восхищённый взгляд, – ровный тон не позволил искать подвоха в словах.

– Да ладно…

– Сегодня без камеры? А ведь мне, действительно, казалось, что ты с ней сроднилась.

– Да, а ещё я сплю с фотоаппаратом в обнимку и ем, устраивая его на противоположном конце стола. Я это уже слышала, – Аня махнула рукой, но смущённой не выглядела. – На самом деле, это всё Паша, – снова оглянулась она, но, не приметив того среди гостей, пожала плечами. – Он утверждал, что меня примут за папарацци и выдворят за пределы парковой территории.

– Скорее всего, это была шутка, – мягко поправил мужчина и неожиданно смолк. Аня нервно облизала губы и едва заметно, отрицательно покачала головой.

– Не смотри на меня так, – прикрыла рукой лицо, вырывая такую необходимую сейчас паузу.

Он сделал глоток.

– Как?

– Так, будто хочешь что-то сказать, но точно не скажешь, – Аня посмотрела в его глаза и невольно скривилась.

– Марусик, ты художник, и это чувство не более чем игра воображения. Я ничего не хочу сказать.

– Не называй меня так! – умудрилась она повысить тон разговора, оставаясь всё в том же голосовом диапазоне.

– Не буду, – слишком легко согласился. – У тебя всё хорошо?

– Я не хотела сюда идти, – Аня ответила невпопад, но он услышал куда больше, чем собиралась сказать. Понимающе кивнул.

– Совершенно напрасно. Тамила заслужила этот день. И ты тоже. Это совсем иной уровень свободы. Для тебя, я имею в виду.

Говорил он осторожно и вкрадчиво, но едва ли откровенно. Да и отсутствие эмоций на лице сказывалось.

– Ты очень неосмотрительно выбираешь друзей, – начал снова, понимая, что пауза затянулась. – Павел ещё не предлагал выйти за него замуж?

– Ему это не нужно, – не задумавшись ни на секунду, ответила Аня, отпустив при этом грустную улыбку.

– Тебе тоже. Так что, если предложит, не спеши соглашаться.

– Только не говори, что он с тобой это обсуждал, – Аня, вздыхая, закатила глаза. Рассмеялась, чувствуя себя неловко. Мужчина остался к её эмоциям безучастен.

– Рад, что сложившаяся ситуация тебя забавляет, – качнулся он на пятках. Совершенно по-мальчишески. – Ты милое создание, Анечка. Нежное, тонко чувствующее. Будто цветок, который надеется прорасти в бетонных джунглях. Думаю, уже поняла, что твой Павел одним из первых попытается растоптать, – впился взглядом в её лицо. – И любой другой растопчет, – добавил со значением.

– Так, что же мне делать, такой ранимой? – дерзила она, больше не пытаясь держать лицо.

– Занимайся тем, чем владеешь в совершенстве. Создавай вокруг себя красоту, сей светлое, чистое, вечное. Тебе предложили начать совместную работу с Нью-Йоркским издательством… Соглашайся. Это шанс сделать имя. Ты многого достигла, но впереди ещё больше.

– А я семью хочу, – холодно усмехнулась Аня трогательному по своей наивности призыву. Отметила возросшее в разы напряжение, почувствовала, как непроизвольно поджались ягодицы. Смелый мгновение назад взгляд пополз вниз.

– Да разве же тебе кто запрещает? – мужчина вытянул губы чуть вперёд и пожал плечами. – Я разговаривал с твоим отцом, моё мнение Сергей разделяет, если тебе это, конечно же, интересно, – проронил он и ждал ответа, но по упрямо отведённому в сторону взгляду всё понял. – Это если возвращаться к вопросу о твоём весьма неосмотрительном выборе.

– Почему я должна отчитываться перед тобой?

– А разве кто-то говорит, что должна? Ты просто принимай советы старших товарищей, и никто в обиде не останется.

– Мне не нравится этот разговор! – качнула она головой, пытаясь спрятаться за бокалом с вином.

– Знаешь, мне совсем скоро пятьдесят, а чувство такое, что пошёл в обратное развитие. Совсем разучился понимать людей, – пояснил. – Тебя в особенности, – едва заметно для остальных, но слишком откровенно для самой Ани, ткнул указательным пальцем в её сторону. Она даже попыталась увернуться.

– О-лег! О-лег! – принялся скандировать зал, напоминая, что они увлеклись.

Мужчина нехотя повернул голову в сторону громкой музыки и весёлых выкриков, Аня посмотрела туда же и попыталась не показать своего отвращения, которое вызывал весь сегодняшний фарс.

Тамила стояла у сцены и ждала жениха для того, чтобы прослушать очередную шутку, просмотреть выступление очередной приглашённой звезды. Ведущий торжества, как только жених вернулся на положенное ему место, принялся что-то радостно тараторить, а гости подбирались поближе, чтобы ничего не упустить.

Мужские руки оплели талию, горячее дыхание с лёгким ароматом алкоголя врезалось в шею, а настойчивые губы прошептали что-то крайне непристойное. Аня невольно рассмеялась, поддаваясь ласке.

– Я тебя потеряла, – обернулась она, чтобы посмотреть Паше в глаза, только вот радости в них не нашла. Смутилась и переиграла по-своему, обиженно надувая губы. – Ты мог бы сделать одолжение и не оставлять меня одну в этом злачном месте.

– Злачное место? Это свадьба. Праздник для двоих, – невозмутимо заявил Крайнов и осмотрелся по сторонам, вроде как прицениваясь, – ну, и, для ещё пары сотен гостей. – Добавил он и скривился. – Дела, – коротко пояснил, осознавая, что едва ли имел право отлучаться надолго.

Он отпил вина из Аниного бокала, с привычной для себя ловкостью перехватив его на ходу.

– Чего он хотел? – спросил Паша будто через силу, скривившись от кисловатого привкуса.

– Тамила затащила Олега Николаевича на мою выставку. Вот, делился впечатлениями, – рассмеялась Аня, припоминая тот сухой комментарий. – Кстати, сказал, что удивлён увидеть меня без камеры. Так что ты совершенно напрасно возмущался по этому поводу, – отметила она с излишним энтузиазмом. Крайнов смотрел в упор и создавал впечатление глухой стены. – Твоё честное имя, имя самого главного борца за правду и справедливость в городе и области, едва ли можно скомпрометировать парой невинных снимков в компании старых друзей, – продолжила она и разгладила ворот мужской сорочки, едва задевая чувствительную кожу на шее.

Отвлекла Павла своим замечанием и получила секундную передышку. Глянула в сторону сцены, а там, будто назло, встретилась взглядом с женихом. Снова попалась. Не смогла вовремя увести глаза в сторону, и теперь Олег Николаевич сверлил насквозь каким-то необъяснимым нетерпением, требовательной настойчивостью, призывом. По тому, как впились мужские пальцы в её талию, поняла, что Паша тоже перехватил этот его взгляд. Вклинился в него, и все эмоции Олега слишком быстро, практически мгновенно угасли. Теперь уже Крайнов настойчиво требовал её внимания. Прижался губами к шее блуждающим поцелуем, напряжённо дышал, а потом будто усмехнулся.

– Пойдём, – шепнул он и потянул Аню на себя, перехватывая ладонь. – У меня для тебя сюрприз, – проскрипел неприятным голосом, маневрируя между приглашёнными гостями, а Аня безвольно перебирала ногами, пытаясь поспеть за его стремительно нарастающей скоростью. Так, что приближаясь к одной из безликих дверей длинного коридора, практически бежала.

Паша едва ли не силой втянул её в тёмную подсобку и прижал к двери своим телом. Сдавленно усмехаясь, перевёл дух. Видимо, смеялся над её испуганным взглядом, не иначе. Сейчас он не был похож на самого себя. Так непривычно горящий взгляд впивался в её лицо, улавливая в нём и малейшие изменения. Сильные руки сдавливали с боков, сам он навалился всем весом, будто хотел раздавить, но слов не было. Так странно, но Паша, действительно, молчал. А ведь говорить он умел… Это было едва ли не сильнейшей его стороной: умение говорить. Говорить, апеллировать фразами, путая ими чужие мысли, сбивая с толку. Он был адвокатом. Специалистом по криминальным делам и уголовному праву. Ане иногда казалось, что в его клиентах разве что Аль Капоне не было и то, только оттого, что они жили в разное время и в разных странах.

Он знал цену словам и, особенно, молчанию. Всегда думал, прежде чем открыть рот, правда, думал настолько быстро, что многие могли усомниться, что это именно мысли, беспроигрышный расчёт, а не банальное везение или удача. Какое-то время его считали просто везунчиком. Да. Ровно до того момента, как не сталкивались с Крайновым лоб в лоб. Титанический труд Павел вкладывал в каждое своё дело, потому имел то, что имел, создавая видимость лёгкости и неброской интеллигентности. Замкнутый, отстранённо холодный, безучастный к происходящему вокруг, он на самом деле не прекращал анализировать полученную информацию.

Только вот сейчас анализировать перестал. Наверно, впервые за долгие восемь лет их знакомства. Сам не мог поверить подобному факту, и именно это неверие отражалось в безумном взгляде. И при этом молчал. Странное и страшное сочетание.

Неожиданностью среди сдавленных выдохов и затаённых вздохов стал его поцелуй. Страстный. Хотя ещё вчера… да что там вчера! Ещё час назад «страсть» и «Павел Крайнов» казались понятиями с разной полярностью, непересекающимися параллелями. Он любил заниматься сексом. Но заниматься своей работой любил больше. Потому жаркие объятья, срывающийся с губ бессмысленный шёпот, были чем-то за гранью понимания и восприятия. Будто и не с ними.

Немного оттаяв от возникшей пару минут назад паники, Аня осторожно, будто шагая в сантиметре от пропасти, начала отвечать. Вначале только на поцелуй, потом на объятия, на страсть, в конце концов. Да, она тоже умела быть страстной. Правда, как и в случае с Пашей, это по большей части касалось работы. А потом она сорвалась. Наверно, в ту самую пропасть, на грани которой топталась до этого. А Паша её удерживал, контролировал.

Кажется, он опомнился чуточку раньше. Именно потому, достигнув оргазма, как-то быстро привёл себя в порядок и отошёл в сторону, наблюдая за Аней из-под полуопущенных ресниц. Бесстрастно. Без единой эмоции во взгляде. Примерно так же на великие шедевры мирового художественного искусства, на картины, скульптуры, предметы декора и интерьера смотрят обыватели. Чувствовать себя картиной перед человеком, ничего в этом не смыслящим, было неприятно, и Аня поёжилась, пытаясь вернуться в рамки, скрыть истинное лицо. Лицо женщины. Живого человека. Вот, ты открываешь всю себя… открываешь, расслабляешься, и вдруг наталкиваешься на бетонную стену непонимания.

В итоге Паша вычурным движением поправил идеально сидящий галстук-бабочку, а Аня так и оставалась раскрасневшейся, растрёпанной у стены хозяйственного помещения, подсобки. Он как-то резко двинулся в сторону… Так резко, что Аня в испуге прикрыла руками лицо, а Паша всего лишь дёрнул фрамугу затемнённого окна, пропуская в помещение свежий воздух и немного света.

Она не смогла объяснить такую реакцию самой себе, ведь Пашу не боялась… Да он и не обидит… Несмотря на врождённую жёсткость и непримиримое стремление к идеалу. Она идеальной не была, не была и близка к этому понятию, что заставляло многих задаваться вопросом, что же делает возле идеального во всех понятиях Павла Крайнова. А он сам и не думал кому-то что-то объяснять. Вообще, не имел привычки отчитываться перед кем-либо за свои поступки и действия. Выбрал её и точка. Причём эта самая точка была необъяснимой даже для самой Ани. А теперь что-то происходило, и это казалось странным вдвойне.

Всё изменилось не сегодня и не вчера. Месяц… может, два месяца назад. Пашу крутило и ломало. Он, разумеется, обсуждать это ни с кем не собирался, а сама Аня и не стремилась что-то разузнать – принимала как должное. Такое бывало перед сложным процессом, но сейчас дело не в работе, но иначе как предчувствие это воспринимать было нельзя. Паша в принципе был человеком скрытным, разграничивал понятия личного и общественного пространства. И в своём личном, места хватало ему одному и никак иначе. Дальше был узкий круг родных и близких людей. Настолько узкий, что в нём умещались всего четыре человека. Алиса – его дочь, сама Аня, брат и отец. Этой четвёрке доводилось увидеть не только расслабленные улыбки, но и гневные окрики, которые Паша никогда не позволял себе с третьим по очереди кругом. Кругом посторонних людей, как он любил их называть.

Что-то прикинув в уме, Паша всё же улыбнулся, закурил, глянул с прищуром. Он подошёл предельно близко и прижал Аню к себе. Склонил голову, зарываясь лицом в распущенные волосы, устало выдохнул. Пока Аня пыталась как-то зацепиться за его поступки, поведение, сделать какие-то выводы, сам расправил подол платья, бретели, «уложил» свободную грудь в более чем скромном декольте. После сдвинул в сторону от лица отдельно свисающую прядь длинных волос и только тогда решился отойти.

Прогнав из лёгких очередную порцию сизого плотного дыма, Павел провёл напряжённой ладонью по лицу, а как руку убрал, будто маску снял вместе с этим движением. Маску с рассеянной улыбкой, с налётом небрежности, с равнодушием во взгляде. Осталась только усталость. Накопленная годами усталость. Он полуприсел на подоконник и снова затянулся, пока Аня, опомнившись, следуя советам размытого отражения в тонированном стекле, пыталась довести образ до логического завершения.

– Ты очень удобная любовница, Анют, – выдохнул он, наконец, и надул губы, будто прикидывая, так ли это. Кивнул головой, соглашаясь со сказанным ранее. – Никогда ничего не просишь… Ни денег, ни внимания. Не задаёшь лишних вопросов, не смотришь овечьим взглядом, если обижу. Ты очень умная женщина. Какое-то время назад я считал тебя идеалом и был предельно уверен в том, что судьба меня за что-то очень любит.

– Сейчас уже так не считаешь? – взбивая волосы, Аня игриво усмехнулась, пытаясь перевести подобное откровение в шутку. Но шутить Крайнов настроен не был, потому играть наивность дальше не оказалось смысла. – Паша, – закусив губу, она рискнула дотронуться до него. Выбрала запястье, но отдачи не последовало, и пальцы съехали на ладонь. Когда он не оттолкнул, Аня почувствовала себя смелее и сжала эту ладонь крепче. – Паша, у нас всё хорошо. Правда, всё хорошо, – проникновенный взгляд глаза в глаза явно удался. Наверно, именно потому Крайнов так оскалился и отвернулся в сторону.

– Скажи, ты, действительно, считаешь меня человеком, который нуждается в моральной поддержке? – нервно скривился он. – Я похож на такого человека? – Паша с отвращением прищурился и затушил сигарету о светлую стену.

– Каждый нуждается в поддержке, в круге единомышленников, – пытаясь избавиться от неприязненного взгляда, Аня передёрнула плечами. – А если вдруг остаётся совершенно один, то просто сходит с ума. Ты не похож на сумасшедшего.

Пытаясь погасить не успевшее разгореться пламя, она придержала и вторую ладонь. Паша поддался.

– Конечно, непохож, ведь у меня есть ты… – проронил он с отягощающей долей иронии. – Знаешь, а мне многие завидуют… Тому, что есть ты, завидуют, – сухо пояснил и усмехнулся собственным мыслям. – Как показала практика, мужики даже более завистливы, чем женщины.

– Тебе виднее, – заметила Аня, безразлично пожала плечами, а Паша безразличие не любил. Криво ухмыльнулся.

– Я хочу уехать. Забрать Алису и уехать, – он посмотрел испытующе. – Ты со мной?

– Ты же знаешь, мне всё равно, где работать, – качнула Аня головой, но по его взгляду поняла, что ответ не устроил.

– Мы так давно вместе, что, кажется, по-другому уже и быть не может, – пробормотал Крайнов в сторону, как вдруг оживился: – Что?! – бросил с вызовом. – Думаешь, кишка тонка?

– У тебя обязательства, Паш, ты не можешь этого не понимать, – вздохнула Аня, и прижалась к нему всем телом, а тот не отреагировал. Будто и не заметил.

– Если узел нельзя развязать, малыш, его нужно рубить, – процедил он и, чтобы поймать взгляд, приподнял её лицо за подбородок. – А ещё я очень не люблю, когда меня водят за нос, – проговорил на выдохе, с едва ли не истерической усмешкой. Так, что она и ответить-то не смогла. Вот сейчас, действительно, побоялась. Только прижалась сильнее, а он, будто успокаивая, погладил по спине. Только не согрел. Совсем.

Щёлкнул по носу, когда захотел отстраниться, а Аня не уступила.

– У нас всё хорошо, Анют, – рассеянно улыбнулся он и поцеловал в кончик носа. – Правда, хорошо.

Крайнов быстро справился с эмоциями и снова потянул Аню за собой, на этот раз к выходу в зал торжеств, а у неё в голове, будто насмешка, звучали его последние слова. Вроде такие же, как и её, но сказанные с другим тоном. И с другим смыслом.

Она тоже умела отстраняться от проблем, оставляя их «на потом». Сейчас не время и не место что-то решать. Паша таким образом пытается выиграть, значит, нужно также уметь извлечь пользу.

Выйдя в коридор, Аня прищурилась, прикрыла глаза ладонью, пытаясь защититься от чрезмерно яркого искусственного света, а, оказавшись в зале, будто потерялась, успев отвыкнуть от праздничного шума гостей. Только крепкая мужская ладонь помогала ориентироваться.

Аня не сразу поняла, что они вернулись на то же место. И Олег Николаевич всё также стоит у сцены, правда, сейчас выслушивает речь кого-то из представителей администрации города. Слушать-то он его слушал, а вот смотрел на них с Пашей. Точнее, сначала именно на Пашу. Что-то его во встречном взгляде насторожило, и Аня уловила уже иной, будто тревожный посыл. Но ничего не успела понять, как всё закончилось. Олег Николаевич уже премило улыбался поздравлению, его жена принимала преподнесённый букет.

– Тухлая вечеринка, согласись, – услышала Аня едкое высказывание за спиной и толкнула Пашу плечом, не желая, чтобы подобное мнение дошло до новобрачных. Посмотрела с укором. – Через десять минут выезжаем, – услышала она пояснение, но не поняла, почему Паша уходит сейчас. Поймала его за руку.

Что-то происходило. Происходило прямо сейчас. Так и поняла, уловив открытую насмешку над собой, но пальцы не разжала.

– Вообще-то, ты обещал сюрприз, – Аня капризно надула губы, а Паша оскалился.

Он покивал головой, вроде бы соглашаясь, и запустил пальцы во внутренний карман пиджака, извлекая небольшую записку.

– Это тебе, – проговорил одними губами и буквально втолкнул в руки скромный по размерам клочок бумаги.

Крайнов стоял за плечом, пока Аня изучала немногочисленные слова. Он прижался губами к кончикам пальцев её руки, которую до этого момента удерживал, потом к оголённому плечу, к щеке. Заглянул в глаза, когда она всё же решилась оторваться от неровных строк, и прошептал на ухо. Всего три слова. Так, чтобы только они вдвоём знали, что хотел сказать. А после коротко улыбнулся, мазнул губами, имитируя поцелуй, и отстранился.

– Через десять минут у главного входа! – напомнил, удаляясь, а Аня судорожно втянула в себя ставший в одно мгновение раскалённым воздух. Будто предвкушая.

Она сделала глоток вина из бокала, перехваченного на ходу у шустрого официанта, улыбнулась, глядя на тонкий язык пламени праздничных свечей, которыми украшен зал. Тамила хотела, чтобы были свечи. Всего несколько дней назад на открытии Аниной персональной выставки та успела похвастаться. Теперь это не казалось такой уж глупостью.

Глава 1. 2011 год

Боль пронзила тело за мгновение до того, как Аня поняла, что хочет открыть глаза. Хотя едва ли боль была в теле. Сейчас будто и самого тела не было. Только боль. Её концентрация, скопившаяся где-то глубоко внутри. Она не сразу поняла, что болит голова. Да и где голова, тоже поняла не сразу. Находилась будто в тумане, блуждала, не имея возможности увидеть свет. Глаза с первого раза не поддались, и пришлось приложить усилие. Сначала усилие мысли, потому, как и сформулировать толком не могла, чего, собственно, хочет добиться. Тяжёлые, налитые напряжением веки поднимались, точно многотонные ворота средневекового замка. Отказывались слушаться. Правда, увиденное надежд не оправдало. Пелена перед глазами не давала возможности что-то определить, понять, разобраться. Не стало яснее, и когда пелена рассеялась: перед глазами была серость, темнота. Чуть позже стало понятно, что это стена. Стена, отделанная местами осыпавшейся штукатуркой. Шершавая. Грязная. Или так только казалось при первом пробном взгляде?..

Аня лежала. Это понимание отобразилось новой порцией боли. Теперь боль была, действительно, в теле. В онемевших от холода плечах, в отлёжанных после долгой вынужденной позы руках. Ноющая боль отозвалась теплом, протягиваясь вдоль спины. Тянуло шею. Словно спазмом, не позволяя пошевелиться, сдавило позвоночник. Ступни напоминали бесполезные ледышки. Обуви на них не было.

Слёзы бессилия покатились из глаз, когда Аня попыталась встать. Громкий всхлип отдавался оглушительной болью в висках, пульсирующими приступами в затылке, яркими вспышками перед глазами. Болезненно, словно тысячи вонзающихся в конечности иголок, прокатилась по сосудам кровь, медленно возвращалась чувствительность. Нужно было переждать, перетерпеть, чтобы повторить попытку. Ладонь, с усилием тянущаяся к шершавой стене, двоилась перед глазами. Пальцы оказались измазаны какой-то липкой мазью. Непослушные, они отказывались двигаться. Раздирающая боль обожгла изнутри при попытке сглотнуть сдавливающий горло ком. Казалось, что сегодня боль стала смыслом жизни. Подступила тошнота, в глазах снова потемнело, теперь перед ними не было ни дрожащей руки, ни стены, за которую так отчаянно цеплялась.

Поймав сознание в очередной раз, Аня поняла, что находится от стены намного дальше, чем казалось изначально. Эта мысль отчего-то обрадовала… может, и не было того бессилия, а только лишь обман зрения? Но радость оказалась недолгой – ровно до того момента, как поняла, что теперь её положение изменилось: Аня сидела, подпирая ту самую стену, за которую цеплялась, а перед глазами находится уже другая. Правда, такая же грязная, облезлая, с повреждённой штукатуркой. Почему-то именно штукатурка интересовала больше остального. Другие мысли разбегались в стороны, не позволяя себя поймать. Теперь боль была иная. Не такая острая, не такая оглушающая. Можно было точно ощутить собственные ладони, что вцепились в жёсткую планку под коленями. Изображение плыло перед глазами. Не получалось поймать фокус, точки соприкосновения. Зато отчётливо слышался запах. Запах сырости, затхлости, смешанный с вонью бесплатного туалета в придорожном кафе. Снова затошнило, но стало легче, как только прикрыла глаза. Кажется, она опять легла… или упала.